Les petits coureurs

      Вальттери вернулся в свою комнату, только вечером, когда уже стемнело. Все прошло более-менее гладко. Работать с Нико оказалось очень даже интересно, он старался Вальттери обрисовать всю картину выдвинуть своих подозреваемых и свою версию, что происходит в этом чертовом месте, у них было много общего во взгляде на всю ситуацию. Что это темное и неприятное дело, которое нужно как можно скорее раскрыть, пока никто другой не пострадал. Нико и Вальттери отправили открытку, осталось дождаться ответа, а именно встречи с Росбергом в парке. Оставалось только договориться с Льюисом, что было самой сложной частью этого изощренного плана «Бритни Спирс», который оказался не таким простым. Когда Боттас подумал, что все позади, они выполнили свою часть, и они могут спокойно вернуться домой, не быть пойманными на улицах Равеля, как Нико начал ходить туда-сюда, расспрашивал прохожих, что они знают о пропавшем мальчике, о Жюле Бьянки. К сожалению, никто не мог дать информации, все слышали, но не видели, даже намека не было, а в маленьких городках обычно все всё знали, а значит Бьянки не был в городе. Значит… Он не мог далеко сбежать. Что оставило в их умах самые мрачные подозрения. Если он не смог сбежать. Значит он погиб. Это кто-то знает в школе, а значит… кто-то спрятал его тело… От этих мыслей становилось тошно, даже на секунду представить, что с ним произошло что-то настолько плохое, и они надеялись, что они ошибаются. Возвращаться было довольно проблематично из-за расспросов Нико они попали на автобус, в котором было много ребят из интерната, поэтому эти двоя не решились ехать до конца и вышли за остановку до самой школы и шли пешком, не проронив ни слова, с каменными лицами, лишь оглядываясь по сторонам, чувствуя этот странный холод, что бегал мурашками по коже обоих. Это был не зимний холод, скорее холод от чувства страха, что сковывал их.       В комнате было темно и Боттас не очень хотел включать свет. Он просто хотел лечь и отдохнуть, забыть эти страшные мысли в своей голове, они сковывали его, от них он чувствовал подступающую тошноту. Он на сегодня находился, хотелось просо поспать. Парень упал на кровать, закрыл глаза, но заснуть так и не успел, он почувствовал, как кто-то смотрит на него, и он был практически уверен кто это был.       — Где расческа Нико? — Голос Льюиса звучал спокойно, совсем не злым. Немного раздраженным, что не предвещало ничего хорошего. Боттас раскрыл свои глаза и посмотрел на койку Хэмильтона. Он сидел одетый в верхнюю одежду с собранной спортивной сумкой, что лежала рядом с ним. Это наводило на странные мысли, неужели Льюис собирается уехать из интерната… на совсем?       — Только не говори, что тебе сошло с рук то, что ты сделал с Пьером, — попытался отвлечь внимание Боттас. Он не хотел признаваться, что действительно влез в личное пространство Хэмильтона, чтобы помочь своим новым приятелям. Льюис обычно усмехнулся бы в этот момент, выдал бы какую-нибудь несмешную шутку, но он молчал, он не клюнул на уловку Вальттери, хотя правильней сказать уловка Хэмильтона. Он научил ее Вальттери. Холодное, жуткое молчание, от которого становилось не по себе.       — Где. Расческа. Росберга? — Тон звучал настойчивей, даже пугающе, в нем ощущалась холодная сталь, — ты рылся в моих вещах сукин ты сын, одна открытка лежит не на месте, расчески нет, — Хэмильтон тяжело дышал, будто сдерживал весь свой гнев внутри себя. В прошлый раз, когда он позволил гневу взять над собой верх, он скинул Пьера в овраг. Боттас сел на своей кровати, повернувшись к Хэмильтону, пытаясь рассмотреть его выражение лица, — скажи мне, где расческа, либо я пойду и сдам, то, что ты был в городе. Думаешь я этого не понял, что ты сегодня сбежал. Я постараюсь убедиться, что тебя упекут в «клетку» и на долго, так, что тебе никто не поможет выбраться из нее раньше времени ни твой неотесанный русский дружок, ни Себас…       — Расческу я отдал Данилу, — внезапно перебил его Вальттери, не позволяя закончить ему свою гневную тираду, — к другим уликам по делу, которое они ведут, сначала оно касалось только Жюля, но все оказалось намного сложнее, — Боттас решил выложить все как есть. Он надеялся тем самым привлечь внимание самого Льюиса, чтобы он задумался и поговорил с Нико. Тогда он сделает это добровольно и им не придется давить на него через Себастьяна и все может пройти даже лучше, чем они планировали, — открытку мы взяли, чтобы написать ответ для Нико Росберга, чтобы он приехал в город… и поговорил с тобой, чтобы узнать правду, что с ним случилось. Прости, Льюис. Я знаю мы больше не друзья, но я знаю, что Нико дорог для тебя. Мне стыдно, что я так поступил.       — Улика по делу? Бьянки, Ферстаппен, Росберг тоже в этом замешан? — Боттас промолчал, но это и было ответом для Льюиса. Парень задумался, особенно на моменте с открыткой, кажется Вальттери действительно удалось привлечь его внимание к делу, — знаешь, в противном случае, я бы действительно тебя сдал бы за то, что ты сделал, но ты прав. Нико дорог мне, и я хочу знать правду,— он наслышан о расследовании ребят, он, как и многие начали замечать странные вещи… если ребята выяснят, что на самом деле произошло… если он узнает, что на самом деле произошло, то он не против, — знаешь, забавно. Я сам хотел встретить Нико, но вы мне оказали услугу. Уточни, что, где и когда?       — Следующая суббота, центральный парк Равеля, три часа дня. Рад, что ты не против этой затеи, - Льюис кивнул с улыбкой на лице. Кажется, он почувствовал какое-то облегчение. Видимо оно было связано с тем, что не ему самому пришлось писать Нико. Иначе он бы думал над ответом так долго, что передумал бы и гештальт не был бы закрыт. Только потом накатили нервы… что он будет говорить, как будет себя вести сам Нико. Он зол на него? На открытках может быть одно, на деле может быть совсем другое. У Росберга была причина злиться на него.       — Спасибо, — коротко сказал Хэмильтон, но это было не все. Он смотрел на Вальттери и видел в темноте, как он был измотан сегодняшним днем, но он выглядел по-другому, он выглядел ожившим, это даже как-то радовало его, — жаль, что все так у нас вышло с тобой. Я думал мы и правда друзья, но я попрошу все же потом вернуть мне расческу, — мальчишка встал с кровати и взял свою спортивную сумку, но слова все же затронули сердце мальчишки, поэтому он никак не ожидал, что Хэмильтон просто встанет и уйдет, — мне пора. У меня будет много времени, чтобы подумать какие вопросы ему задать.       — Стой, куда ты собираешь? — Боттас не совсем понял, что происходило, куда собрался Льюис, почему он сам чувствует, что не хочет, чтобы он уходил. Вальттери все еще был очень привязан к нему, ему хватило пары теплых слов в его адрес, чтобы Боттас снова почувствовал между ними связь, которая ему казалось была уже давно похоронена, но Хэмильтон просто направился в сторону двери, ни произнося ни слова. Льюис положил свою руку на ручку двери и усмехнулся.       — Меня отстранили от занятий. Я еду домой на неделю… только чшшш, — Вальттери видел в темноте, как Хэмильтон подмигнул ему, — никому об этом не рассказывай. Я вроде как в «клетке». Пусть все так думают. Скажи своим новым друзьям, что я в деле. Пока.       — Пока, — махнул рукой Боттас. Льюис вышел из комнаты, оставляя Боттаса одного… одного со своими мыслями. Вальттери был зол на себя. Он не понял сделал ли Льюис это специально или говорил это от души, но он как-то смог пробудить в нем симпатию к британцу. К человеку, который к нему не обращался на равных. Боттаса вывести довольно сложно вывести из себя, но сейчас финн встал с своей кровати с криком разворотил кровать Хэмильтона, разбрасывая подушки, одеяло, затем смел со стола все что на нем лежало… Наверное это и к лучшему, что никто не знает как злится Валттери. Комната выглядела так будто по ней прошел ураган.       Весть день Даниэля пошел насмарку, он не смог поговорить ни с Сирилом, потому что тот оказывается уехал в город, а значит не подобрался к игрушке, ни с Максом, с которым он не сумел пересечься ни разу за день. Будто Макс был призраком, но он надеялся все же найти его и поговорить. Мальчишка шел по коридору, в его любимом черном худи, что висело на нем мешком и цветных шортах, которые при такой странной комбинации все равно как-то сочетались. Он шел уверены шагом, с уверенностью, что вот сейчас он точно все сделает как надо, но длилось это не долго, пока не увидел, что ему на встречу идет Эстебан и, кажется, он был настроен поговорить с ним, но только вот сам Даниэль был не совсем в духе с ним разговаривать. Дэн развернулся и попытался уйти в другом направлении, но он услышал, как тот зовет его и бежит к нему. Даниэль тяжело вздохнул и повернулся к Окону, который выглядел очень взволновано. Даниэлю сегодня невероятно везло на разговоры с людьми, с которыми он не очень хотел бы говорить.       — Что тебе надо? Лучше говори быстро, — Риккьярдо хотел ускорить время переговоров и поэтому решил провернуть трюк, как в фильмах. Дэн начал замечать за собой нездоровую любовь к отсылкам к поп-культуре, — у тебя есть минута, чтобы убедить, что то, что ты скажешь стоит моего внимания, иначе я беру и ухожу. Время пошло, — Эстебан растерялся, он точно не понял, что это отсылка. Он не знал с чего начать, стал бубнить себе под нос, что не очень впечатлило Риккьярдо.       — А… Я. Даже не знаю с чего начать, — Дэн закатил глаза, он не собирался тратить свое время на пустой треп, — я и мой друг сегодня были в городе. Случайно там увидели Ферстаппена старшего, и он был там с месье Хорнером, я… я подумал, что тебя это заинтересует, — Эстебану не нужно было больше ничего доказывать, чтобы привлечь внимание австралийца. Даниэль тут же навострил свой слух и стал смотреть серьезней на Эстебана. Если это казалось Ферстаппена хоть каким-то боком, это его дело. Без лишних вопросов. Мальчишка перед ним паниковал, Даниэль не мог позволить панике Окона взять вверх над ним. Он должен был рассказать, что он узнал.       — Ты прав, заинтересует, а теперь. Вздохни поглубже, успокойся… — Риккьярдо положил руку на плечо и начал помогать Эстебана успокоиться. Он смотрел ему прямо в глаза и начал медленно дышать вместе с ним. Эстебан чувствовал, как его сердце вот-вот выпрыгнет из его грудной клетки, но, когда Даниэль попытался ему помочь, он внезапно почувствовал себя спокойней, Дэн не прогнал его, Дэн слушает его, это все чего он хочет. Пульс возвращался в норму, и паника отступала, — вот так, хорошо. А теперь скажи мне, что ты знаешь?       — Хорнер сливает информацию отцу Макса. Он сказал ему, что на того заводят дело по родительским правам, поэтому его отец хочет его забрать, — Даниэль уже это знал, он предполагал, что все так и будет, но вопрос в другом. Почему Хорнер сливает информацию Ферстаппену старшему. Окон продолжал говорить в очень торопливой манере, — Хорнер сказал, что кто-то брал игрушку, которую он у него забрал и… - Эстебан немного покраснел, начал запинаться. Ему немного больно было признавать, что Даниэль не его, но он все еще намеревался загладить свою вину, он хотел сделать как надо, — и еще он сказал, что вы двое снова вместе… и тогда Ферстаппен включил режим берсерка и… Он начал кричать, дальше не удалось ничего узнать, прости, — Эстебан не знал за что извиняется, и слабая улыбка Даниэля будто говорила ему «все нормально, тебе не за что извиняться». Даниэль задумался. Это лишь приносило все больше вопросов. Если с одной стороны на Макса давил его отец, то неужели с другой стороны был не Веббер, как он предполагал, а Хорнер, — слушай Дэн… я понимаю, я поступил неправильно, мягко говоря. Я поступил как последний козел, я навредил тебе и твоим друзьям, потому что ревновал, но я понимаю. Ты не мой. И я пришел тебе рассказать, что услышал, потому что хочу помочь тебе и заслужить твое прощение. Прости, пожалуйста.       — Вот оно что… — Даниэль грустно усмехнулось, даже когда он серьезный или грустный, на его лице всегда будет присутствовать хотя бы тень улыбки. Ее никогда не спрячешь, — хотел бы я быть снова с Максом, но пока… ничего не получается, — Эстебан хотел снова начать извиняться с тех пор, как они поссорились они не сильно делились кто чем живет. Окон не лез в любовные дела Риккьярдо, Риккьярдо не совсем в курсе был как близки были Стролл и Окон, он даже не знал друзья ли они, — спасибо, это была полезная информация, — Эстебан с улыбкой склонил голову и уже собирался уходить, так и не дождавшись самого главного, чего он так сильно хотел услышать, но Дэн остановил его, — Эй, Эсте. Я прощаю тебя, и ты меня прости. Мир? — Риккьярдо раскрыл свои руки для крепкого объятия «перемирия», Окон посмотрел на своего соседа по комнате со слезами на глазах. Он не заставил долго ждать Дэна и крепко обнял мальчика.       — Конечно, мир. Спасибо, Дэн, что дал мне шанс,— на душе Дэна стало так тепло и приятно, но его все еще ждали дела. Он все еще хотел поговорить с Максом и кажется Эстебан это прекрасно понимал,— иди к нему, я видел его в общей комнате. Он… не в настроении, — Даниэль тяжело вздохнул, он боялся это услышать.       — Спасибо, еще раз, Эсте, ты мне очень помог, — Даниэль отпустил мальчика и уже собрался бежать в сторону общей комнаты. С новой информацией, с фотографией игрушки. Макс не сможет больше отпираться. Он не сможет быть умником в разговоры, когда все карты у Дэна. Картина в сознании Риккьярдо почти сложилась. В истории Макса было две стороны, одна очевидная, его отец, вторая менее очевидная и сейчас ему казалось, что это вторая часть Кристиан Хорнер. Один давит снаружи, второй давит в стенах школы, но почему тогда Макс скрывает эту историю… — Эстебан, договоримся только не выебываться?       — Договорились, — усмехнулся Эстебан. Риккьярдо подмигнул и теперь он точно уже направлялся за Максом. В голове было слишком много вопросов к Ферстаппену младшему. Это превращалось в невыносимый шум, от которого он надеялся избавиться, утолив хотя бы часть его любопытства. Он не знал, как все сложиться, но надеялся, что настроение Макса все же распогодиться и он будет готов рассказать правду.       Мальчишка буквально влетел в комнату своей летящей походкой. Комната казалась пустой, никого не было в креслах или на подоконнике, как обычно это бывало. Стайки ребят собирались в свои группы и делились новостями, которые все знали, или шутками, которые тоже все знали. Треск поленьев и звуки танцующего пламя в камине были единственными источником света и звука в комнате, который перегораживал диван. Дэн обошел его вокруг и увидел Макса, что лежал, поджав немного ноги, оставляя свободное пространство рядом с собой. Он был укрыт своей кофтой и выглядел каким-то понурым и задумчивым. Даниэль позволил себе сесть рядом с ним, но мальчишка чья голова лежала на подлокотнике дивана, даже не обратил на это внимание, будто мальчика, что сел рядом с ним не существовало, Риккьярдо даже стало обидно, что Макс не выкинул ни единой колкой фразы в его адрес. Он просто продолжал смотреть на танцующий огонь, скрутившись калачиком. Тепло от огня немного било в лицо, но не сильно, было даже приятно, учитывая, что с другой стороны неприятный сквозняк так и норовил пробраться под теплые свитера ребят, что приходили сюда отдохнуть. Сквозняк, который пах зимой.       — Привет, Макси, — попытался начать разговор Риккьярдо, но кажется Ферстаппен все еще не был в духе разговаривать, чтобы его не расстроило, чтобы ему на ум сегодня не взбрело, он все еще был не в настроении и явно не в настроении, чтобы вести тот разговор, который задумал, — как твои дела?       — Уходи, Дэн, — лениво пробубнил Макс, даже не посмотрев в сторону Даниэля, — я сегодня правда не в настроении, — Риккьярдо закатил глаза. Ему не очень нравилось видеть Макса таким. Вялым, задумчивым. Ему больше нравилось, когда Макс шутил свои грязные шуточки, лез во все неприятности, вел за собой, как лидер, как Лев. Его лев. Он хотел его вернуть, освободить от этих оков, что прятали настоящего Макса. Парня с горячей головой.       — Я может быть тоже, — Дэн должен был признаться, что у него у самого не самый лучший день, несколько дней… каждый день в котором нет Макса, однажды он уже отпустил дорого себе человека, он не хочет повторения истории. Помимо прочего он все еще был зол, что не смог ничего разузнать сам за весь день, Эстебан помог ему вылезти из этой ямы, — но никакая лажа не сотрет улыбку с моего лица. Тем более я знаю, что ты где-то рядом.       — Даже не старайся, — усмехнулся мальчишка, но все еще не смотрел в сторону Даниэля, — не подкупишь меня своим дешевым флиртом, — он знал все его приемы, он знал Риккьярдо как никто другой. Он скучал по этому, но не мог позволить себе полностью наслаждаться этими кривыми подкатами. Однажды Макс влюбился в эти кривые фразочки от Даниэля, а потом разбил ему и себе сердце. В какой-то момент ему казалось, что любовь между ними угасла, что Риккьярдо ненавидит его за предательство, что они наконец отпустили друг друга, но он ошибся. От этого было еще больнее.       — Стоило попытаться, — выпад Макса лишь рассмешил Дэна, это было больше похоже на Ферстаппена, а значит не все было потеряно для них обоих. Он все еще мог до него достучаться, а значит разговор может еще состояться, а значит, он будет на шаг ближе, чтобы вернуть его.       — Дай угадаю? Ты снова ко мне с допросом? — Внезапно Ферстаппен взял разговор в свое русло, он сразу начал с атаки, язвительной и жесткой, хотя сил сопротивляться уже совсем не хватало, — что же изменилось на этот раз, что я внезапно решу отвечать тебе? — Макс наконец посмотрел на Даниэля и сел нормально на диван, чтобы быть на одном уровне с Дэном, это означало одно. Он все же готов к разговору, хотя сам это отрицает, — ты столько раз уже пытался узнать правду. Просто… Хватит уже. Хватит мучить меня и…       — Вот что изменилось… — Даниэль достал фотографию из кармана своего черного худи и протянул ее Максу. Когда он взглянул на нее, то побледнел, его брови медленно поднялись наверх, но выглядел он не удивленно, скорее очень грустно, — ты следующая тайна в нашем деле, Макс, — констатировал с серьезным лицом Даниэль, — поэтому пора тебе начать говорить правду. Я хочу услышать ее от тебя, прежде чем мы узнаем это другим путем, — Дэн на мгновение замолчал. У него был вопрос от себя, который не совсем касался их дела, скорее это между ним и Максом, — ты говорил, что никогда не отдашь его. Знак моей любви к тебе. Почему?       — Мы расстались. Смысл было его хранить? — Пожал плечами Макс, но Дэн все видел, видел, что он нервничает и что ему больно смотреть на фотографию. Максу казалось, что его голос звучал пустым, показывая его равнодушие к игрушке, но это было не так, — а теперь уходи, — он протянул ее обратно. Дэн забрал ее, коснувшись руки Макса, которая немного тряслась от нервов, это все, что нужно было австралийцу, чтобы понять, он на правильном пути. Мальчишка спрятал фотографию в карман его худи, но только вот он не собирался никуда уходить.       — Макс, ты же знаешь, что я не сдамся, а еще ты знаешь, что я знаю, что ты мне врешь, — Даниэль подсел немного ближе к Максу. Он не двинулся с места, но снова не смотрел на Риккьярдо. Парень вцепился руками в диван и боялся двинуться с места, страх сковал его, он боялся, что Даниэль все узнал, что он кому-то расскажет, а если это сделает, то новость разлетится по всей школе, — мне птичка напела, что игрушка у Хорнера и что ее кто-то недавно брал, а значит ты вряд ли сам от нее избавился, — Макс начал тяжело дышать, но его лицо оставалось каменным, но даже самая сильная маска, может дать трещину, — а еще Хорнер сливает информацию про тебя твоему отцу. Он сказал ему, что мы вместе. Знаешь, что это означает?       — Это означает, что мне конец, Дэн, — мальчишка поджал под себя ноги, обвив их руками и спрятал свое лицо, медленно закрыв глаза. Даниэль так и не узнал правду, но что он услышал об отце давала ему повод начать искренне паниковать, — это значит, что он бросит все свои силы, все связи, что у этого человека вообще есть, чтобы забрать меня отсюда и устроить мне ад наяву, — его голос звучал приглушенно, будто старался чтобы его не услышали, будто боялся, что их слушает кто-то еще, — этот человек, он, отравляет мою жизнь, он разрушил нашу семью, он монстр и к этому еще… законченный гомофоб. Он видит во мне одного большого неудачника, который не умеет себя вести, поэтому я угодил сюда, чтобы не тратить на меня время и перевоспитать, а теперь его одна большая неудача снова встречается с «австралийским выродком». Опять, что как известно нам двоим. Не совсем правда, — Риккьярдо услышал, как мальчишка усмехнулся. Подавая надежды, что он все еще здесь. Его Макс.       — А как бы был прекрасен мир, если бы это была правда, — Даниэль смотрел на съежившегося Макса, от которого веяло болью и страхом, он не мог удержаться. Мальчишка аккуратно приобнял Ферстаппена за плечи, стараясь чтобы мальчик почувствовал хоть какой-то комфорт, хотя понимал, что скорее всего Макс рядом с ним чувствовал себя менее безопасно, учитывая все сказанное ранее, — знаешь, что я заметил? — Макс медленно повернул в сторону Дэна, задавая немой вопрос, — что-то все же изменилось, и ты начал говорить хотя бы немного по делу. А значит ты веришь, что я могу тебе помочь.       — А во что мне еще верить, Дэнни? — Макс был в отчаянии, но у него уже не хватало слез, чтобы плакать, он просто говорил немного сиплым от нервов голосом, — я загнанный в угол мальчишка, который совсем не знает, что делать, — Мама, попытается начать дело против отца, он снова начнет давить на нее и все снова закончится плачевно, — он уже видел судебные процессы по семейным делам, ему не понравилось, и он не хотел бы переживать это снова, потому что он не может это объяснить, но он предан своим родителям, — честно говоря, с каждым разом мне кажется отец становится все злее и злее и это будет моим концом. Если он доберется до меня в этот раз он меня просто убьет, он хотел вырастить свою гордость, а вырастил…       — Самого невероятного, прекрасного человека, которого я люблю и о котором я хочу заботится, — Макс с улыбкой смотрел на Даниэля, который влюбленными глазами смотрел на Ферстаппена, он всегда на него смотрел как последний влюбленный дурак, бросится за ним и в огонь, и в воду, и на его ушлепка отца, Макс действительно не понимал, что Риккьярдо так привлекло в нем, почему он борется за него, — но этот прекрасный человечек упрямый как осел и не дает мне это сделать. Ну и сказать честно, не думаю, что в том, что ты вырос таким какой ты есть хоть какая-то заслуга твоего отца. Поэтому сообщение твоему отцу от «австралийского выродка» пусть соснет хуйца, — мальчишка рядом с Даниэлем рассмеялся, но глаза его блестели, по понятной причине.       — Согласен, — хмыкнул Ферстаппен, — пусть соснет хуйца, — Макс лег на ноги Риккьярдо. Парень начал аккуратно гладить светлые волосы мальчишки. Макс задумался, а что ему терять? Он может рассказать, хотя бы ту часть правды, которую Дэн уже сам разобрал, а вторую… он может сообразить. Это должно хоть как-то остудить пыл Риккьярдо. Ферстаппен подумал, что если ему все равно конец, то какой смысл бежать от Даниэля? Он скучал по их беззаботным денькам. Он просто скучал быть с ним.       — Ну хоть где-то наше мнения с тобой совпадают… — Даниэль наклонился к Максу и нежно поцеловал его лоб, — может все же расскажешь, что произошло? Помоги мне помочь тебе, Макси, — прошептал Риккьярдо. Макс тяжело вздохнул и распахнул свои лазурные глаза, в которых Дэн снова начал тонуть. Ферстаппен поддался чуть вперед и аккуратно поцеловал Дэна, он готов поклясться это самое лучшее чувство, снова ощущать губы Даниэля, немного обветренные, немного покусанные, но такие родные. Дэн не хотел, чтобы это заканчивалось, но Макс отстранился, он внезапно понял, что хотел бы снова их чувствовать.       — Помнишь родительскую среду за пару дней до «бомбического побега», — та неделя была очень нервной среди мальчишек, что были замешаны в этом плане придуманным Квятом и Хюлькенбергом. Данил был на удивление чертовски хорош в побегах, но все знают, почему он был чертовски хорош. Мальчишки боялись, что их карты раскроют и их будут ждать очень серьезные последствия. Попытка сбежать посреди дня в открытые ворота одним мальчишкой это одно, но саботировать посреди ночи целую школу и сбежать целой группой, с полной подготовкой для дальнего путешествия… это совсем другое. Однако один мальчик чувствовал себя уязвимей других и это был Макс, — помнишь тогда приехала вся моя семья. Это было очень внезапно, меня никто не предупредил. Я был так рад видеть маму и Вики, что не заметил подвоха. Представь, мы готовились исчезнуть не только из интерната, но и из наших семей. Ладно Данил, у него попросту нет семьи, для него семья это были мы, ему легко принять решение, Нико, он довольно холоден к своей семье, ну и давайте скажем честно Нико это Нико. Или Карлос, который просто хотел бы сбежать от всех своих проблем, но ты или я. У нас есть кого любить в наших семьях и это была самая большая подстава. Я даже не заметил, как отец подготовил для меня ловушку, он сыграл на моих чувствах, как будто что-то знал, — Тогда Макс не думал об этом, но после встречи с семьей он просто чувствовал вину и стыд за то, что он собирался сделать. Это посеяло зерно сомнения, это запустило необратимую цепочку событий. Даниэль слушал внимательно, он уловил, что кто-то мог рассказать отцу Ферстаппена, что его сын во что-то ввязался, — он специально это сделал, чтобы потом сделать еще хуже. Помнишь субботу, когда мы пошли на свидание, за день до побега, — конечно, Риккьярдо помнил. Они приехали вместе в город, чтобы развеяться перед тем, как на следующий день совершить свой план. Даниэль хотел отвести Макса на приезжую ярмарку, подарить ему что-нибудь интересное, но Макс сказал, что ему нужно куда-то отойти и исчез… на весь день. Ферстаппен вернулся сразу в школу, грустный. Ничего не объясняя, просто лег спать, Дэн ничего не сказал тогда, он был обижен, расстроен, что их свидание накрылось, потому что его парень куда-то исчез, — отец не уехал из города, он остановился в Равеле, чтобы просто выловить меня в городе. Он следил за нами, видел, как ты целовал меня, обнимал, он слушал наши разговоры. Я отошел купить тебе кофе, как приятный сюрприз, он схватил меня за локоть и повел за собой в хостел, в котором остановился, — Макс закрыл свои глаза, вспоминая тот ужасный номер. На самом деле он был абсолютно обыкновенным ухоженным номером в пастельных тонах, но то, что в нем происходило запомнилось надолго, Дэн продолжал аккуратно гладить волосы Макса, стараясь помочь почувствовать мальчишке на своих ногах хоть какую-то безопасность, потому что прямо сейчас в своей голове, Ферстаппен снова заходил в ту комнату, снова проживал тот момент… — он закрыл шторы, закрыл дверь, чтобы я не смог сбежать. Он ударил меня. Я ожидал это, но честно к такому никогда не бываешь готовым. Я лежал на полу, плакал, умолял его, а он продолжал «вот что случается с такими гомиками как ты», «что собирался бросить свою семью?», «да без меня ты никто», «я тебя вырастил, я трачу на тебя свое время и это вся благодарность», «чтобы сказала твоя мать». Ругань, удары, угрозы, одна бесконечная пытка. Он угрожал, что сделает больно маме, Вики, тебе. Он так просто выловил меня в Равеле, что ему стоит найти тебя, а тем более добраться до мамы и сестры. Я не хотел, чтобы так вышло, но он выбил из меня все дерьмо, я держался как мог, я правда пытался, я не все ему рассказал, только подтвердил те факты, которые он и так знал, — если бы Даниэлю дали шанс увидеть Ферстаппена старшего снова, он бы без колебания бы снова избил этого человека, так же, как и он, лежачего ногами, — мой отец настоящий садист, дал мне время прийти чтобы прийти в себя и вернуть меня интернат. Я был измотан, мне было стыдно, поэтому я не хотел с тобой говорить тем вечером.       — Мне так жаль, Макси, что я не заметил этого, — Даниэль хотел что-нибудь ударить от злости, которая начала жить его изнутри. Он злился на Ферстаппена старшего, на то, что Макс все это время молчал, но больше всех он злился на себя, потому что он позволил этому произойти и не помог в момент, когда больше всего был нужен, — я был расстроен, что ты пропал посреди дня, просто оставил меня как дурака ждать, я должен был понять, что ты в беде, что ты чувствуешь, какой же я дурак, это не ты нас подвел, это я подвел тебя.       — Это одна половина истории, вторая поджидала меня в день побега, — самый ужасный день в своей жизни это был день, когда все его друзья посчитали предателем. Когда от него отвернулся его любимый человек, когда Данил взял всю вину на себя, но потом, охваченные злостью, они издевались над ним, вплоть до драк. Макс тогда подумал, нужен один дерьмовый день, чтобы потерять все, — план Данила и Нико был идеальным, они в этом мастера, но я не знал, что делать. Мне казалось, я предаю свою семью, я подставляю маму и Вики, но, с другой стороны, я хотел просто быть с тобой и сбежать от отца. Я был на грани нервного срыва, но старался держаться, у меня болело все тело, но я решил, что либо сегодня, либо никогда. Я не хотел вас подводить. Пока я шёл, я все время чувствовал, что за мной кто-то следит, я установил пиротехнику, протянул фитиль, тогда-то меня и выловил он, — Макс сознательно не называл ни фамилии не имя, его паранойя, что их кто-то подслушивает не давала ему покоя и у него было на это право. Он не хотел раскрывать все и подставлять себя, но и держать в себе это не мог. У Даниэля есть информация, поэтому Макс отдает свою историю во власть мыслей австралийца, кто, по его мнению, был виновен в том, что Макс все же сдал весь план, — отец был не единственным, кто давил на меня. Был и другой человек, который сначала заслужил мое доверие и… — Макс снова упустил, что-то из истории, Дэн был так близок узнать правду, но Ферстаппен быстро выпутался из ситуации, — подловил меня, когда я собирался зажигать фитиль. Он как будто знал, что у меня все тело в синяках, бил прямо по корпусу и снова угрозы, никого рядом, — слезы побежали по вискам мальчишки, Даниэль не хотел, чтобы его мальчик плакал, поэтому, аккуратно убрал их, положив руку на лицу, поглаживая большим пальцем мокрые дорожки слез на висках, — я сломался. Ровно в тот момент, когда началась наш саботаж. Мои снаряды не сработали, я не прибежал к нашей готовой лазейке, потому что я лежал побитым на полу. Я сожалею, что все так вышло, каждый день. Вам стоило бежать без меня, я действительно надеялся, что в ком-то сыграет эгоизм и вы меня оставите, потому что я боялся просто смотреть в глаза. Я хотел рассказать, но у нас с ним уговор. Я молчу, меня не трогают, но как можно жить с таким грузом на сердце? Я хотел все выдать, но вы отвернулись от меня. Я стал объектом ваших издевок…       — И потому ничего не говорил, когда я наконец начал понимать что-то не так, — молчание Макса было ответом, порой тишина говорила громче слов. Даниэль так сожалел, он даже не представлял через, что Ферстаппен проходил. Все его дилеммы в этой буйной русой голове. Для самого же Дэна все стало понятней. Он был практически, что за всем стоит Хорнер, — я потерял твое доверие Макс, я честно не знаю, как заслужить его обратно…       — Прижмите гада, — коротко и жестко сказал Макс, совершенно не стесняясь, — я не один кто здесь страдает, ко мне может быть больше это не имеет отношения, но ты знаешь, есть другие… — Макс отвернулся, посмотрев на костер, — но я не хочу подставлять себя. Мне до сих пор кажется, что за мной следят. Не могу сказать, что это здоровая паранойя, но я ей увы доверяю.       — Макси, если это Хорнер, он заплатит за все, что сделал, — У Даниэля были вопросы к его истории он понимал, что тот не договаривал, но по его соображениям за всем стоит Хорнер, — я больше никогда не буду сомневаться в тебе. Ты пытаешься снова пустить меня в свое сердце, я вижу это и ценю, — все их моменты коротких встреч, разговоров, поцелуев. Все слова любви и ненависти вели к этому самому моменту, — возможно я хочу очень многого, возможно, тебе нужно больше времени, но я всегда рядом и буду ждать сколько потребуется…       — Не надо, — улыбнулся Макс и покачал головой, — отец хочет меня забрать отсюда, я не знаю как, не знаю, что будет дальше, — Макс был уверен в том, что он сейчас собирался сказать, он устал, он просто хочет спокойно дождаться момента, когда снова будет решаться его жизнь, — пока это не случилось, я просто хочу быть с тобой. Мне уже так все равно, что со мной будет… не хочу жить в страхе, если все пойдёт не так, то хотя бы я буду знать, что я провел последнее время с человеком, с которым бы хотел провести жизнь, — Даниэль наклонился к Максу, чтобы снова поцеловать его, но на секунду остановился.       — Прежде чем мы сольемся в страстном поцелуе со вкусом соли из-за твоих слез, — мальчик, что продолжал лежать на коленях Даниэля наигранно вздохнул и закатил глаза, сложив руки на груди. На лице заиграла хитрая улыбка, а на лице румянец, — чисто ради уточнения. Ты сейчас ведешь к тому, что мы снова вместе.       — Ты снова строишь из себя дурочка? — Быстро вскинул бровями Макс. Даниэль широко заулыбался. Это был его Макс, его мальчик, он снова вернулся к нему. Это был довольно противоречивый момент. Дэн не совсем понимал, что ему чувствовать. Он был окрылен любовью, к мальчишке, что лежит у него на ногах, но в то же время, его история пугала и злила одновременно, но факт остается фактом. Они снова вместе.       — Не мог удержаться, — пожал плечами Даниэль. Макс все еще ждал от Даниэля поцелую, но Риккьярдо дразнил его, просто рассматривая его лицо. Эти двоя как будто снова влюбились друг в друга и не могли оторвать взгляда, — иди сюда… — Макс аккуратно облокотился и поддался вперед, коснувшись губ Даниэля. Без страха, без боли, сам желанный поцелуй. Даниэль аккуратно положил свою руку на щеку Макса, будто хотел убедиться, что это правда. Макс снова отстранился.       — Не могу поверить, что это происходит на самом деле, — Макс уткнулся лоб в лоб с Даниэлем и крепко обнял его свободной рукой. Он не хотел, чтобы Риккьярдо уходил, он не хотел его отпускать больше никогда. Он хотел, чтобы этот момент длился вечно.       — Ну, ты откладывал неизбежное очень долго. Слишком долго, я думаю, после гонки можно было бы уже и сойтись снова, — Макс звонко рассмеялся, на душе Дэна стало так тепло и спокойно, что Ферстаппен снова смеялся над его шутками.       — Да пошел ты, — Даниэль снова поцеловал Макса, упиваясь этими мгновениями.       — Не думаю, что ты этого хочешь, — прошептал австралиец.       — Ты прав. Не хочу, — горячая волна любви накрыла этих двоих, но момент был утерян ровно в тот момент, когда в дверном проеме появился Нико, а за его спиной Данил и Карлос с очень интересными выражениями лиц. Карлос выглядел очень хитрым, в то время как Даня скорее раздраженным.       — Мои поздравления, счастья, удачи и говна в придачу, — возвестил громко о своем пришествии Хюлькенберг, который нарушил покой Макса и Даниэля, что очень сильно огорчило их обоих, — выбрали бы хоть место более скрытное, а то уж совсем как-то фу, не говоря уж о безопасности.       — Серьезно, вам надо было ввалиться сюда именно сейчас? — Даниэль обречённо посмотрел на своих друзей, а Макс лениво сел на диван. Он явно был не доволен тем, что их прервали и он чувствовал явное недовольство одного из пришедших, а именно Дани. Он понимал головой, что скорее всего Макса прижали и скорее всего так все и было, потому что иначе бы Дэн сейчас не обжимался с ним, но как же внутри него все кипело от самого факто, что это все же было предательство, не давал ему покоя.       — И тебе привет, Даниэль, — усмехнулся Карлос. Представшая перед ним картина говорила только об одном, теперь он будет не один, над кем будут подшучивать из-за его любовного интереса. Риккьярдо и Ферстаппен снова вместе. После такой сцены это стало фактом.       — Проверь кое-что, — коротко бросил Данил. Даниэль полез в карман своих шорт и выудил оттуда телефон. Макс удивленно посмотрел сначала на телефон, затем на Риккьярдо, который зашипел от неловкости увидев количество пропущенных звонков и сообщений.       — Черт, простите ребят, — мальчик постарался состроить самое жалобное выражение лица, которое мог, чтобы ребята поняли и простили его. Они искали его с момента как все вернулись обратно в школу и каждый с какими-то новостями, — честно, я тут по делу.       — Ага. Мы заметили, — тихо засмеялся Карлос. Даниэль не удержался и бросил в испанца подушку, что лежала на его стороне дивана, но Сайнц рассмеялся еще больше. Казалось, что он вот-вот начнет петь «тили-тили тесто жених и невеста», как маленький ребенок. В прошлом он частенько подшучивал, теперь ему снова предоставляется такая возможность.       — Ребят, давайте хотя бы один вечер просто дружно посидим не будем обсуждать дело, — жалобно завыл Даниэль. Каждый день он думал о нем, об этом деле, что Макс в опасности, что его друзья в опасности. Он не менее других хочет знать правду, но не хочет завязнуть в этом по уши, он хотел иногда глоток свежего воздуха, отвлечься от всего этого, но кажется у других было другое мнение. Они погрязли в этом, их мысли только о человеке, который начал этот кошмар, — у меня тут как бы личная жизнь налаживается.       — И мы рады за тебя, — Нико из задних рядов, кто меньше всего был заинтересован в этом деле и внезапно, когда его враг попадает в неприятность, все события тут же начали крутиться вокруг него и теперь он чуть ли не руководит всем делом, — Макс, если ты перестал прикидываться закрытым «мудотсеком», то не хочешь ли посидеть с нами? — Это приглашение звучало явно агрессивно и не рассчитывалось на его принятие, но Макс не злился на это. Он понимал, он еще не готовы принять обратно. Дэн — да. Другие — нет.       — Спасибо, за предложение, но боюсь я пока откажусь, — Макс встал с дивана, забирая свою кофту, — до завтра, Дэнни, — Макс наклонился к австралийцу подарил нежный, но мимолетный поцелуй. Макс ушел. Оставляя четырех ребят в общей комнате. Дэн завыл от безысходности и посмотрел в потолок с деревянными сводами. Ребята расположились кто где. Карлос сел у дивана поближе к камину. Данил на подоконник, Нико же просто ходил по комнате. Все выглядело таким домашним и знакомым, будто они были в их «уголке свободы» ключ от которого так и остался у Нико.       — Вальттери не присоединиться у него что-то вроде экзистенциального кризиса. Пьер отдыхает, за ним присматривает Леклер, поэтому нас сегодня четверо, — начал очередное «заседание» Данил. Он спросил их обоих, но они сказали, что им нужно отдых, — Вал сказал, что Льюис, удивительно, но факт, согласился на встречу с Росбергом, так что мы в деле ребят. Скоро мы узнаем правду, — от радости Хюлькенберг хлопнул в ладоши и прошипел радостное «да, блять», — Пьер же уверен, что Веббер что-то знает. Он начал себя палить ему, тот хочет попробовать его расколоть.       — Я все еще не могу поверить, что вы меня так обломали, — Даниэль будто не слушал, то, что рассказал им Данил, а ведь это было довольно важно. Он был раздражен ситуацией, другие мальчишки закатили глаза, — нельзя было просто взять и дать мне побыть с моим парнем.       — Чтобы зашел кто-то другой и спалил вас за не знаю… чем-то непристойным? — Громко перебил его Нико, подобно учителю, который был недоволен поведением своего ученика, — просто скажи, что вы снова парочка потому, что он тебе что-то рассказал.       — Да. Рассказал и не только он, но сначала… Как Пьер? — Даниэль, как и двое других мальчика посмотрели на Данила, который единственный видел, Пьера после его падения. Гасли не захотел покидать свою комнату, он просто лежал в своей кровати и молчаливо думал.       — Будет жить, — коротко сказал Данил, разговор с Пьером все еще отдавал нотками горечи от его болезненных воспоминаний, но он был очень рад, что все наконец разрешилось между ними, почти все, но для начала этого было достаточно, — у него растяжение и… я рассказал ему правду о себе.       — О, вау. Прям всю? — Нико и Карлос знали историю Дани только отрывками, которые не складывались в общую картину, но им было как-то все ровно, пока их друг был рядом и предан им, но сейчас они хотели бы знать правду, — может и с нами поделишься, а то как-то нечестно, что пацан раньше нас все узнал.       — Ну Дэн немного в курсе моей вендетты и моих странствий, — Карлос с наигранной обидой сначала посмотрел на Данила, а затем на Даниэля, который пожал плечами. Это вышло само собой, у них просто был разговор по душам.       — Ты серьезно. Я ведь знаком с тобой даже дольше? — Карлос был первым другом Данила в интернате и первым соседом по комнате, поэтому испанцу показалось немного странным, что Дэн узнал правду раньше него. Он не был обижен, разве что немного.       — Ладно я понял. Вы тоже заслуживаете правду, — Данил опустил голову и тяжело вздохнул, он действительно не очень любил историю, старался закрыть ее в сейфе со всеми его страхами и секретами где-то глубоко в своей душе и никогда не открывать, а сегодня ему приходится это делать дважды, — просто момента как-то подходящего не попадалось. Буду краток. Мой отец плохой человек. В России отец задолжал всем подряд денег, дело дошло до угроз, мы сбежали в Италию, в Италии он тоже ввязался во что-то темное, еще изменил моей маме, — Данил говорил на одном дыхании быстро, чтобы не цепляться за моменты и не чувствовать снова сантименты, ребята старались улавливать суть в быстрой речи Дани, — был большой скандал, мама забрала меня, и мы уехали во Францию. Отец погнался за нами, мама спрятала меня, а отец ее убил. Я же отправился убить его, но, когда добрался, передумал, вместо этого получил от него нож в живот, отец признал вину его посадили, а я вскоре сбежал из больницы, — эту часть Данил и не рассказал Пьеру, его путешествие длинною почти в год казалось ему не самым значительным, хотя с ним происходило много всякого. Представить одиннадцатилетнего мальчишку одного во Франции… — посетил мамину могилу, посетил отца в тюрьме, хотел узнать правду. Пытался разобраться в делах отца, даже что-то разузнал, из-за чего попал в неприятности, какое-то время за мной охотилась мафия, но какое им дело до мальчишки. Передо мной встал выбор, вернуться в Италию, где мне было хорошо, но ничего не осталось, либо отправится в интернат, в который меня хотели отдать. Я сам сюда приехал, но вы, наверное, это знаете.       — То есть… слухи про то, что ты убийца… — Нико решил уточнить. Конечно, они все слышали, как перешептывались ребята за спиной Квята. Только никто не уточнял кого он убил. Все глаза были устремлены на Данила, но тот лишь усмехнулся.       — Не совсем правда. Я неплохо стреляю, — Данил говорил слишком спокойно для подобной истории, для себя Данил заметил, что второй раз рассказывать и правда легко, он уже слышал это от Пьера, но тогда не воспринял всерьёз, — но в тот день я спустил курок и ни в кого не попал, потому что получил ножом раньше, но как я сказал… Я передумал, — мальчишки застыли. Дэн был в курсе, но без подробностей, так что он, как и Нико, как и Карлос был в легком шоке, — ну так что вы разузнали?       — А… черт. Ха. Подожди дай мне переварить надо то, что ты сказал, — Первым очнулся Карлос, с какой-то стороны эта история его ошарашила, но зная Данила, не удивила. На фоне этого все что сейчас скажут как-то не имеет значения, хотя это было их приоритетом, — хах, я могу только пожаловаться, что Леклер уничтожил меня и всех остальных на картинге, первый раз сел с нами катать и всех раскатал. А узнали мы увы немного. Себ и Кими избегали Шарля, но мы поговорили с Антонио, перед которым наша Примадонна тоже выступила полным идиотом. Он знал про камеры, — теперь возмущенное лицо сделал Данил, на котором было написано «как Анто узнал о камерах раньше меня, я же его сосед по комнате черт возьми», — он сказал, что многие спрашивали о Пьере эм… Льюис, Чеко, но внезапно Кими, Себастьян и Макс. Подозреваем, что Себ или Макс могли взять камеру, что привести нас к кому бы то ни было. А еще он сказал, что Эстебан что-то выведывал в городе.       -Я говорил с ним, — Дэн тоже наконец разморозился, как только услышал имя своего соседа по комнате, — он сказал, что Хорнер разговаривал с отцом Макса и, внимание, улика у него и он сливает инфу отцу. Макс рассказал мне, что произошло, почему он нас предал, — мальчишки затаили дыхание. Они не знали, хотели бы они слышать правду почему они потеряли своего друга или оставить прошлое позади и начать все с чистого листа, — из него выбивали дерьмо два дня к ряду. Сначала отец, затем кто-то из учителей. И судя по тому, что рассказал Эстебан… Я думаю Хорнер наш маньяк.       — Сильное заявление. Учитывая, что Пьер думает, что наш маньяк Веббер, думаю все согласимся на том, что он криповый, — Нико старался рассуждать логически, что что в разрез с его характером, но он давно стал отходить от своего образа смурного поэта, — я и Вальттери отправили открытку и раз Льюис согласился, и мы плюс минус понимаем, что Макса прижимал учитель, скоро мы узнаем историю и Нико. Так же мы провели небольшое расследование… Никаких следов Жюля в городе. Ноль. Был просто заголовок, что парень пропал и на этом все. Хотите верьте, хотите нет, но мне кажется его убили или он погиб где-то недалеко от интерната.       — Ты прав. Я не хочу верить, поэтому я буду думать, что им внезапно заинтересовалась какая-то семья и забрала его к себе. Бум. Его дело закрыто, — нет, Данил не хотел принимать такую правду, пока он не убедиться лично во всем сказанном, для человека с холодной головой он слишком живо реагировал на мысль, что, возможно, Бьянки больше нет.       — Согласен. Сколько раз у нас уже был разговор. Мы уже даже знаем кто что будет говорить. Мы почти не двигаемся с места, — Даниэль схватился за свои кудряшки, он устал топтаться на месте. Он не был из тех, кто долго фокусируется на одной задаче, поэтому дело давалось нелегко. Макс не один был проблемой, которая тормозила его, — пока мы ничего не знаем, мы не можем делать выводы. Нам надо больше разузнать о Веббере или Хорнере раз наши мнения разошлись. Потому что из того, что я понял, Хорнер замешан в темных делишках с Ферстаппеном старшим.       — Значит нам снова остается только ждать. Опять, — обреченно вдохнул Карлос, он не был таким активным участником, но он всегда слушал, думал, но чем дальше они заходят, тем сложнее становится держаться, — мы по крупицам собираем подноготную на каждого в этой школе, мы вскрыли всякого говна больше, чем за все года. Каждый раз кажется, что мы так близко, но так далеко это просто раздражает.       — Ребят, — Нико стушевался, но Данил почувствовал, что сейчас самое время для пламенной речи, чтобы поддержать дух, — мы же друг другу как семья. Нас как только не называют: «Сыны Анархии», «Разрушительная четвёрка», «Четыре всадника беспорядка», «убийственный квартет», «маленькие гонщики»… вместе нам любая дичь по плечу, мы через столько с вами прошли, — за этими четырьмя ребятами была целая история. История, носящая в себе один сплошной бардак, который соединил четыре разрушенные жизни и сплотил в одну дружную команду, — маньяк один, а нас много, с нами еще Пьер, Вальттери, Ландо, даже Шарль и думаю Макс, — Данил немного скривился. Он не сильно доверял, что Леклеру, что Ферстаппену, но им доверяли их друзья, а значит и он тоже, — все на нашей стороне, хотя они и не говорят об этом в слух. Когда вы в последний раз видели, чтобы нас так все поддерживали. Даже те, кто нас не переваривают. А еще... пусть это пристанище для беспризорников и отвратительное, но мы можем сделать его лучше, мы можем сделать так, что сможем смело называть его домом, мы заслуживаем лучшей жизни, все здесь заслуживают лучшей жизни. Я не мастер красивых речей, в рот я их ебал, но вот он я и глаголю, что мы сука справимся. Ну что, пацаны. Вместе навсегда? — Данил протянул вперед руку, надеясь, что остальные поддержат его пламенные слова, хотя концовка показалась ему немного слабой. Мальчишки посмотрели друг на друга, видимо никто не ожидал услышать от их друга что-то подобное. Они его больше расценивали как реалиста с уклоном в пессимизм, но здесь была неплохая такая речь, для парня, который не мастер речей. Первым протянул руку Даниэль, а за ним сразу и Карлос с Нико.       — Вместе навсегда, — проскандировали ребята, подобно мушкетерам.       — Ладно, народ. Надерем задницу паре мудаков.

***

      Мальчишка с спрятанный под капюшоном головой шел по темному коридору, оглядываясь по сторонам, пряча что-то под своей кофтой. Время было поздняя как раз последние минуты до отбоя, когда ребята чистили зубы или уже лежали в кроватях, готовясь отходить ко сну. Это был момент, когда учителя устраивали обход, проверяя все ли на месте и все ли ведут себя адекватно. Мало ли кто-то хотел устроить перед сном драку на подушках или просто потасовку, а потом никто не сможет уснуть. Полночный тайный путешественник специально подобрал это время, чтобы никто его не увидел, и он смог тихо пробраться в комнаты, в которых жили учителя. Парень шел в тапочка и ночных шортах на полусогнутых ногах, так чтобы не было никакого шума, опасаясь, что все же кто-то мог быть поблизости. Это его не первая такая вылазка и увы еще не последняя. Он уже выучил, что к чему, у него всегда была минута или две, чтобы успеть сделать фотографии, прежде мальчишка зашел в одну из учительских комнат. Он наконец смог спокойно выпрямиться, прохрустев всеми костями в своем теле и снял с капюшон со своих коротких светлых волос и достал камеру. Ту самую украденную камеру Пьера. Мальчишка подошел к прикроватной тумбочке, на которой стояла фотография в рамке и светильник. Сама же тумбочка была закрыта на ключ, который «по счастливой» случайности у него был. Мальчишка выудил из тумбочки потрепанный дневник в кожаной обложке и начал аккуратно переворачивать страницы, на которых были фотографии и комментарии к ним, у некоторых целые истории, которые парню не очень хотелось читать, даже от отдельных предложений ему становилось не по себе. Парень открыл разворот, где на одной странице была изображена фотография плюшевого льва, но вторая страница была без фотографии. Только короткая записка посередине и много озлобленных комментариев. Это был разворот Ферстаппена. И он в отличии от предыдущих был не закончен. Парень задумался и аккуратно провел рукой по ней останавливаясь на перечеркнутом «Король лев». Этот момент он немного не продумал, стоит ли ему фотографировать страницу без фотографии или сразу перейти к новому развороту. Времени терять было нельзя, и мальчик перевернул случайно на страницу больше и попал на чистый разворот и застыл, потому что он был не чистым. Там было написано новое имя.       Черт, нет-нет-нет! — Прошипел парень. Ночной путешественник хотел собственными руками вырвать страницу, он хотел забрать дневник с собой, но слишком рано, по его плану, он должен сначала выдать всех жертв и чужими руками найти все улики, он долен их подготовить, на лбу выступил холодный пот, который мальчишка вытер рукавом своей кофты, — так, Себ, твоя очередь, — в этом дневнике было много разворотов, много жертв, но конкретно в этом месте пока четыре и появляется новая, что было совсем не кстати. Если вторая страница разворота Макса была пустой, то у Себастьяна было сразу несколько фотографий, что нигде не встречалось до этого, но его интересовал другая страница. Первая. На ней была фотография красная кепка с логотипом Феррари и по подсказкам… Она находилась в этой комнате.       Парень быстро закрыл дневник и положил все на место, закрывая на замок и тумбочку. Светловолосый мальчишка подбежал к шкафу и аккуратно его открыл, чтобы дверцы сильно не скрипели. Кепка лежала на верхней полке. Парню немного не хватало в росте чтобы нормально сфотографировать. Он чувствовал, как время уже поджимало. Парень окинул взглядом комнату и взял стул, который стоял у небольшого рабочего стола. Он быстро запрыгнул на него и сделал фотографию со вспышкой. В объектив попали личные вещи преподавателя, которые могли дать подсказку, где находится новая улика. Где-то глубоко в душе он надеялся, что отсутствие второй фотографии не собьёт с толку ребят. Полночный фотограф расставил все по своим местам и постарался как можно быстрее убежать из чужой комнаты, но в тапочках делать это было неудобно. Одной рукой, он придерживал спрятанную в кофте камеру, а в другой руке он держал снятые тапочки и бежал босиком по холодному полу. Он услышал, как учителя возвращались после обхода в свои комнаты и поэтому ему пришлось скрыться в темноте и пойти обходным путем через другой этаж, но вскоре он оказался в своей комнате.       — Поверить не могу, что на твою трюк с подушками купились, опять, — в темной комнате послышался раздраженный голос соседа по комнате, который уже не первый раз наблюдал эту картину, — может все же скажешь куда ты пропадаешь. Берешь и исчезаешь и не только перед отбоем, в любой момент можешь просто исчезнуть.       — Расскажу, но не сейчас. Дай мне время, — парень был немного запыхавшимся, после небольшого ночного спринта до комнаты, — честно, я тебе все расскажу, просто дай мне немного больше времени, — взмолился светловолосый мальчишка. Время — ресурс, которого ему катастрофически не хватало особенно, когда он увидел новое имя в дневнике.       — Просто уже не знаю могу ли я тебе доверять, — с горечью продолжил второй мальчишка, что лежал спиной к парню в кофте, будто он и не хотел его видеть, — ты постоянно что-то скрываешь от меня.       — Как и все здесь! Все что-то скрывают, — громко выпалил парень, хотя он не очень хотел срываться на своего соседа, просто нервов уже совсем не хватало, — ты можешь мне доверять, честно. Я понимаю, что это выглядит странно, но то, что я делаю, оно из благих побуждений, — парень аккуратно снял кофту, так чтобы камера и фотография остались внутри, чтобы сосед по комнате не смог увидеть. Парень устало упал на кровать, под одеялом которого были спрятаны подушки, что делали вид, будто под одеялом кто-то спит. Парень устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул, — давай спать, пожалуйста.