No Glory

Течение времени казалось искаженным, неправильным. В камере без окон было постоянно темно, не считая моментов появления Нарциссы, и, если бы не она, Гарри понятия бы не имел, как долго он здесь пробыл. В последний свой приход она сообщила, что прошло почти два дня. Два дня, и никаких новостей о Гермионе и Роне. Два дня, и Волдеморт больше не возвращался. Гарри ничего не оставалось делать, кроме как сосредоточить разрозненно скачущие мысли на рассуждениях о том, где прячутся его друзья, чем они занимаются… И к какому заключению пришел Темный Лорд, узнав, что он, Гарри Джеймс Поттер, стал последним якорем его бессмертия. Разумеется, он был в ярости — изначально Волдеморт совсем не собирался делать из своего напророченного врага крестраж. Если бы все сложилось по-другому, рассуждал Гарри, возможно, после того как первоначальный гнев поутих бы, Волдеморт даже смог бы смириться с произошедшим. В конце концов, что плохого в еще одной связи с бессмертием, неважно, намеренно или невольно созданной? Проблема заключалась в том, что Гарри был не неодушевленным объектом вроде дневника, или медальона, или чаши — но существом вполне себе мыслящим, с самосознанием; человеком с собственной душой. Человеком, который, так уж получилось, стал жертвой беспощадности Темного Лорда; осиротевшим мальчиком, приговоренным к ужасному детству, даже не подозревавшим, кем он являлся, до тех пор, пока не получил письмо из Хогвартса. А все потому что Волдеморт убил его родителей и попытался убить самого Гарри, едва услышав зловещее пророчество. Пророчество, которое в итоге сбылось, только потому что Волдеморт втайне боялся потенциального достойного противника, действовал исключительно исходя из этого страха и этими же действиями претворил пророчество в жизнь. Гарри был бы обычным мальчиком, если бы не невротические предрасположенности психически неуравновешенного Темного Лорда. Пророчество о ребенке, рожденном на исходе седьмого месяца, стало бы всего лишь еще одним бесполезным стеклянным шариком из тысяч таких же на полках Отдела тайн — если бы только Волдеморт не воспринял всерьез слова юного Северуса Снейпа. Но все пошло совсем не так. Вместо этого помешанный массовый убийца очень даже всерьез воспринял заявление Трелони и в результате неумышленно расколол свою и так уже израненную душу… Осколок которой зацепился за единственное живое существо, оставшееся в том разрушенном доме. Теперь же Гарри был последним уцелевшим крестражем, и он же был единственным крестражем, который Волдеморт создавать не планировал. Более того, Волдеморт узнал не только то, что Гарри Поттер, его напророченный, им же собственноручно созданный враг, целиком и полностью являющийся человеком Дамблдора, носил в себе частичку его души… Но также что именно он, Гарри Поттер, уничтожил остальные крестражи. Гарри мог только представлять масштаб внутреннего раздрая невероятно могущественного и опасного темного волшебника, который не мог убить одного-единственного человека, убить которого хотел больше всего на свете. Возможно, мрачно рассуждал Гарри, если бы Волдеморт узнал обо всем этом раньше, он бы приложил больше усилий, чтобы перетянуть Гарри на свою сторону, когда они встретились в первый раз. Когда ему было всего одиннадцать, он был совсем юным и таким уязвимым, стоя перед зеркалом Еиналеж. Мы могли бы их вернуть, Гарри… Вместе… …Но едва ли такие давние воспоминания имели теперь хоть какое-то значение. Гарри был здесь и сейчас, и он понятия не имел, что Темный Лорд будет делать с нынешним трагическим положением дел. Что касается его смотрительницы, столкновение с кипящим от гнева Темным Лордом очень сильно сказалось на Нарциссе Малфой. Хотя она все еще была исключительно добра по отношению к Гарри, она старалась не задерживаться надолго. Скорее всего, она боялась, что в камеру в любой момент ворвется Лорд Волдеморт, по каким-либо причинам жутко разгневанный на Гарри Поттера и совершенно не заботящийся о присутствии при этом Нарциссы. В ярости Темный Лорд был сущим дьяволом, способным