Квай-Гон остался жить в храме. Пускай он был уже стар и слаб здоровьем, никому и в голову не приходило указать ему на дверь. Его все здесь уважали и очень любили, даже чопорные Магистры Совета, прежде относящиеся к Квай-Гону со снисходительным презрением, теперь наконец поняли, как были неправы и теперь старались загладить вину за былую холодность. Ведь это именно он избавил мир от власти ситхов и неизвестно, что было бы не проведи тот своё расследование. О том же, что оно было самовольным никто теперь не вспоминал, Винду и тот перестал возникать, за то лично сделал всё, чтобы Квай-Гону выделили отдельное жилище и назначили пожизненное щедрое содержание, Йода же приставил его ко многим наградам. Квай-Гон был рад всему этому, однако, привыкнув к скромной жизни, он почти не пользовался привелегиями, считая, что должен существовать согласно с Силой. Только это всегда имело значение для Мастера Джина, перестать чувствовать движение Силы и слышать её голос было бы для него настоящей трагедией. Но этого, к счастью, не случалось, поэтому, несмотря на преклонные годы, мужчина продолжал участвовать в работе Ордена. Не по велению Совета, но по воле своей души, не умевшей оставаться в стороне, если другим было плохо. Даже сейчас Квай-Гон остался верен себе, берясь лишь за ту работу, которую считал для себя приемлемой. Теперь он получил такую возможность - открыто не слушать Совет и радовался этому как юнлинг. Помощь, которую он оказывал касалась прежде всего его друзей и близких им, поэтому Квай-Гон ничуть не удивился, когда однажды к нему обратился канцлер Органа. Они давно поддерживали тёплые отношения, доверяя друг другу и потому со временем Бэйл не поменял проверенного защитника на какого-то молодого и резвого джедая из нового поколения. На этот раз Органу следовало сопроводить по пути на родину, не так давно мужчина имел конфликт с преступной группировкой и опасался их мести за сорванный заговор против него. Квай-Гон помнил о чем шла речь, сепаратисты охватили своими сетями всех, кто был недоволен республиканским строем и вербовали их к себе, чтобы чужими руками устранить власть. Преступники легко соглашались, привлекаемые вознаграждением и прощением долгов, и с удовольствием устраивали покушения на политиков. Некоторые были успешными, а теперь, похоже, замахнулись на канцлера, видно сильна ещё была в их сердцах ненависть к тем, кто уничтожил предыдущего. Мужчина решил подстраховаться и попросил сопровождение, Квай-Гон его предоставил, до этого успев увидеться с Энакином, что ненадолго прилетел на Корусант и при встрече выглядел сильно подавленным. Бывший учитель хорошо понимал, что это не просто так, не тем человеком был Скайуокер, чтобы впадать в пустую меланхолию.
— Что с тобой произошло? — спросил Квай-Гон, усаживаясь напротив Энакина за стол в своей комнате, на котором уже стояли две чашки кафа и тарелка с печеньем. Скайуокер вяло отпил и съев несколько слоёных квадратов, даже не ощутив их вкус, решился рассказать Джину о своих смятенных чувствах, о том разрыве в душе, что снова дал себя знать. Пожалуй, одному только ему Энакин и мог поведать всю правду, не боясь насмешек и непонимания. Ему, да ещё и Асоке, но она была сейчас далеко. Однако, вспомнив тогруту, юноша ощутил в сознании приятную теплоту. Так бывало всегда, что мысли о ней являлись для него спасительными. И снова тяжело вздохнув, Энакин начал свой грустный рассказ. Начал с первой встречи, когда Эйла только появилась на Татуине, как прекрасная фея из маминой сказки, а завершил тем, что увидел на рассвете. Секура тогда совсем не удивилась тому, что тот застал её в такой неприглядной ситуации. Казалось, она наоборот, рассчитывала на это, очевидно подумав, что когда Энакин увидит её вместе с Китом, то он поймёт, что именно теряет и постарается измениться. Израниться, против измену, так это и выглядело в её глазах, только сам юноша так не мог и не хотел. Даже больше, глядя в этот момент на Эйла, он не замечал больше её привлекательности и обаяния, за то недостатки сразу же вылезли на поверхность, удивляя тем, что их раньше никто не увидел. Ужас, подумал Энакин в то время, когда она стонала и возилась под страстным любовником, какой противный у неё голос, и смех как у лягушки, а лекку вообще как макаронины висят. Трудно поверить было, как можно любить такую, да ещё столько времени и при этом не знать, что та являет собой. Энакин и не хотел больше ничего знать, он хотел просто уйти и сделал это, не став слушать фальшивые объяснения Секуры. Ему не было обидно за то, что та ему изменила, отчасти Скайуокер был даже этому рад, но было ужасно стыдно за самого себя, за то, что он не сумел отличить от любви горячую детскую мечту, переросшую потом в сильное влечение плоти. Неужели это влечение способно настолько затуманить разум, что он долгое время считал, что это и есть настоящее чувство. Об этом всём Энакин и рассказал сейчас Квай-Гону, тот выслушал его и после ответил загадочной фразой:
- Видишь ли, не всё то золото, что блестит, и не всякая настоящая любовь бывает страстной и оглушающе яркой.
