Les petits coureurs

      — И когда ты собирался мне сказать? — Данил сидел на своей кровати, держа в руках циановую расческу. Пьер лениво повернулся и посмотрел вверх, чтобы не встретиться со своим соседом взглядами. После уроков Гасли хотел быстро переодеться, потому что сегодня была долгожданная среда, та самая, когда должен был приехать его брат, он переоделся и решил прилечь подождать, но не заметил, как уснул… — когда ты собирался мне сказать, что достал расческу или, что связался с Льюисом? Думаешь такое в стенах этой школы не всплывает? — Пьер поднялся с кровати и потянулся, пытаясь продрать свои глаза. Данил ждал его ответа. Они не говорили друг с другом с самого воскресенья. С того самого дня как Пьер упал в обморок. Пьер вздохнули и посмотрел на Дани. Может пора было прервать эту молчаливую забастовку.       — А когда ты собирался сказать, что ты связан с Бьянки? — Спокойно спросил Гасли. Злость Квята тут же улетучились. Он забыл про расческу. Забыл про Хэмильтона. Забыл обо всем. В его голове был один лишь звенящий голос Гасли, — разве мы не договаривались выкладывать все.       — Так вот, что он рассказал тебе… — это было самым большим облегчением, но одновременно какое же отвращение он чувствовал к себе. Данил не хотел, чтобы секреты, а особенно его, так резко вскрывали. Они здесь есть у каждого, и все боялись, что кто-то кого-то неправильно поймёт. Особенно Пьер, который ещё не совсем понимал атмосферу данного заведения.       — Он использовал меня, чтобы отмстить тебе… — на глазах Пьера снова наворачивались слёзы. Он все ещё поверить не могу, что его вот так в наглую использовали. Что все это время он был чьей-то пешкой, чтобы просто насолить человеку, с которым его просто поселили. Какое нечестное сплетение обстоятельств, — почему ты не предупредил меня?       — Мне сразу не понравилось, что вы сдружились, — признался Данил. Собственно, Квят пригрозил Леклеру, что если тот выкинет что-то подобное, то ему будет худо… может поэтому он решил все рассказать, чтобы расстаться и не разбивать сердце Пьера потом? Это было очень странно. Шарль защитил Пьера от него самого?       — Я не думал, что он так обойдётся с тобой, — он соврал. Конечно, он ожидал чего-то подобного. Он боялся, что тот подпустит к себя француза слишком близко и сделает ещё больнее в сравнение с тем, что они сейчас имеют. Он даже не хотел думать, что все могло быть ещё хуже. Квят видел между ними какую-то химию, но он не очень сильно доверял ей.       — А я почему-то уже не удивлён, — грустно усмехнулся Пьер. Здесь главный манипулятор, может расплакаться из-за расчески, а его друг на побегушках искусный воришка. Драматичный парнишка, что играется с другими, просто хочет разделить свою боль с другими, чтобы не он один носил эту ношу. Главный молчун играет в тайне в шахматы, а лучик света в темном царстве в последнее время лишь прикидывается таковым. Все эти мысли завязывались петлей вокруг шеи. Он еще не говорил Квяту, но здесь ему становилось страшно находиться, — здесь все не те, кем кажутся и поступают по-уебански,       — Бог ты мой, — глаза Квята раскрылись от удивления. Не часто подобные фразы срывались с уст Пьера. Прозвучало так будто это вовсе, и не он сказал, а какой-то совершенно другой человек сказал, — кто тебя ругаться научил? Только не говори, что я. Здесь больше нотки Дэна… с привкусом Макса…       — Не меняй тему, — Пьер смотрел в глаза Данилу. Квяту даже стало не по себе. Он знал, что обычно Гасли не очень любил смотреть глаза в глаза, что-то в нем изменилось. Кажется, что «Мальчик-Благородство» начал меняться… но он не понимал в какую сторону и это пугало.       — Я не думал, что это всплывёт. С Жюлем я просто дружил, честно, — начал Данил, воспоминания о хороших деньках невольно наводили тоску, — как и Дэн и любой другой человек, который был с ним знаком, он был добр ко всем, — Данил вспомнил мальчишку, на лице, которого всегда была улыбка, который никогда не откажет в помощи другим, — а Леклер не хотел делиться, потому что на тот момент он был потерянным ребёнком и видел в Бьянки опору, в которой он очень нуждался.       Он вспомнил как мелкий монегаск кидался на него с кулаками, как его оттаскивали от него, а Данил не понимал, что происходит…       — Леклер подумал, что я причастен к его исчезновению, а на самом деле он ходил ко мне за советом, потому что сомневался насчёт побега. В особенности в Шарле, что он на воле долго не протянет, — ходил просить совета у профессионала. Мальчик не понаслышке знал, что такое скитаться без гроша на душе, без почвы под ногами, — потому что мы были детьми. Там, он не мог быть ему надежной опорой. А потом он пропал… — он помнил, как Бьянки уходил от него, как потом в ночи они выходили на его поиски, как они все смотрели на его грязную в земле куртку, — я к этому ни разу не причастен. И сбегать он без него не хотел. Шарль был Жюлю младшим братом. Как ты мне.       — Эм прости что? — перебил на секунду Пьер. Ему показалось или его только что назвали «братом» — Я кто? Младший брат? — Пьеру показалось или Квят на одно мгновение даже покраснел. Пьер не был уверен, что Данил физически был способен на такое.       — Я не знаю, как это объяснить, — усмехнулся Данил, он склонил голову и улыбнулся. Пьер был немного сметен. Он правильно все услышал, но не мог поверить, — я привязался к тебе и поэтому пытаюсь всеми дурацкими способами тебя защитить. Возможно, даже от себя.       — А от тебя зачем? — Он уже знал ответ. Пьер сам ответил на свой вопрос ранее, просто он хотел услышать это от Квята, чтобы подтвердить его слова. Для него это было важно. Это было бы хоть каким-то якорем в океане потерянности.       — Как ты и сказал. Мы все тут не совсем те, кем кажемся, — сейчас Данил больше всего на свете боялся, что кто-то проболтается Пьеру, — думаю, если правда всплывёт, то ты неправильно поймёшь все… Я просто жду момента, чтобы рассказать мою правду, когда придет время.       — Как Леклер? — Хмыкнул Пьер. При каждом упоминании Монегаска, что-то неприятно стонало рядом с сердце, как будто спазм. Он рефлекторно положил руку себе на грудь, будто пытался унять эту неприятную боль, — его правда была такой себе. Надеюсь, мне не стоит ожидать тебе такого же подвоха?       — Нет, мой подвох немного в другом, он касается только меня, — засмеялся Данил, эти бесконечны тайны, от низ так устаешь, — но согласись он поступил как последний придурок?       — Тут без вопросов даже, — говорить о нем было неприятно, его будто невидимыми кандалами тянуло обратно в глубь воспоминаний к тому пустому полуразрушенному фонтану. Он снова слышит странную речь Леклера, от которой ему становилось не по себе. Он будто исчезал где-то в пространстве, теряясь в воспоминании.       — Ты скучаешь по нему? — Внезапно спросил его Данил. Гасли быстро вернулся в реальный мир. Зрачки сузились, а его выражение лица выдавало весь спектр удивления. Он застыл, — Ау? Хьюстон вызывает, Пьера?       — А? Что? — Дернулся Пьер. Он будто бы и не хотел воспринимать сказанное, хотя он все слышал и понимал. Просто это не укладывалось в его подсознании. Их тихо-громкое расставание и то, что он скучал по нему, но даже по одному слову «скучаю» что-то эхом отдается в ответ.       — Ты прекрасно слышал, -пожал плечами Дани, даже не смущаясь о сказанном, — ты с воскресенья как ходячий мертвец и только сегодня соизволил заговорить. Будто постарел лет так на десять. Дед Пьеро. Еще и в обморок упал, дама в беде, — Пьер нахмурился.       — Мой обморок — защитный механизм, срабатывает, когда у меня переизбыток плохих эмоций. Организм просто выключает меня, — это был довольно странный механизм, но, когда он себя проявлял в полной красе, Пьера приходилось ловить несколько раз на день, потом он научился это кое-как контролировать ну или предвещать. Возможно будучи любимым и нужным в хорошей семье, как у Гасли, то все невзгоды ты воспринимаешь очень остро. Например: гибель лучшего друга… — я не могу это объяснить, но во мне что-то надломилось в этот момент. Не думал, что это меня так сильно заденет.       — Вот оно как, — быстро вскинул бровями Даня, — буду знать. Надеюсь, нам не придется ловить тебя в ближайшее время, — Мальчишки усмехнулись. Теперь это было больше похоже на их обычную беседу, — а еще… С прискорбием сообщаю. Тебе нравится Леклер. И даже очень. Не то чтобы это секрет, но так. Факт.       — Что? — Переспросил Гасли. Мысли в голове начали очень быстро сменять друг друга, пытаясь понять, что сейчас происходит. Он только что ненавидел Леклера, а теперь он ему нравится, Данил вроде все время хотел разбить лицо Монегаску, а теперь говорит, что он ему нравится. Эти хитросплетение умственных процессов своего друга что-то слишком туго давались французу.       — Ты слишком много говоришь «что», — кажется Данил был доволен, что наконец он начал вести диалог, а не Пьер, — что слышал, — подмигнул Квят. Гасли покачал головой.       — Притворюсь, что не слышал, — коротко сказал француз, опустив голову. Он почесал свою макушку. Перед ним был будто чистый лист, он не понимал, что говорить, как реагировать на сказанное, он совершенно не понимал происходящее.       — Это значит, что мы помирились? — Протянул руку Данил в примирительном жесте, который не понял Гасли. Пьер в принципе не понимал эту культуру рукопожатий, она его смущала. Руку можно пожать неправильно, можно не дождаться рукопожатия, можно неправильно сжать руку.       — А мы ссорились? — Гасли все же пожал руку. Отсчет пошел. Надо было вовремя разнять руки, чтобы не стало неловко, но кажется неловко тут было только французу. Данил выглядел абсолютно спокойным.       — Та хрен тебя поймёт? — Руки были все еще сцеплены, — вроде как молчание предполагает ссору, но в твоём случае я ничего уже не понимаю, — они достигли момента неловкости. Пьер отпустил руку Данила. Немного раскрасневшись. Появилась тишина. Надо было ее срочно чем-то заполнить, и Пьер решил взять эту обязанность на себя.       — Хэмильтон сказал. Росберг племянник Вольффа, после того случая в ванной он вернулся в Германию и присылает каждый месяц Льюису открытки, но тот не отвечает, — такого удивления, какое сейчас было на лице Дани, Пьер не видел никогда за все время прибывания в стенах этого заведения, — И да. Вальттери из-за дела с расческой упекли в «клетку», потому что выгородил Хэмильтона.       — Пьер, мать твою, Гасли, откуда ты блять нарыл столько инфы? Кто ты? — он приблизился к мальчишке напротив и взял своими большими ладонями голову Гасли пытаясь найти порт и вычислить в мальчики подосланного робота, — ты когда успел съесть моего мальчика-благородство? — Он плюхнулся обратно на кровать, проведя по своим волосам рукой. Мозг взрывался от поступившей информации, — это многое объясняет… ДЕрьмо… вот почему Боттаса сегодня не было… да и Льюис был тихим.       — Информация это, конечно, хорошо, — снова прервал ход мыслей Пьер, — но пазл по-прежнему не складывается. У нас есть детальки, которые пытаются складываться в единую картинку, но суть все еще ускользает.       — Ну с Жюлем… предположим он убегал от преследователя, — Данил пытался абстрагироваться от чувств, каждый раз вспоминая день, когда исчез Бьянки, — возможно, он сбежал… — всем хотелось верить в лучшее… а лучшее здесь — это побег.       — А что, если нет? — Гасли не испытывал такой боли, думая о Жюле Бьянки. Он его не знал. Поэтому мог делать более жесткие предположение нежели чем другие. Хотя это немного разнилось с природой Гасли. Это не осталось без внимания Дани.       — А что, если да? — Хмуро ответил Квят. Он очень надеялся, что сейчас Бьянки путешествует по миру и хранит воспоминания о своих друзьях из этого места у самого сердца. Он верит, что однажды он навестит их, — давай без мрака?       — Ну, а что с Нико? — Допытывался Гасли. Пьер пропустил своего рода «брифинг» большой четверки по делу о «школьном маньяке», и он знал об этом, поэтому выпытывал информацию у своего соседа по комнате.       — Ну мы прикинули. Мы хотели отложить «дело», из-за понятных событий, но и хотели заподозрить Вольффа, — они наступали на те же грабли, как и первый раз. Если улика лежала у кого-то из взрослых, то сразу же подозрения падали на того, — ну из расчета, что он пытался скрыть факт подобного инцидента, потому что он либо причастен, либо это навредило бы и так пропащей репутации этого заведения, — Данил тяжело выдохнул. Теории рушились как карточные домики с новыми деталями. Они все знали, что ничего не знали и это очень пугало. Они будто были ведомыми по красной нити Ариадны, к самой темной тайне этой школы и ничего не могли сделать, — с твоей инфой картинка меняется. Тот самый день совпал с днём признания его чувств Льюису… может маньяк прижал его позднее, и он не видел другого выхода?       — А говорил без мрака, — по телу Пьера побежали мурашки. В его голове был образ мальчишки без лица с платиновыми волосами и большая черная фигура, которая оставила после себя лишь кровавое пятно. Пьер помотал головой попытавшись отогнать от себя образы.       — С историей Нико без мрака увы не получается… — Тут Пьер вспомнил, что должен был спускаться вниз, что скорее всего, встреча с родителями уже началась и что, возможно его брат его ждет внизу. Он подорвался с кровати, быстро выправляя свою одежду руками, а начал приводить в порядок свои волосы, — ты куда-то собираешься?       — Собираюсь с братом поговорить, — коротко ответил. Данил на секунду застыл. Пытаясь воскресить в своей памяти хотя бы мелкое упоминание о существующих родственниках Гасли. Тот говорил, что он не совсем сирота, но он не упоминал, даже бабушек или дедушек, что предполагало не самые тесные с ними отношения.       — У тебя есть брат? — Все же выжал из себя Данил, по-прежнему скрипя мозгами. Гасли определенно до этого не упоминал свою родню.       — Даже несколько? Вроде того. Родной только один и при любом раскладе я все равно младший, — кратко объяснил Пьер. В голове Квята тогда появился следующий вопрос. Почему же его брат не забрал его к себе. Может Пьер не казался таким простым как кажется и поэтому отказался? Не такой белый и пушистый?       — Ого… Внезапно, — Данил еще раз окинул Гасли своим изучающим взглядом. Тот вроде как не замечал признаков «плохиша». Плохого парня он так и не видел в нем. Значит за ним была какая-то другая история и может это было связано с самим братом и семьей Пьера нежели с самим Гасли.       — Ну сам говорил, что у нас будет полно времени узнать о друг о друге, — перебил его ход мыслей Гасли. Квят неуверенно улыбнулся. Он чувствовал приближающуюся бурю. Почему его брат не появлялся до этого. Почему Пьер не рассказывал о его семье, почему он не знает, почему его родители его оставили?       — Точно. Поторопись, — Данил начал сам быстро переодеваться. Он не хотел лишний раз приводить свою форму в порядок, — родственников будут впускать с минуты на минуту, — Гасли в два шага подлетел к двери и собирался уже скрыться за ней как на мгновение остановился.       — Есть что-то еще что я должен знать?.. — Конечно есть. Новой жертвой Магнуссен и еще множество деталей, который каждый умолчал. Например, Нико так и не сказал, что, возможно, видел того, кто подкидывает им фотографии. Потому что забыл очки и ему было стыдно. Или что Даниэль решил сменить курс своих маленьких подопечных, так сказать, разделить их, чтобы те следили за взрослыми, а не за учениками. После того, как их спалил Кими, все намекало на то, что скорее всего ученики тут были совсем не при чем… Как много подводных камней образовалось за такой короткий период. Будто все резко перестали доверять друг другу.       — Потом расскажу, — Данил стоял наполовину раздетым, пытаясь продеть свою голову в какую-то темную футболку с изображением неизвестной Гали рок группы. Его голова появилась в горле футболке и Квят недовольно посмотрел на Пьера, который по-прежнему не собирался уходить. Взглядом выпытывая у Данила ответы, — иди давай! А то все просрешь.       Пьер закрыл за собой дверь. Он бежал в предвкушении наконец увидеть родного себе человека, того с кем он мог по-настоящему раскрыть свои чувства. Здесь он боялся об этом рассказывать. Это место играет с твоими чувствами. Оно играет с тобой. В коридорах было на удивление пустынно, хотя была всего лишь середина дня. Видимо все уже ожидали в холле, где собирались «отцы и дети». Сердце Гасли трепетало он буквально влетел в холл и надеялся тут же увидеть знакомое лицо, но, когда дверь распахнулась, он не увидел даже намека на что-то родное…       Мальчишка смотрел по сторонам, но своего брата пока так и не заметил. Гасли искал в толпе кого-то близкого, потому что он чувствовал себя как-то потеряно в такой толпе, Он не понимал, что делать. Здесь была большая часть воспитанников. Ему обеденный зал никогда не казался таким тесным. Тут же мальчишка на секунду взглядом встретился с Даниэлем, что крепко обнимал женщину, у которой на пару с ним волосы напоминали буйствующие джунгли. Темные кудряшки повсюду. Скорее всего это была его мама. Даниэль улыбался такой искренней улыбкой. Женщина держала в руках его лицо и целовала его лоб, щеки, нос, попутно осыпая самыми теплыми комплиментами, на которые было способно любящее материнское сердце. Это не могло не растопить сердце Пьера. Он вспомнил как его мама называла его «малышом», хотя ему не всегда это нравилось, но он никогда не было против. А сейчас это терпеть не мог. На самом деле не потому, что он уже не маленький, а потому что так называла его только она. Мама.       