Каждый раз выползать из дома в любую, — а чаще всего мерзкую, — погоду и выдумывать что-то интересное, чтобы увлечь его — нет, это точно любовь, больше никогда такой не будет.
Дима был подписан уже на все паблики с афишами городских мероприятий и пролистал все статьи «топ пятнадцать мест в вашем городе, где стоит побывать», притом, что его самого едва ли интересовал хотя бы выход в магазин в доме напротив за сигаретами.
Тематические музеи, очередная лента в кинотеатре и большое ведро дорогого как почка попкорна, парк холодным весенним вечером, когда только начинает темнеть — всё это было только ради Никиты, ради того, чтобы занять его и показать, что в мире полно более интересных вещей, чем кокаин.
Дима понимал, что сам Святковский не завяжет, не справится, глупо ставить какие-то условия и бросать его на произвол судьбы. Хотя тут, конечно, было и немного эгоизма — Дима ему не доверял, но слишком уважал себя, чтобы следить за Никитой и проверять чем тот занимается за его спиной.
А чем чаще Никита рядом, тем меньше вероятность того, что он сейчас где-то обнюханный сидит и чертит очередную «догоночку».
Иногда Дима начинал думать, что, может, не любит его вовсе, раз так поступает? Какая там любовь, если он так сильно не доверяет, если не верит ни единому слову и вечно ищет где его подставили? Какая любовь, если он держал Никиту возле себя лишь чтобы иметь убеждённость в том, что он не навредит и не обманет?
Конечно, альтруистская мысль проглядывалась, хотелось помочь, хотелось вытащить из этой ямы, ведь если подумать, если отбросить слепую ненависть к наркоманам из-за испорченного детства, то они — такие же люди, только слабые, больные, попавшие в ловушку и отвергнутые обществом за свою нужду в помощи. А этот ещё и был близким.
Миша вечно ворчал под руку, что, гоняясь за прошлым, Дима счастлив не будет, что он наступает на одни и те же грабли, связываясь с тем, кто мелочно предавал его не раз, что Никита просто ссыт ему в уши.
И всё же Дима любил. Да, некоторым людям не было дано понять, как можно любить того, с кем расстался так давно, особенно если сейчас человек настолько сильно поменялся.
Но Дима любил. Сильно, верно и губительно для себя. Он изменял всем своим принципам, чтобы быть с Никитой, ведь таких людей он всей душой ненавидел, нет, всегда клялся себе, что не свяжется с подобным.
Он всё детство провёл с людьми, которые страшно тряслись, раздирали себе кожу и бились по полу в припадке, если не могли найти денег на дозу, с людьми, которые могли на несколько дней оставить маленького сына одного в квартире, зависнув в каком-то притоне, что, в общем, не было хуже, чем то, что они могли и потащить его с собой.
Дима видел их всех. Видел всех этих страшных существ, в которых не осталось ничего человеческого и знал — все они такими станут. Всё их баловство приведёт за решётку или в могилу, Дима отлично помнит, как отец, на холодном полу, посреди комнаты, бился в истерическом припадке, пока мама на его руках бледная, горячая и почти безжизненная умирала от передозировки.
И недавно Дима поймал себя на мысли, что как бы не обещал себе никогда не связываться с наркотиками, как бы не клялся вычеркнуть из жизни всё, что может напомнить о страшном детстве, но недавно он был в той же самой ситуации, когда откачивал Никиту.
У его отца получилось. И у него получилось. Вот только даже тогда, когда наркотики уже не приносят удовольствия, даже тогда, когда начинают рушить жизнь и приносить большой вред, — а они начинают очень скоро, если тебе понравилось — значит ты уже умер, — даже тогда от них не отказаться, потому что это превращается в систему.
Его мама была очень красивой девушкой и поистине талантливой пианисткой, папа подавал большие надежды в технике, они были хорошими, они были очень хорошими, и всё эта зависимость превратила их в зверей, которые могли душить сына до обморока за то, что случайно рассыпал содержимое «пакетика, который нельзя трогать».
И Никита тоже был хорошим, вот только если лучшие годы своих родителей Дима не застал, то Святковского помнит, когда он ещё был увлечён чем-то, помимо веществ.
И ему искренне хотелось, чтобы Никита снова стал любить приключения и интересных людей, чтобы его зелёные глаза снова горели азартом, а голова генерировала тысячу креативных идей.
Тогда, раньше, Никита был не прочь отсосать за грамм другой, но даже при этом он сумел заставить Диму позволить себе увлечься им. Он мог употреблять раз в неделю, мог и реже, и казалось, это такая мелочь, как она способна разрушительно повлиять на их отношения?
