No Glory

Ни неутихающая тревога, ни нескончаемый страх не могли вечно удерживать Гарри в состоянии бодрствования. Он смог безмятежно проспать целую ночь благодаря зелью, принесенному Нарциссой, но все же для истощенного организма этого было недостаточно, так что вскоре после ухода Темного Лорда Гарри провалился в беспокойный сон. Сон был черно-белый. Он был в пещере… В той самой пещере. Только теперь с ним не было директора. Гарри стоял один на островке посреди чёрного бездонного озера. Поверхность воды была идеально гладкой, никем и ничем не потревоженной. Гарри повернулся к знакомой каменной чаше. Она ярко подсвечивалась, хоть и бесцветным светом. Гарри подошёл к ней, настороженно заглянул, ожидая увидеть налитое до краев зелье, а на дне — поддельный медальон… Однако он с удивлением обнаружил в чаше не проклятое зелье или медальон… но птицу. Крошечную канарейку. Она сидела на дне чаши и смотрела на него чёрными блестящими глазами, изучающе склонив маленькую пернатую голову. Самым поразительным было то, что, в отличие от зловеще монохромного пространства вокруг, маленькое существо было цветным. Одна только канарейка светилась насыщенным жёлтым с золотистым отливом, гладкие перья сверкали и переливались. Гарри вытаращил глаза. Может, дело было в сиянии, или в том, что птичка была золотой и миниатюрной, или в том, что Гарри был ловцом до мозга костей, хотел он этого или нет… Но ему вдруг дико захотелось подержать ее. Он медленно потянулся к птичке. Канарейка не шелохнулась, пока он наклонялся, просто сидела на дне чаши настораживающе неподвижно… Но в ту же секунду, как пальцы Гарри коснулись неожиданно тёплых перьев, птичка тут же отпрянула. От столь внезапного движения сердце Гарри подскочило куда-то к горлу. Канарейка забилась, запаниковала от его прикосновения, выпорхнула из каменной чаши, превратившись в хаотичный комок из бешено бьющих крыльев и пронзительных трелей. Гарри смотрел, как напуганная канарейка улетала все выше и выше, прочь от островка, высокие трели жутким эхом отдавались от сводов пещеры… Мгновение спустя канарейка исчезла из поля зрения. Но ее пронзительный, заполошенный крик ввинчивался в мозг Гарри, все ещё звенел в ушах… По озеру прошла рябь. Едва заметное движение по гладкой поверхности тут же привлекло внимание Гарри. Совершенная чёрная поверхность смялась, изломалась, когда рука — человеческая, бледная, разлагающая рука — рванула из глубин чёрных вод, всего в паре метров от края острова… Гарри вскрикнул и попятился, но, обернувшись, увидел, как над поверхностью воды показалась ещё одна рука, а за ней ещё одна, и так со всех сторон. Живые трупы восставали из водной тюрьмы, и в этот раз у него не было лодки, не было даже призрачной возможности спастись… Но почему инферналы восстали? Гарри не касался воды, он не сделал ничего, чтобы пробудить их… Он потянулся к карману мантии, но палочки в нем не оказалось. Один из инферналов уже вскарабкался на остров. Гарри вгляделся в лицо живого мертвеца и с приливом ужаса узнал… Сириуса. Гарри закричал, и то были паника и страх в чистейшем виде. Мёртвый крёстный медленно приближался с вытянутыми вперёд руками. Гарри хотел кинуться в противоположную сторону, но там тоже поднялся из озера труп со знакомым лицом. Безжизненное тело Седрика Диггори, которое Гарри однажды прижимал к себе мертвой хваткой, теперь было не таким уж безжизненным и ломаной походкой шло прямо на него. Со всех сторон к нему приближались трупы тех, кого он когда-то потерял — с них ручьями стекала вода, они заунывно стонали, пока шли, шатаясь и спотыкаясь, глаза ввалились, гниющая плоть кусками свисала с обнаженных костей: Аластор Муди, Римус Люпин, Лаванда Браун, маленький Колин Криви… Невилл Лонгботтом… Они окружали его, сжимали в кольцо. Гарри вжался спиной в пустую каменную чашу на помосте. У него не было ни единого шанса сбежать. Его утянут в воду все те, кого он подвёл, кто пожертвовал собой ради него… И тут он увидел Рона. Рональд Уизли медленно поднялся из воды, и ужас Гарри сопровождался яростной волной отрицания.  — Нет! — закричал он, глядя в мёртвое, разлагающееся лицо лучшего друга. — Нет, Рон, нет, ты не мёртв, ты же!.. Ему, конечно же, показалось, но Гарри заметил в знакомых голубых глазах мелькнувшую искру жизни, которой не было в пустых глазах остальных. Гарри рванул вперёд, буквально раскидывая инферналов, бросившись в озеро к лучшему другу. Его напуганный, близкий к истерике мозг заставлял Гарри переставлять ноги, подходить к Рону, словно тот не был мёртв, и если только Гарри подберется к нему достаточно близко, он сможет как-нибудь спасти его, сделать так, чтобы происходящее перестало быть реальностью… Но ему не дали добраться до цели. Когда он был уже по колено в ледяной воде, остальные инферналы атаковали, вцепляясь в одежду, разрывая ее, — и их было слишком много, и тела были слишком тяжёлыми от воды…  — Рон! — закричал Гарри, но уже не видел ничего кроме сплошной стены из гниющих конечностей и мокрой серой плоти. — Рон! — позвал он снова, но крик потонул в гортанных стонах живых мертвецов. Гарри упал, затянутый в глубины холодного озера. Легкие наполнились жидким льдом, и тело Гарри забилось от ужаса, немея и задыхаясь…  — Проснись! Проснись! Гарри с диким воплем вырвался из сна. Все было залито ярким грязно-желтым почти болезненного оттенка. Гарри исступленно бился на жестком каменном полу, размахивая руками и пытаясь что-то — кого-то — оттолкнуть. На плечи легли чужие руки, и Гарри чуть не подскочил. Но его держали крепко и не давали вывернуться. Гарри делал глубокие судорожные вдохи. — Все хорошо, — донесся до него ровный, успокаивающий голос Нарциссы, но при этом хватка была на удивление твердой. — Это всего лишь плохой сон. С тобой все хорошо. Гарри кивнул, продолжая глубоко дышать и пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Просто сон, это был просто сон… Он перестал пытаться оттолкнуть Нарциссу, и ее пальцы чуть расслабились. Его все еще сбивало с толку пробуждение в темноте… Ну, уже не совсем в темноте. Тошнотворно-желтый изменялся, выцветал, перетекая в насыщенный темно-синий.  — Рон в порядке? — спросил Гарри, как только к нему вернулся голос. — Его не поймали? Вы слышали что-нибудь о нем, о Гермионе, о…  — Тш-ш-ш, успокойся, дитя, — сказала Нарцисса. — Я не слышала никаких новостей о местонахождении твоих друзей. Они все еще считаются беглецами. Поверь, я бы сразу же узнала, если бы кого-то из них обнаружили. Гарри снова кивнул. По телу пронеслась волна облегчения такой силы, что у него немного закружилась голова. И он почти улыбнулся на последних словах. Он и правда верил Нарциссе Малфой, ее насыщенной синей ауре, омывавшей камеру. Ауре, которая изменялась страннейшим образом. Тот желтоватый оттенок был пронизан горьким привкусом страха и паники. Сейчас же воздух на вкус отдавал спокойной безмятежностью цвета морской волны. Очень странно.  — Прости, — прошептала волшебница, притягивая Гарри к себе. Он осознал, что его трясло, только когда его прижали к тёплой, размеренно вздымающейся груди. — Надо было принести ещё одно зелье сна без сновидений. Я собиралась приносить их хотя бы через день, ведь они очень быстро вызывают зависимость… Гарри невольно хмыкнул, чувствуя себя немного охмелевшим от новостей, что Рона и Гермиону не поймали. — Учитывая обстоятельства, зависимость от снотворного зелья была бы наименьшей из моих проблем, — пробормотал он, устраиваясь поудобнее. Нарцисса рассмеялась. — Справедливое замечание. — Она приобняла его за плечо, словно не хотела отпускать от себя, пока его не перестанет трясти. — Тогда я буду приносить их каждый раз. Судя по крикам, у тебя был настоящий ночной кошмар: их было слышно даже в столовой. Я подумала, что… Голубовато-синяя аура слегка позеленела. Голос Нарциссы оборвался, но про себя Гарри легко закончил фразу: «Я подумала, что Темный Лорд объявился без предупреждения, чтобы снова пытать тебя».  — Просто… просто плохой сон, — хрипло выдавил Гарри. Они погрузились в тишину. Нарцисса принялась перебирать его волосы — кажется, это вошло у неё в привычку каждый раз, когда она приходила навестить его. Гарри гадал, делала ли она это, потому что его шевелюра была натуральным вороньим гнездом, а Нарцисса привыкла к идеалу и порядку во всем. Гарри вспомнил увиденное мельком убранство поместья Малфоев, элегантную мебель и роскошные хрустальные люстры… И что она, ее муж и сын всегда были такими утончёнными и собранными, одетыми с иголочки, волосок к волоску… Что ж — с долей чёрного юмора подумал Гарри — в его лице Нарцисса нашла поистине достойный вызов. Он сомневался, что хоть что-то в мире заставит его волосы лежать ровно — тут даже магия бессильна. Но ощущение было донельзя приятным, так что Гарри не собирался жаловаться. А ведь Волдеморт тоже проделывал с ним подобное, и не один раз… И насколько же противоположными по воздействию были эти прикосновения. Когда Темный Лорд проходился холодными паучьими пальцами по его волосам, это был жуткий и нервирующий