Ничего хорошего

— Ты пил? Рейх оценивающе посмотрел на русского. Несмотря на то, что трагедия обрушилась на него со всей неожиданностью цунами, после тихой истерики в чужой ему комнате он незаметно для себя заснул и спал, как сказал бы Совет, без просыпу до самого обеда. Первый день нового года совсем не обрадовал его, скорее, наоборот. Разлепив веки, немец с удивлением понял, что растянулся на идеально чистой кровати в грязном уличном костюме, прямо на белых простынях. Но даже это вопиющее нарушение всех санитарных норм и банальной гигиены, столь жёстко блюдимой Рейхом, не привело его в чувства. Он сел и тупо огляделся вокруг. СССР рядом не было, поэтому строить из себя сильного человека не было нужды и он мог полноценно придаться горю. "Лучше бы умер я!" — пронеслось в голове у нациста, когда он посмотрел в окно. Такое с ним было впервые. В прошлом он, жестокий и кровавый диктатор, относился к смерти совсем по-другому. Убивать, мучить, наблюдать за чьей-то агонией, слушать истеричные мольбы о пощаде — это было его основным развлечением. И только дочь выделялась для него из серой массы пушечного мяса. Ее он любил, как не любил никого на свете. Потерять близкого друга, отца или брата — все это для Третьего было совсем не страшно, более того, отца он убил сам, а брата сгноил в концентрационном лагере. Но вдруг, нежданно-негаданно лишиться любимой дочки... Это стало для Рейха самым сильным ударом. А ведь сейчас даже не война, не эпидемия какая-нибудь, обычная жизнь вокруг, мирная и спокойная жизнь. Душа немца буквально разрывалась на части и чем дольше он оставался наедине с самим собой, тем больше он погружался в бездну беспросветного отчаянья. Он едва нашел в себе силы переодеться в любезно одолженную Союзом одежду и привести себя в более-менее удобоваримый вид. — Нет, — коммунист замер со смесью в руках и несколько удивлённо уставился на Рейха. Когда он тихо, словно мышка, выполз из своей комнаты и неожиданно появился в дверном проёме кухни, Советский едва не огрел его чем-нибудь, что под руку попадется. Внешний облик бывшего фюрера Германии оставлял желать лучшего (заспанное красноглазое нечто со спутанными волосами и в явно не подходящей ему по размеру кофте землистого цвета. В нормальном состоянии Третий бы и в зеркало на себя смотреть отказался бы, если бы выглядел так, не то что другим показываться). — А вот тебе бы следовало умыться, а то при взгляде на тебя мысли о наших "дворовых интеллигентах" сами в голову лезут. — Это для РНФ? — будто не услышав колкости взволнованно спросил Рейх, когда разглядел смесь в руках коммуниста и бутылочку на столе. Он словно переключился, перескочил с одной темы на другую. — Да-а-а, — протянул СССР, медленно ставя упаковку со смесью на стол. Все внимание его теперь устремилось на немца. — А что? — Ты прочитал состав? Инструкцию по приготовлению? Помыл бутылочку? Прокипятил воду? Дал ей остыть? А эта смесь проверена специалистами? У нее есть лицензия? Производитель надёжный? — затараторил он, схватив упаковку как только русский поставил ее на стол. — Рейх, — стараясь говорить мягко и успокаивающе выдохнул СССР. — Я все проверил и сделал как следует. — Уверен? А вдруг... — Абсолютно. Я, если ты не забыл, многодетный отец-одиночка, уж кто-кто, а я со смесью справлюсь, — перебил коммунист встревожившегося немца. — Иди умойся, зубы почисть, расчешись там, а я пока смесь доготовлю. Упаковку оставить не забудь. — Л-ладно. С этими словами Рейх скрылся в коридоре, предварительно положив коробку со смесью на стол. СССР облегчённо вздохнул. Конечно, он пил, не мог не пить. Только это было сразу после возвращения из больницы, а не сейчас. Да, он посидел, молча сжимая рюмку крепкими пальцами часов до пяти утра, не больше. Потом проснулась малышка, и ему пришлось в срочном порядке готовить смесь и заниматься с ребенком. Рейх спал беспробудным сном и ничто, даже взрыв гранаты в непосредственной близости от его комнаты не разбудил бы его, да если бы он и встал, то толку от него, всеми силами старающегося полностью не превратиться в мокрую тряпку, совершенно не было бы. Союз это понял сразу, стоило педантичному лицемеру устроить истерику у него на глазах. Когда РНФ снова заснула Союз хорошенько вымылся, привел себя в порядок и, когда Рейх выполз на кухню, был совершенно бодр на вид. Он и подумать не мог, что следы его маленькой пьянки будут заметны после всех манипуляций, но, как оказалось, черезмерная наблюдательность Третьего, за которую его в детстве прозвали Холмсом немногочисленные друзья, не дремала и сейчас, когда сам он, похоже, был в состоянии крайнего стресса. — Что ж ты будешь делать... — пробормотал Союз, когда