No Glory

Внутри было значительно холоднее, чем снаружи, что только добавляло гнетущего впечатления от Азкабана. Как только они зашли, тяжелые двери закрылись намертво, и все вокруг поглотила темнота, прерываемая разве что полосками света, проникающего сквозь крошечные окна. Несмотря на мрак, глазам Гарри понадобилась всего пара секунд, чтобы привыкнуть. Пока они поднимались по узкой лестнице к первому ряду камер, Гарри не мог не оценить, насколько… четким стал окружающий мир — Гарри никогда не видел его таким вплоть до потери зрения. Сейчас он различал текстуру стен, которую вряд ли бы заметил раньше, и пылинки, неспешно плывущие в сером свете, которых он совершенно точно не смог бы разглядеть раньше. Теперь он видел поразительно хорошо… Но Гарри все еще не чувствовал благодарности. Потрясающее зрение не стоило потери единственной черты во внешности, которую он унаследовал от матери. На него неожиданно накатила невыносимая грусть. Перед глазами всплыло совсем недавнее воспоминание из Запретного леса, когда его окружили призраки матери, отца, Сириуса и Римуса. Они стояли у него за спиной, и, подобно телесным патронусам, отгоняли дементоров, снующих между ним и Темным Лордом… — Ты был таким храбрым. — Мы так гордимся тобой… Гарри пришел, чтобы умереть, уронил кольцо в лесу, прежде чем встретиться с Волдемортом лицом к лицу; и их подбадривающие слова похвалы были единственным, что придало ему храбрости сделать то, что он должен был сделать… Но Гарри не справился. Он подвел их, он подвел всех… Он все еще был жив. Из тяжелых мыслей его вырвал резкий женский всхлип. На одно дикое мгновение Гарри показалось, что он сейчас повернется и увидит призрак мамы, оплакивающей трагическую судьбу своего сына… От увиденного кровь застыла в жилах. Профессор Макгонагалл. Его бывшего декана едва ли можно было узнать. Она забилась в самый дальний угол камеры, как можно дальше от решетки, колени были прижаты к груди, темные волосы свалялись в грязный ком. Должно быть, всхлип вырвался из ее груди, когда она вгляделась в темноту, и оттуда, словно призрак прошлого, выплыл молодой Том Риддл. Гарри остановился. Он только открыл рот, чтобы позвать своего бывшего профессора, как магия Волдеморта взметнулась сгустком разъяренной и мощной энергии. Гарри продолжал стоять, раздираемый противоречиями. Волдеморт тоже остановился, откуда-то зная, что Гарри перестал идти рядом. Он ждал, и, даже не глядя на его лицо, Гарри улавливал чужое нетерпение так отчетливо, что почти мог почувствовать его на вкус. Золотые песчинки в темном облаке магии поблескивали подобно осколкам разбитого стекла. Магия Волдеморта завораживала в той же степени, что и пугала. Гарри бросил последний взгляд на Макгонагалл, жалея, что не может передать ей хоть немного храбрости, что она не может почувствовать его присутствия и услышать его молчаливую клятву: Я вытащу вас отсюда. Гарри развернулся и продолжил идти за Темным Лордом. Теперь Волдеморт шел гораздо быстрее, возможно, чтобы Гарри не успел зацепиться взглядом за других узников. Вскоре они добрались до противоположного конца коридора на втором этаже, где также оказалась лестница, только не прямая, а винтовая. Она напомнила Гарри лестницу, ведущую в кабинет директора в Хогвартсе. Гарри осматривал ее с необъяснимым трепетом, когда Волдеморт остановился. Он схватил Гарри за плечи и притянул к себе так близко, что они почти соприкасались грудьми. Гарри едва успел осознать, что оказался в ловушке, как Волдеморт наклонился и тихо сказал ему на ухо сквозь серебристую мантию: — Наверху только одна камера, ты найдешь его там. У тебя десять минут. Волдеморт отпустил его. Сердце Гарри громко билось, а Темный Лорд лишь отступил на два шага и прислонился к стене, с палочкой в руке. Он закрыл глаза и сложил руки перед собой, словно в молитве. И опять на Гарри нахлынуло такое живое воспоминание, что он мог поклясться, что видит его воочию. Лорд Волдеморт, точно в такой же позе, замерший перед костром… И совсем по-другому эта поза выглядела с внешностью Тома Риддла. Вот только это все еще был Лорд Волдеморт, — мысленно закричал Гарри на самого себя, — который только что сказал, что у Гарри всего десять минут — десять минут! — чтобы поговорить с Роном, и он, вероятно, уже начал отсчитывать оставшиеся секунды. Гарри очень сильно хотелось заспорить, но он знал, что это и глупо, и бессмысленно. Если он хотя бы подаст голос, есть вероятность, что его кто-нибудь услышит, и в ту же секунду Волдеморт аппарирует отсюда, прихватив его с собой. Гарри сжал зубы и побежал вверх по лестнице. Это было не самым умным решением. Башня оказалась гораздо выше, чем он рассчитывал, а