жест. От него по коже Гарри бежали мурашки… Исключая, конечно, случаи, когда между ними вспыхивал тот невозможный свет, рождённый благодаря связи крестража. И этот свет был таким приветливым, таким приятным, таким невесомым, блаженством в чистом виде… Гарри едва заметно покачал головой. В прикосновениях Лорда Волдеморта не было ничего приятного — а если ему и казалось иначе, то это все осколок души, застрявший внутри Гарри. «Это не моя вина», — твёрдо сказал Гарри самому себе. Не его вина, что он с головой погружался в удивительный свет. Не его вина. Не его вина. Вот прикосновения Нарциссы — совсем другое дело. Ее пальцы в его волосах, ее руки на его плечах дарили ему ощущение тепла и безопасности. Даже некой заботы. В ее объятиях Гарри расслабился. В конце концов его тело перестало трястись, а дыхание выровнялось.  — Как думаешь, сможешь съесть что-нибудь? Чувствуешь голод? — спустя некоторое время спросила Нарцисса. Гарри покачал головой. — Нет, — сказал он, пока перед глазами вставали видения страшной пещеры и гниющих трупов. — Совсем не чувствую. Волшебница вздохнула. — Ну хорошо. Но ещё пара дней, и одних питательных эликсиров станет недостаточно. Они могут поддерживать жизнь в крайних случаях, но ты очень быстро теряешь вес. В итоге тебе все равно будет нужна нормальная еда… Гарри ничего не ответил. К его удивлению, от мысли о твёрдой пище его замутило.  — Какое у тебя любимое блюдо? — внезапно спросила Нарцисса, и индиго стал отливать лиловым. Любопытство. Гарри чуть поджал губы, задумавшись. — Не знаю, — признался он. — Наверное, пирог с патокой? Мне в принципе нравилось все, чем нас кормили в Хогвартсе. Честно говоря, на самом первом пиру я подумал, что это шутка такая. Я ещё никогда не видел столько еды в одном месте.  — Готова поспорить, ты прямо как мой сын, — усмехнулась Нарцисса, и к сине-лиловому примешался нежно-розовый оттенок. — Он может есть целыми днями и все равно оставаться тонким, как древко метлы. — Она тихо рассмеялась, все ещё не оставляя безуспешных попыток уложить его патлы.  — Так и есть, — не стал отпираться Гарри, вспомнив, как он круглый год отъедался в Хогвартсе и все равно оставался щуплым и тщедушным подростком. — Но, наверное, на этом наше сходство заканчивается.  — О, неправда. — Голос Нарциссы был почти самодовольным. — Вы оба очень любите соперничать, разве нет? По крайней мере, по рассказам Драко создаётся именно такое впечатление. Словно во всем мире для него не было соперника серьезнее тебя. Он всегда рассказывал в письмах о квиддичных матчах. Две полные страницы, излагающие в мельчайших деталях, как прошёл матч и почему твоя очередная победа в высшей степени несправедлива. И в довесок страстные просьбы, чтобы отец поговорил с кем-нибудь в Министерстве, чтобы уволить мадам Хуч, и прочие глупости подобного рода. Я помню, как его только сделали ловцом и как он умолял нас купить всей слизеринской команде новые метлы…  — Что вы вообще-то и сделали, — проворчал Гарри, не удержав легкую обиду в голосе. Но Нарцисса только добродушно рассмеялась. — Знаю, я ужасный человек. Сначала я сказала ему нет, сказала, что это просто смешно… Но потом Драко пригрозил, что не приедет домой на рождественские каникулы, и я сдалась. Надеюсь, ты не будешь слишком сурово судить меня за то, что я такая потакающая мать.  — Вовсе нет, — сказал Гарри. — Я все равно обыгрывал его в каждом матче.  — О да, поверь, я в курсе.  — Надеюсь, вы не будете слишком сурово судить меня за то, что я лучший ловец. Нарцисса опять рассмеялась, и Гарри подумал, что ему нравится этот звук. Жаль, он не мог увидеть ее лица. Он помнил лицо Нарциссы либо перекошенным от страха, когда они были в камере, либо скривившимся от отвращения, когда он видел ее ещё вне дикого ада, которым стала его нынешняя жизнь.  — Вот поэтому школьницей я никогда не любила квиддич. Он поглощал всех с головой, и игроков, и болельщиков. Одна из моих сестёр играла в квиддич, но я никогда не могла понять, в чем его привлекательность. Мячи, мётлы, очки, но разве в итоге это имело хоть какое-то значение? В любое другое время Гарри с жаром стал бы доказывать, какая это потрясающая игра и какой сакральный смысл в ней кроется, что она важнее любых уроков, экзаменов или даже войны… Но сейчас он просто промолчал. Потому что при упоминании ее сестры розовато-лиловый с радостными нотками мгновенно окрасился в холодный темно-синий. Гарри мог только предполагать, что речь шла об Андромеде Блэк — сестре, которая вышла замуж за магглорожденного и за это была выжжена с семейного древа.  — Меня он совсем не привлекал, — продолжала Нарцисса. — Да и в целом спорт меня не особо интересовал. Зато я пела в хоре.  — В хоре? — переспросил Гарри.  — О, да. Профессор Флитвик меня обожал. Его единственная и незаменимая субретка-сопрано*. У меня был очень высокий голос, я могла взять практически любую ноту. Нарцисса сделала паузу, вздохнула с лёгкой грустью. Ее аура опять стала приятно-тёплого лилового цвета. — На четвёртом курсе во время рождественского пиршества у меня была сольная партия. Песня называлась Плющ и остролист, слышал такую?  — Нет, — ответил Гарри.  — Это очень милая песня, — мечтательным голосом продолжала Нарцисса. — Я была безумно рада, что мне доверили сольную партию. В тот день Люциус предложил начать встречаться. Годы спустя, в день, когда он сделал мне предложение, Люциус признался: он знал, что должен жениться на мне, с того самого дня, как услышал мое пение. — Лиловый стремительно окрашивался в алые и розовые оттенки.  — Споёте ее мне? Гарри не знал, почему спросил… Но ему внезапно очень захотелось услышать песню, которая положила начало счастливым и долгим отношениям.  — Ох, я не пела ее годами…  — Тогда тем более стоит, — подстегнул Гарри. Он чуял нутром, что она правда этого хотела, но старалась вести себя сдержанно. — Я бы очень хотел ее послушать… Если вы не против. Пару секунд Нарцисса молчала. Гарри терпеливо ждал в тишине… Нет ничего в лесу прекрасней, чем остролист и падуб Голос Нарциссы был высоким и чистым — и очень красивым. Гарри прижался ухом к ее груди, чувствуя вибрацию извлекаемых звуков… Но по-настоящему его поразило то, что происходило с магией Нарциссы, пока она пела… В верхушках их блестят короны, и ветви пышут жаром Лиловая аура полностью окрасилась в розовый… затем перетекла в оранжевый, яркий и жизнерадостный, потом в желтый… То была завораживающая радуга, вплетающаяся в слова, растворяющаяся в них; ее нельзя было увидеть, но в его разуме она была осязаема… Рассвет скользит по небу, олени выбегают Гарри был потрясен. Ее голос, ее магия, слова рождественского хорала… Звучит орган торжественно, и хор песнь начинает Пока Нарцисса пела, мир Гарри переставал быть бесцветным.

***

Но когда Нарцисса ушла… Тьма. Гарри остался с одним лишь отголоском пения Нарциссы и ее обещанием скоро вернуться с зельем сна без сновидений. Без ее успокаивающей ауры — будь то насыщенный индиго или переливы постоянно меняющихся эмоций — в камере было совсем холодно и одиноко. Гарри лихорадочно думал. Его странная способность улавливать… чувствовать магию людей, находящихся рядом с ним… Наверное, это была реакция его собственной магии на экстремальную ситуацию, что-то вроде того, как люди пытаются замедлить падение с огромной высоты и смягчить удар, цепляясь за все подряд. Это было удивительно. Гарри гадал, есть ли особенный вкус у магической ауры каждого человека. Ему казалось, что скорее всего да, но он не мог сказать наверняка, так как с момента ослепления он контактировал только с Нарциссой Малфой и Темным Лордом. Волдеморт. По сравнению с его аурой бездонной черноты тьма мира Гарри казалась почти яркой. В моменты спокойствия чернота Темного Лорда была отстранённо-холодной; в моменты ярости она становилась плотной, тяжелой, удушающей. Она подминала под себя, обволакивала все, что видела, и от этого Гарри всегда жутко мутило — от страха и отвращения… И если бы только на этих ощущениях и заканчивалось его отношение к заклятому врагу. Но это не его случай. Этот волшебный, ослепляющий свет… Он был таким тёплым, таким приветливым. И часть его точно была вызвана крестражем — связь душ Гарри и Темного Лорда абсолютно точно была основной причиной, почему этот свет вообще мог существовать в природе, но… Но, кажется, Гарри начал по-настоящему понимать, что здесь происходит. Свет и то, как он взывал к Гарри, слепота, воспоминания… И до странного частые приходы Темного Лорда, учитывая, как сейчас он должен быть занят… Тут же, словно по сигналу, Гарри его почувствовал. Очередное бесшумное, скрытное появление. В этот раз не послышалось скрипа решетчатой двери, выверенных зловещих шагов… Но Лорд Волдеморт был вместе с ним в его мрачной клетке, от его присутствия разум Гарри оплетала холодная чёрная тень. Гарри с трудом подавил ухмылку. Какая-то его часть желала рассмеяться, но он не хотел выдавать недавно приобретённую способность ощущать присутствие людей. Если Волдеморт считал, что Гарри полностью слеп и уязвим… хорошо. Гарри