в ванной весело зажурчала вода (слух у немца, когда он не спал до смерти вымотанный и уставший, тоже был феноменальный), и ещё раз умыл шею холодной водой. Чтобы его заподозрили в новом запое ему совсем не улыбалось. В гостиной звонко заревела РНФ, а потом ее рассерженный и недовольный голосок резко смолк. — Твою ж мать! — пробормотал СССР и бегом бросился в комнату. В голове сразу всплыл случай из детства его покойного сына, когда Россия со всей добротой детской души накрыл голову своего младшего брата подушкой, чтобы "блатик успокоился". Отточенный за много лет родительский рефлекс кричал:"Маленькие дети никогда так резко не замолкают, если не случается чего-то плохого!" — Чего ты расплакалась? — нежный, немного сюсюкающий голос Рейха заставил Союза резко затормозить. — Гу. Ну, чего ты улыбаешься, дурашка? Гу-гу-гу. А кто у нас как две капли воды на нее похож? Коммунист осторожно заглянул в гостиную. Осторожно, словно держал драгоценную вазу среднего века, Третий качал на руках притихшую и улыбающуюся РНФ. Его волосы влажно блестели, видимо, он как раз умывался, когда услышал крик малышки и сразу сорвался с места, как и Союз. Он строил ребенку рожи и несмело, неловко, словно стеснялся этих своих чувств, улыбался. Но глаза его грусно, тускло поблескивали: скорбь никуда не ушла. Союз тихо подкрался обратно на кухню и заварил смесь внучке. Реакция немца его сначала удивила, но потом он вспомнил, что его опыт общения с детьми любого возраста заканчивался и начинался на Германии, да и то, отцом он был паршивым. "Интересно, как он собрался воспитывать ее, да ещё и со мной уживаться?" — подумал русский и снова пошел в гостиную. РНФ вытянула пухленькую ручку и ухватилась за палец Рейха. Тот удивлённо распахнул глаза, а потом широко улыбнулся, аж клыки блеснули. На миг его глаза загорелись каким-то странным огнем, но он тут же погас, стоило ему поднять взгляд на СССР, вошедшего в комнату. — Что-то случилось? — нервно спросил он, прижимая к себе ребенка. Советский невольно заметил, что выглядит он будто дикий зверь, защищающий потомство — отберешь у него детей, так он на тебя бросится. — РНФ пора обедать, — как можно спокойнее заметил коммунист и сел рядом. Он потянулся, чтобы забрать девочку, но тут Третий внезапно дернулся и отстранился от него, злобно уставившись прямо в глаза. —"Да она для него теперь единственное, для чего он живет. Для него больше ничего не существует и ничего другого он видеть не хочет",— запоздало понял Союз. — "Не дай бог, ещё с катушек слетит" После гибели дочери Третий ухватился за нее, как утопающий за соломинку и теперь она была единственной опорой для него. Без нее, он давно бы убил себя, или впал в беспросветную депрессию, и отобрать малышку у него из рук сейчас означало бы окончательно сломать его. Немец уже решил, что сделает все для этой девочки и Союз прочел это в его взгляде. Напряжение нарастало, и коммунист прекратил нависать над Рейхом. — Хочешь покормить сам? — примиряюще спросил он, про себя подумал: —"Если он и дальше будет так себя вести, могут возникнуть проблемы, но сейчас отнимать у него РНФ определенно нельзя — слишком мало времени прошло после трагедии, он ещё не оправился." И ещё: —"Господи, и как мне со всем этим справится?" — Да, — кивнул Третий, расслабившись. — Хочу. СССР облегчённо вздохнул и протянул немцу бутылочку. — Ты хоть знаешь, как это делается? — спросил он. — Конечно знаю! — Рейх выхватил бутылочку из рук коммуниста и начал неуклюже, неумело и совершенно неправильно совать соску малышке в рот. — Горе ты мое луковое, — вздохнул Союз и показал ему, как нужно кормить ребенка. — Надо же, — пробормотал Рейх и замолк. Советский хотел что-то сказать, но его прервал телефонный звонок. Номер был незнакомый. — У аппарата, — старомодно проговорил он в трубку и мгновенно помрачнел. — Рейх, — он посмотрел на нациста. — Звонили из больницы. Нужно съездить туда, забрать вещи... погибших. От этих слов весь Третий как-то съежился и постарел. — Сегодня? — хрипло спросил он. — Не волнуйся, я поеду один, нечего РНФ с собой таскать. Ты же посидишь с ней? — К-конечно посижу! А когда ты поедешь? СССР взглянул на часы, стоявшие на крышке старого пианино, ютившегося в дальнем углу. Оно когда-то принадлежало Беларуси, но потом девочка выросла и обзавелась своим. — Сейчас два часа дня, самое время собираться в дорогу, — протянул он. — Тогда едь, я справлюсь, — закивал Рейх. — Уверен? — Уверен. — Тогда смотри у меня, не взорви дом, пока меня не будет, — попытался пошутить русский, но шутка обратилась в свинцовое молчание, которое и проводило его до двери. — Закрыться не забудь! — крикнул он Третьему и ушел.