Гарри не так уж много двигался за последние несколько недель. Он едва пролетел десять ступенек, как голова закружилась от напряжения. Нахмурившись и проклиная себя за слабость, Гарри сбавил темп. Мелькнула мысль, что будет, если он просто отключится прямо на лестнице. Вряд ли Волдеморт сочтет это за уважительную причину, раз уж это вина Гарри, что он такой слабак? Мда, скорее всего, не сочтет. Отодвинув эту мысль подальше, Гарри продолжил подниматься. Когда он добрался до конца лестницы, дыхание стало тяжелым и загнанным, а головокружение и тошнота усилились. Впрочем, вид Рона тут же привел его в чувство. Вот он, прямо перед ним, за железной решеткой всего в паре метров от Гарри. Сердце сжалось от ужаса и неверия. К такому зрелищу он точно не был готов. Рон не просто сидел в камере, как Макгонагалл. Он тоже сидел на полу, но спиной к стене, буквально прикованный к камню. Не так, как сам Гарри в темнице в особняке Малфоев, нет. Гораздо хуже. Шею Рона обхватывал серебряный металлический ошейник, прибитый прямо к стене и удерживающий его на месте. Он казался таким плотным, что Гарри на серьезных основаниях задумался, мог ли Рон нормально дышать. В данный момент его друг смотрел в зарешеченное окно высоко под потолком, из которого был виден совсем крошечный кусочек внешнего мира. Взгляд Рона был отсутствующим. Гарри с трудом сглотнул и подошёл к решетке. По Рону нельзя было сказать, услышал ли он его шаги. Пустые голубые глаза не сводили взгляда с неба. Гарри сделал глубокий вдох и позвал друга самым спокойным голосом, на какой был сейчас способен: — Рон. Рон дернулся всем телом. Железный ошейник вспыхнул ярко-красным, и Гарри дернулся вместе с другом. Очевидно, ошейник причинял ему боль, если сделать слишком резкое движение. Лорд Волдеморт явно не собирался рисковать ни малейшим шансом на побег, когда дело доходило до лучшего друга Гарри Поттера. — Прости! — тут же воскликнул Гарри, уверенный, что хотя бы тут его не услышит никто из посторонних. И только он об этом подумал… Но почему? Почему Волдеморт не поднялся вместе с ним, чтобы слышать, о чем будут говорить Гарри и Рон? Гарри не стал слишком задумываться над этим вопросом, не желая тратить время на размышления о том, почему Лорд Волдеморт делал то, что делал. Так можно всю жизнь голову ломать, а у Гарри было всего десять минут. — Прости! — повторил он. Ошейник вернулся к прежнему серебристому цвету. Рон смотрел примерно в то место, где стоял Гарри, глаза округлились, грудь тяжело вздымалась. — Рон, это я — Гарри! Долгое мгновение Рон просто смотрел. Сердце Гарри упало, когда он как следует рассмотрел посеревшее, все в синяках лицо друга, словно его бросили в Азкабан сразу же после жестокой битвы. А затем, к удивлению Гарри, Рон поднёс подрагивающую руку ко лбу и начал смеяться. — Вот дерьмо, — выдавил он между смешками. — Ох, черт. Я провёл тут всего пару дней и уже рехнулся. — Ты не рехнулся! — выпалил Гарри, чувствуя одновременно легкое раздражение и веселье. Рон сказал это таким обыденным тоном, словно это совершенно нормальная шутка. Таким тоном они обычно жаловались в Общей гостиной на уроки зельеварения или необходимость писать эссе вместо того, чтобы играть в квиддич. — Ты не сошёл с ума, это правда я, Гарри, — прямо здесь, под мантией! — Ага, конечно, — хрипло ответил Рон, улыбаясь, как чокнутый. — А я Ромильда Вейн, просто случайно выпила Оборотное зелье. Так что я вообще не должна здесь быть. Если тебе не трудно, можешь сходить и сказать там всем, что суд над Рональдом Уизли можно отменять. — Рон! Я серьезно! Я здесь, и у меня не так уж много времени, так что кончай тратить его на пустое отрицание! Глуповатая ухмылка сползла с лица Рона. — Хорошо, — сказал он серьезно, хотя Гарри видел, что он все ещё не верит. — Докажи это. Скажи что-нибудь, что мог знать только Гарри, потому что я более чем уверен, что Гарри мёртв, и я вот-вот последую его примеру. Гарри решил проигнорировать последнюю, особо невеселую часть. — Твой патронус — джек-рассел терьер, и это я научил тебя, как его создавать. Рон пожал плечами — насколько это было возможно в его случае. — Слишком легко, об этом знает куча людей. Попробуй что-нибудь другое. — Я был с тобой в Общей гостиной, после того как ты позвал Флёр Делакур на Святочный бал. Мы оба эпично провалились с выбором девушек в тот день и вместе страдали от унижения. Рон фыркнул, но покачал головой — опять же, движение явно было болезненным и очень сдержанным. — Об этом тоже слышала куча людей. Вообще-то, вся школа слышала. Давай ещё. Гарри запустил пальцы в волосы, начиная закипать. — Ты с помощью парселтанга открыл Тайную комнату и вернулся