Ведь Никита не трясётся, не ревёт, не катается по полу как все призраки из прошлой жизни Королёва, ведь с ним ничего такого не будет, а Дима его даже сможет медленно направить в нужное русло.
Вот только что-то пошло не так, и Королёв до сих пор себя в этом винит. Когда они с Никитой стали проводить больше времени вместе, тот стал чаще просить «отсыпать пару дорожек», употреблял прямо при нём, а Дима сам не знал почему не может отказать и куда делся его твёрдый характер.
Святковский был отличным манипулятором, когда ещё умел выглядеть так, будто совсем не торчит. Да что там, даже манипулировать не приходилось, можно было просто похлопать глазами, ткнуться носом в Димину щёку и пробурчать что-то про любовь.
Королёв спохватился, когда понял, что обеспечил Никите нескончаемый кладезь наркоты, а тот даже не собирался думать головой, но было поздно.
Как только Дима начал высказывать своё недовольство и научился отказывать, наступил тот самый момент, когда Никита решился украсть у него вес.
Дима был в ярости — значит, ничего его слова о переживании не стоили, а вдруг, Никита всё это время только ради этого с ним и был? Королёв выкинул его как ненужную вещь, даже не показав, насколько пострадал морально, и тогда Никита начал употреблять ещё больше.
Нужно было с этим покончить, Дима понимал, что сейчас он ничуть не лучше Никиты: тоже нашёл свою зависимость, которая отравляет ему жизнь, тоже слишком слаб, чтобы бросить.
Одно было ясно — даже после того, как вещества перестают приносить дикое удовольствие, они кажутся лучшим, что есть в жизни, и это есть психологическая зависимость.
Это всегда было самым обидным: все они рано или поздно начинали хотеть завязать с этим, вот только смирялись с тем, что не бросят.
Каждый зависимый человек способен взять и завязать, перебороть себя, вот только не каждый получает тот самый толчок. Дима хотел дать Никите этот толчок, потому что как тупая сука верил, что они оба ещё могут быть счастливы.
Никита раскинулся на постели, умостив щёку на тёплую грудь Димы. Было слышно, как спокойно бьётся его сердце, и Святковский сам заражался этим спокойствием.
Он редко когда мог понять Диму: никогда не понимал, как можно просто сутки проваляться в постели, копаясь в своих мыслях. А Дима всегда всё делал медленно, с расстановкой — «семь раз отмерь, один раз отрежь». Никуда не спешил, не пытался везде сунуть свой нос, — Никиту желание сунуть куда-то свой нос и сгубило, ой как зря это было, — не пытался везде успеть и сделать всё на свете.
Никита вечно суетился, пытался его растрясти, стащить с постели, уволочь за собой на шумную вечеринку, поездку в музей или на очередной увлекательный мастер-класс.
И такими они, пожалуй, друг друга любили.
Хотя сейчас в Никите прежнего запала не осталось. Ему ничего не хотелось, кроме как лежать и смотреть в потолок целыми днями. Может быть, нюхать. А потом снова лежать. Было бы неплохо чередовать. Вот, что думал Никита сейчас.
Но когда рядом был Дима, он лежал по-другому. Совсем иначе. Он лежал спокойно, умиротворённо, и в жизни появлялось что-то такое хорошее, какая-то искорка, которая, кажется, способна была разжечь пламя.
Только счастливее всего Никита себя чувствовал тогда, когда мог совмещать и кокаин, и Диму.
Он не был из тех, кто хотел бросить. Да, осознавал, что оказался на самом дне, и иногда даже были мысли, чтобы с этим закончить, но что тогда?
Что будет, когда он закончит? В голове уже просто не укладывалась мысль, что может быть что-то более родное и привычное, чем кокаин. Да и потом, придётся целиком сменить своё окружение, ведь как-то так вышло, что в жизни некогда такого разностороннего Никиты остались одни только торчки.
А на кого сменять окружение, пусть даже если и так? Ведь теперь «нормальные» люди его просто не примут. Нормальным такой не нужен.
Никита тайно злился на Диму за то, что он такой принципиальный. Не хочет ради него быть созависимым, не хочет рушить свою жизнь и выходить из зоны комфорта… Так сильно злился, что Дима не готов жертвовать ради него всем, будто сам был готов.
А он не был готов, как и Дима, только Дима всё же жертвовал, всё же уступал, чтобы спасти отношения, а Святковский не собирался ничего делать.
— я тебя люблю. — тихо пробормотал блондин, вновь задумавшись о том, что не ведёт себя так, будто это правда.
— угу…я тебя тоже. — сонно ответил Дима, вызвав тихий писк умиления своей заспанной мордашкой.
