***
Дождь мелко начинает накрапывать, стучит по листьям, задавая собственную незамысловатую мелодию. Но вся эта музыка для романтиков. Поэтому сейчас дождь усиливается пропорционально каждому новому шагу вперед, мочит асфальт, превращая его в мутное шершавое зеркало. Вывески кафе отражаются бликами на сером цвете, переливаются, уносятся потоками воды дальше, вместе со снесенными ветром листьями. Дождь переходит в сплошную водную стену, что не видно даже конца улицы за поворотом. Чонгук хватает газету, торчащую из почтового ящика и расправляет ее, помещая над головами. Эта крыша служит совсем недолго и уже тает в руках, как снег. Буквы расплываются под каплями, а фотографии темнеют и становятся размазанными. Все кафе заполнены до упора, что людям приходится толпиться на небольшой верандочке под тонкими цветными крышами. Цветы на балконах нагибаются к земле, вдоволь насытившись влагой. Чонгук не отпускает тэхеновой руки, когда они бегут вниз по пустой дороге, мимо всех заведений и крылец у подъездов. Они не знаю, куда именно направляются, не знают, где спрятаться от дождя. Париж расцветает на глазах, пребывая под серым небом и густыми дождевыми облаками. Вывески и деревья становятся ярче, обретают глубокие, насыщенные цвета. В нос ударяет запах мокрого асфальта и растений, а аромат выпечки и духов меркнет на фоне остальных, новых запахов, они - такие привычные для шумной столицы, сейчас просто не имеют значения. Ким не отстает, ускоряет шаг, бежит рядом. Газета забыта уже в первой попавшейся мусорке, а деревья остались позади. Вода льется с небес, мочит волосы и стекает по шее за пальто, только отчего-то это совсем не приносит дискомфорта. Машины мчатся по дороге, виднеющейся наконец вдали. Париж, дождь и сумасшествие — необъяснимое чувство, поглотившее с головой. Чувство, когда ты ощущаешь себя свободным и живым, просто потому, что ты не сосредотачиваешься на грустных мыслях или на том, что ты сейчас до нитки мокрый, бежишь неизвестно куда и зачем. Ты концентрируешься на тепле ладони в своей, на тихом смехе и сбивчивом дыхании, своем и чужом. На брызги луж под ногами, на то, что ты живешь сейчас, что ты можешь чувствовать этот мир совсем иначе, что ты наконец можешь отпустить все тревоги, хотя бы на этот короткий миг. — Подожди, — они говорят в унисон, замедляют шаг вместе и смеются сбивчиво. Чонгук отпускает руку Тэхена только для того, чтобы упереться в свои колени и отдышаться. На улице никого, а окна загораются одно за другим вдоль домов яркими открытками, отбрасывают теплого оттенка блики на каменную дорожку. Фонарные столбы, как по щелчку вспыхивают бледными огнями в темнеющем городе. — Где мы? — Тэхен зачесывает мокрые волосы назад, вытирает ладонью стекающие ручьи воды. Чонгук оглядывается, дышит шумно, все еще не восстановившись после бега. Рыскает взглядом по стенам домов, пока наконец не натыкается на табличку. Чон пытается произнести название улицы, чтобы Ким его понял. — Rue Bonaparte? — Именно, — Чонгук оборачивается на Тэхена, снова смотрит на табличку, просто чтобы убедиться. — Мы рядом с моим домом, тут совсем недалеко, судя по шуму машин, нам дальше, — Ким кивает в сторону проезжей части и снова трясет головой, пытаясь нормально уложить волосы, которые так навязчиво липнут к скулам и лбу. — Если мы заблудимся, то не злись, — Чонгук снова берет за руку Тэхена, думая о том, что отпускать он ее больше не хочет. — Просто слушай меня, — Чон вдыхает холодный воздух в легкие, чтобы понизить температуру в собственном теле (это не работает) и угомонить так трепетно бьющееся сердце. Они идут дальше, вдоль узкого проулка, где по бокам высокие бежевые стены с аккуратными фонарями. Машины шумят все громче, проезжают по образовавшимся у бордюров лужам, поднимают высокие волны брызг в воздух. Чонгук останавливается, оглядывается, пытаясь вспомнить местность. — Нам направо, — Чонгук даже не спрашивает, почему Тэхен так уверен, парня мало что уже может удивить в отношении Кима (врет, он не перестает удивляться ни на секунду). Старые