Иней!

Кристина неловко мялся под дверями подъезда, не решаясь набрать домофон. Он стоял под козырьком с сигаретой в покрасневших от холода тонких пальцах и внимал нарастающей метели. Весь в снегу, парень жаждал поскорее зайти в подъезд, в квартиру, но ещё сильнее была мысль о том, что лучше бы ему поехать домой прямо сейчас. По крайней мере, уже двадцатая минута на крыльце дома и третья скуренная сигарета были тому свидетельством. Уланс терпеливо вымалчивал, пиная снег белыми кедами «Dolce & Gabbana» и перекатываясь с носка на пятку. Не выдержав, Кристина громко заматерился и затушил окурок об стену, после прислонившись к ней спиной. Ещё светлой шубой обтереть всю грязь здесь, замечательно, — подумалось Кристине, когда дверь подъезда вдруг распахнулась. Из неё высунулась русая девичья макушка, а брови её аккуратные тут же сощурились.  — так и знала, что ты здесь стоишь! — недовольно утвердила Валя и за мягкий серый рукав затянула Уланса в подъезд. — я же сказала тебе не нервничать.  — ну как-то неловко… — отряхиваясь от снега по пути к лифту, признался Кристина. — не думаю, что Егор Николаевич будет рад видеть у себя в доме каких-то чужих людей.  — Егор сказал, что мои друзья для него не чужие, он разрешил позвать тебя, всё легально, тем более, он сейчас уедет по делам, — уверяла Валя. — а нам с тобой есть что обсудить.  — да я как-то не очень хочу это обсуждать. — тактично сообщил Уланс, под ноги себе глядя.  — ты одиннадцать лет не очень хотел это обсуждать, ну и что теперь? — напомнила ему девушка, на что возразить точно не удалось. Не то что бы Кристине очень хотелось разбираться со своим ментальным здоровьем и прочими человеческими приблудами, но подруга настаивала, а разве мог Уланс перечить очаровательной девочке с по-детски добрыми глазами, желавшей ему только хорошего? Кристина пытался пройти в квартиру, будучи незамеченным её владельцем, но стоило только парню ступить на белый мраморный пол, как перед ним раздалось приветливое:  — «Ralph Lauren»? У тебя отличный вкус, я думал прикупить похожую дублёнку. — улыбнулся Егор, заматывая серый клетчатый шарф. Уланс едва удержал своё достоинство, чтобы в страхе не чертыхнуться и не прослыть перед молодым человеком своей подруги каким-нибудь придурком, в конце концов, ему было важно, что о нём будет думать Егор после пятисекундной встречи в коридоре.  — д-да…друг посоветовал. — несколько исказил Кристина, так как истинная история приобретения этой дублёнки — поход в ЦУМ с Назаром, и этого их коллеге знать было не нужно.  — я уже заметил, что ты умеешь выбирать друзей, — взглянув на Валю, приметил парень. — ты проходи, чувствуй себя как дома, если что Валя о тебе позаботится, а мне уже пора, рад был нашей недолгой встрече. Ещё раз ошеломительно улыбнувшись напоследок и поцеловав девушку в щёку, Булаткин скрылся за дверью. Уланс выдохнул спокойно. Почему-то этот молодой человек заставлял его чувствовать себя неловко. Кажется, рядом с ним, Кристина бы себя в собственном доме чувствовал неловко, не плохой это человек, но аура у него какая-то смущающая.  — ты должен понять, что и родственники, и друзья могут оказаться козлами, ты не обязан тащить это за собой всю оставшуюся жизнь, — уверяла Валя уже битый час. — что бы ни происходило, ты должен делать выбор именно в сторону своего собственного благополучия, я вижу, что ты пытаешься, но «как лучше», не значит всем вокруг нравиться, это значит быть счастливым. Уланс затяжно молчал, длинными ногтями постукивая по поверхности стола. Он сделал ещё глоток белого вина и с тяготой выдохнул.  — пожалуйста, запишись ты к психотерапевту. — умоляла Карнаухова.  — ты хочешь, чтобы я от стыда умер?! — едва не завизжал парень. — что я ему скажу, а? И за кого он меня после этого примет?  — за своего пациента, — нахмурилась девушка, обхватив ручками кружку с горячим какао. — стыдно здесь должно быть не тебе, а тому, кто это сделал и людям, которые загнобили тебя за то, в чём ты не виноват.  — блять, это хуже, чем прыщи на жопе, — отчаянно сравнил Кристи и взгляд безнадёжности полный направил в сторону окна, откуда открывался вид на заснеженный парк. — чем прыщи на жопе, о которых все вокруг узнали!  — я понимаю, сложно передумать то, к чему ты привык с детства, но тебе пора перестать стыдиться себя самого, — пыталась воодушевить Валя. — именно поэтому тебе и нужна помощь специалиста, вот увидишь, жизнь может быть добра к тебе, если ты оставишь вокруг себя только тех людей, которые тоже к тебе добры, к чёрту абьюзеров, избавься от них.  — по-моему, я сам абьюзер, — пробубнил Кристина. — как мне от себя избавиться?  — меняйся к лучшему! — продолжила агитировать Карнавал, с надеждой улыбнувшись. — тебе нужно полюбить себя самого, тогда и плохое отношение ко всем вокруг само собой пропадёт, я знаю, это вообще-то сложно и не дело одного дня, но ты можешь начать с извинения перед людьми, которым ты сделал плохо, можешь предпринимать попытки научить себя самоконтролю.  — ага…уже вижу эту картину, где я извиняюсь перед Робертом, а он посылает меня катиться ко всем ебеням мира, и между прочим, оказывается абсолютно прав, только мне это полюбить себя точно не поможет. — всё с тем же недовольством фыркнул Уланс, но в этот раз серьёзно призадумался, и похоже, опечалился.  — вот это тот, перед кем тебе в первую очередь стоит извиниться, ты же любишь его, значит, не должен делать ему больно. — ещё больше огорчила его Валя, заставив сильно забеспокоиться, представляя сам момент попытки принести извинения человеку, который решил съебаться в другую страну, лишь бы больше с ним не видеться.  — но…разве я виноват? — дрогнувшим голосом спросил блондин. — так сложилось, что мы слишком разные, эти отношения стали бы для нас мучением.  — только если бы ты продолжил слушать не очень надёжные источники, — ткнула его девушка и пересела на диванчик к другу, чтобы обнять утешающе. — да, вы разные, но единственное, что должно объединять двух людей — это искренние чувства друг к другу и желание быть рядом, остальное — лишь пустяки, маленькие сложности, через которые вы пройдёте вместе, сделав друг друга лучше и терпимее.  — какая уже разница…бывает, наступает момент, когда поздно пить боржоми, и это именно тот момент, он слишком долго терпел мои припизды, чтобы сейчас у него остался хотя бы грамм терпения на это всё.  — …что ж, жизнь такова, — согласилась Валя осторожно, надеясь задеть своими словами как можно меньше. — может, вы уже и не будете вместе, но я думаю, ты должен хотя бы напоследок побыть с ним честным, вам обоим будет легче пережить эту боль, если ты покажешь себя настоящего и позволишь ему понять, что в самом деле творилось у тебя внутри всё то время, что ты строил из себя дорогущую недосягаемую цацу, для которой все вокруг — грязь под ногами.  — может быть…но похоже, у меня осталась всего неделя, а то и меньше…я не уверен, что за это время смогу себя пересилить. — сразу же сдался Кристи.  — а ты попробуй! — вдруг бодро заговорила Валя и легонько пихнула старшего в плечо. — попробуй или будь уверен в том, что он улетит в Латвию, так и не узнав, что ты раскаиваешься за всю боль, которую он чувствовал, слушай, Берт ведь сделал всё, что мог, теперь это только твой выбор. Девушка крепко обняла его, ласковой ручкой зарываясь в отросшие светлые волосы, а Кристина лишь пустым взглядом уставился в паркетное покрытие, пытаясь совладать со всеми своими эмоциями, которые большим комком рвались наружу. В лучшем случае неделя. Где же он был почти месяц?