- Что вы имеете ввиду? - удивлённо спросил юноша, его, конечно, всегда восхищала манера учителя говорить загадками, но иногда, всё же, хотелось конкретики.
- Это означает то, что не всегда нужно искать счастье далеко, порой достаточно оглянуться вокруг и ты его увидишь, - с готовностью пояснил Квай-Гон, посмотрев на Энакина, чтобы удостовериться, что он всё понял. До него и правда дошло, что имел ввиду бывший учитель, вот только сказать о своём открытие было пока ещё невозможно, Асоке вряд ли сейчас было до него.
***
Тогрута на самом деле переживала сейчас тяжёлые моменты. Разрушилась вся её жизнь, весь тот сценарий, который она так тщательно воссоздавала в сознании. Синтай был больше не с ней, и никогда не вернётся то, что прежде их связывало. Это было больно, это было невыносимо. Юноша давно уже улетел на своём корабле, а Асока всё продолжала лежать на матрасе, что ещё недавно был ложем их любви. Который до сих пор хранил тепло и запах его тела. Тогрута лежала на боку и прижимая к себе простыню, смотрела перед собой невидящим взглядом. Как так? Как он мог сделать это? Она не понимала Синтая, не верила, что он мог принять к себе в душу то, против чего джедаи всегда сражались. Он сам не раз говорил, что никогда не перейдёт на Тёмную сторону, что ему отвратительно то, чем живут ситхи. А теперь сам сделался одним из них. Видимо, не зря говорят, что тот, кто ненавидит зло, сам может стать этим злом. Но как же непросто будет Асоке жить с этим. Могла ли она подумать, что последнее задание станет для её любимого роковым. Внутри была такая пустота, что даже слез совсем не было. Лишь это тупое безразличие ко всему, даже к комлинку, который настойчиво звонил уже не первый раз.
***
Квай-Гон встретился с Органой утром следующего дня после того, как Энакин вернулся на передовую, им предстояло лететь на Альлераан, чтобы провести конференцию среди мирных жителей родного народа. Органа переживал, что на него нападут в полете, но дорога прошла мирно, даже не пришлось осматриваться вокруг. Но стоило только опустить трап на Альдераане, как корабль оказался тотчас же окружён вооружёнными дроидами и их предводителями. Бэйлу Органе хватило нескольких минут, чтобы оценить ситуацию и принять решение. У него есть всего лишь несколько гвардейцев, пилот и охранник-джедай, у которого не было даже своего собственного легиона клонов, лишь те, которых одолжил ему Оби-Ван. Значит, выбор мог быть только один, который позволял ему быть со своим народом до конца и помогать ему, показывая личный пример.
- Подберите мне всё необходимое, я буду сражаться, - коротко распорядился Бэйл, обращаясь к клонам, которые несколько удивились такому, однако, поспешили исполнить просьбу канцлера и перебрав запасные доспехи, нашли те, что подошли ему, бластер у него имелся свой и поэтому вскоре сам канцлер, наравне с простыми бойцами, выступил на передовой, отвечая ударом на ударом, чтобы не пролить ни одной капли крови своего народа, ради которого иногда следует не только жить, но даже и умереть. Но удивительно было, откуда сепаратисты ждали, что Органа сейчас будет здесь и кто решил напасть именно на него, причём, так резко и открыто, а не по стандартной схеме. Органа не думал об этом, он просто сражался во имя чести и достоинства своей родины, не позволяя её замарать подлым предателям.