книжные магазины, раскиданные по всей улице, притягивают к себе взгляд одними только витринами. Чонгук встречается взглядом с одним из продавцов, который почти сразу возвращается к раскладыванию книг на полках. Гук вглядывается в очертания домов, щурит глаза, когда вода снова нещадно заливается в них, стекая по мокрым волосам. Он наконец узнает улицу и уже видит тот самый подъезд. — Я знаю куда нам, — Чонгук тянет за собой Тэхена, а мужчина не сопротивляется, доверяется, переходя следом на бег, чтобы побыстрее спрятаться от непогоды, что так неожиданно обрушилась на Париж. Чонгук хватается за ручку двери и проскальзывает внутрь. Они не оказываются в подъезде, как поначалу предполагал Чон, однако они уже под крышей, что не может не радовать. Дверь вела в небольшой внутренний дворик, где с трудом помещалась одна машина. Ким опирается спиной о сухую стену здания, затылком прижимается к бетону, и поправляет шарф, который сейчас выглядит, как простой кусок мокрой шерсти. — Мола предупреждала, что стоит взять зонт, — Тэхен смеется тихо. Чонгук качает головой, выпрямляется снова и смотрит на мужчину, почти восстановившись. Они наконец не чувствуют на себе холодные дождевые капли, спрятавшись хотя бы под аркой. Голоса эхом отражаются от стен и растворяются в прохладном влажном воздухе. — Почему же тогда не взял? — Думал ты возьмешь, — Ким усмехается, а Чонгук улыбки не сдерживает, подходит ближе к Тэхену, останавливаясь совсем рядом. — Прости, — выдыхает Чон, мужчина качает головой, кладет руки на плечи Чона, ощутив его присутствие. — Иди ко мне, — выдыхает, поддается вперед, соприкасаясь своими холодными губами к чужим таким же ледяным и мокрым из-за дождя. Чонгук упирается одной рукой в стену, вторую на поясницу кладет, притягивает к себе. Он рот раскрывает, позволяет сминать свои губы, скользить упругим языком по ним, встречаться со своим, пока вода скатывается по вискам, скулам ближе ко рту. Они отодвигаются друг от друга, когда от нехватки кислорода сжимаются нуждающиеся легкие. — Пойдем поднимемся, здесь холодно, — Тэхен говорит на выдохе, касается на каждом слоге холодной кожи, а Чонгук снова целует, не выдержав такой пытки. Он словно Кимом дышать начал, отпустишь его и эта ошибка окажется смертельной. Ветер во дворике сильней, он продирает до костей, но этого не сразу замечаешь. Не тогда, когда рядом с тобой человек, который в тебе эмоции пробуждает необъяснимые. Они вихрем где-то внутри завывают, пожарами после разрастаются и согревают лучше любого костра или батареи. — Чонгук, — Тэхен отодвигается чуть дальше, отворачивает голову и лижет собственные губы, усмехаясь. — Я не дам тебе и себе заболеть, — мужчина вырывается из хватки цепких рук, направляется к подъездной двери, пробегая по открытому участку пространства, чтобы не намокнуть сильнее(хотя куда сильнее). Вода до сих пор бесконечными ручьями стекает по одежде, а о волосах и вовсе не стоит говорить. Чонгук забегает в подъезд и трет руки, сразу ощущая контраст. Здесь в помещении уже намного теплее и суше, чем на улице. Чонгук послушно за Тэхеном к лифту направляется, тот двери открывает практически сразу, спустившись видимо со второго. Они поднимаются на последний этаж, где всего несколько квартир, а из окна немного дальше от дверей видны крыши рядом расположенных зданий. — Ты так и будешь в подъезде стоять? — голос Тэхёна доносится из коридора квартиры, пробуждает от утянувших мыслей, а дверь медленно начинает закрываться за неимением поддержки в виде руки. Чонгук забегает почти в последний момент, вызывая легкую усмешку на губах. — Если что выключатель где-то у входа, — Чонгук вглядывается в стену и щёлкает по выключателю, и небольшие лампы загораются под потолком освещая ярким светом помещение. Они идут дальше вглубь квартиры, оставив ботинки и пальто в коридоре высыхать. Тэхен заворачивает в спальню, открывает дверцы шкафа и начинает перебирать одежду на вешалках. Он по полкам руками проходится, недовольно хмурится, а Чонгук со стороны наблюдает, собираясь предложить помощь. — Если