оттуда с клыками чертового Василиска. Ты ещё упомянул о том, что нужно эвакуировать эльфов-домовиков. Гермиона повисла на тебе, и мне пришлось смотреть, как двое моих лучших друзей сплелись в страстном поцелуе прямо посреди битвы. Лицо Рона словно обмякло. — Что я тогда сказал? — спросил он шепотом. — Когда ты любезно нам напомнил, что мы вообще-то на войне. Гарри почувствовал, как дёрнулись губы. — «Я знаю, друг, — повторил он слова Рона, чувствуя странное волнение. — Поэтому сейчас или никогда, понимаешь?» Рон отвёл взгляд к окну, но Гарри успел заметить, как заблестели его глаза. — Мерлин, — надломленно прошептал Рон. — Но ты… Я не… Почему ты здесь, если это и правда ты, Гарри? Я думал… Мы были так уверены, что ты все–таки пошёл в Запретный лес, потому что он… Он сказал, что ты должен пожертвовать собой… — Я не умер. Но… да, именно это я и собирался сделать, — признался Гарри. Рон закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Мозг Гарри стремительно работал, пытаясь придумать, как спасти Рона и при этом не обречь его на верную смерть. Если он расскажет Рону, что является человеческим крестражем, Волдеморт убьёт его без колебаний. — Я пошёл к нему, чтобы он остановил битву. Я думал, что он убьёт меня. Но он не убил. Меня заперли в темнице в подвале у Малфоев, в такой же, где нас держали в прошлый раз. Рон выглядел совсем сбитым с толку. — Но… почему? — Наверное, он решил, что я ему буду полезнее живым, чем мёртвым. Рон провёл рукой по волосам. — Сними мантию, чтобы я мог тебя увидеть, — приказал он, все ещё настроенный скептически. — Я не могу. Это было его условие. Только так он разрешил мне поговорить с тобой. — Почему? — Откуда мне знать, я вообще редко когда понимаю, чем обусловлены его решения! Если бы понимал, ни один из нас не был бы здесь. Но прямо сейчас Сам-Знаешь-Кто ждёт снаружи тюрьмы, и на разговор с тобой он дал мне десять минут. Теперь даже меньше. — Значит, поэтому дементоры убрались с острова, — пробормотал Рон, снова глянув в окно. — Гарри, ты знал, что дементоры умеют говорить? Стоило признать, это заявление тут же отвлекло Гарри. — Э-э–э… Нет, не знал. Рон рассмеялся, и это был очень тревожный смех — высокий, почти эйфорийный. — О, да. Ещё как умеют. Они часто вертятся у моего окна. Они знают, что мне скоро вынесут приговор и отдадут одному из них. Постоянно шепчут мне всякие милые глупости. Мне кажется, они чуть не подраться готовы за меня. — Рон опять рассмеялся. Это был самый пугающий смех на памяти Гарри. — Я ещё никогда не был так популярен! — Рон! Приди в себя, я серьезно. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал! — Да-да, точно. Прости, их отсутствие сделало меня немного того. Ну это очевидно, раз уж я говорю с Гарри Поттером. — Ты правда говоришь с Гарри Поттером! — вскипел Гарри. — И я пришёл сюда, чтобы сказать тебе, что, если ты хочешь, чтобы у Гермионы был хоть какой-то шанс остаться в живых, ты должен сдаться сегодня на суде. Ты должен сказать, что… что был неправ, что все, во что мы раньше верили, было неправильным, что ты теперь понимаешь, как заблуждался, или что-то в таком духе. Рон, ты должен встать на его сторону, а иначе ты и Гермиона обречены. — Ха! Вот теперь я точно уверен, что галлюцинирую. Потому что настоящий Гарри никогда бы не сказал сдаваться, и потому что, если Гермиону когда-нибудь поймают, она абсолютно точно обречена, что бы я ни сказал и ни сделал. — Я бы сказал сдаваться, и с учетом обстоятельств именно это я и делаю, — сказал Гарри, чувствуя, как внутренности захлестывает вина. — Рон, послушай. Я в плену у Темного Лорда. Он победил. Я очень не хочу это признавать и знаю, что ты тоже, но это не значит, что мы должны совсем перестать сражаться. Я просто… Вы оба нужны мне живыми. Вы нужны мне. — Голос Гарри задрожал и сорвался. Лицо Рона опять стало серьёзным, и Гарри показалось, что он, возможно, начал хоть немного верить в реальность происходящего. — Если ты сдашься, если согласишься со всем, что он скажет, если ответишь на все его вопросы, то он пощадит Гермиону. Я точно знаю, что смогу его убедить, но… первым делом мне нужно, чтобы ты сделал так, как он хочет. — С какой стати он будет тебя слушать? — Рон сдвинулся так, чтобы быть как можно ближе к решетке. — Гарри, почему он вообще взял тебя в заложники, если все это время хотел только убить? — …Как я сказал, он хочет использовать меня. Чтобы перетащить на свою сторону остатки светлой стороны. Ну, знаешь… как оружие. Гарри буквально видел, как в памяти друга всплыл разговор многолетней давности. Лицо Рона стало нежно-салатового оттенка. — Но с чего ему тебя слушать? Почему ты так уверен, что