уничтожить всех и вся, стоящих у него на пути. Так что Гарри не мог винить Нарциссу за стремление поскорее убраться из камеры. Но он начал гадать, а вернется ли Волдеморт вообще когда-нибудь, или же он планирует просто запереть Гарри здесь до скончания веков, одного, но живого и здорового. Физически здорового, по крайней мере. И ответственность за его здоровье была взвалена на плечи бедной Нарциссы Малфой. Она принесла ему воду и хлеб. Гарри сильно мутило, и он с трудом смог заставить себя съесть даже такую малость — и то, только чтобы Нарциссе не пришлось отвечать своей головой за его отказ. Но Нарцисса была нежна и сострадательна и даже наколдовала небольшое дополнение к камере, служившее чем-то вроде крохотной уборной. Она не закрывалась на дверь, но все равно была гораздо лучше альтернативы, которую Гарри успел нарисовать в своем воображении — какое-нибудь унизительное ведро в углу или что-то в этом роде. Как Гарри догадался, вряд ли Нарцисса могла предложить ему реальные удобства и тем самым не нарочно навлечь на себя гнев Темного Лорда. Ей надо думать о семье. Опять же, Гарри никак не мог ее за это винить. Мир Гарри сузился до сплошного моря страха, стыда и неизвестности. И хотя он был предельно измотан, и физически, и ментально, но постоянно текущий по венам адреналин сделал сон практически невозможной задачей — и это не говоря уже о дико стылом воздухе. Гарри обнаружил, что ему все время холодно, как бы он ни ежился и ни скручивался калачиком. Изредка, несмотря на все перечисленное выше, Гарри начинал клевать носом — и спустя пару мгновений тут же просыпался, когда в темноте ему казалось, что он слышал чье-то приближение. Но чаще всего это оказывалась всего лишь игра его воображения, а приход Нарциссы в любом случае всегда предвещал тусклый огонек на кончике палочки. Гарри как раз находился в привычном полубессознательном состоянии, когда знакомое свечение заставило его подпрыгнуть. Это испугало его сильнее обычного, потому что Нарцисса ушла совсем недавно, после того как принесла ему воды. Внутренности залило паникой. Он только-только предположил, что столь внезапное возвращение могло быть вызвано чем-то очень зловещим… Как тут же обомлел от шока, заметив, когда Нарцисса подошла к решетчатым воротам, что она улыбалась и выглядела искренне радостной. Его внимание мгновенно привлек предмет, который она держала в руках, и, как ни странно, он тоже начал улыбаться. Одеяло. Нарцисса зашла в камеру. В руках у нее было тонкое потрепанное покрывало и старая, покрытая пятнами подушка. Гарри едва заботило их состояние; он привык к спальным принадлежностям и похуже, пока жил в чулане под лестницей. Однако, когда Нарцисса протянула ему их, улыбка разрослась многократно. Подушка и покрывало выглядели изношенными, но на ощупь были невероятно толстыми и теплыми. Скорее всего, Нарцисса заколдовала их так, чтобы они выглядели старыми, потому что материал под его пальцами был роскошно мягким, самым мягким в жизни Гарри, и от них исходило прямо-таки волшебное тепло. Гарри посмотрел на Нарциссу снизу вверх, буквально сияя, и его лицу стало физически больно от такой улыбки — давно ему не доводилось по-настоящему улыбаться. Гарри открыл было рот, чтобы поблагодарить ее, но волшебница быстро прижала палец к его губам, заставив замолчать. Вместо этого она многозначительно улыбнулась и, подмигнув, отошла. Наш маленький секрет, сказала она без слов. Гарри все еще глупо улыбался, когда Нарцисса ушла. По какой-то странной непонятной причине тепло от зачарованной ткани наполняло его чем-то, почти похожим на надежду. Гарри понимал, что это в высшей степени неразумно — он все еще был пленником Лорда Волдеморта и его последним крестражем, он был беззащитен в камере глубоко под особняком Малфоев, и он был обречен, по-настоящему обречен… Но когда он завернулся в одеяло и свернулся калачиком на полу в углу камеры, положив голову на мягкую, такую же теплую подушку, и магия согрела его окоченевшее тело, он провалился в глубокий сон без сновидений.