***

В больнице было тихо, безлюдно и как-то противно. Союз будто бы чувствовал царящую здесь атмосферу смерти и отчаянья. Странно, но "резиденция людей в белых халатах" никогда не вызывала у русского подобных ощущений. Он хорошо помнил все это: и длинные белые коридоры, и чистые палаты, заселенные бойцами, и строгих хирургов, и добрых сестер милосердия. Было бы смешно полагать, что он, сам Советский Союз, прошедший прочти всю войну на передовой, ни разу не бывал в госпиталях. Конечно, бывал, но тогда, да и потом, после войны, он не испытывал ничего подобного от слова "совсем". Больница казалась ему более мрачной, чем она была на самом деле. Высокие потолки и полы из белого кафеля словно давили на него, норовя раздавить, размазать его, словно таракана ботинком, и чтобы и мокрого места не осталось. Ему было противно и некомфортно, хотелось поскорее уйти, убежать отсюда, чтобы волна отчаянной безысходности не накрыла его в этих стерильных коридорах. Острый запах медикаментов и спирта щекотал обоняние и заставлял как можно отчётливее представить то, что откроется ему в зоне влияния патологоанатома. Этот больничный дух подчеркивал острый запах дезинфицирующего средства, которым моют полы — диметилбензиламмония хлорида, отдающего миндалем и напоминающего гидроген цианид — газ, которым в американских тюрьмах казнят убийц. Русский невольно замер. Он сам, никогда особенно не увлекающийся химией не мог этого знать, следовательно, кто-то ему сказал, и он отлично помнил, кто именно. Германия улыбнулась и отстранилась от микроскопа. — Заметили, отдает миндалем? — спросила она, поворачиваясь к русским. СССР скептически усмехнулся. — Я знаю, что это специфическая особенность цианистых соединений — они отдают миндалем, если ты об этом. — Для нейтрализации цианидов используется смесь, состоящая из 10%-ного раствора сернокислого железа и 5%-ного раствора извести. Смесь взбалтывается и добавляется в цианистый электролит из расчета 25 мл на 1 г/л свободного цианистого натрия. После добавления нужного количества смеси... — начала самозабвенно рассказывать Германия, но Союз скучающе зевнул и она замолкла. — Ну пап, — Россия поправил свой больничный халат и бросил на отца умоляющий взгляд. — Что "Ну пап"? Я не понимаю, зачем мы приехали сюда, и хочу знать, на кой ляд вам двоим понадобилось целый день таскать меня по секретным объектам Германии, — раздражённо ответил Советский, скрестив руки на груди. — Мы... Вернее я, — начала ФРГ, поправив выбившуюся прядь волос. — Слышали, что вы думаете, что мне этот союз нужен только для отвлечения внимания, и что на моих секретных базах вовсю разрабатывают новое оружие против России. Я поговорила с милым, — при слове "милый" Союза слегка передёрнуло, но он виду не подал. — И мы решили перед свадьбой показать вам, что никаких злостных намерений против будущего супруга я не имею. Более того, после заключения брака вся наша промышленность объединится. — То есть, это вы двое решили меня таким образом успокоить? — Ну... В общем да, — поступившись, ответил Россия. Коммунист обвел взглядом влюбленных и звонко, заливисто засмеялся. — Уважаемый, вам нужна помощь? — чья-то рука опустилась ему на плечо и русский вздрогнул, едва сдержав старый рефлекс военного и чуть не заехав незнакомцу, подкравшемуся сзади, по челюсти. — Да, — он обернулся и сдержанно улыбнулся медбрату. — Не подскажете, где здесь морг?