сможешь его убедить? Особенно пощадить Гермиону… Он ни за что этого не сделает. Не после того, что произошло. Желудок Гарри ухнул вниз. Он боялся спрашивать, но знал, что все равно придется. — Что произошло? — Ох, Гарри. Это был полный пиздец, — ответил Рон, и та дурацкая улыбка снова вернулась. — Мы были в Запретном лесу, когда все произошло, всего день назад… Или два дня назад? Я сбился со счета. Короче, в день, когда Сам-Знаешь-Кто публично объявил себя главой Визенгамота по волшебному радио. — Что? — А, ты не слышал? — буднично спросил Рон, словно это был самый обычный разговор. — Вот буквально позавчера он сам же назначил себя Верховным чародеем. Мы с Гермионой где только не шатались, все пытались найти тебя, и… Это известие изрядно ее разозлило. Она и так была не совсем в себе, я такого еще не видел. Она совсем не спала, постоянно копалась в памяти, пыталась вспомнить любые места, куда ты мог пойти… Мы оба отказывались верить, что ты пожертвовал собой и теперь мертв, хотя оба понимали, что только это может быть правдой… Потому что ты никогда бы не сбежал вот так без нас, и… Рон сделал паузу, смаргивая слезы. — Но я не мертв, — вклинился Гарри. — Рон, пожалуйста. У меня время на исходе. Скажи, что произошло. — После той передачи Гермиона немного… съехала с катушек. Сказала, нам нужно действовать активнее. Так что мы пошли в Запретный лес. Гарри разинул рот. — Какого черта вы вообще забыли рядом с Хогвартсом? — Мы хотели поговорить с кентаврами, разумеется! — ответил Рон с непередаваемым сарказмом. — Знаю-знаю, гениальная идея! Но Гермиона была уверена, что кто-нибудь из них мог что-нибудь увидеть, что, если бы ты пошел в лес, тебя бы точно заметили… Рон опять запустил пальцы в волосы и вздохнул. — Так что да, мы пошли в лес. Было такое ощущение, что нам уже нечего терять. Мы забрались глубоко в чащобу, и нашли кентавров, и… И мы искренне верили, что они на нашей стороне. — А это не так? — спросил Гарри. Он точно помнил, что кентавры сражались против Пожирателей Смерти во время битвы за Хогвартс. — Видимо, не все из них, — мрачно ответил Рон. — Может, до этого и все, просто Сам-Знаешь-Кто нашел их раньше нас. Может, он убедил пару из них побыть шпионами, на случай, если мы рискнем еще раз сунуться на территорию рядом со школой. Тот, с которым мы говорили, выглядел так, словно правда хотел нам помочь, но неожиданно другой кентавр — тот темноволосый ублюдок — буквально вонзил нам нож в спину. — Как именно? — Спровоцировал Табу, — ответил Рон. — Он посмотрел прямо на нас, самодовольно ухмыльнулся и произнес его имя. Ладони Гарри сами собой сжались в кулаки. Он был стопроцентно уверен, что это Бэйн. — Вот же сволочь, — прошипел он. — Погоди, дальше веселее, — с притворным воодушевлением продолжил Рон. — Так вот, кентавр произнес имя, повисла секундная, полная ужаса тишина — чистейшее незамутненное неверие, если хочешь, — и буквально за мгновение до того, как появились егеря, Гермиона хватает меня за плечо, смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Я беременна». …Гарри был уверен, что ослышался. Он ждал, что Рон скажет что-нибудь еще, чтобы опровергнуть только что сделанное заявление. Когда продолжения не последовало, ему пришлось спросить самому. — Рон, ты шутишь? Рон слабо рассмеялся. — Нет! Гермиона беременна. Только если она не врала, но я даже представить не могу, зачем бы ей понадобилось выдумывать что-то подобное в такой момент. — Гермиона беременна, — тупо повторил Гарри, успешно позабыв, зачем вообще он здесь. — И… ребенок от тебя? — Ну, блин, Гарри, надеюсь. В противном случае это лишь еще одно наслоение ничтожности и страдания в огромной куче дерьма под названием «моя жизнь». Мозг Гарри безуспешно пытался сделать простые вычисления. — Чт… Но как… Когда вы?.. Боже, вы что, трахались в лесу или где-то еще, пока я спал? Или я был в палатке, когда это происходило?! — Что? Нет, я… Мы… — Рон замолчал, покраснев, но выглядя при этом изумленным. Ему почти удалось посмотреть Гарри в глаза, когда он сказал: — Серьезно, друг? Об этом ты хочешь сейчас поговорить? В какой конкретно момент я потерял девственность? Гарри сделал глубокий вдох. — Нет. Я не хочу сейчас об этом говорить. Ты прав, просто… Мерлин, вы что, не могли использовать защиту? — Это типа произошло в пылу страсти. Что я могу сказать? Мы, Уизли, очень плодовиты. — Рон, ради всего святого! Рон опять рассмеялся, все еще слегка опьяненный отсутствием дементоров. — Но я еще не рассказал лучшую часть. В обычное время я бы счел настоящей трагедией беременность Гермионы, учитывая обстоятельства и возраст, но, честно говоря, я даже рад. Потому что в обратном случае она