***

С кухни, разделённой с гостиной одной лишь аркой, доносились звуки приготовления обеда, вкусно пахло едой. Слава сидел, укутавшись в тёплый Федин свитер, с джойстиком в руках, рядом — Пашенька со вторым джойстиком. Оба с энтузиазмом клацали по кнопочкам, взглядов не отрывая от большого телевизора. Федя вышел из чулана, захлопнув дверь ногой, и на руках вынес пыльную коробку, которую уже через несколько секунд водрузил на стол. Гриша заинтересованно оторвал взгляд от мобильника, где высвечивалась переписка с мамой и последнее отправленное Гришей сообщение: «я скучаю», пока не прочитанное.  — что здесь? — спросил он, почесав бритый подбородок.  — а ты глянь, — заулыбался Инсаров трепетно, раскрыв коробку. Гриша поднялся со стула, дабы заглянуть внутрь, и обнаружил стопку аккуратно сложенных фотоальбомов. Радость-то какая! Он сразу с каким-то несвойственным себе ребячеством подскочил под бок к другу и ухватился за бортики коробки. Он первым же делом потянулся руками к корочке, подписанной как «Будапешт, 2000–2005г». Раскрыв яркий жёлтый переплёт, — видимо, хранилось очень бережно, он был почти как новый, — Гриша начал медленно листать фотографии, на которых он мелькал почти также часто, как и сам хозяин альбома.  — Будек, имей совесть, дай мне посмотреть. — пихнул его Федя, отобрав альбом, когда младший уже почти пролистал до конца. Гриша пихнул его в отместку с широкой до ушей улыбкой и полез в памятную коробку, дабы найти там ещё что-нибудь интересное, всё-таки, альбомов было доброе множество, некоторые из них принадлежали Саше, а некоторые вовсе несли совсем недавний характер и хранили в себе фотографии их общего сына. Ляхов вытащил наугад бледно-голубой альбом, не шибко толстый, но и отнюдь не маленький. Подпись на выцветшей бумажке посреди обложки гласила: «Украина». Пока Гриша вертел его в руках, Федя ненароком уронил взгляд на это зрелище и обернулся на, так сказать, детей.  — Славчик, не хочешь свои детские фотки посмотреть? — зазывал его Федя, возвращая тёплый взгляд на фотографии времён своего юношества.  — не-а, я должен обыграть Пашеньку! — категорично отозвался Слава и лишь более целеустремлённо ухватился за джойстик.  — ты меня не обыграешь. — важно ответил малыш, заставив Славу перевести на себя непонимающий взгляд и тут же проиграть.  — подожди, здесь Славкины фотки? — заулыбался Гриша, засмотревшись на обложку альбома уже совсем по-другому.  — в большинстве своём; когда я ездил в Украину, я почти всегда был с его батькой, а он Славчика везде с собой таскал. — вспоминал Федя, не отрывая взгляда от первой совместной фотографии с Сашей.  — какой прелестный малыш…щекастый такой, — ласково прокомментировал Гриша, раскрыв альбом и обнаружив маленького Михайлова на одном из первых снимков. Слава, до того в шутку споривший с Пашенькой, который, кстати, его почти обспорил, сразу же активировался и с горящей задницей помчался к старшему, попытавшись прервать сеанс просмотра компрометирующих фото.  — ну Гриша, отдай! — боролся с ним Слава, пока старший беззаботно хохотал, держа заветную книжку на вытянутой вверх руке, до куда Славе, с его-то ростом, добраться было невозможно. — Федя, вот зачем ты ему сказал?  — почему ты не хочешь, чтобы я видел твои детские фотки? — непонимающе спросил Ляхов, всё отказываясь отдавать младшему свою находку.  — ну я такой всратый был, позорище же, ещё там небось где-то фотки, где я с голой жопой бегаю, ну отдай! — умолял Славик, хватая Гришу за воротник толстовки и подпрыгивая в попытках дотянуться.  — так, а что, плохо что ли? У тебя отличная жопа, уверен, она такая с рождения. — отделавшись неоднозначным комплиментом, усмехнулся Гриша и младшего свободной ладонью за лицо схватил.  — ты чё, педофил что ли? — злобничал Славик, обхватив красивую Гришину ладонь своими двумя, как какой-то маленький грызун.  — а по мне не видно? — поиграл бровями Ляхов, нешуточно раздражая младшего своей непокорностью и глупыми шуточками.  — господи, ну каким словам вы ребёнка учите? — сердито подбоченился Федя, порицательным взглядом окинув обоих. — и ты, Вячеслав, тоже не дурачься, нет там фото твоей голой жопы…ой.  — папенька, успокойся, я уже знаю все эти слова, — поспешил успокоить Пашка. — они так смешно дурачились, как клоуны в цирке, мне было весело, вот ты зачем их наругал? Федя сложил губы в тонкую полоску и терпеливо выдохнул, выдержав взгляд ещё какое-то время на ребёнке, а после вернув его на взрослых «мальчишек», что вели себя более ребячески, чем его шестилетний сын.  — иногда мне кажется, что у меня трое детей, — озвучил свои мысли Инсаров самый старший, и без труда выхватив из рук Гриши альбом, проследовал с ним к дивану. Федя уселся на мягкую поверхность, малыш залез к нему на коленки, сильно заинтересовавшись своеобразной семейной реликвией. Грише со Славой не оставалось ничего, кроме как разместиться на том же диване: Михайлов забрал альбом уже совсем спокойно и сел посредине, раскрыв его с самой первой страницы, где красовались двое молодых парней на фоне блестящего солнечным днём озера. Чтобы лучше разглядеть, — якобы, — Гриша нагнулся поближе и разместил ладонь на пояснице младшего, Федя тоже уткнулся в альбом, ровно также, как и его маленькая копия.  — это твой отец рядом с Федей? — поинтересовался Ляхов, подняв взгляд на младшего, что повернув голову в его сторону, сразу же отвернул её обратно, как-то очень близко друг к другу они оказались.  — да… — кивнул Славик и уставился на мужчину, на которого он сам был очень сильно похож, разве что волосы светленькие, что в маму.  — хороший был мужик… — скорбно отозвался Федя и Славу за плечо обнял, прижав к себе поближе.  — а что с ним случилось? — спросил Пашенька, маленькими пальчиками перетягивая к себе альбом, и собственно, озвучил тот вопрос, который Гриша задать не решился.  — он умер больше десяти лет назад. — нехотя ответил Слава и со вздохом перевернул страницу, дав понять, что вместе с ней перелистнул и тему, которую лучше не поднимать. На следующем развороте красовался снимок, где всё тот же молоденький Федя на всё том же беззаботном фоне держит на руках двухгодовалого Славика, на котором почему-то оказались солнечные очки Инсарова, смотревшиеся своей величиной на маленькой детской головке совсем невпопад. В таком неспешном темпе, обговаривая кратко каждую фотографию, они успели просмотреть добрую часть альбома. Прерваться пришлось из-за выглянувшей с кухни Саши, которая позвала всех обедать. Федя тут же подхватил Пашеньку на руки, самолётиком транспортируя его в ванную мыть руки. Слава с Гришей остались вдвоём, младший всё ещё удерживал взгляд на последней фотографии, которую они успели посмотреть. Теперь уже это был какой-то снимок с празднования Славиного пятилетия, его мама держала торт с пятью свечками, рядом стояли бабушка с дедом, а маленького улыбчивого Славу напополам держали отец и Федя.  — скучаешь по нему? — сочувственно спросил Гриша, теперь уже почти по-свойски обняв младшего.  — да, бывает, — признался парень тоскливо. — я постоянно думаю в последнее время о том, что было бы, если бы сейчас он был жив. Гордился бы он мной или разочаровался бы?  — я уверен, он бы тобой гордился, маленький, — мягко улыбнулся Гриша, и поймав взгляд ореховых глаз своим, мимолётно поцеловал младшего в губы. — ты вырос отличным парнем, тебе не за что беспокоиться.  — все так говорят, — пробурчал Михайлов и щекой к плечу чужому прижался. — а я-то знаю всё плохое, что я делал, и есть много вещей, за которые мне стыдно, я бы не хотел делать того, что расстраивает моих близких, но почему-то постоянно делаю, я совершенно никудышный.  — брось это, бусинка, все совершают ошибки, а ты ещё совсем молоденький, ещё и характер у тебя такой взрывной, импульсивный, но ты ведь мальчик неглупый, со всем справишься. — заверил его старший, ладонь нежную в своей руке сжимая.  — ты правда считаешь, что мой папа был бы доволен тем, каким я вырос? — обнадёженно спросил Слава.  — определённо так, ты можешь даже не переживать, — улыбнулся Гриша, с большой любовью взглянув на младшего. — я понимаю почву твоих беспокойств, у меня тоже не было отца; его убили ещё до того, как я успел осознать факт своего существования, и я постоянно думаю какого мнения бы он был обо мне и моих жизненных выборах, но мы всегда должны помнить, что родители любят своих детей. Слава кивнул и с полным чувством защищённости потянулся к лицу старшего, но едва он успел уловить его губы своими, в коридоре распахнулась дверь ванной и послышался оживлённый детский топот. Михайлов сразу же отдалился и встал с дивана, захлопнув альбом, который ещё предстояло поставить на место. Гриша же по-доброму усмехнулся и зашагал на кухню, предложив Саше свою помощь в сервировке стола, в конце концов, она беременная весь день на ногах ради своих охламонов, можно и поберечь единственную в доме женщину, у неё ведь даже в животе ещё один мальчик. Слава же, убрав альбом точно так, как он и лежал, потянулся к телефону. Ему нужно было сегодня же встретиться с Глебом и поговорить с ним на тему того, что ничего между ними быть не может. Гриша уже был ему частью семьи, а Глеб… Михайлов вдруг задумался, нужна ли ему эта дурость. Да, может быть, но безудержную молодость и бесконечные глупости он приравнивал к друзьям, при этом Слава совершенно не видел себя в отношениях с подобным человеком и почему-то не было ощущения, что с Глебом он мог бы также породниться. Наверно, потому что их общение от начала и до конца не сулило ничего серьёзного или семейного, а Слава, как человек, несмотря на большую любовь родственников, чувствовавший себя недолюбленным как минимум всю свою сознательную часть жизни, именно этого и ждал от отношений. Ему понравилась сумбурность Голубина, но то, что ему действительно было нужно, мог дать только Гриша, который всегда был нежен и заботлив, даже с учётом того, что официально они вместе не были. Глеб охотно согласился на встречу и оказался у дома Михайлова так быстро, что Слава не успел закончить обед. Его стремительному уходу все удивились, но Глеб заявил, что опоздания не потерпит, и Слава получит по лицу. Это, конечно, была шутка, но рисковать не хотелось. Прежде чем за Славой захлопнулась дверь, успело послышаться только Федино нарекание о том, чтобы он не забыл шарф и шапку, и так ещё болеет и работу задвигает, не зря его тут всем домом лечат, чтобы потом опять с соплями вернулся. Глеб ждал его немного поодаль от дома, так как запомнил просьбу не крутиться под окнами. Голубин был, очевидно, рад встрече, хотя и несколько насторожен неупорядоченностью Славы. Блондин вежливо придержал для Славы дверь своего автомобиля, сам сел на водительское и заинтересованно уставился на парня.  — куда хочешь поехать? — спросил он весьма учтиво, а может, просто не хватило фантазии выдумать. — можем в рестик, голодный?  — только что обедал… — сообщил Слава. — может, просто прогуляемся?  — погода сегодня мерзкая, а ты, насколько я помню, болеешь, — привёл к отказу блондин и с неприязнью взглянул за окно, поймав взглядом только что начавшийся дождь. — не дури.  — давай в антикафе посидим, кальян покурим, в «соньку» порубимся? Только у меня денег нет, предупреждаю. — почти что угрожал Слава своим предложением.  — обижаешь, я заплачу. — красиво улыбнулся зеленоглазый и пристегнул ремень младшего, он, видимо, либо забыл, либо ПДД не учил. Время они провели неплохо, Михайлов всё никак не решался начать разговор, но это нужно было делать, пока Глеб опять не предложил поехать к нему, потому что они уже сидели в машине.  — Глеб, вот у тебя часто бывает такое, что ты горячишься, делаешь что-то, а потом понимаешь, что это было большой ошибкой? — аккуратно подбирался Слава. Голубин взглянул на него недоверчиво и изогнул тёмную бровь.  — не надо морочить мне голову, что случилось? — твёрдо спросил Глеб, сразу раскусив в Славе не очень хорошего психолога.  — ну короче…ты пиздатый, но я не хочу заходить дальше дружбы. — вывалил Слава так чётко и быстро, что сам собой выдал весь испуг. Голубин заскрипел креслом, закидывая ногу на ногу, и уставился на Славу как на трёхголового. Во взгляде тёмных как ночной лес глаз явно читалось чувство униженности, будто бы этими словами Михайлов ему жизнь разрушил.  — и на эту хуйню, которую ты щас высрал, тебе две недели нужно было? — похолодел блондин. — с чего это вдруг ты решил резко дать заднюю? Сегодня трусы смешные надел, не думал, что встретимся?  — нет, просто… — Слава растерянно замолчал, подбирая слова, которые были бы уместны, чтобы усмирить напор старшего.  — ну? — раздражённо выкинул блондин.  — бля, ну давай по фактам, тебе от меня нужен только секс, может быть не один раз и не два раза, но это надолго не затянется, все всё понимают, а я типа…я хочу, чтобы меня любили. — судорожно оправдывался Слава, стремаясь заглянуть в чужие глаза.  — с чего ты взял, что это надолго не затянется? — спросил Глеб таким тоном, будто бы Слава сейчас доказывал существование полнейшей толерантности на территории России. — может, я своеобразно проявляю любовь, но ты мне понравился, и я буду это делать. Михайлов растерялся ещё сильнее. Он был уверен, что Голубин вообще не будет особо гореть этим всем и легко воспримет отказ Славы, по крайней мере, Глеб производил впечатление человека, реакция которого будет именно такой. Он тяжело выдохнул, ощущая, как проваливается в незримую яму с дерьмом. Ему стало очень стыдно почему-то, но выбор Слава уже сделал, уж послать Гришу, тем более ради Глеба, он бы точно не смог.  — хорошо, давай без пизды поговорим, — сдался Слава, понимая, что обходных путей ему не осталось, и даже стал чуть более уверенный и категоричный в своих выражениях. — у меня уже есть человек, который будет меня любить, и я хочу быть с ним, а то, что было с тобой, для меня ничего не значило.  — ты про свою меховую шапку что ли? — удивился Глеб, ещё больше ущемившись со всей этой ситуации.  — его вообще-то Гриша зовут. — требовательно поправил Слава и нахмурился сильно.  — да хоть Гриша, хоть Владимир Путин, мне вообще похую, — окончательно разозлился Глеб. — тебе стоило внимательнее слушать то, что я тебе говорил, а я говорил тебе, собственно то, что если я хочу тебя, — а я хочу, — то ты никуда от этого не денешься.  — как это не денусь? — испугавшись до холода в груди, повторил Слава.  — ты сам виноват, я уже две недели за тобой бегаю, как за целкой, не получится вот так вот взять и соскочить, понимаешь? — настолько железно вещал Глеб, что кровь в венах стыла. — я, может, по уши влюбился, не ебёт?  — не ебёт. — огрызнулся Слава, совсем разозлившись на старшего.  — ой, а что тогда тебя ебёт? — до страшного спокойным и участливым тоном передразнил Глеб. — наверное, жизнь твоей меховой шапки тебя очень хорошо так ебёт.  — к чему ты это? — почуяв явно что-то недоброе, переспросил Михайлов.  — да так, ни к чему, ты иди, — махнул рукой Глеб совсем тихо и беззаботно. — иди, счастья вам, здоровья, деток, пробку в жопу и всё такое, развлекайся.  — Глеб! — дёрнул Слава так громко, что блондин едва не зашипел от пронзительного звука.  — сядет твой Гриша, блять, надолго, никаким залогом не отделается, и ты виноват будешь, уяснил? — сквозь зубы зарычал Глеб. — всё, давай, домой тебя отвезу и прощаемся.  — не смей. — агрессивно выкинул Слава, едва сдерживаясь, чтобы на месте ему не врезать.  — даже не знаю…а что я с этого получу? — невинно похлопав глазами, полюбопытствовал полицейский.  — а что ты хочешь, козёл?! — завёлся Михайлов, крепко вцепившись в сидения. — переспать со мной хочешь? Хорошо, давай переспим, только его не трогай.  — поспокойнее, сладкий, — вдруг почувствовав своё полное превосходство, заулыбался Глеб. — правильно мыслишь, только вот одним разом ты точно ситуацию не спасёшь.  — блять, пожалуйста, давай договоримся. — взмолился Слава, действительно испугавшись того, что у Гриши из-за него могут быть проблемы.  — давай договоримся, — ласково согласился блондин, но очень стремительно сделался серьёзным. — значит так: уходишь от него ко мне, и он живёт спокойно, если же выбираешь его, то готовься становиться женой зэка, пришьём ему всё, что можно пришить, понял меня?