***

В первые пару секунд после пробуждения Гарри был в состоянии чистейшего блаженного неведения. Его разум ещё не осознавал реальность, которая казалась нечёткой, ускользающей. Возможно, тут ещё сыграла роль беспроглядная темнота вокруг, потому что целое мгновение Гарри не понимал, где он, как он сюда попал, почему в палатке так темно, и где Рон и Гермиона?.. Непонимание длилось совсем недолго. В реальность его вернул простой, уже чисто инстинктивный акт — Гарри потянулся за очками, которые обычно лежали на прикроватной тумбочке, но тумбочки не было, потому что Гарри и не снимал очков, перед тем как уснуть, потому что спал он на каменном полу, в камере в подземельях особняка Малфоев… Страшное осознание обрушилось на его естество, когда Гарри широко распахнул глаза. Если бы он и так уже не был на грани серьёзной панической атаки, то при виде открывшейся ему картины определенно запсиховал бы. Все тонуло в темноте… Все, кроме прищуренного кроваво-алого взгляда, который пристально и неотрывно смотрел на него с другого конца камеры. Гарри точно заорал бы от ужаса при виде Лорда Волдеморта, неожиданно оказавшегося всего в паре метров от него, но сердце, казалось, подскочило вверх и застряло в горле, перекрывая доступ к кислороду, а потому с губ не сорвалось ни звука. Гарри только прижал одеяло покрепче к груди и отодвинулся подальше к стене, пока в ушах громко стучал пульс, а по венам бежал чистый адреналин. Глаза понемногу привыкали к темноте. Лорд Волдеморт никак не отреагировал. Он даже не моргнул в ответ на стремительное пугливое отступление Гарри к стене и просто продолжал изучать его сквозь угрожающие багряные щёлки глаз. Как долго он вот так стоял в тенях, наблюдая за ним спящим? Теперь, когда Гарри до болезненного четко осознавал присутствие Темного Лорда, ему казалось настоящим безумием, что он хотя бы на мгновение не почувствовал это присутствие, неважно, бодрствовал он при этом или спал. Аура Темного Лорда была тяжелой и мрачной, удушающей, плотной настолько, что казалось, сам воздух имел вес. Дыхание Гарри было громким и прерывистым. Этот звук зловещим эхом разносился по камере, словно каменные стены тоже были живыми разумными существами… и тоже боялись. Волдеморт все ещё никак не реагировал. И так продолжалось рекордно долгое время. Гарри мог разве что сидеть, не двигаясь, пытаться выровнять дыхание и ждать с тяжёлым предчувствием, когда же Темный Лорд раскроет причину, которая побудила его вернуться. – …Гарри Поттер… Гарри физически не мог подавить сильную нервную дрожь, пробежавшую по позвоночнику. Он закусил губу, чтобы не издать никакого ужасно-жалкого звука. Волдеморт моргнул. Гарри едва мог разглядеть неестественно белую кожу, но тут Волдеморт слегка склонил голову набок, а в глубине алых глаз проскользнуло странное выражение. Отстраненно-задумчивое. – …Мой человеческий крестраж. Злобное. В этот раз от внушительной фигуры Волдеморта исходила совсем другая ненависть. Это была не дикая неукротимая штормовая ярость, как пару дней назад, когда он разорвал разум Гарри и увидел уничтожение всех крестражей. В этот раз Темный Лорд держал себя в руках… Но удушающая холодная враждебность, пусть даже и тщательно контролируемая, не ослабла ни на йоту. В алом взгляде, направленном на него сверху вниз, плескалось настоящее отвращение. Гарри ничего не ответил, только безрезультатно попытался унять бешено бьющееся сердце. Лорд Волдеморт медленно подошёл к своему пленнику с плавной, нечеловеческой, почти змеиной грацией. Гарри бы подался назад ещё дальше, да только спиной и так уже упирался в каменную стену. А спустя одно резкое плавное движение глаза Волдеморта были вровень с глазами Гарри; оттенок алой радужки навевал тревожащие мысли о кровопролитии. Бешено бьющееся сердце мальчика тут же замерло.  — Ты помнишь это, Гарри? Шрам взорвался болью. Жгучая, раскалённая добела боль прошила мозг, посылая ощущение страшной муки по всему телу. Гарри закричал от этого ощущения. Это было ужасно, это было слишком, он не мог выносить этого, он не мог… …Все прекратилось. Спустя всего пару секунд боль исчезла, и растаяла она так быстро и бесследно, что Гарри даже подумал, что несколько преувеличил невыносимость агонии. Однако мягко-зловещая улыбка, проступившая на лице Волдеморта, говорила об обратном. При виде этой ухмылки Гарри громко сглотнул. Повисла ещё одна долгая пауза, которую опять нарушил тёмный волшебник. — Я задал тебе вопрос, — тихо сказал Волдеморт. Он подался вперёд, и Гарри вдохнул знакомый запах крови и льда. — Ты помнишь эту боль?.. Гарри не смог выдавить ответ, а потому ограничился кивком. Одновременно с этим он дотронулся до лба и с облегчением заметил, что, по крайней мере, шрам не кровоточил. В последний раз, когда он испытал на себе ярость Лорда Волдеморта, кровь не останавливалась часами. Ухмылка Темного Лорда превратилась в оскал. — Хорошо, — практически промурлыкал он, наблюдая, как Гарри ощупывал шрам. — Ты ведь не получаешь удовольствия от этой боли, правда, Гарри?.. Внезапно пристальный взгляд Волдеморта