Мола ещё раз будет убираться без моего ведома, то я ее уволю, клянусь, — звучит совсем несерьёзно, да и Тэхен не выглядит настолько злым, тем более, когда он наконец достаёт с нужной полки две толстовки и опускает их на рядом стоящий стул. Ким шарит по ещё нескольким полкам, пока не берет две пары спортивных штанов и не поворачивается к Чонгуку. — Выбирай, — Чон берет предложенные вещи. — Когда переоденешься, брось одежду в сушилку, она в ванной, — говорит Тэхен перед тем, как уйти из комнаты. — Спасибо, — бросает парень вслед и переодевается, осматриваясь. За крышами домов из окна виднеется верхушка Эйфелевой башни. Дождь нещадно бьет по стеклам, водопадом стекает вниз, даже не собираясь останавливаться или становится слабее. Чонгук слышит, как работает у соседей приглушенно телевизор, судя по всему те смотрят одно из музыкальных шоу или концерт. Чон выходит из комнаты, медленно по коридору проходит, рассматривая висящие на стенах картины. На них сложно сразу различить какие-то четкие предметы, скорее всего лучше подойдёт описание «буйство цвета и ничего конкретного». Чон заглядывает в первую попавшуюся комнату, оказываясь как раз в ванной комнате, он вещи оставляет в сушилке и выходит, проходя дальше в совмещенную с гостиной кухню. Тэхен стоит, облокотившись поясницей о столешницу барной стойки. Перебирает по поверхности пальцами задумчиво, словно играет на пианино. Чонгук, только оказавшись ближе, слышит с трудом различимое даже в тишине пение скрипки откуда-то снизу. Парень зеркалит позу Тэхёна, остановившись перед ним у противоположной стороны. — Мальчик с нижнего этажа, — отвечает на не озвученный Чонгуком вопрос, а парень задерживает внимание на красивых пальцах, которые продолжают неторопливо играть на воображаемых клавишах, словно аккомпанируя мелодии. — Я когда-то мечтал стать пианистом, но не вышло, — Тэхен усмехается и отталкивается от столешницы, направляясь к шкафчикам. — Почему? — Чонгук наблюдает за Кимом почти неотрывно, смотрит, как тот ставит кружки на стол и тянется к единственной упаковке чёрного чая. — Я сломал руку прямо перед отчётным концертом, — Ким головой качает, погружаясь в воспоминания. — После я просто побоялся появляться на занятиях, на этом моя карьера пианиста и закончилась. Мне было восемь или девять лет, — Тэхен трагично смахивает воображаемую слезу, выключая плиту, когда закипевший чайник начинает свистеть. — Теперь я хочу услышать, как ты играешь, — Чонгук ощущает, как медленно начинает мокнуть ворот толстовки, с ужасом понимая, что волосы как бы до сих пор мокрые. — Не стоит, ты пожалеешь об этом, — Тэхен смеётся, наливая воду в кружки. — У тебя нет фена? — Забыл совсем сказать, — Ким языком щёлкает и кивает в сторону. — Там, у стены, комод стоит под зеркалом, в верхнем ящике фен, — Чон голову поворачивает и направляется к указанному месту, находит в ящике беспроводное устройство вместе с расчёской. — А что насчёт тебя? — Парень не сразу понимает, к чему конкретно был задан вопрос, направляя поток воздуха на волосы. — Ходил куда-нибудь в детстве? — Разве что только на несколько уроков рисования, — Чонгук улыбается, смотрит на мужчину через отражение в зеркале. Тот теребит в пальцах небольшую картонку от чайного пакетика, ожидая, когда заварится чай. — Я так понимаю ты очень быстро ушёл? Почему? — Меня там в первый же день невзлюбил один парень из-за того, что я яблоко лучше него нарисовал, — Чонгук выключает фен, расчесывает слегка волосы, после снова продолжая их сушить. — Потом почти все мои рисунки были испорчены им. — А нечего выпендриваться было, — Тэхен усмехается, отпивая из своей кружки чай на пробу. — Ты вообще на чью сторону встал? — Чонгук руки вскидывает, поворачивается лицом к Киму. — Я думал мы друзья. — Как минимум мы не друзья, — Тэхен улыбается, а Чонгук кусает губы, отворачиваясь обратно к зеркалу. — Ну так что в итоге? — Я ушёл с занятий, но продолжил заниматься дома, все-таки рисовать мне понравилось. Родители мне материалы покупали, а в интернете нашлось большое количество бесплатных уроков, поэтому зря времени я не терял. — Теперь я хочу увидеть твои работы, — Тэхен чашку опускает, постукивая по ней пальцами и задумчиво поджимает губы. Он хочет увидеть, но не сможет. Чонгук словно мысли чужие читает. Сердце непроизвольно сжимается до боли. — Я покажу тебе, — звучит так, словно Чонгук сделает все возможно, но обещание выполнит. Звучит как что-то невозможное, во что Тэхен верит. — Хорошо, — и дело вовсе не в рисунках.***