Им стоило бы считать дни. Нет, серьёзно, какой это по счёту день, когда Королёв выполз в свет, целиком за свой счёт отправил Никиту к психологу, а потом в кафе есть мороженое, словом, опять приложил все усилия, чтобы помочь, а Никита в ответ на это договорился завтра забрать дозу?
***
— блять, я марки проебал! — всполошился Дима, вытряхнув всё содержимое чехла своего телефона.
На большой дубовый стол, устланный всякой документацией, посыпались зипы — четыре наполненных разной дрянью и ещё штук шесть пустых.
— каким образом?! — потерпевши воскликнул Назар и залепил младшему подзатыльник с размаху. — ты слепой или дебил?
— я сам не знаю, блять, у меня же здесь, под чехлом, пластинка с марками была целая… — удивлялся Королёв.
— уверен, Никита что-то об этом знает. — состроил ухмылочку Кристи, невзначай присев на край стола и шаловливыми пальчиками перебрав зиплоки; во всех, кроме одного, был мефедрон.
— это не Никита, он бы стащил кокс, — помотал головой Дима на серьёзном, будто в самом деле на секунду задумавшись, а не имеет ли Святковский отношение к пропаже марок. — лсд ему даром ненужно.
— десять марок, ну ёб твою мать, Дима, ты разочаровал всех почтальонов района! — не прекращал возмущаться Вотяков, туда-сюда шагая, пока Кристина занял себя дорожкой, к слову, не беговой.
— Зарчик, не злись, лучше заплати за мой меф. — разбавил напряжение Познакс сладостно-приторным тоном, совершенно не утруждая себя лишними нервами.
— я сейчас заплачу за твоё лечение в нарколожке. — рявкнул на него Назар так, что у Уланса аж из зипа посыпалось мимо экрана двенадцатого айфона.
— схуяли это? — прищурился он, карточкой сгребая всё, что упало на бухгалтерию.
— а схуяли ты здесь шумишь?
— я не понял, я тебе бабушкин телик, чтобы шуметь? Я не шумлю, я говорю!
— с мамой своей будешь говорить, а у меня в кабинете ты рот для других целей открываешь.
— я раскрываю здесь свой рот, чтобы потом ты платил за мефедрон, который я нюхаю.
— ты с головой в разводе? Схуяли я должен платить за свой мефедрон? Кому платить? Я здесь один нахуй!
— Диме пятьдесят процентов от продажи не хочешь?
— а Дима обойдётся, у него и так долг десять косарей за марки, которыми он, видимо, бабушке письма отправлял в Нижние Грязи.
— прошу заметить, уже девять. — разбавил их стычку Королёв, всё это время копавшийся в рюкзаке с надеждой обнаружить пропажу.
Само собой, в рюкзаке у него ничего не оказалось, и это с ума сойти как выводило из себя.
Каким таким образом можно было потерять пластину из десяти марок — истинно загадка человечества, особенно учитывая то, что она была в чехле телефона. Дима в целом отличался особой ответственностью к своему товару, выронить одну марку для него было несвойственно, а уж оптовую комплекцию он точно потерять не мог.
И, надо сказать, не терял.
***
— ты ёбу дал? — округлив голубые глаза, возгласил Артём и озадаченно макушку почесал. А хотелось бы почесать Никите ебало.
— так у тебя есть кому марку продать? — подняв на друга свои большие бессовестные глаза, переспросил Никита и скосил взор на пластику лсд, что была кинута на кухонный стол.
— идиот, верни на место, пока тебе голову за это не открутили. — зарычал Депо, догадавшись, что у Никиты из-за этого точно будут проблемы.
— ты вообще понимаешь, сколько это стоит?! — вроде как отказался Святковский.
— вот и я тебе об этом же говорю, это стоит дохуя, верни обратно, блять, — пытался вразумить мужчина. — ты с этого заработаешь проблем, а не бабок, тебя ж ловили уже.
— ловили, когда я кокаин пиздил, я же торчок кокаиновый, спиздил — снюхал, всё логично, а за марки он на меня не подумает. — аргументировал Святковский через зубы.
Артём нервно закурил, опёршись поясницей о кухонную тумбочку, и помотал каштановой башкой, искренне понадеявшись, что к ним в квартиру не вломится ОМОН или что-то вроде того, потому что, зная Никиту, за этими марками, может, лично президент Зимбабве в дуэте с Брэдом Питтом к ним вломится.
— ты хотя бы не догадаешься толкать это в своём клубе? — зажав зубами фильтр винстона, спросил Кулик.
— а…а где ещё, если не там? — похлопал ресницами блондин.