бы не бросила меня там. Я думаю, она вынуждена была признаться мне, потому что… потому что ей надо было как-то объясниться, оправдать свое бегство… — Рон принялся ожесточенно тереть глаза. — Я так рад, что она убежала. — Рон… Что произошло после того, как появились егеря? — Хаос, ад и реки крови, — с напускным драматизмом сказал Рон, хотя Гарри видел, что он не шутит. — И они появились очень быстро; наверное, у Сам-Знаешь-Кого были наготове порт-ключи на случай, если он услышит, что мы объявились рядом с Хогвартсом. Так вот, Гермиона объявила, что беременна, и я даже не успел переварить эту мысль, как она схватила меня за руку, и мы рванули что есть мочи к границе анти-аппарационных чар — но уже в следующую секунду я вижу, как с левой стороны к нам бежит Яксли, с правой — Беллатриса Лестрейндж, а между ними — чертова дюжина егерей. Гарри передернуло. Рон продолжил как ни в чем не бывало: — Конечно же, мы пытались сражаться. Но мы с самого начала были в меньшинстве, не говоря уже о том, кем были наши противники… Беллатриса пошла прямиком на Гермиону, и я сразу же рванул наперерез, разбрасываясь ненормальными, похожими на фейерверки заклинаниями, которых даже никогда не знал, — я словно хотел стать этаким отвлекающим живым факелом — и, кажется, между делом даже смог серьезно ранить пару Пожирателей — и на некоторое время это сработало, потому что они отвлеклись с Гермионы на меня. Она смогла пробежать чуть дальше, а Беллатрисе пришлось швырнуть в меня какое-то стремное проклятие, чтобы я прекратил поджигать деревья. Я без понятия, что это было, но у меня будто все тело онемело. Она одной рукой схватила меня за шею, другой приставила свою палочку к горлу… Точнее, свою новую палочку, как я понимаю, старая ведь у Гермионы. О! — Рон щелкнул пальцами, глаза расширились. — Наверное, поэтому она сразу рванула к Гермионе. Потому что Гермиона притворялась ею, и у нее ее палочка… Прямо как у меня была палочка Петтигрю, а у тебя палочка Драко, ха… — У меня больше нет палочки, — бесцветно сказал Гарри. — Ну да, я и не думал, что она могла бы у тебя остаться — но мне кажется забавным, как мы все пытались сражаться с Пожирателями их же палочками… И ненависть Беллатрисы к Гермионе очень даже взаимна. Ты же помнишь про шрам у нее на руке? Тот самый, что Беллатриса вырезала проклятым ножом в поместье Малфоев? Гарри кивнул — он слишком хорошо помнил тот день — но до него дошло, что Рон не мог его видеть. — Да, — тихо сказал он. — Конечно, помню. — После того как ты пропал, я иногда заставал ее ночью за тем, как она терла этот шрам, словно пыталась содрать его вместе с кожей. Она все перепробовала, лишь бы его свести. У нее так и не получилось. Рон опять замолчал, блуждающий взгляд стремился к окну. — Рон, пожалуйста, дорасскажи, чем все закончилось. У меня почти не осталось времени. Рон заторможенно моргнул. — Ах, да. Увлекательная история того, как моя жизнь подошла к концу. Так вот, Беллатриса Лестрейндж держит меня в удушающем захвате, другие егеря пытаются найти Гермиону… И вдруг в нашу сторону летит очень темное и очень мощное проклятие. Точнее, прямо в Беллатрису. И когда я говорю тёмное, я имею в виду прям очень темное, Гарри. На нас неслась волна чистейшей ненависти, на какую способна женщина. Я уверен, попади оно в Беллатрису, оно бы точно ее убило. Возможно, это то же проклятие, каким Снейп отрезал Джорджу ухо. Очень темное. Рон тускло рассмеялся. — Знаешь, я до этого никогда не ценил, как кропотливо Гермиона все изучает. Уверен, стоило нам с тобой отвернуться, и она интересовалась весьма сомнительными вещами. А ее сумочка! Я никогда не спрашивал толком, что она держит в ней. А стоило бы. — Рон, — нетерпеливо сказал Гарри. — Время. — Да-да, точно. Прости. Ну так вот, это проклятие должно было убить Беллатрису, и она могла бы от него увернуться, если бы просто отпустила меня — но она не отпустила. Вместо этого она типа отступила, и… проклятие отрезало ей руку. Гарри почувствовал, как отвалилась челюсть. Рон опять рассмеялся, как безумный. — И эта сука все ещё меня не отпускала! Ее чертова отрезанная рука не перестала работать, как можно было бы ожидать; вообще-то ее хватка стала только сильнее, хотя сама она страшно вопила от боли. Так сильно она хотела исполнить приказ своего хозяина. Нас должны были поймать живыми, а иначе она бы использовала меня, как щит. Но она скорее потеряет руку, чем пойдёт против приказов Сам-Знаешь-Кого. Короче, Гермиона не убила ее и не спасла меня, но все равно отомстила. Беллатриса изуродовала Гермионе руку. Гермиона отрезала руку Беллатрисы. И опять Гарри сидел с отвисшей челюстью, пытаясь вообразить эту картину: Рона удерживала на месте отрезанная рука Беллатрисы, пока сама Беллатриса орала и билась в агонии. — Именно тогда появился Сам-Знаешь-Кто. У Гарри кровь стремительно отлила от лица, хотя это был всего лишь пересказ событий, которые уже произошли. — И мы смогли понять, что это он, только потому что в передаче упомянули про его новую внешность и потому что у него все ещё были те жуткие красные глаза. Гермиона тогда тоже показалась, и сразу стало понятно, что она намеренно его дожидалась. Гермиона посмотрела прямо на него, и в одной руке она держала палочку, на кончике которой искрило заклинание, а другую подняла высоко над головой, держа перо феникса. — Перо феникса? Где она умудрилась его достать? — Понятия не имею! У меня нет ни малейшего представления, когда и как она его заполучила, но спасибо Мерлину, что оно у неё было! Гарри, это надо было видеть. Она держала перо высоко над головой, а на руке четко, как день — уверен, она сделала это намеренно, — читалась надпись «грязнокровка». Затем она взмахнула палочкой и бросила в нас заклятие, а сама исчезла во вспышке огня феникса. Ну, знаешь. Прямо как Дамблдор. Она сбросила на нас бомбу и испарилась. — И не говори, — благоговейно пробормотал Гарри, пытаясь это представить. Гермиона, выставившая свой шрам, словно знамя, и исчезнувшая с поля боя так, что ей бы гордился сам Альбус Дамблдор… И все это прямо перед Лордом Волдемортом. Ничего удивительного, что Волдеморт так сильно хотел ее убить. — Нет, я имею в виду буквально. То искрящееся заклинание было именно что бомбой — мощной отложенной Бомбардой. Но Сам-Знаешь-Кто ее узнал и тут же выставил щит, прикрыв тех, кто стоял к нему ближе всего, включая меня и Пожирателей. Но, Мерлин благостивый, Гарри. Она наверное четверть леса испепелила. Очевидно, она надеялась нас всех убить этим заклятием. И точно убила бы, если бы использовала заклятие так, как мы планировали с самого начала, а не отложенный вариант. — В каком смысле «так, как мы планировали с самого начала»? — Как средство самоуничтожения, — невозмутимо ответил Рон. — Мы договорились пару дней назад, что, если все будет идти к тому, что нас снова схватят, мы лучше умрем и захватим их с собой. Потому что смерть намного лучше, чем… Рон уныло обвёл рукой камеру. Продолжения не требовалось. — Но Гермиона сбежала, и я уверен, что она бы не сделала этого, если бы не была беременна. Я… даже рад. Я с радостью позволю дементорам высосать из меня душу, если Гермиона будет жить. Хотя, конечно, вряд ли она проживет сильно дольше меня… У Гарри сердце заныло от неприкрытой эмоции в голосе друга. — Рон, из тебя не высосут душу, а Гермиона не умрет. Тебе всего лишь нужно сказать на суде то, что от тебя потребует Темный Лорд, и сдаться. — Сказать то, что от меня потребует Темный Лорд? Типа, где сейчас может быть Гермиона? — Рон горько усмехнулся. — Даже если бы я знал — и в таком случае черта с два я бы им что рассказал, даже если бы мне в глотку залили Сыворотку правды, — я не могу. Я без понятия, куда она могла пойти, Гарри… и слава Мерлину. — Ну… — неуверенно начал Гарри, внутренне готовясь к бурной реакции, — он… они, возможно, будут ждать, что ты вроде как свалишь всю вину на неё. Как если бы это Гермиона заставила тебя выбрать не ту сторону, или что-то типа того. И опять Рон усмехнулся. — Ага, вчера министр уже предложил мне этот чудесный вариант. Я не стану этого делать, Гарри. Я не буду выдумывать херовую историю о том, как Гермиона, хитрая и манипулятивная магглорожденная стерва, охомутала меня и заставила делать все, что она скажет. Я не буду. И опять сердце Гарри дрогнуло, но в то же время он едва ли мог с этим поспорить. — Я тебя не виню, — тихо сказал он. — Я бы тоже никогда не поступил так с тобой или Гермионой. — Ну вот значит и все, — сделал вывод Рон, хлопнув в ладони. — Я предстану перед судом, меня признают виновным и приговорят к поцелую дементора. — Нет, — тут же ответил Гарри. — В худшем случае тебя приговорят к пожизненному сроку в Азкабане, но… — Ещё лучше! — Рон, пожалуйста, я уверен, все будет не так страшно, если ты хотя бы сдашься. Можешь не пытаться свалить всю вину на Гермиону, но просто… скажи, что ты был неправ, что вы оба были неправы, и что ты клянёшься в верности Министерству, и так далее. Рон, пожалуйста. Ты должен. Подумай, что будет, если ты этого не сделаешь. Тебе нужно думать о семье. Тебе нужно думать о Гермионе, и это единственный шанс дать ей хотя бы захудалый шанс на спасение… — Гарри сделал паузу, поражённый тем, как легко ему давались нужные слова. — …Тебе нужно думать о будущем ребёнке. — Не говори так. — Побитое лицо Рона смертельно побледнело. — Просто… не