— Уже довольно поздно, — Чонгук поворачивает голову в сторону окон, отрывая взгляд от экрана телевизора на котором шел какой-то фильм, суть которого Чон уже успел несколько раз потерять за неимением перевода, Ким, конечно не против был выступить в качестве переводчика, только вот это оказалось сложной задачей - слушать, что тебе говорят, а не слушать только голос. — Я тебя не прогоняю, — Тэхен тянется руками куда-то к потолку, разминая уставшие плечи. — Звучит как приглашение остаться, — Чонгук на мужчину взгляд косит, улыбается хитро, встречаясь с полуулыбкой на красивых губах. — Потому что это оно и есть, — Ким заваливается на бок, бесцеремонно помещая свою голову на чужих коленях. — И я снова не могу отказать, — Чонгук пальцами зарывается в мягкие волосы, массирует макушку, скользит дальше, пропуская сквозь пальцы волосы. — Кто бы сомневался, — выдыхается Ким, расслабляясь окончательно, лежа с закрытыми глазами. Спать совершенно не хочется, только вот продолжающийся, но уже слабый дождь, барабанящий по окнам, какие-то бессвязные комментарии Чонгука по поводу происходящего на экране, оказывают странный эффект. — Ты точно драму смотришь? По твоим словам это чистая комедия. — Да я вот уже и сам не уверен, — тянет Чонгук, закидывает голову назад на подушки, анализируя глазами потолок. Фильм заканчивается, а стрелка часов неумолимо переваливает за двенадцать ночи. Телевизор гаснет в светлой гостиной, а Тэхен нехотя поднимает голову с колен и потягивается, разминая немного затекшие мышцы. — У меня были новые щетки в шкафчике в ванной, так что бери любую, — Чонгук поднимается следом за мужчиной. Они умываются, а Чонгук теряет дар речи в тот момент, когда мужчина завязывает волосы в небольшой хвост, оголяя лоб. Чон с трудом вспоминает, что вообще он делает в ванной и почему Тэхен ожидает, когда парень возьмет в руки вышеупомянутую упаковку с щеткой. Чон заставляет себя успокоится. Дышит глубоко, но все идет к черту, стоило Тэхену снять толстовку, чтобы переодеться в более легкую футболку. В спальне выключен свет, а из источников света только уличные фонари и луна, изредка скрывающаяся за черными облаками. Белоснежные лучи ночного светила смешиваются с теплотой фонарей, переливаются на гладкой коже, приковывают к себе взгляд, выбивая последний кислород из легких. Чонгук свои чувства контролировать не может, ему хочется прикоснуться к мужчине, хочется снова поцеловать и прижать к себе, окольцевать руками и не отпускать. И хочется большего. Тэхен касается пальцами виска, упирается рукой в тумбочку перед кроватью, словно у него неожиданно закружилась голова. А Чонгук, собирает остатки самообладания, чтобы заставляет себя перевести взгляд на темные ладони окон, только бы не начинать заново проводить линии созвездий по широкой спине. — Все хорошо? — Чон искоса в отражении видит, как жмурит глаза мужчина, улыбаясь на вопрос уголком губ. — Знаешь какого цвета возбуждение? — Чонгук дышать перестает, дыхание словно по взмаху руки забирают. Тэхен обходит кровать, по дереву изголовья проводит рукой, а Чонгук наблюдает в тишине, следит как лунный свет из окна падает на оголенную кожу и больше не может заставить себя не смотреть. — Нет, — голос на одной единственное гласной срывается. Мужчина упирается коленом в матрас, протягивает к Чонгуку руку, а тот, как зачарованный, поддается вперед, позволяет ладони встретиться со своей грудью, в которой сердце учащенно бьется. Ким проводит рукой выше к шее, поглаживает, едва касаясь пальцами линию челюсти, манит ближе к себе, ближе к пропасти для Чонгука, чтобы потом