смягчился, выражение лица стало менее угрожающим. Алые глаза неотрывно смотрели в глаза Гарри, и была в этом упорном твёрдом взгляде какая-то нехарактерная, шокирующая нежность. Гарри был настолько потрясён столь нетипичным проявлением эмоций, что даже не знал, как реагировать. Он едва смог отрицательно покачать головой, но все равно это казалось странным и неправильным. Волдеморт улыбнулся. У Гарри появилось сильное дурное предчувствие. Ещё более кривая и безумная улыбка заиграла на губах Волдеморта, и от этого зрелища у Гарри по коже побежали мурашки. — Да, я так и думал, — прошептал Волдеморт, лицом придвинувшись ближе к лицу Гарри. — Ты любой боли предпочитаешь удовольствие, как и всякий человек… Так ведь, Гарри? Волдеморт поднял бледную, почти призрачную руку. Он немного помедлил, позволив ей зависнуть над шрамом Гарри, не дотрагиваясь, и глубоко вдохнул, словно тоже сгорал от предвкушения того, что вот-вот произойдёт.  — Так ведь?.. Волдеморт невесомо провёл кончиками пальцев по лбу Гарри, и в момент, когда их кожа соприкоснулась, сама реальность словно бы перевернулась и разлетелась на куски. Мозг Гарри пронзила вспышка невесомого потрясающего тепла, не имевшего ничего общего с волшебным теплом, источаемым одеялом, обернутым вокруг его ног. Это была полная противоположность обычно испытываемой им боли, совершенный антипод страдания — Гарри с головы до ног наполнило чудесной, головокружительной, живительной энергией, исходящей от кончиков пальцев Волдеморта, когда тот касался его лица, и Гарри внезапно обнаружил, что льнет к этому прикосновению, цепляется за невозможное, такое манящее ощущение… Его сознание непостижимым образом изменилось. Он одновременно и был собой, и не был, он был человеком и змеей, тем самым змеиным существом, что оборачивалось вокруг него так крепко, что Гарри уже не знал, где заканчивался он сам и где начиналось существо; и на мимолетное мгновение Гарри увидел себя сквозь свои и одновременно не свои глаза, увидел поразительно четким зрением, которому вовсе не мешала обволакивающая все вокруг тьма. Он видел темноволосого мальчика; его губы были приоткрыты, веки закрытых глаз подрагивали от его прикосновений. И он чувствовал раздробленную частичку себя в этом несчастном ребенке, где-то глубоко-глубоко внутри незапятнанной, невинной души мальчика, и это он тоже чувствовал — ошеломляющее, всепоглощающее чувство цельности и чистоты, и он хотел больше… Он подался вперед так, что они почти соприкасались лбами, и невероятное чувство блаженной невесомости усилилось многократно… мальчик резко втянул в себя воздух… И все оборвалось. Гарри ошеломленно моргнул, когда Темный Лорд отдернул руку, словно прикосновение к Гарри обжигало, и чудесное ощущение света и тепла испарилось. Волдеморт быстро поднялся на ноги, попятился и отошел к дальнему концу камеры. Он смотрел на Гарри так, как не смотрел никогда. Алые глаза расширились в изумлении, и, хотя в темноте было трудно разобрать наверняка, Гарри показалось, что он выглядел почти… испуганным. Очевидно, что бы Темный Лорд сейчас ни сделал, чего бы он ни предвкушал… Этого он не ожидал совершенно точно. Не ожидал, что его затопит неописуемой невесомостью, мощным потоком света… Волдеморт продолжал смотреть на него сверху вниз, бледное лицо исказило множество противоречивых эмоций, и эта противоречивость со стороны Темного Лорда выглядела дико странно и непривычно.  — …Что это было? Гарри и сам удивился своему вопросу. Казалось, слова сами собой сорвались с губ, без его прямого на то разрешения. Выражение лица Волдеморта быстро перетекло в злобу. Видимо, голос мальчика напомнил ему, над кем именно он навис. Гарри почувствовал толику раздражения, когда Волдеморт не ответил, только молча продолжал сверлить его яростным взглядом.  — Что ты только что сделал? — снова попробовал Гарри, подталкиваемый вновь пробудившимся привычным безрассудством. На мгновение казалось, что Волдеморт ответит — на хмуром лице промелькнула вспышка чего-то, похожего на размышление, — но вот он так же молча развернулся и вышел из камеры, исчезая в тенях и не давая каких-либо объяснений. Ворота за ним громко захлопнулись, и Гарри снова остался один. Он рассеянно смотрел в темноту, где только что растворился Волдеморт. Мозг лихорадочно соображал, пытаясь отойти от того, что только что произошло, придать произошедшему хоть какой-то смысл. Необычайное сильное чувство, возникшее, когда Волдеморт дотронулся до его лица, длилось всего пару секунд… Но абсурднейшей частью было даже не удовольствие (и Гарри передергивало даже от одной мысли об этом, учитывая, к кому это относилось), а то, как он, пусть и на короткое мгновение, но все же смотрел на мир глазами Лорда Волдеморта… Вывод, к которому пришел Гарри, звучал крайне нелепо. Гарри все так же невидяще смотрел в пустоту, и, хотя он знал, что был совершенно один в этой холодной каменной темнице, слова сами собой обратились в звук, отвечая на его же собственный вопрос так, будто он шепотом делился страшным секретом с тенями.  — …Ты почувствовал мою душу…