Нико сидел и активно беседовал с девочкой, у которой была длинная светлая коса, что висела через плечо, а неподалеку за разговором следила женщина, которая казалось, боялась потревожить этот диалог. Девчонка с косой наперевес была слишком молода для его матери, это была скорее та женщина, что седела поодаль. Это видимо была его сестра? Это было самым логичным умозаключением. Для Пьера это стало сюрпризом, как и для Данила, что у него есть брат. Не часто на лице Нико можно было увидеть настоящие живые эмоции, но с этой девочкой он вел себя открыто. Его было сложно узнать. Однако в улыбке он видел волнение, у девочки он тоже это видел. Они как две капли волнуются одинаково. У них были схожие морщинки на лбу, что выдавали их волнение.       Карлос общался с седовласым мужчиной и прибывал в хорошем настроении. Они отдалённо напоминали друг друга. Как кривое зеркало что старило младшего, одновременно одинаковые, но все же не очень похожи. Видимо это был Карлос Сайнц старший. Его отец. Карлос говорил, что с отцом у него в кой-то веке наладились отношение, чем не все здесь могли похвастаться, разве что только Даниэль. Со стороны так будто эти двоя вели беседу вели на равных.       Гасли пробирался в глубь холла чтобы занять свободное место, вглядываясь в знакомые лица. Кто-то был рад повидать своих близких. Например, Себастьян, что никак не мог сдержать эмоций, общаясь со своем матерью и младшим братом, по всей видимости. Что странное он заметил, что здесь был Стролл… Младший и он говорил с Эстебаном Оконом? Он не совсем понимал, как они договорились об этой встрече. Здесь же мобильных ни у кого не было? Пьер решил отставить это размышление на потом и занял свободное место ближе к концу зала. Он был уверен, что Поль придет. Он готов был ждать сколько потребуется…       -…Я недавно говорил с месье Вольффом, — Карлос и отец мирно беседовали по мелочи. Как у кого дела, работа, учеба… меньше всего Чили хотел говорить об учебе… — хотел знать, как твои успехи в этом учреждении. Ты меня приятно удивил, — Сайнц младший был смущен. Успехи были правда весьма хорошими, да и Санйц никогда не был дураком, — ты еще ни разу не оплошал, и учеба у тебя стабильно держится. Горжусь тобой, наконец я узнаю своего сына.       — Да, я стараюсь держатся от неприятностей подальше, — поддакнул парнишка, с широкой улыбкой. Ему было очень приятно слышать похвалу от отца. Это подбадривало его еще больше на фоне остальных хороших событий… Если не считать дело одного школьного маньяка, — вроде как все устаканилось. В кой-то веки могу сказать, что у меня все хорошо.       — Мне сказали, что вы ребята увлеклись картингом, — внезапно сказал отец Карлоса. Приятно, конечно, что отец уделил внимание его новорожденному хобби, только вот откуда он о нем узнал, если сам Сайнц младший о нем не упоминал. Или ему обо всем рассказал месье Вольфф? да и зачем столько вниманию этому? — Занятное дело. Слышал в Париже есть неплохие клубы. Думаю, тебе понравится. Может в будущем это даже сможет кормить тебя…       — Причем тут Париж? — Покачал головой паренек. Он не совсем понял, в какое русло внезапно пошел разговор. Разговор об учебе внезапно стал разговором о картинге, а теперь перебрался в Париж.       — Если до конца семестра продержишься без инцидентов, то я подумаю, о том, чтобы пристроить снова тебя где-нибудь в хорошей школе в Париже, — дальше Карлос не мог разобрать слов. вот зачем была эта подводка, заинтересовать его в очередном переезде. В голове все как-то смешалось. Он не совсем понимал, что он чувствовал. Радость? Смятение? Первая мысль была о Ландо, что он не хотел его оставлять одного. Вторая же мысль о том, что он ненавидит это место и то, что он не хотел здесь находится, — … есть у меня один знакомый, готов пойти мне навстречу по старой дружбе.       — А если пойдет все наперекосяк? — Скажи ему это отец немного ранее, он бы не задумываясь сделал бы все что ему сказали. Сейчас же, когда он был с Ландо, он не знал, что делать. Это непростое решение. Он не хотел показывать отцу свои настоящие эмоции. Он просто хотел знать вероятности.       — Выбор будет небольшим, увы, — в голосе снова появился тот колющий лед, с которым Карлос Сайнц младший великолепно знаком, — либо ты остаешься здесь, но помогать я тебе не собираюсь, либо я тебя отдаю твоей матери. Не думаю, что ты этого хочешь. Зависит от степени твоей провинности, — Это была лишь иллюзия выбора. Карлос не очень хотел видеть свою мать. С одной стороны, он очень хотел домой в Испанию, но не домой к матери. Остаться в этой школе, абсолютно без помощи отца — это все равно что остаться сиротой, а Сайнц старший продолжал давить, — мать вряд ли сможет заниматься тобой, ведь она даже за собой уследить не может, — Мужчина положил руку на плечо, склонившего голову, мальчика, — это непросто, я понимаю.       — Хорошего мало, — констатировал Сайнц младший. Седовласый мужчина посмотрел на часы, затем на своего сына и потом снова на часы, намекая на то, что ему пора.       — Подумай хорошенько. Pequeño. Подумай о своем будущем. Оно может быть великим, а может кануть в лето. У тебя есть для твоего выбора два живых примера, — Карлос не любил, когда его ставили перед выбором из разряда «кого ты больше любишь маму или папу». В его семье все сложилось не очень просто. Его отец сбежал от проблемы, хоть он и не признается, и Карлос подсознательно пытается делать тоже самое, только отходного пути у него нет. Только пропасть за его спиной. Иди вперед или назад? — Сделай шаг. А там увидим. Мне пора идти. Люблю тебя.       — И я тебя… Пап… — Мужчина застегнул свой серый деловой пиджак и погладил мальчишку по буйным черным волосам, поцеловав Сайнца младшего в макушку. Мужчина пошел к дверям, оставляя того в полном неведении. Мужчина быстро шел к выходу, проходя мимо светловолосых парня и девушку, что бурно обсуждали что-то полушёпотом, за ними в стороне наблюдала женщина с слабой улыбкой.       -… Говоришь у вас в школе маньяк? — Переспросила девочка, что как две капли воды была похожа на мальчика, что сидела перед ним. Нико приложил палец к тонким розовым губам и оглянулся по сторонам, убеждаясь, что каждый занят своими делами и никто их не подслушивает.       — Да, только тихо Стэф… Это Серьезно. Он напал на моего друга, — часть истории Нико уже успел поведать своей сестре и, теперь они пытаются продумать план и быть в курсе, но при это быть на расстоянии, — он терроризирует мальчишек, и мы не совсем понимаем, что к чему. Пока мы знает точно о трех жертвах. Для двух у нас есть фотографии. А для одного у нас есть вещественные доказательства, — Нико держался за голову, облокотившись на стол, — мы пока не понимаем, как точно он им вредит, но моего друга он побил. Он сказал, что просто потому, что слишком много знает? — В его голове снова всплыли образы побитого Магнуссена. Сердце кровью обливалось от воспоминаний.       — А ты уверен, что именно твой друг жертва, если до этого этот маньяк действовал чисто. Может он пытается заморочить вам голову? — Стефания и Николас всегда отличались умом и сообразительностью. Нико не предполагал подобного умозаключения, но оно имеет место быть, хотя оно только еще сильнее путает карты, — что если на самом деле он заметает следы, потому что понял, что что-то не так. Вдруг кто-то из его жертв пытается вам что-то подсказать и он это понял.       — Возможно. Я видел что-то, но я забыл свои дурацкие очки и ничего не разглядел, я такой идиот, — Николас беспомощно схватился еще сильнее за волосы, пытаясь вырвать их. Стефания нежно погладила волосы брата, пытаясь убрать его ладони от его головы, чтобы успокоить его. Он буквально слышал ее мысли, что это не его вина. Откуда он мог знать, что наткнется на их информатора. Нико глубоко вздохнул и снова посмотрел на Стэф, — ты привезла мобильники? Нам нужно поддерживать связь, иначе эти вечные тайные сборы нас выдадут с головой. У меня уже такая адская паранойя начинается из-за всего этого.       — Конечно. Поверь это была странная покупка, — девчонка под столом протянула портфель и Нико тихо его забрал, — я достала все что нужно. Мобильники, с номерами, зарядки, портативки. Я забила свой номер если что я на связи. Я с вами, — мальчик снова посмотрел по сторонам.       — Стефания Хюлькенберг, — мальчик встал с места, наклонившись над столом и аккуратно взял лицо сестренки в свои ладони, нежно поцеловав лоб золотовласой девочки, — ты самая лучшая сестра на свете, — девчонка раскраснелась, а затем ехидно улыбнулась.       — Я знаю, — она начала играть с кончиком своей косички, — мог бы придумать комплимент и лучше, — Халк тяжело вздохнул и вскинул взгляд к своду потолка.       — Самая коварная сестра на свете, — она всегда была такой и всегда оставалась. Неповторимой, самой лучшей и самой коварной. Больше всего на свете Нико не хватало своей сестры в этом храме отчаяния. Каждый раз когда ее брали сюда с собой это был маленький луч надежды, что когда-нибудь над ним сжалятся и его заберут отсюда. Она верила в это, он верил в это вместе с ней.       — Может быть… — ещё сильнее улыбнулась Стефания, внезапно она подняла взгляд своих лютиковых глаз и грустно посмотрела на своего братца, — Нико только, пожалуйста, будь осторожен, — она положила свою руку, на ладонь Хюлькенберга старшего, — а не как в прошлый раз.       — Я постараюсь, — маленькая рука сжала крепче руку парня. В уголках глаз появились слёзы. Все так же они скрывали настоящие эмоции, но друг перед другом они давали хоть немного воли.       — Я могу поговорить с родителями… — дрожащим шепотом заговорила Стефания, — Хочешь, я помогу, чтобы тебя забрали тебя отсюда, если ты в опасности. Ты знаешь я бываю убедительной, — она переоценивала силу своего убеждения. Но она действительно верила, что сможет помочь своему брату. Нико задумался. Ему действительное страшно было здесь находиться. Как и многие он хотел уехать, но тогда, кто поможет остановить, то что здесь происходит.       — Я должен остаться здесь, — Нико грустно помотал головой, — мы должны со всем разобраться и поймать виновного, — по щеке девочке побежала слеза. Хюлькенберг встал с своего места и быстро сел рядом с ней крепко обняв свою сестру. Объятия нужны не для того, чтобы показать свою любовь, а для того, чтобы человек мог спрятать свои слёзы. Девочка спрятала свои глаза в мягкий свитер своего брата и тихо всхлипнула.       — Нико… ты никому ничего не обязан… — начала она говорить тихо ему на ухо. Она и не представляла, что это ужасное место в каком-то смысле стало ему вторым домом, пусть и ужасным. Что все здесь пережили что-то страшное. Это место должно быть убежищем для таких как он. Они должны все исправить, хотя бы попытаться…       — Нико ты мне нужен. Я скучаю по тебе, — призналась Стефания. Мальчик нежно гладил сестру по спине. К детям уже собралась подходить их мать, но они обусловились, что она не вмешивается в их диалог. От этого было больно, что женщине абсолютно не давали шанса на искупления. Дети слишком живо помнят проступки родителей. Доверие ребенка слишком легко потерять, а заработать обратно почти невозможно.       — Я тоже скучаю по тебе, Стэф… Обещаю, когда все это закончится, я приеду и проведу с тобой все свободное время, что у нас с тобой будет…       Макс Ферстаппен нервно стучал пяткой об пол. Его родственники тоже все никак не объявлялись. Он очень надеялся на приезд своей матери и сестры, поэтому он с некой завистью смотрел на обнимающихся Нико и его сестру. Внутри него все застонало. Он очень сильно скучал по Вики и его маме, но отец все не позволял им никак увидеться и что-то ему подсказывало, что и этот раз не будет исключением из-за инцидента, почти двухнедельной давности. Как собственно и предполагалось. В дверях появился мужчина, в плаще и мятой рубашке в клетку, который внешне отдалённо напоминал Макса. Внутри мальчишки начался панический страх, который усиливался с каждым шагом приближающегося к нему отца, но он держался. Он чувствовал как холодные капельки пота медленно бежали по его спине, а от нервов его нога дергалась все быстрее.       Мужчина сел перед Максом, и своими мелкими глазками изучающе посмотрел на сына. Макс чувствовал, что кто-то ещё смотрим в его сторону. Многие наслышаны о его плохих отношениях с отцом. По большей части потому, что Йос Ферстаппен приходил на эти встречи подпитым и высказывал в громкой форме все своё разочарование в своём сыне. Любой другой на месте Макса давно бы сломался, но кличка Король лев у Ферстаппена младшего была не с проста. Он был сильным, но даже такие как он могли уставать терпеть подобное отношение к себе.       — Ну здравствуй, Макс, — Мальчик постарался успокоиться, собраться с силами, чтобы не выдавать свою тревогу. Он не мог смотреть отцу в глаза. Глаза Йоса пугали, они были поблёкшими, голубыми от возраста радужками, которые на своем веку повидали уже многое. Они были мертвенно бледными. Будто человек перед ним давно не жил, а просто существовал. Его глаза всегда были недовольными, всегда смотрели на Макса с осуждением. По ночами взгляд отца являлся Ферстаппену младшему в ночных кошмарах. Твердый голос Йоса Ферстаппена будто сковывал голосовые связки самого Макса. Он не знал, что сказать, кроме как…       — Отец, — мужчина зло усмехнулся, будто и рассчитывал на подобный эффект. Рассчитывал, что он показал свой статус перед своим сыном, указывая сразу кто здесь был главный. Парень склонил голову. Он не мог долго держаться под взглядом глубоко посаженных глаз.       — Рассказывай, — мужчина облокотился о стол и начал в такт барабанить о стол. Макс опустил свой взгляд к пальцам, что волной пробегали волной по столу. Он чувствовал, как в такт пробегали и мурашки по его спине, реальность вокруг будто переставала существовать, — ну, что да как?       — Ну вроде пока все в порядке. Особо нечего рассказывать, — интернат напоминал день сурка, просыпаешься, физкультура. уроки, сон и так каждый день и иногда по выходным так же, только иногда что-то могло скрасить серые будни. Драка или проделка кого-нибудь, но тогда сухим из воды не выйдешь, — про мою драку ты, наверное, знаешь, — Макс посмотрел наверх, нахмурился, выдохнул, будто стараясь вспомнить все детали, но вроде он ничего такого важного не упускает, — оценки стабильные. Ходил на картинг в выходные, слетел с трека из-за гоночного инцидента, — он намеренно не указывал фамилий и имен. Кажется, отец Макса на секунду, лишь на одно мгновение даже был доволен Максом.       — Давай. Работай лучше, доберись до уровня, как у вас их там зовут, Хэмильтона и Феттеля, — Макс ненавидел, когда его сравнивали с другими. Он просто не выносил этого, его овладевало чувство тошноты, хотелось сбежать, но он вынужден был слушать это каждый раз, — что ты как кретин в середняках… Ты же не кретин, я надеюсь. То, что ты подрался недавно. Молодец, отстоял свою позицию. Уважаю. Нечего тем неудачникам лезть к тебе, — когда-то эти неудачники были его самыми близкими друзьями, по которым он очень сильно скучает. Ему очень грустно это признавать, но он так хотел, чтобы все вернулось на круги своя, но лучше сосредоточься на том, что было сейчас в будущем. Ему было неплохо в новой компании, но чего-то не хватало, а точнее кого-то…       — Я тебе понял отец, — слабо кивнул парнишка. Йос Ферстаппен всегда требовал от Макса невероятных результатов. Требовал все и сразу, что было невозможно. Из-за этого на Макса всегда навалился невероятный груз ответственности, который невероятно сложно было тащить на себе.       — Ты должен быть во всем первый, — Йос начал повышать тон на Макса, от чего тот начал чувствовать себя ничтожно маленьким. Все присутствующие начали оборачивать головы, чтобы понять, что происходит. Ферстаппену младшему становилось неловко и страшно одновременно, — ты обязан вырывать зубами свое место под солнце, но мы же вроде обсуждали, что делать это должен ты сам.       — Да… — кажется Макс понимал, к чему все идет, но не понимал откуда он обо всем прознал. Кто сдал его и Дэна…       — Так какого черта ты снова обжимаешься с этим австралийским ублюдком Риккьярдо? — мужчина сначала ударил кулаком об стол. Мальчик вздрогнул, прикрывая свою голову руками, как рефлекс. Потому что сначала прилетает всегда в голов, он давно это выучил. Все в холле слышали крики Ферстаппена старшего и от этого становилось не по себе       — Мы не обжимаемся, — тихо сказал Макс. Конечно, он соврал, но на людях они были лишь два раза. Он не понимал, кто их сдал. Парень находился в такой прострации. Он смотрел отцу в глаза и пропустил момент, в который ему все же прилетело по лицу.       — Не ври мне, ты, мелкая свинья! — раздался громкий звук пощечины. Правая щека Макса неистово загорелась, но он решил терпеть, показав, что не боится Йоса. Это разозлило мужчину еще больше. В глазах неприятно защипало, но он старался держать слезы при себе, — я воспитываю тебя, пытаюсь вырастить из тебя мужчину, а ты так себя ведешь! — раздался еще один хлопок, кажется Ферстаппен старший напрочь отбил все слезы Макса. В мальчишке начала бурлить ярость. Настоящая ярость льва. Он сказал себе, еще один удар и он за себя не ручается… — Так ты уважаешь своего отца?!..       — Мам, я тебя очень сильно люблю, но кажется пора на помощь, — кудрявый мальчишка встал из-за стола и поцеловал женщину в лоб, — прости меня, но тебе не понравится, то что я сейчас сделаю, — конечно, за всем этим со стороны наблюдал Даниэль Риккьярдо. Парню хватило и громкого непозволительного высказыванию в сторону Макса, чтобы включить режим «уничтожить». Никто не имел кричать на его маленького львенка. Он очень сильно переживал из-за встречи Макса с его отцом. Мальчишка засучил повыше рукава его кофты и сжал руки в кулаки и пошел вперед. Он подошел к месту, где сидели отец и сын и схватил Йоса за лацкан его старого пальто, — Не смей с ним так обращаться!       Дэн снес Ферстаппена хуком справа, но силы удара не хватило, чтобы тот сел и не поднялся. Мужчина склонился и тягучее кровавое месиво медленно капнуло ему на пальто. Кажется Йос сплюнул выбитый зуб. Мужчина отделался просто выбитой челюстью, что неприятно, но терпимо, а это не на руку напористому австралийцу. Риккьярдо плюнул в сторону Ферстаппену старшего и подлетел к мальчику, что прибывал в шоке от произошедшего, и принялся осматривать лицо Макса на наличие повреждений. Макс хотел спросить каким местом Даниэль думал, когда напал на его отца, но понял, что даже слова выдавить из себя не может. Пауза продлилась не долго, как тут Даниэля схватили за плечи и буквально выбросили на пол. В голове зазвенело, от удара об пол, сзади начало неприятно саднить. Риккьярдо на секундо потерялся в пространстве, только неразборчиво на заднем фоне что-то кричал Макс, вроде он умолял отца не трогать его. Кажется его звали еще Карлос с Нико и парочка женских криков, дополняли весь этот хаос из недосягаемых для Даниэля звуков, наверное, это были перепуганные до смерти мамочки. Риккьярдо было не до этого.       Даниэль понял, что сейчас его попытаются пинать ногами. Типичная тактика мужчин в летах, которые могли похвастаться разве чтобы большим пивным брюхом и абсолютно не сложены спортивно, но имели моментное преимущество. Риккьярдо начал как можно отталкиваться своими ногами и двигаться по полу на спине, не давая возможности его отпинать, так как координация, что у него, что у Йоса нарушена это должно сработать. Получив небольшую фору во времени, Даниэль встал на ноги, опираясь на стул или стол, он так и не понял, в глазах все еще немного плавало. Немного оклемавшись, восстановив зрение, он снова ринулся в бой, вывев своего соперника в центр холла, где им не будут мешать люди и предметы мебели. Даниэль прикинул свои шансы и шансы отца Макса. Дэн моложе и выносливее, но Йос был опытнее и тяжелее, а еще они оба были неистово разозленными, что тоже играет определенную роль. Они ходили боком, будто боясь подойти на шаг ближе, создавая имитацию ринга. Со лба пот валил градом, заливая глаза и неприятно пощипывая в районе морщинок, что появлялись из-за боевого оскала лиц «бойцов».       Двое бродили в ожидании, кто же первый осмелиться подойти чуть ближе. Йос внезапно подался вперед и схватился за кофту Даниэля. Он притянул мальчишку к себе, но тот не дал бы себя в обиду. Вот он уже держит за рубашку Ферстаппена старшего и бьет его по лицу. С каждым новым на его костяшках облезала кожа, потому что он бил по острым скулам мужчины перед собой. Они будто резали кожу австралийца. Его кулак был перепачкан в чужой крови, он слышит истошные крики вокруг, но они не доходят до него. На пол падали кровавые слюни, которые размазывались от того, что вокруг в панике метались люди, не зная что предпринять. Люди как и голоса были белым шумом ничего не значили. У Даниэля была только одна задача. Сделать Йосу больно. Этот мордобой не шибко бы изменил положение вещей, он бы не отомстил мужчине за все годы издевательств над Максом. Это бы не притупило бы всю боль, что причинил Йос своему сыну. Австралиец сам до конца не понимает зачем ему это. Может доказать Максу, что рядом с ним, он может не бояться своего худшего кошмара?       Внезапно кто-то схватил его за плечо, тем самым отвлекая его от Ферстаппена старшего. Тот не замешкал и воспользовался ситуации, повалив мальчишку на пол, ударив его об пол с такой силой, что все потемнело. Мужчина придавил его сверху, прижав его руки, чтобы тот не смог даже прикрыть свое лицо. Он просто избивал лежачего. Он с полного замаху бил Риккьярдо по его лицу. Мальчик чувствовал как лопались сосуды в его глазах, как его слюна смешивалась с кровью, как сыпались звезды с глаз. На коже появились небрежные кровавые дорожки, но сожалеть о содеянном Риккьярдо даже и не думал. Казалось даже сейчас на лице Дэна была улыбка. Он сомг защитить своего Короля льва. Избиение лежачего продолжалось. На это уже было невозможно смотреть.       Только сейчас в зал вошли месье Тост и месье Веббер и начали разнимать двоих дерущихся, оттаскивая одного от другого. Все прибывали в легком шоке. Даниэль выглядел очень плохо. У него не было даже шанса защититься. Даниэль начал медленно подниматься, к нему тут же подлетел Ферстаппен младший, что помог тому встать. Они оба понимали, сначала Даниэля подлатают, а потом дадут наказание. Уже второе за месяц. Макс не мог поверить, что после всего, что было между ними было, все взлеты и падения, после всех разборок, Риккьярдо в открытую вступился за него перед отцом, хотя скорее всего после такого Макс покойник.       