никогда обратно не вернуться. — Винно-алый, — выдыхает в губы, целует размеренно, словно хочет растянуть миг на приблизительную вечность. Чонгуку дышать тягучей патокой воздуха становится сложно, он льнет ближе, касается своими руками кожи плеч, сжимает, ощутив тепло. По задней стороне шеи гладит и выше, чтобы запутать пальцы в волосах на затылке, чтобы к себе еще ближе прижать и прижаться в ответ. — На вкус примерно также, — Тэхен облизывает губы, а Чонгук теряет рассудок только от одного этого движения. Ким смеется, снова рукой к вискам прикасается, прикрывает глаза, немного головой крутит, словно хочет снять наваждение. — Пьянит также. Чонгук целует снова и снова, он к мужчине чуть ли не липнет, ощущает ладони под своей толстовкой. Они горячие, мягкие, оставляющие после себя шлейф тепла, который до самого сердца доходит, возобновляя его биение. Чонгук на себя тянет Тэхена, заставляет его полностью залезть на кровать, упираясь руками в матрас, чтобы не потерять равновесие и не упасть на парня. Тот почти у изголовья садится, ведет рукой вниз чужого живота, цепляется руками за кромку спортивных штанов, притягивает к себе ближе, ощущая собственными губами усмешку. Чонгук чувствует, что сам безбожно пьян, не выпив ни капли спиртного. У него голова кругом, мысли вовсе не связываются в единое целое, говоря только о том, что все так и должно быть. — Ты меня своими чувствами погубишь, — Тэхен задыхается, потому что чувствует все в двойном объеме. Эмоции лавиной сверху накрывают, в полумраке оставляя наедине. — Тогда сделай то же самое со мной, — Чонгук глаза приоткрывает, губы горят, а дыхание обжигает кожу. Мужчина кончиком носа проводит под челюстью, касается губами шеи, кожи на кадыке. Чонгук в чужих руках податливым становится, голову наклоняется, давая больше свободы своему человеку, позволяя целовать кусать и снова по новой. Опускаться к ключицам и подниматься обратно. Чонгук дышать хочет, тянется за новым поцелуем, ощущая, что не может больше. Тэхен продолжает блуждать руками по еще закрытому толстовкой телом, тянет за подол вещь вверх, стягивает ее, стоит Чону поднять руки, поняв замысел. — Посмотри в верхнем или втором ящике, — Чонгук окончательно дуреет, у Тэхена голос ниже стал, тихим шепотом раздаваясь совсем рядом, — где-то там смазка должна быть, — Гуку нужно немного времени, чтобы понять, что его попросили сделать, выпутавшись из плена грубого голоса. Гук чувствует ладони на своей щеке, когда садится, чтобы дотянуться до прикроватной тумбочки. Тэхен практически у него на бедрах сидит, стоило парню приподняться, придерживая для равновесия мужчину под поясницу. Ким неосознанно двигает руку ниже, касается большим пальцем сомкнутых губ, но нижней проводит, давя немного. Чонгук же на лице взгляд задерживает, приоткрывает рот, обхватывает палец губами, лижет по нему языком. — Блять, — Тэхен выдыхает сорвано, не ожидав такого исхода. Чонгук брови вверх скидывает, отодвигает голову немного назад, выпуская палец изо рта, проведя им в последний раз языком. — Впервые слышу, чтобы ты матерился, — Чонгук все же поворачивает голову в сторону тумбочки, роется в полумраке в ящиках, находит нужный флакон, с шумом задвигает ящик обратно. — С тобой и не это возможно, — Ким притягивает чужое лицо к себе, давит языком на губы, проникает в податливый раскрытый рот, сталкивается с чужим. Они с ума сходят только от этого, не желая отодвигаться и выпускать друг друга из объятий. Тэхен штаны стягивает с упругих бедер, когда Чон приподнимается на кровати для удобства. Они не отодвигаются от друг друга даже тогда, продолжая целоваться, сплетая беспорядочно языки. Тэхен находит на простынях уже забытую бутылку смазки, открывает ее с характерным щелчком, на руку выливает достаточное количество, отставляя в сторону, вроде как на ту же тумбочку. Чонгук давится воздухом, стоило Тэхену коснуться только пальцами возбужденного члена. Природная смазка пачкает кожу внизу живота. Чонгук глаза закрывает, закидывает голову назад, снова доверяет Киму на растерзание