надо. — Но ведь это правда. Если ты хочешь, чтобы у дорогих тебе людей был хоть какой-то шанс на жизнь, ты должен сдаться. Пожалуйста, Рон. Сделай это ради них. Сделай это ради меня. И в ту же секунду шрам Гарри начало подергивать. Он сразу же понял, что означало это подергивание: время вышло. — Рон, пообещай мне, — с жаром сказал Гарри. — Мне уже пора, но я не уйду, пока ты не дашь мне слово, что сделаешь, как я сказал. — Ты правда уходишь? — Взгляд Рона метнулся прямо туда, где стоял Гарри, глаза были огромные и испуганные. — Г-Гарри, не оставляй меня. Вдруг Рон стал таким маленьким и испуганным. В этот момент Гарри был уверен: Рон так и не поверил, что Гарри был здесь, для него Гарри был всего лишь призраком. — Да, я ухожу, я вынужден уйти. Это… это он, и я… Просто скажи мне, Рон. Скажи, что сдашься, обещай, чт… — Дай мне увидеть тебя. Гарри тут же осекся. — Покажись или покажи мне хоть что-то, Гарри. А иначе я и правда буду думать, что все выдумал. Пожалуйста. Подергивание в шраме усилилось, став почти болезненным. Гарри проигнорировал боль. Он никак не мог отмахнуться от просьбы друга. — …Хорошо. Гарри упал на колени. Очень медленно он вытащил из-под мантии руку и протянул ее меж железных прутьев. Рон огромными, полными слез глазами смотрел на слова на тыльной стороне ладони, которые, был уверен Гарри, были различимы даже в тусклом свете камеры. Гарри Джеймс Поттер Я не должен лгать Рон не стал спрашивать про первый, лишь недавно полученный шрам. Он только шмыгнул носом и потянулся к Гарри рукой так, как только мог в ошейнике, приковывающим его к стене. Когда Гарри понял, что делал Рон, он тоже что есть сил подался вперед. Они едва смогли соприкоснуться пальцами, и ошейник уже начал едва заметно светиться. Кажется, Рону было все равно. Он тянулся к пальцам Гарри и беззвучно рыдал, закрыв глаза, пока слёзы струились по щекам. — Это правда ты, — еле слышно прошептал он. — О, Мерлин, это правда ты. — Д-да, — выдавил Гарри, который и сам был на грани слез. — Это я. — Гарри. Я не уверен, что смогу сделать это. Я не… — Ты сможешь, — перебил его Гарри. — Конечно, ты сможешь. Пережить суд? Пфф. Да это легче, чем твой первый матч по квиддичу. Рон проигнорировал слабую попытку Гарри пошутить. Вместо этого он прошептал совсем упавшим голосом: — Я боюсь. — …Я тоже, — признался Гарри. — Но ты сможешь это сделать, Рон. Ты сдашься. Пообещай мне. И я сделаю все, что смогу, чтобы помочь Гермионе. Но это то, что можешь сделать ты, чтобы спасти её. И себя. Сдаться. Рон наконец кивнул. — Х-хорошо. Я сделаю это, Гарри. Шрам начало жечь всерьез. — Я должен идти, — сказал Гарри, отпустив пальцы Рона и полностью укрывшись мантией. — Ты будешь в порядке, Рон. Я в тебя верю. Прощай. И, зная, что оттягивание момента сделает только хуже, Гарри развернулся и ушёл. Он боролся со слезами, пока спускался по круглой лестнице, мысленно готовясь снова предстать перед Темным Лордом. Когда Гарри добрался до подножия лестницы, Волдеморт стоял точно в той же позе, что и до его ухода. Руки сложены, глаза закрыты. Гарри застыл, не зная, нужно ли ему что-нибудь сказать, чтобы как-то обозначить своё присутствие. Ему и не надо было. Ещё секунда, и жжение в шраме прекратилось. Волдеморт открыл глаза, не колеблясь схватил Гарри за плечи, и они аппарировали.

***

Они материализовались в спальне. Гарри ещё не успел проморгаться от неожиданно яркого света, как Волдеморт уже стянул с его плеч мантию и спрятал в карман мантии. Гарри открыл рот, чтобы тут же высказать недовольство по целому ряду вещей — потребовать вернуть его же мантию, освободить Макгонагалл, освободить Рона и помиловать Гермиону — но Волдеморт положил палец ему на губы и тем самым успешно заставил его замолчать, ещё до того как слова успели толком сформироваться. Волдеморт чуть наклонил голову, с острым интересом изучая лицо Гарри, а пальцы переместились с губ и подцепили его за подбородок. От прикосновения вспыхнул невозможный свет, застав Гарри врасплох. — П-прекрати это, — выдавил Гарри и попятился, не заметив, что прямо за ним была кровать. Колени подогнулись, но вместо того, чтобы попытаться удержаться на ногах, Гарри сел, как будто так и было задумано. К несчастью, Волдеморт проигнорировал его просьбу и сел рядом с ним, пальцы легко скользнули по вискам и лбу Гарри. Приятное тепло вернулось, такое манящее и расслабляющее. Гарри ещё никогда так не терялся. Подобные действия со стороны Волдеморта не были для него чем-то новым — в такой жуткой манере он касался Гарри на протяжении нескольких недель — но сейчас само взаимодействие ощущалось совсем по-другому. Слепота делала все таким… отдаленным, как