Иногда встречи с родителями проходили бурно. Иногда тихо. Эта среда была одной из самых бурных. Такое случалось. Когда увели Йоса Ферстаппена, что раскидывался проклятиями в сторону австралийца, в зал вошел молодой парень весьма потрепанный. Его тут же узнал парнишка в самом конце зала. Это был Поль Гасли, и он очень сильно опоздал. Пьер уже и не надеялся его увидеть. Мальчишка вскочил с своего места и побежал вдоль коридора. Мальчишка уткнулся в грудь мужчины и крепко обнял своего брата, ели сдерживая свои эмоции. Он так устал, он просто хотел выговориться близкому человеку. Пьер наделся, что от этого ему станет лучше.       — Я знал, — тихо сказал Пьер, — знал, что ты приедешь, — брат Пьера слабо приобнял мальчишку, что кажется обмяк в объятии молодого человека, положив свою голову на плечо. Он чувствовал себя немного виноватым. И поэтому начал оправдывается.       — Прости. Там такая заморочка с поездами вышла, — это была ложь, на самом деле Поль забыл про встречу с братом с засиделся на работе, — …пропустил один поезд и немного припозднился, — обычно дети здесь очень проницательных и Пьер не исключение, но он будто пропустил всю ложь мимо ушей, — Ты… выглядишь неважно? Ссадины давние, осунулся, рассказывай…? — Фраза была будто брошена, будто он был не очень заинтересован, в том, что на самом деле происходит. Так для галочки. Будто он хотел быстро переключиться к чему-то другому.       — У меня все… странно… — тут Гасли младший понял, что попросту не может или не хочет рассказывать о происходящем тем более своему брату, который его кинул. По его глазам, он явно думал не о нем, а какой смысл тогда раскрывать душу. Все иллюзии об их встрече рухнули в одночасье. Вот Поль услышит, он что-то сделает? Гасли начал рассказывать о жизни в школе, избегая все самые громкие события. Нападение на Окона, Школьного маньяка, великую подставу Леклера. Так немного про друзей, школьные маленькие передряги, он смотрел на своего брата, а тот смотрел на свою сумку, которую он привез с собой. Будто она была важнее чем их разговор. Гасли не мог понять, почему он думал, что разговор с бартом все изменит…       — Как-то так… — заключил Гасли младший.       — Все не так плохо… — Поль казалось, не был впечатлен короткой версией происходящего за школьной калиткой данного заведения и то, что перед его входом утаскивали разъяренного мужчину, что сыпал проклятиями, его тоже не удивило. Либо он не хотел верить глазам, чтобы оправдать свой поступок, что не взял одного брата под свое крыло.       — «Не так плохо»? — недоумевающе спросил Пьер. Внутри схлестнулись две эмоции. Неистовый гнев и всепоглощающее отчаяние. Как он может такое говорить? Он же сам видит его перед собой, сам ответил, что он выглядит не очень. На лице заживали ссадины. Его кожа была посеревшей будто он был живым покойником… Для Гасли сейчас загадка, о чем же думает сейчас его брат.       — Ну тебя не так сильно мучают школьные хулиганы? — Из всего рассказала его брат запомнил только небольшие стычки с Максом и Чеко? Хотя это даже основными событиями не назвать. Так небольшие недоразумения, — или ты хочешь еще что-то рассказать…       — Это шутка сейчас какая-то? Не пойми меня неправильно… — Пьер не совсем понимал, чего он хотел, уехать или помочь. Помочь или уехать. Если он останется… останется ли что-то от него самого… а если уедет, то что произойдет здесь дальше? Вдруг пострадает кто-то из его друзей? И друзья они ему здесь? -…это место хуже, чем предыдущее. Я готов стать пай мальчиком лишь бы черт возьми уехать домой, — Поль удивился, мальчик обычно не ругался при нем. Все начали замечать, как в речи Гасли начали проскакивать колкие словечки.       — Пьер, — тяжело вздохнул Гасли старший, — я понимаю твое негодование, но это невозможно, родители попросили передать тебе вот это… — мужчина открыл свою сумку, с которой не сводил глаз почти весь их «разговор» и достал оттуда плотную синюю папку, — там все тебе надо знать… откроешь, когда пойдешь в свою комнату… — это заявление очень насторожило Пьера.       — Поль скажи правду, — он притянул папку к себе и уже нам месте собирался открывать ее, но Поль положил свою ладонь на руку Пьера, что вот-вот готова была выпотрошить внутренности папки.       — Правда в том, что родителей еще очень долгое время не будет… — спокойно продолжал говорить старший брат, но это не придавало никакого душевного спокойствия мальчишки. Наоборот, в голове Пьера не было ни одной хорошей мысли.       — Поль, скажи правду, — по щекам посыпались слезы в открытые раны, но до Гасли старшего все никак не доходило. Руки, голос не слушались парня напротив. Между ними двумя будто была невидимая стена и каждый гнул свою линию, пытаясь обойти ее. Каждый пытался докричаться, но только эта стена была непроницаема, и они не понимали слов друг друга.       -… А тебя все еще не могу взять. Мой доходы не потянут… — один говорил про взрослые вещи постепенно повышая свой тон, потому что мальчик напротив не хотел даже слушать его. Сам Пьер говорит про то, что ему просто не хватает семьи. Они как будто говорили на двух разных языках. Будто они вовсе не родные.       — Поль! — Гасли ударил по столу. Им обоим надоел этот фарс. Они встали и смотрели друг другу в глаза пытаясь достучаться до чего-то внутри. Пьер сказал сиплым голосом, — Я хочу домой! — он правда устал, он просто хотел лечь в свою комнату, просто поспать, просто закрыть глаза и раствориться, — Я хочу поговорить с родителями! Я так много прошу?       — Да, Пьер, много! — Пьер закрыл глаза. Его худшее опасение стало реальным, — потому что их нет, почему ты не хочешь этого понять?! Я просто не хочу говорить тебе, что их нет…