собственную шею и грудь, вздрагивает, стоит мужчине провести на пробу ладонью по возбужденной плоти вниз-вверх, ладонью мазнуть по головке, растирая ее пальцами и снова сделать незамысловатые тягучие движения, словно дразнит, растягивает удовольствие, вслушиваясь в рваные хриплые стоны партнера. Чонгук не знает, куда деть собственные руки, голова пустая, наполненная мыслями только о чужих руках, что так приятно ласкают снизу: ускоряют движения, почти доводя до исступления, снова касаются головки. Чонгук руки не контролирует, он искоса находит в попадающем в комнату свете уличных фонарей смазку, пачкает в ней собственную ладонь. Возможно немного грубо, сует ее в чужие штаны, касается члена, который ложится в руку, скользит легко в ладони. Чон готов молиться на то, что слышит в ответ на свои действия: стоны на ухо невозможно низким и грубоватым голосом, выбивают почву из-под ног, заставляют голову кружится, стоит только глаза закрыть, а внутри словно петардами взрываются чувства. Тэхен за затылок придерживает чужую голову, словно боясь, что парень может оказаться дальше, чем есть сейчас. Тэхен лбом своим прижимается к чонугкову, а парень дышит тяжело, смешивает дыхания в одно, позволяя им звучать в унисон. Гук гладит спину, ногтями дразнит кожу. Ким что-то бессвязное мычит, толкается бедрами в руку, непроизвольно сжимая собственную, вызывая только новый не сдержанный стон, от которого в животе бабочки одна за другой крылья широкие расправляют, сталкиваются друг с другом, с трудом оставляя место для новых. Чонгук зависим от мягких губ, которые так мягко сжимают его, стоит им встретиться. Они целуются неаккуратно, только чтобы ощутить снова друг друга, чтобы снова потонуть с головой. Чон губы кусает, зализывает укусы, обхватывает нижнюю, оттягивает ее, а пытка рукой становится невыносимой. Парень стонет, что-то похожее на «прошу быстрее», когда разрядка тяжестью в паху оседает. Гук о мужчине не забывает, делает все, чтобы вновь услышать тяжесть дыхания рядом и сбивчивые стоны, предвещающие о таком же скором завершении. Они цепляются свободными руками друг за друга, путаются в волосах, словно остается так мало времени, чтобы изучить своего человека. Цепляются, в надежде найти опору, когда оргазм с головой накроет. Тэхен за шею притягивает Чонгука, соприкасается лбом и кончиком носа, закрывает глаза, дышит часто, когда парень завершающие движения рукой делает, ощущает на собственных пальцах липкое семя. Чонгук бедрами толкается, кончает, а Тэхен еще несколько раз ладонью по члену проводит, замедляется и руку убирает с шеи, упирается ею в матрас, дышит тяжело, стараясь привести себя порядок. Воздух раскабаленный по ощущениям, пахнет сладкой смазкой и смешавшийся одеколоном обоих. В голове пустота звенящая, постепенно заполняющая я ураганом мыслей. — Я явно не об этом думал, когда согласился остаться, — Тэхен смеется тихо на чужие слова, проводит носом по скуле к уху. — Ты только и делал, что об этом и думал, — выдыхает, оставляет смазанный поцелуй где-то под мочкой и отодвигается, садясь на край кровати. Тянется рукой к ящику, роется, стараясь найти упаковку салфеток и бросает ее рядом, вытирая собственную ладонь. Чонгук тоже самое делает. — Возможно, — Чонгук усмехается, понимая, что мужчине врать невозможно. Чон поднимается с кровати только, чтобы дойти до мусорки под рабочим столом, пока Тэхен заползал обратно на кровать, разваливаясь на ней, занимая большую часть пространства. Чон ложится рядом, точнее частично на кровать, частично на мужчину, который лишь руками обнимает парня, немного отодвинувшись в сторону для удобства. Чон голову на груди размещает, глаза закрывает, прислушиваясь к выровнявшемуся спокойному дыханию, почти мурчит от пальцев в своих волосах, когда те кожу головы ненавязчиво массируют. Спать хочется безумно, за окном уже глубокая ночь, опустившаяся шалью на город и поглотившая в себя всю его суету. Из приоткрытого окна тянет прохладой и запахом дождя с мокрой листвой и наконец вновь проявляется аромат закрытых сейчас пекарен.