Параллели чужих жизней

Никогда не задумывался над тем, с чего люди начинают новую жизнь. Мне этого не дано. Кажется, что прошлое никогда не выпустит из своих цепких лап. Перемены не наступят, я и дальше буду жить в страхе, в тупой ярости, затаскивая свою нервную систему на нет. Владлен... Владлен... Гребаный Владлен! Когда долго не видишь человека, то начинаешь выстраивать заново свой разбитый мир, осколок за осколком, остываешь и переключаешься на автомат. Начинаешь просто заставлять себя привыкать к новому положению, к тому, что долбаного раздражителя больше нет. Но стоит вновь встретиться лицом к лицу с прошлым – все некогда подавленное вырывается вновь, с тройной силой. По накатанной. И ты понимаешь, что раздражитель – все еще точка фокуса твоей боли. Нихера не изменилось. Берсеньев стоял на пороге моей квартиры, а я был просто в ахуе от самой мысли, что ублюдок сейчас в одном со мной городе. Уже два дня. – Полчаса твоего времени, и я уеду. Обещаю. Этот человек меня пугал. В голове не укладывался факт того, что ублюдок может вот так стоять передо мной, после всего, что было, с львиным спокойствием и что–то обещать. О–бе–щать. Пиздец, бля. Я медлил с ответом. Полчаса за разговором и свобода или ежедневное лицезрение его физиономии, торчащей у меня под окнами? Жаль, что человек не собака. Человеку недостаточно сказать «фу». – Жду тебя в машине, – сказал он, так и не дождавшись ответа, развернулся и стал спускаться по лестнице. Я закрыл дверь и сделал глубокий вдох. Полчаса, Марк, и эта хренотень закончится. Полчаса... Эти мысли крутились в течение последующих трех часов, и наконец я решился – накинул куртку и вышел, щелкнув английским замком. «Ангел смерти» все так же был припаркован на тротуаре. Я сел в машину, не обращая внимания на водителя. Владлен курил, открыв окно, в салоне стояла уличная температура. – Почему именно этот город? – каким–то непривычным тоном поинтересовался он. – Время идет, – бесцветно напомнил я. – Так раздражает мое общество? – хмыкнул он, по–прежнему глядя куда–то вперед. – А ты, блядь, сомневаешься? Повисла звенящая тишина. – Я могу что–нибудь сделать? – выдыхая дым, спросил Владлен. – Чтобы чтό? – Если ты ждешь извинений, то их не будет. – Охренеть ты меня удивил. А теперь по существу. Острый, как тысячи иголок, взгляд обратился ко мне. – Ты нужен мне. В моей жизни. У меня перехватило дыхание. Я с трудом смог отвести глаза от сидящей рядом угрозы. – Я ничего тебе не должен. – Блядь, Марк, речь не о долге! – Я вздрогнул от резкого тона. – Мне нужен ты. Я хочу, чтобы ты вернулся. Я ничего не мог толком понять, хотя одновременно понимал все. Мир сошел с оси реальности. Этого просто не может быть. Это что, оживший кошмар? Долбаный ублюдок не мог только что признаться в каких–то своих извращенных чувствах ко мне, просто не мог. – Моргни, если ты жив, – усмехнулся Берсеньев. Выбросил окурок в окно и сразу же прикурил новую. – Хочешь машину, квартиру? Только скажи. Это был апогей его извинений. Обладание дорогими игрушками и вседозволенность сделали свое дело – этот ублюдок все мерил деньгами. Банкноты в его жизни многое решали, а какие–либо чувства у него полностью атрофировались. Моральный урод, как он есть. Не сдерживая себя, я засмеялся. Когда я перестал его бояться? И боялся ли вообще? Да, когда–то определенно боялся. Когда у меня была жизнь, было за что переживать. Теперь нет ничего, и все страхи слились в сортирную дыру. – Знаешь, в следующий раз и не в этой жизни, – растягивая губы в улыбке, сказал я. – Чего ты хочешь? – Чтобы ты держал дистанцию. Его взгляд заострился. Зеленые лезвия резали меня на куски, а я сидел и ничего не чувствовал. Бесила только мысль, что меня хотели купить как шлюху. – Я не отпущу тебя. – Ситуёвина себя исчерпала, – наиграно бодро прокомментировал я и на несгибаемых ногах покинул салон. Владлен вышел следом. – Хочешь вендетты, да? – раздраженно спросил он, обходя машину, не приглушая голос. – Отлично, – он направился ко мне. – Можешь трахнуть меня в отместку, только не строй из себя чертового нимбоносца! – Заткнись нахер! При одном упоминании о том вечере меня пробила мелкая нервная дрожь. – Ну же, Марк, скажи, что я мразь последняя, что сука и гребаный педик! Скажи хоть что–нибудь, скажи, мне легче будет. – Владлен стоял на расстоянии вытянутой руки, и это нервировало. Он сделал еще шаг, обжигая горячим дыханием мое лицо, а редкие прохожие на нас косились. – Ты у меня из головы не выходишь, понимаешь? Я спать не могу, мне хочется выть от отчаяния... Рядом с тобой я просто слетаю с катушек. Эта долбаная месть Лексу... Я полная мразь, Марк. Я не знаю, к чему все это было... А тогда, на балу, я был обдолбан. Я сорвался... Утром проснулся, и застрелиться хотелось... Такое не прощают, я знаю... Я не насильник, Марк. Никогда им не был... Ненавижу те чувства, которые ты во мне будишь, но ничего с собой поделать не могу... Ты уехал, и я понял, что сказочный долбоеб. Я не могу без тебя, Марк... Ты меня с ума сводишь. Долгий тягучий взгляд глаза в глаза. Одержимость, горевшая в его зеленых глазах, сворачивала мои внутренности тугим клубком и сдавливала горло. Его любовь, принявшая уродливую форму, пугала до усрачки. Атмосфера определенно накалялась. Мне бы воздуху! – Меня от одного твоего вида тошнит, – выговорил я, делая шаг назад. Берсеньев пристально следил за моим лицом. – Заслуженно, – криво усмехнулся Владлен и, развернувшись, пошел к машине, а я потрусил к подъезду, плотнее запахивая куртку. Полчаса, Марк, выжили. Морально помяло, конечно, нехило, но кости целы – и слава богу. Я умею держать ровно спину.