будто это происходило не с ним. Гарри словно был в ночном кошмаре, в беспробудной темноте. Но теперь, с широко открытыми глазами, с чётким зрением, и когда Волдеморт выглядел вот так… — Ты преуспел? Вопрос заставил Гарри поднять взгляд. Он изо всех сил старался игнорировать блаженное ощущение и желание прильнуть к необычно приветливому прикосновению. — Думаю, да, — медленно ответил он. — Разве ты не слушал каждое наше слово? — Нет. Если бы ты знал, что я слушаю, смог бы ты сказать то, что нужно было сказать? Гарри закусил нижнюю губу и задумался. Не самая легкая задача, когда все, что ему хотелось — это раствориться в тепле их безумной связи. — Наверное, нет. Хотя ты все равно мог подслушивать. — Мог, — легко согласился Волдеморт. — Но не стал. Я в любом случае скоро узнаю правду. Гарри нахмурился, не понимая, были его слова ложью или нет. В итоге он решил, что это не имеет значения. — Ага, ты ж теперь глава Визенгамота. Поздравляю. Магия Волдеморта дернулась, окрасившись эмоцией, смутно похожей на веселье, но он не стал отвечать на саркастичную ремарку Гарри. Вместо этого он начал перебирать его волосы, продолжая задумчиво смотреть ему в лицо. Гарри почти готов был закрыть глаза от блаженства, но заставил себя сосредоточиться. — Ты останешься здесь, пока мы будем на суде, — сказал Волдеморт, перебирая его волосы почти с нежностью. — Мы? — Да… Малфои вместе с сыном тоже будут в Министерстве. Ты, однако, остаешься прямо тут. Гарри не смог удержаться — глаза сразу засияли при мысли о том, что его оставят одного в особняке. Это какие возможности ему открывались! Магия Волдеморта завихрилась в собственнической манере, окутывая Гарри облаком посверкивающей черноты. — Из этой комнаты сбежать невозможно, — уже гораздо более холодным тоном сказал Волдеморт. — Если ты хотя бы тронешь дверную ручку, я узнаю. И я с уверенностью могу сказать: делу твоего друга точно не пойдёт на пользу, если мне придётся уйти в середине слушания, чтобы вернуться сюда. Если уж на то пошло, я даже могу гарантировать, что для него такое развитие событий закончится очень, очень плохо. Глаза Волдеморта опасно сверкнули. Гарри содрогнулся. Его аура так давила… И ощущать его удушающую мощь одновременно с прекрасным светом было за гранью нереального. Вот только… его аура больше не вызывала того тошнотворного чувства, как раньше… Она была просто… пугающей. Гарри кивнул, чтобы дать понять, что он понял, но для Волдеморта этого явно было недостаточно. Свободной рукой он ухватил запястье Гарри, большим пальцем проведя по шрамам на тыльной стороне ладони. Гарри Джеймс Поттер Я не должен лгать — Скажи это, — приказал он отрывисто. Ну что ж, — подумал Гарри, — раз Тёмный Лорд сейчас пойдёт самолично выносить приговор его лучшему другу, Гарри лучше убедиться, что он уйдёт в наилучшем настроении. — Я останусь здесь, — пообещал он. Выражение лица Волдеморта не изменилось, а его магия едва ли шелохнулась, так что Гарри сделал глубокий вдох и решил сделать все как следует — даже если он будет себя за это ненавидеть. — Я больше никогда не буду пытаться убежать от тебя и твоей всепоглощающей силы. Никогда. Я отдаю себя в твоё полное распоряжение. Можешь повелевать мной, как хочешь. На секунду Гарри подумал, что перегнул палку, использовав те же слова, что когда-то сам Волдеморт сказал Дамблдору, когда пришёл ходатайствовать о должности преподавателя, в которой ему отказали. Слова, смысл которых Волдеморт не подразумевал по-настоящему, разумеется. Гарри захотелось влепить себе по лицу. Ну вот как он умудрялся проявлять непокорность, даже когда искренне этого не хотел? Волдеморт чуть приподнял брови, но в остальном выражение лица осталось непроницаемым. Если он уловил отсылку в словах Гарри, то никак этого не показал. Его магия, однако, посветлела от того самого оттенка нежности, которую Гарри уже улавливал ранее. Темный Лорд поднял руку Гарри так, чтобы запястье оказалось на уровне лица, а другую руку выпутал из волос и мягко провел длинными бледными пальцами по предплечью. Сбитый с толку Гарри смотрел, как Волдеморт, глядя ему прямо в глаза, прижал губы к его запястью и прошептал: — Хороший мальчик. И Гарри не знал, что именно такого было в Темном Лорде, почти целующем его в запястье сквозь слова похвалы, но это ощущалось как самая сакральная, глубоко личная и запретная вещь на свете. В голове стало совсем пусто. Он не мог ничего сделать, только неподвижно сидеть, пока Волдеморт целовал его запястье, прямо туда, где, как был уверен Гарри, бешено бился пульс. А затем все оборвалось; в почти неуловимом движении Волдеморт отпустил его руку, встал и бесследно растворился в воздухе.