— ебанутый? Если Дима хоть краем глаза заметит, чем ты там занимаешься, то тебе пиздец. И советую получше спрятать это, потому что он вполне имеет основания тебя заподозрить и обыскать нашу хату, — стратегически мыслил он, имея в голове мысль, что в этой комнате в принципе только один человек с мозгом. — а в идеале подсунь ему незаметно, и хватит пиздить что-либо у человека, с которым ты собираешься строить долгие отношения.
Никита выдохнул через губу и глаза закатил. Голова пухла от всех этих бесполезных нравоучений, Артём прямо как мамочка, будто ему в самом деле не наплевать. Хотя, скорее всего, он действительно дорожит их дружбой. Справедливости ради, послушать его стоило хотя бы частично.
— ладно, в чём-то ты прав, не стоит впаривать это в «Инее», да и там все, кого это интересует, уже знают самого Диму… — согласился Никита, пальцами по столу стуча.
— вот именно, даже если он сам лично тебя не спалит, у него потом могут за это спросить, и спросят, вспомни, когда ты помогал ему продавать, и тебя за шкирку к нему притащили с заявлением «на твоей территории какой-то шкет травкой барыжит, можем его хлопнуть», — эмоционально пересказал Артём, пародируя самого Никиту, который когда-то эту историю во всех красках описывал ему. — тогда это имело хоть какую-то легальную основу, типа, ты ж реально с его подачи этим занимался, а сейчас, если кто тебя так к нему притащит — всё, пиздец.
— блять, это жаль…но ты прав, — признал свою глупость Никита. — надо найти другую точку, чтоб слить это, если найти ценителей, то можно срубить по полтора кеса с каждой, итого пятнашку, а это грамм кокса и ещё пару тысяч на покушать.
— смотри аккуратнее ищи клиентов, если тебя будут пиздить за это, я хуй выйду тебе помочь, — сразу же отрёкся мужчина и крепко затянулся, стряхнув пепел с сигареты в раковину. — вечно ты себе проблемы ищешь.
— мне уже просто неоткуда бабки брать, — пожаловался Никита и щекой к столу прижался, вытянув руку. — раньше Дима мне переводил деньги, а сейчас даёт свою карточку и контролирует всё, что я покупаю…спасибо, хоть расходы с моей карты не чекает.
— ну ты б тогда с моей покупал или с чьей-нибудь ещё, изворотливый же, блядина. — позлорадствовал Артём, где-то в глубине души даже посочувствовав Королёву, потому что Никита найдёт способ хапнуть даже если Дима ему электрический браслет на ногу повесит.
Никита раздражённо выдохнул, нарочито очень шумно, чтобы дать понять, что такие приколы его не смешат. Наверное, где-то глубоко внутри всё же щекотали остатки совести. Но, очевидно, их было недостаточно, чтобы он перестал при первой же возможности таскать у Димы наркоту.
Святковский всерьёз задумался куда спрятать это до момента продажи, потому что здесь даже вариант с трусами на прокатит. Напротив, в трусах Королёв найдёт быстрее всего, причём вообще не специально.
Никита знал только, что его комната — вообще не вариант, да и желательно не в квартире вовсе, но тогда где? Никто из друзей у себя «подержать» не согласится, может, у Димы спрятать? Если найдёт, то сильно хуже не будет.
Парень аж сам посмеялся.
— Айсик же дарил тебе деньги в конверте на днюху? Куда ты его убрал? — вдруг спросил Никита.
— что ты задумал? — вскинул бровь мужчина.
— сейчас увидишь. — гордо сообщил Никита, будто в самом деле придумал что-то гениальное.
Он нашёл обычный конверт для писем в первом же ящике, который открыл, там в целом было полно барахла, из которого парень вытащил ещё и клей-карандаш. Никита пихнул марки в конверт, запечатал его и победно улыбнулся, кинув взгляд на Артёма.
— ты вообще в курсе, что марки обычно с другой стороны конверта? — пошутил Кулик, но с таким серьёзным видом, будто и эти марки полагалось приклеить на конверт.
Можете считать сколько раз за главу я пошутила про письма и конверты в этом контексте.
Святковский покачал головой и покинул кухню, Артём, конечно, следом за этим авантюристом. Никита прямо в тапочках выбежал в подъезд и помчался по пролётам вниз с четвёртого на первый этаж, спрятав конверт в почтовом ящике.
— мастер конспирации, — прокомментировал Кулик и возвёл взгляд вверх, руки скрестив на груди. — в следующий раз, когда Дима придёт к тебе в гости, я попрошу его принести нашу корреспонденцию и распечатать письма.
— идиот. — пихнул его в плечо Никита, но всё же посмеялся.