был совсем не прочь. Чем меньше Волдеморт знал о способностях Гарри, тем лучше. Просто ещё одна сила, о которой не знает Темный Лорд… И вот тут Гарри не удержался от ухмылки. Он гадал, о чем думал Волдеморт, стоя в темноте. Гарри неподвижно сидел в дальнем углу, прижавшись спиной к холодному камню, сосредоточившись. Он нахмурил брови, мысленно подался вперёд, пытаясь определить, где именно находился Темный Лорд… И когда он приложил усилие, это вроде как дало свои плоды. Облако леденящей черноты было чуть тоньше справа… и определенно плотнее в противоположном углу. Гарри словно проводил призрачными пальцами по тончайшему шёлку простыни… Ох. Гарри тут же понял, когда нашёл его. Он словно бы прикоснулся к глыбе чистейшего льда. Гарри невольно ахнул, мысленно скользя по поверхности ауры сильнейшего волшебника всех времён, и содрогнулся. Он поплотнее укутался в одеяло. Волдеморт тоже это почувствовал? Если да, то он никак на это не отреагировал — ни магически, ни физически. Его чёрная энергетика была абсолютно неподвижной, застывшей. …Или нет, не совсем. Чернота… не то чтобы посветлела… но, изменилась. Стала более… подвижной. Любопытство. Лорд Волдеморт испытывал любопытство. Ах да, точно. Гарри ведь только что отпрянул и вздрогнул, как бы реагируя на что-то. Собственно, так оно и было, но Волдеморту неоткуда было об этом знать. Для Темного Лорда реакция Гарри была случайной. Гарри закусил губу, обдумывая, что делать дальше. Волдеморт все так же стоял и… смотрел. Молча наблюдал. Черт, да чего он вообще ожидал от Гарри? Чем, по его мнению, целыми днями занимался его пленник, в темноте и одиночестве? Гарри нахмурился и решил просто повернуться спиной к своему жуткому похитителю. Он перевернулся на другой бок, лицом к стене, и укрылся одеялом с головой. «Можешь пялиться на мою задницу», — ядовито подумал Гарри. Ещё одно тончайшее изменение в атмосфере. Раздражение. Гарри едва сдержал смех. Раздражение? Волдеморта покоробило, что его пленник повернулся к нему спиной? Когда Гарри был слеп и, насколько было известно Волдеморту, думал, что он совершенно один? И всё-таки его это разозлило, Гарри нутром чуял. Темный Лорд был раздражён тем, что Гарри от него отвернулся. Хотя Гарри вроде как вообще не должен знать, что Темный Лорд здесь. «Совсем поехавший», — подумал Гарри, чувствуя странную смесь неверия, нервозности и веселья. Он притворился, что спит, хотя в данный момент сон был для него из разряда невозможного. И все же. Гарри понятия не имел, что ещё делать, когда в тебя впивается взглядом тот, от кого хочется оказаться как можно дальше. Это дико нервировало. Что вообще происходило в голове Темного Лорда, пока он стоял в темноте? Прошло не больше пары минут, пока Гарри притворялся спящим, а Волдеморт пытался совладать с внутренними демонами, порожденными его извращенным разумом, — но по ощущениям прошло гораздо больше времени. А затем вспыхнул свет. Едва заметный огонек тепла. Физически Гарри никак не отреагировал, но глубоко внутри отозвалась, загорелась дремавшая до этого частичка души, рванула вперед, возопила:   — Да! Ощущение росло. Гарри все так же не шевелился, не открывал незрячие глаза. Но тепло становилось ярче, ближе, ощутимее. Волдеморт бесшумно подходил к нему, и… Когда холодные паучьи пальцы коснулись затылка, Гарри больше не мог имитировать сон. Блаженная невесомость опутывала тело, забиралась под кожу, заставляла вспыхнуть живительным огнем нервные окончания, онемевшие от холода пальцев Темного Лорда… Гарри непроизвольно перевернулся на спину, поближе к источнику света, этой прекрасной связи… По затылку что-то мягко скользнуло, его потянули куда-то, направляя, уложили на поверхность, представлявшую собой причудливую смесь холода и света. Гарри понадобилась пара секунд, чтобы понять, что произошло. Его голова лежала… на коленях Темного Лорда, другого объяснения быть не могло, потому что пульсация тепла и света была сильнее, чем когда-либо… Тут Гарри почувствовал руки по обе стороны лица, ведущие по линии подбородка, очерчивающие скулы, лоб, шрам в виде молнии… Изучающие его, исследующие каждую линию, каждый изгиб… и Гарри увидел… Загадочное существо, непостижимая угроза… Но нет, не угроза больше… Загадка, тайна, паззл, осложнение, от которого он все никак не мог избавиться, не мог понять, как избавиться… Волдеморт провел кончиками пальцев по закрытым векам мальчишки, подумал об изумрудных радужках, которые преследовали его столько лет, несли с собой угрозу смерти, идеально повторяя оттенок убивающего проклятья… Но теперь с этим покончено. И эта цельность, чистота… Невероятно, насколько они завораживали. Как его непреодолимо влекло к незапятнанной, невинной душе… Он не хотел чувствовать этого влечения — но чувствовал. Он хотел выпить эту душу до последней капли, поглотить ее целиком, он хотел этой чистоты и невинности, он жаждал их. Гарри был пойман в страннейшем состоянии, где-то на границе своего сознания и сознания Темного Лорда. Свет и тьма переплетались причудливым образом, огонь и лед кружились в едином водовороте, и от этого у него самого голова пошла кругом. Это все было слишком, Гарри больше не мог этого выносить — желание Волдеморта росло, и вместе с ним росла его черная аура, заполоняя собой все, удушая… Но и прекрасное тепло наливалось силой, распалялось, и все это обрушивалось на Гарри, погребая под собой. Гарри разрывало от переизбытка чувств. Часть его стремилась к волшебной связи, к невесомости и блаженству, которые она в себе таила, а другая хотела убраться как можно дальше от тошнотворной черноты, от леденящей тьмы, которая прямо сейчас эманировала одержимым желанием, потребностью… Что-то среднее между всхлипом и стоном сорвалось с губ Гарри, когда Волдеморт провел пальцами по его шее. Спина выгнулась дугой, его измученное тело не знало, чего оно хотело, нужно ли ему больше этого света… А затем Гарри снова видел с поразительной четкостью, снова смотрел на себя глазами Волдеморта… Гарри увидел, как его собственные губы приоткрылись с очередным отчаянным, почти паническим вздохом, как невидящие глаза сами собой распахнулись, глядя прямо на… Нет. Нет. Момент был мимолетным. На долю секунды зрение прояснилось — и вот оно снова исчезло, оставляя Гарри в слепоте. Он закрыл глаза, молясь, чтобы это было всего лишь его воображение, какая-то иллюзия… Но он не успел как следует запаниковать. Переполнявшая его злобная, омерзительная похоть рассеялась, оставив лишь чистейший всепоглощающий свет. Гарри сделал глубокий вдох, мышцы тут же расслабились.   — Дар… Темный Лорд снова прижался лбом ко лбу своего человеческого крестража, одновременно и холодным, и таким теплым, и завеса теней отступила. …Хогвартс. Гарри с болезненным любопытством осматривал до боли знакомое помещение. Это был класс трансфигурации, урок шел в самом разгаре. И опять первокурсники. Только тут лекцию всему классу читала не Минерва Макгонагалл… …А Альбус Дамблдор. И, конечно же, юный Том Риддл тут тоже присутствовал. Пока совсем молодой и рыжеволосый учитель улыбнулся. — Спичечные коробки здесь, — сказал он, указав палочкой на свой стол. — Можете взять по спичке и начинать. Ах да. Гарри помнил этот момент. Самое первое практическое занятие в школе, на котором ученики должны превратить спичку в иголку и обратно. Гарри припомнил свой урок. Тогда никто в его классе не смог сделать ничего подобного в первый же день… Кроме Гермионы, разумеется, которая умудрилась заострить и посеребрить кончик спички и своим мастерством заработала поощрительные очки для факультета. Том первым схватил свой коробок спичек. Он не открыл его на месте и не раздал содержимое одноклассникам, просто отнес целый коробок на свою парту. Там он достал одну спичку, положил перед собой. И молча уставился на нее. Взгляд темных глаз Тома Риддла был напряженным, расчетливым. Гарри часто замечал такой взгляд у Гермионы. Думай, думай, думай… Другие ученики уже принялись безуспешно махать палочками и бормотать заклинание. Но не Том. Целую минуту он неподвижно сидел, не поднимая палочки и глядя на спичку так, словно это был сложнейший и опаснейший объект во вселенной, с которым категорически запрещено как бы то ни было взаимодействовать до тех пор, пока Том не будет абсолютно уверен, как с ним правильно обращаться. К нему неторопливо подошел Дамблдор. Он посмотрел на Тома с чуть вздернутой в удивлении бровью. Юный наследник Слизерина был так сосредоточен на спичке, что даже не заметил, как профессор навис у него за плечом.   — Ну что, Том? — негромко сказал Дамблдор, и мальчик подскочил, словно его застали врасплох. — Давай, попробуй. Том коротко кивнул, ни на секунду не сводя взгляда со спички. Несколько учеников за соседними партами отвлеклись от своих спичек и посмотрели в сторону Тома, уже выглядя разочарованными своими провальными попытками. Том указал палочкой на спичку, сделал четкое, выверенное движение и прошептал с идеальной артикуляцией:   — Мутаре. На глазах кусок дерева начал преображаться. Медленно, подражая тому, как Том произнес заклинание, спичка вытянулась, истончилась, посеребрилась, и вот на столе уже лежала безупречная во всех отношениях иголка. Том схватил ее, засияв. — Я сделал это, — выдохнул он, а в темных глазах горела почти маниакальная гордость. — Идеальная игла. Наблюдавшие за ним ученики благоговейно разинули рты. Том повернулся к Дамблдору, на чьем лице застыло непривычно бесстрастное выражение. И в голубых глазах не плясали знакомые искорки.   — Очень хорошо, Том, — тихо сказал он. Ни улыбки, ни щедрой похвалы. — А теперь постарайся превратить ее обратно в спичку. И Дамблдор пошел дальше. На долю секунды Том казался почти уязвленным — впрочем, разочарование перетекло в нахмуренность сразу же, как только Дамблдор отвернулся. Том воткнул иглу в столешницу парты и принялся прожигать ее взглядом так, словно она лично его обидела. Он ни разу не попытался превратить иголку в спичку. Гарри смотрел на надувшегося юного Темного Лорда и, честно, он даже не мог его в этом винить. С другими студентами Дамблдор был гораздо дружелюбнее, как со слизеринцами, так и с хаффлпаффцами, — он приветливо улыбался, давал советы и осыпал похвалами даже за такие примитивные вещи, как правильное движение запястьем. У Гарри сложилось впечатление, что, если бы кто-то еще добился такого прогресса, как Риддл, ему бы тут же зачислили очки. Вскоре по замку прокатился звон колокола, означавший конец урока. Том схватил сумку и вылетел из класса, так и оставив иглу вонзенной в столешницу, словно хотел быть стопроцентно уверенным, что Дамблдору самолично придется ее доставать. Он размашисто пересекал коридор с исказившей лицо злобной гримасой.   — Эй. К нему подошли три мальчика, ранее наблюдавших сцену между Томом и преподавателем трансфигурации. Все трое были слизеринцами — Гарри узнал их с урока полетов. — Мы видели, что произошло. Ты трансфигурировал спичку с первой попытки. Это было потрясающе. Два других мальчика согласно закивали. Гарри легко мог сказать, что юный Том Риддл вовсе не считал их друзьями, но они уже им восхищались. — Да, это было достойно как минимум пятнадцати очков. Комплимент возымел совсем не тот эффект, на какой, должно быть, надеялся светловолосый мальчик. Лицо Тома стало еще угрюмее, и его собеседник заметно занервничал.   — Этот рыжий хмырь просто цепляется, — сказал второй мальчик, худенький брюнет. — Это потому что он декан Гриффиндора. Он ненавидит всех слизеринцев чисто из принципа.   — Нет… — процедил Том с плохо сдерживаемым гневом. — Это я не нравлюсь профессору Дамблдору. Ребята с беспокойством переглянулись. Гарри тут же пришло на ум последнее воспоминание, когда группка девочек похвалила летные навыки Тома, а потом так же нервно переглядывалась. И, как ни странно, мальчиков спас от необходимости что-то сказать ровно тот же человек, что спас девочек. — Том Риддл! К ним торопливо шел мистер Карсвелл, инструктор по полетам. — Именно тот первокурсник, которого я ищу! — Седой волшебник тепло улыбался, остановившись напротив Тома. Но тут он перевел взгляд на остальных мальчиков и чуть нахмурился. — Не возражаете, если я украду вашего друга на пару минут? Нет? Ну и отлично! Не дожидаясь ответа, мистер Карсвелл положил руку на плечо Тома и опять утянул в сторону для приватного разговора. Том смотрел на него с тем же недоуменным любопытством, что и его одноклассники.   — Уже завтра проходят отборочные в команду Слизерина. Я мельком заглянул в список и не нашел там вашего имени. Все еще раздумываете, стоит ли пробовать? Мое предложение в силе, я напишу рекомендательное письмо и все остальное, если понадобится… Они замедлили шаг. Том удивленно моргнул. Все следы негодования после урока трансфигурации исчезли без следа. — Ах, это. Да, после нашего разговора я провел небольшое исследование. Я никогда раньше не видел квиддичных матчей и решил, что с моей стороны было бы не совсем разумно ввязываться в спорт, о котором я ничего не знаю. Так что я пошел в библиотеку, и… — При упоминании библиотеки карие глаза загорелись восторгом. И опять Гарри подумал о Гермионе.   — Вы знали, что они хранят в архиве воспоминания о всех школьных матчах? Ох, простите, такой глупый вопрос. Конечно же знали; больше сорока воспоминаний были вашими, так как вы были рефери на матчах. — Том потряс головой. Он говорил очень быстро и продолжил, прежде чем мистер Карсвелл успел что-либо вставить.   — Так что я просмотрел несколько матчей. Я долго обдумывал ваши слова и, в общем… Пришел к выводу, что не согласен с вами. По поводу позиции ловца. Мистер Карсвелл удивленно вскинул бровь. — Неужели? — спросил он, видимо, уловив, что Тому нужен знак, чтобы продолжить.   — Да, — ответил Том, вздернув вытянутый палец вверх, и было во всей его фигуре нечто учено-академическое, что совсем не вязалось с юным возрастом. — После пары матчей я начал кое-что понимать. Вратари, загонщики, охотники, безусловно, важны, они в самой гуще событий, как вы и сказали, но… Ловцы делают что угодно, но не бездействуют. По сути, они единственные, чья роль имеет значение. Матч должен превратиться в настоящее кровавое побоище, чтобы хоть одна команда наскребла больше ста пятидесяти очков, такого почти никогда не происходит. Так что все сводится к ловцам… И они играют в свою игру. Они завернули за угол. Том выглядел донельзя серьезным, продолжая развивать мысль. — Как я понимаю, другие игроки, перебрасывающие квоффл и лупящие битами по бладжерам, являются отвлекающим маневром, шумным и зрелищным, чтобы развлекать зрителей, в то время как ловцы заняты гораздо менее зрелищной, но гораздо более сложной задачей, и их единственные противники — это они сами. Они обманывают друг друга, мешают друг другу, постоянно следят, где находится оппонент, что он делает… Оба гоняются за одним и тем же призом, прекрасно зная, что только один из них может его заполучить. Снитч, который навсегда запомнит прикосновение того, кто его схватит. Неоспоримая победа. И ради этого ловцы играют скрытно, на скорости… И, самое главное, с хитростью. Том сделал паузу и с усмешкой посмотрел на мистера Карсвелла. — Искать значит играть в совершенно другую игру. Мистер Карсвелл выглядел ошарашенным. — Эм, так, хорошо. — Он прокашлялся, пораженный тем, что первокурсник почувствовал необходимость провести исследование по квиддичу, когда ему практически в лоб сказали, что он получит место в команде, если попробует пройти отборочные. Гарантия, за которую любой другой первокурсник убил бы, не задумываясь. — То есть вы будете пробоваться на место ловца?   — Прошу прощения? — переспросил Том, и искра воодушевления в его глазах потухла. — О, нет. Я вообще не буду отбираться в команду.   — Что? — Кажется, мистер Карсвелл впал в еще более шоковое состояние. — После вот этого?.. После всех трудов и исследований?.. Но почему нет? Том рассмеялся и поправил сползавшую с плеча сумку. — Боже мой, нет. Это было занимательно изучать, но я просмотрел расписание тренировок. Три раза в неделю! По два часа! И это уже не говоря про сами матчи, которые могут идти целыми днями… Как мне тогда успевать делать домашнюю работу? Заниматься дополнительным чтением, писать приличные эссе? Как мне тогда учиться? Нет, спасибо. К тому же, я нашел другое внеклассное занятие, не с таким напряженным графиком, но гораздо полезнее и интереснее квиддича. Том широко улыбнулся и почтительно кивнул ошеломленному старику. — Спасибо, что предложили написать мне рекомендательное письмо, но в этом нет нужды. Хорошего дня, сэр. Затем он просто развернулся и пошел восвояси. Том успел отойти на приличное расстояние, прежде чем инструктор по полетам заново обрел дар речи.   — Но, погодите, Том! — позвал он, и мальчик обернулся через плечо. — Если не квиддич… тогда что? Гарри был рад, что старик спросил, потому что он и сам задавался этим вопросом. Что во всем мире может быть интереснее квиддича? В ответ на это Том сделал очень странную вещь. Он медленно развернулся и в одном плавном изящном движении… поклонился. Мистер Карсвелл уставился на него во все глаза. По-видимому, на сегодня его лимит удивления был превышен, потому что он ничего не сказал, только непонимающе качал головой с открытым ртом. Том глубоко вздохнул и выпрямился, когда понял, что старый волшебник не уловил намека.   — Я собираюсь записаться в Дуэльный клуб, конечно же, — сказал он, и прежнее воодушевление с новой силой засияло в детских глазах. Он улыбнулся в ответ на пораженное выражение инструктора, который пребывал в шоке, что кто-то мог добровольно выбрать дуэли вместо квиддича. Том опять рассмеялся. — Боюсь, у меня нет времени на квоффлы, сэр! — весело бросил он через плечо и пошел дальше по коридору, прочь от пораженного старика. Лицо наследника Слизерина исказила усмешка, которая была отнюдь не радостной, пока он спускался в подземелья, где, как Гарри знал, находилась Общая гостиная Слизерина. Его следующие слова были произнесены едва слышным шепотом. Словно беззвучная клятва, словно молитва.   — Я хочу сыграть в совершенно другую игру.