Les petits coureurs

      Вальттери смотрел на Льюиса, что сидел в кресле напротив ребят, что собрались в общей комнате. Было видно, что Хэмильтон нервничает и ему явно некомфортно находится в такой компании, что предстала перед ним, он потирал руки, недоверчиво посматривал на присутствующих, он был как будто экспонат для них, ключ, что мог привести их к разгадке. Возможно, самая важная деталь их расследование за все время. Они ходили вокруг до около, а сейчас они были так близки, но не могли присутствовать и услышать все своими ушами, они должны были довериться, но это было очень сложно не сделать. Не только потому что перед ними сидел Хэмилтон, но и потому что часть команды была раздражена и крайне недовольна. Мальчишки были очень уставшими после вчерашний уборки, мышцы ныли, в у кого-то даже горели. Испачканная от пола до потолка зал, с расписанными разбросанной едой столами занят ребят до самого вечера, пока они до блеска не оттерли каждую поверхность. Вальттери, Данил, Шарль и Даниэль просто хотели лечь и отдохнуть хотя бы лишний часок, особенно после очередной изнуряющей тренировки Веббера, но у них было дело, которое не требовало отлагательств, а именно обговорить кое-какие детали. Леклер лежал на диване, а точнее его голове лежала на коленях Гасли, что не мог сдержать краску на лице, но аккуратно поглаживал волос Шарля. Это было единственное, что его успокаивало. Мальчик с ненавистью поглядывал на присутствующих, особенно на Квята и Риккьярдо, не потому что он ненавидел их, а потому что из-за гениального отвлекающего манёвра ему тоже прилетало из неоткуда, как и Вальттери, но он был менее зол, просто устал. Сам Даниэль витал где-то в облаках, рассевшись на подоконнике откола входа в главную комнату, посматривая, чтобы никто названный не вошёл и не подслушивал, но он явно головой был совсем в другом месте. Макса рядом сегодня не было, как и Ландо с Карлосом. Сегодня ребята решили чуть-чуть сменить обстановку, побыть с Алексом и с Джорджем в спокойствии, но Дэн думал не о Максе. Он думал о своем плане, который собирался воплотить в жизнь, после разговора с Льюисом. Он знал, что он некому не понравится, поэтому будет действовать один, наверное отсутствие рядом Макса и играло на руку Дэна, но сам он ощущал какую-то тревожность без него. Будто он его снова бросил. Риккьярдо старался гнать от себя подальше эти мысли. Последнее время он был совсем не свой. Дело на него влияло самым негативным образом. Оно сделало Дэна слишком серьезным и нервным. Только Карлос и Нико оставались в строю во главе с Квятом. Внезапно сонную, раздражённую и уставшую обстановку расстроил голос Данила, который казалось совсем не был уставшим, наоборот. Каким-то слишком бодрым.       — Значица… ты действительно готов с нами сотрудничать? — Квят хотел быть полностью уверен, что Хэмильтон отложит все их разногласия, поэтому он сразу обрисует все риски, — просто ты рискуешь связаться с бывшем другом, и я подозреваю ты считаешь его предателем, потом в списке у нас австралийский клоун, немецкий недо-Холмс, русский отморозок, француз с комплексом героя, испанский Рембо и театр одного монегаска и еще пара тузов в рукаве. Поэтому, если спутываешься с нами, то поверь мы ожидаем полного сотрудничества. А еще если все же преступник поймет что-то раньше нас, то мы все в жопе. Поэтому. Ты уверен? — Все понимают, что они подобрались очень близко и поэтому дальше скорее всего они будут вынуждены напрямую контактировать с преступником. Они еще не придумали, как выведут его на чистую воду. У них есть свидетели, которые не говорят, фотографии, которые ни к чему не ведут. Лишь белые нити.       — Я понимаю на что иду, я хочу знать правду, что случилось с моим другом, вы хотите знать, что случилось с моим другом, — Льюис понимал, что ввязывается в ту еще авантюру и большинство из ребята ему, мягко говоря, неприятны. Однако они организовали его будущую встречу с Нико. То, чего он боялся сделать очень давно. Он сегодня его увидит. Спустя столько времени.       — Ох, вау. Смотрю над тобой конкретно так поработали… дома, — усмехнулся Данил. Никто не был против, что именно он вел переговоры сейчас его язвительность была им даже на руку. Вести переговоры с таким человеком как Хэмильтон. Ему никто не доверял, но они вынуждены были прийти к согласию.       — Ты и не представляешь, — саркастически усмехнулся Льюис с нотками горечи, которые не все расслышали, но тот, кто должен был все давно понял. Он снова посмотрел на Вальттери пустым взглядом, будто смотрел сквозь него, будто самого Вальттери не существует. Ему так казалось, от чувства вины перед Льюисом, которую он не мог объяснить. Финн чувствовал в своей душе сочувствие к нему. От этого Боттасу становилось противно от самого себя, что он до сих пор не может взять и отпустить Хэмильтона, после всего того, через что они прошли. Тот скорее всего ненавидел его, но не показывал этого. Конечно. Равнодушие. Это был его конек. Игнорировать, то, что ему не нравится.       — Мне плевать, — коротко отрезал Квят. Вот у него сочувствия точно никакого не найдется для парня, что сидел перед ними. Он ели сдерживал себя, чтобы не припомнить физически падение Гасли, но он старался вести себя как профессионал, — так вот, с нас была встреча с тебя информация, и чтобы без выебонов. Мы сразу это поймем. Расскажешь все. Особенно если он назовет имя. Ферштейн?       — Не знал, что ты у нас и немецким владеешь, — усмехнулся Хэмилтон. Он явно хотел просто позлорадствовать над ребятами. По мнению Льюиса только самая безысходная ситуация могла привести из к нему, чтобы просить о помощи. Он может смаковать этот момент сколько угодно долго, чувствуя сочащуюся слабость своих собеседников.       — Мамкой твоей владею, — нет, Данил явно не собирался быть мягким с Льюисом и давать ему причину для злорадств, это не шутки для него, ни для кого здесь это не для была шутка, Данил подошел ближе к Хэмильтону и встал напротив него, смотря глаза в глаза, — ты понял или нет?       — Понял, можно было и без грубостей, — Хэмильтон цокнул зыком, немного разочаровавшись напором Квята. Будто он не ожидал, что к нему не будут относится как к королю. Данил нервно усмехнулся, махнув немного головой.       — Шутишь? С тобой по-хорошему? Потому что…что? ты золотой мальчик? — Данила сегодня было лучше не злить, особенно Льюису, которого из присутствующих русский ненавидел, наверное, больше всех, он бы с радостью занял бы место Леклера, чтобы разбить ему лицо в тот день наверняка. Возможно, он и не показывал все свое раздражение и усталость, как это читалась по многим, но шаг влево, шаг вправо, и он готов был просто взорваться, — ты низко пал после того, что сделал, так что избавь меня от всей этой претенциозной хуйни и свали уже в город.       — С тобой приятно иметь дело, Данил, — мальчишка поднялся с кресла и Данил тоже выровнялся. Они стояли совсем близко. Квят смотрел на Хэмильтона сверху и тот протянул ему руку, как жест доброй воли. Дани нехотя пожал ее, очень крепко, можно было услышать хруст костяшек в руке Хэмильтона. Парень наклонился к его уху британца и ядовито прошептал с улыбкой на лице.       — Не взаимно… — Льюис лишь усмехнулся. Они отпустили руку друг другу и британец покинул комнату. Данил тихо выругался и упал на кресло, на котором до этого сидел Льюис, — одной проблемой меньше. И хрен с ним. Мы можем сегодня сделать ровным счетом ничего. Не думаю, что что-то всплывет сегодня. Свободный день? — Хлопнул в ладоши Данил, — отоспаться, отдохнуть, напиться и забываться? А потом собраться и чего-нибудь намутим.       — Это скорее твоя прерогатива, а я пас, усмехнулся Дэн, что спрыгнул с подоконника и уже явно собирался уходить, что привлекло внимание всех ребят, чтобы Даниэль, да не поддержать общий кипиш, — у меня есть дела.       — Вот это мы важные. А что ты задумал, Дэн? — Карлос встрепенулся и удивленно посмотрел на Риккьярдо, сегодня они оба были свободны от своих бойфрендов, так как они договорились поехать в город вместе с Алексом и Джорджем, — сидишь такой весь великий конспиратор с очень загадочным лицом.       — Да, давай выкладывай, что у тебя там, — Пьер выгнулся назад, чтобы он смог развернуться и посмотреть в сторону австралийца, — Макс, же нам голову снесет если ты какую-то глупость выкинешь, — Леклер, видя, что Пьеру не очень удобно поднялся с его колен и лег на другую сторону дивана, устроив поудобней свою голову на подлокотнике.       — Да так, — пожал плечами Риккьярдо, опустив голову в низ, с какой-то очень хитрой улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего, — сюрприз для Макса готовлю. Ничего особенного, — Пьер не знал был ли он единственным кто не поверил в слова парня. Что-то подсказывало ему, что Дэн сейчас думает совсем не о Максе. Когда что-то связано было с его парнем он выглядел по-другому, а сейчас он был мрачным.       — Ну да, кто-то лимит проебов превысил, — Данил не церемонился, тактичность это явно было не про него и это сбило поток мыслей Гасли. Ему казалось, что что-то было снова не так. Дэн в редком случае ходил в одиночку, но мысль была безвозвратно потеряна.       — Снова выебываешься, а Дани? — Дэн не злился на Квята за вчерашнюю выдуманную перепалку, но был один момент, который он никак не понять, — зачем ты вчера Италиано вспомнил, мудень, — многие могли подумать, что Риккьярдо говорит о каком-то итальянце, но на самом деле это была фамилия. Фамилия одного человека, которого, как и Макса он не мог выкинуть из головы, но по другой причине. Он был горьким напоминанием.       — Сказал человек, что решил мне припомнить историю моей жизни, — никто не понял о чем эти двоя говорят, но между Квятом и Риккьярдо было негласное согласие, что они больше не будут открывать из скелетов в шкафу, — что испугался, что Львенок просечет, что это твой быв…?       — Не смей! — перебил Риккьярдо. Мальчик по имени Михаэль Италиано был его скелетом в шкафу. Он разбил ему сердце, потому что не признал своих чувств, он считал это неправильным, но когда он осознал, что чувства взаимны было уже поздно, — с ним просто история некрасивая вышла, до сих пор стыдно. Не хочу чтобы с Максом все пошло таким путем.       — В последнее время я тебя узнать не могу, — пробубнил Данил, пытаясь уловить взгляд своего друга. Никто не отрицал, что Даниэль способен быть серьезным, но сейчас он был постоянно таким, более того, он был угрюмым, что ему несвойственно совсем. Все понимали, что это дело так на всех влияет, на кого-то больше на кого-то меньше. Взять Нико и Дэна. Вот кто точно изменился так, что становилось иногда страшно, — ладно, шуруй Ромео… Нико, ты чего притих конспиратор номер два, — Хюлькенберг неловко усмехнулся, понимаю, что его только что спалили.       — Я думаю поехать в город вместе с Кевином, — Магнуссен долгое время не появлялся на люди из-за того что с ним произошло, но сейчас когда все почти зажило он готов был смело показаться на люди, даже поехать в город. Раньше ребята встречались в том самом туалете по ночам, читая друг другу стихи, но после ночного инцидента Кевин боялся туда ходить, он был каким-то нервным и Нико намеревался выяснить, почему так боится датчанин. Может быть ему что-то угрожает, может быть это он следующая жертва, о которой говорил Себастьян, что если что-то уже происходит, а он не обратил на это внимания? — У меня что-то не клеится в истории, хотел бы проследить за Льюисом и кое-что уточнить у Магнуссена, я же в отличии от вас выездной, — из приступающих Даниэль, Данил и Вальттери запрещено покидать ещё неделю школу, Пьеру просто проблематично покинуть здание, а Шарлю вот уже разрешили, но он все ещё занимается грязной работой. И только Карлос и Нико были абсолютно чистыми,       — Не логичней пойти и проследить мне, — Вальтером не очень убедило подобное намерение Нико проследить за Льюисом, вообще лучше за ним не следить, потому что если тот поймёт, что тот не один, то что-то может пойти не так, плюс Вальттери менее заметный в толпе, ему проще будет проследить, — я все же лучше его знаю.       — Думаю я справлюсь как-нибудь сам, — дело было действительно не в Льюисе, сколько в Кевине, просто он хотел показаться более продуктивным чем он планировал, — спасибо, Вал, — однако он ценил предложение Боттаса помочь. Ему как никому другому известен Льюис.       — Хочешь бери Леклера, — усмехнулся Карлос, указал на торчащую из-за спинки дивана темную макушку мальчишки, что не следил за темой разговора, пытаясь хотя бы немного отдохнуть, — он в прошлый раз меня дурачком выставил, задолбал, пусть тоже почувствует себя тупым, — заслышав свою фамилию, Шарль снова выпрямился и лениво потянулся, но у него получалось хрустать костями как Гасли. Он перевернулся и оперся на спинку дивана.       — Эй, я не знал, что Джови будет выебываться? И откуда я знал, что ты не знаешь итальянского, — конечно он говорил это в такой манере будто это было ничего особенного знать пару языков. Он все же монегаск. Там все не так просто.       — Действительно, мы ведь все испанцы еще и по итальянски базарим, позер. А что было на картинге? — Недовольно буркнул Сайнц сложив руки на груди, посмотрела на парня исподлобья, вскинув одной бровью, пытаясь всем своим видом пристыдить мальчишку, но это сделать крайне сложно. Практически невозможно.       — Ну и откуда я знал, что ты плохой водила?! — Уже громче воскликнул парень, обреченно и без сил свесившись со спинки дивана вниз, рассматривая холодный пол. Леклер сам не ожидал от себя подобного результата, но он прочувствовал под собой карт и трек и просто показал, что он хорош, Карлос же громко хмыкнул, удивляясь самомнению одного наглого монегаска, — с Пьером мне еще предстоит это узнать.       — Эй, я как бы тут и не медленный, — Гасли встрепенулся и ущипнул Леклера за бок. Самое обидное в его ситуации это было, что он не мог сесть с больной ногой за карт, но уже прошла почти неделя и нога начала болеть меньше, а значит, скоро перестанет и тогда он сможет уничтожить наглого монегаска на треке.       — Не боись, Пьер, — рассмеялся Данил, который тоже слушал этот разговор, пытаясь найти подходящий момент, чтобы вставить свои пять копеек, — подлатаем тебя, братишка. Снова гонять будешь, — в комнате царила дружеская атмосфера, которая располагала к себе, но только вот Риккьярдо было совсем не до этого.       — Ладно, я пошел? — Махнул рукой Дэн, направляясь к выходу, — увидимся вечером, когда у Льюиса появятся новости, — Даниэль быстро убежал из комнаты, это было очень подозрительно, но опять это замечал только Гасли. Порой его поражало, как мальчишки могли играть в детективов, подмечая мелкие детали как разница интерьеров на фотографиях, но не могут заметить подозрительное поведение своего друга.       — Так. Делаем ставки, — выпалил Карлос, предвкушая какой-то настоящий кошмар, но вопрос в другом, если они все понимают, что что-то будет не так, то почему они его не останавливают… банальное любопытство, — сделает Дэн глупость или нет? — Мальчишка взглянул на своего соседа по комнате, желая знать его мнение, но у Нико было другое мнение.       — Мне некогда, — пожал плечами Хюлькенберг. Вот словам Нико верилось как-то больше, Он частенько болтал с Кевином, наконец они начали понимать, что они не такие уж и разные и не такие уж и враги, — пойду найду Кевина. Развлекайтесь… — Нико тоже ушел, что было довольно странно. Первый раз у них не было никакого плана, чтобы они не сделали это бы никак, не повлияло на ход событий…       — И их осталось пятеро. Довольно странная компания, — Данил был прав. Это была необычная компания из Карлоса, Данила, Вальттери, Пьера и Шарля, скажи ему месяц или два назад, что он будет тусоваться с Примадонной, Финским воришкой и новичком с комплексом героя, он бы посмеялся, но сейчас это была правда, — какие-нибудь идеи? Голубки? — Квят обратил свое внимание к Леклеру и Гасли, которые потеряли на мгновение дар речи. Шарль резко посмотрел на Пьера с замиранием сердца. Они оба не понимали, что с ними происходило между ними. Они дружили им было хорошо вместе, но было что-то еще… Леклер надеялся, что у Пьера есть ответ, что творится между ними, но он ошибался. Пьер был больше запутан чем Шарль.       — Мы не вместе?! — Воскликнул Пьер, в этот момент Шарль как-то помрачнел, но не сильно обиделся, по сути, это была правда, но это был сложно, ему показалось будто француз только что открестился от того, что происходи между ними, а ведь он не может отрицать, что между ними какая-то химия, — ну то есть мы друзья, но не более, мы понимаем друг друга, нам нравится находиться в компании друг друга, — Гасли запинался, для остальных все было довольно очевидно, и они просто хитро переглядывались между собой, — Шарль?       — Не, мы не вместе, пацаны, — покачала головой Леклер с абсолютно каменным лицом, хотя внутри него все сжималось от негодования, хотя он понимал, что он не должен был обижаться на правду. Снова злую шутку играл с ним его характер, — вообще не знаю кто это? — Шарль холодно посмотрел на Гасли. Он понимал, что если он будет сейчас здесь, то наговорит много глупостей, но если он просто уйдет, то это тоже будет очень странно… — я тут вспомнил, мне тоже надо кое-что сделать.       — Шарль? — Леклер быстро поднялся с дивана и не объясняя ничего пошел в сторону выхода. Гасли хотел тоже оперативно встать с дивана и пойти за ним, но его нога не позволила ему, вот сейчас он ненавидел свое положение еще больше, он даже не понял, что такого сказал, у Леклера явно не было никаких дел и явно, что мальчишка на него обиделся, — Шарль?!       — Дурак ты, Пьер, — усмехнулся грустно Данил. Он давно разгадал химию этих двоих, даже глупый бы понял, что эти два дурачка предназначены друг другу. Правда кое-кто настолько дурачок, что не видит этого, — мы же вроде с тобой обсуждали это, — Квят не хотел себе признавать этого, но они действительно хорошо сосуществуют. При всей своей нелюбви к монегаску, Данил понимал, что тот нужен Пьеру. Данил даже не переживал за своего француза в компании с этим недоразумением.       — Что? — Ему казалось, что все будто знали, то чего он не знал и это его страшно раздражало и даже пугало. Он не любил чувствовать себя дурачком, — что я сделал не так? — Карлос и Вальттери посмотрели друг на друга. Даже Боттас, что не был большим поклонником любовных историй понимал, что не так сделал сейчас Гасли, однако никто на него давить не обирался. При всех очевидных обстоятельствах Пьер мог внезапно и не захотеть быть чем-то большим для Леклера. Может тот действительно видел Шарля только как друга, что было маловероятно.-Что я сделал не так? — Гасли недоумевающе смотрел на своих друзей. Карлос, который разбирался в делах сердечный тихо усмехнулся, но быстро умолк, притворяет, что прочищает горло.       — Неважно, — махнул рукой Данил, — дай ему время. Это же Леклер. Примадонна, — все знали этот пункт у Шарля, что когда что-то идет не так, то он старается уйти от проблемы. Когда появляется проблема есть две основные модели поведение. Бежать или идти навстречу. Нетрудно догадаться, какое поведение избирает Шарль, — побродит и остынет…       Нико и Кевин сидели вместе в автобусе недалеко от Хэмильтона, что был одет в темно-фиолетовую кофту, закрывая свою голову капюшоном. Иногда любопытно поглядывал на них, будто в своей манере пытался вынюхать информацию, с которой мог устроить очередную подлянку, но ребят это не сильно заботило. Хюлькенберг рассказывал о планах на сегодняшний день, что они погуляют по парку, чтобы проследить за Льюисом, потому что новость о приезде Росберга могла дойти до ненужных ушей. Для многих Нико покончил с собой и считался мертвым, но могло произойти что-то странное и они будут наготове. Магнуссен был настроен позитивно на то, чтобы даже при надобности вступить в драку, так как ему второй возможности подраться с его обидчиком не было, а значит он не мог просто так с ним начать драку, что вбивало последний гвоздь в версию, что это был учитель. Только вот какой. Основными подозреваемыми все еще были Веббер и Хорнер, но недоверие Вальттери к Абитебулю тоже имело место быть, особенно после такой внезапной помощи и после последней улики. Вдруг все это время это был именно он, и просто неосторожно отнесся к последней улике, потому что подумал, что наконец сбил след перекинув весь гнев как минимум Риккьярдо на Хорнера. Почему за все это время ни одна из улик не вела их к Вебберу. Может он просто очень плохой учитель, но не такой плохой человек, которым все его рисуют. Пьер начал сомневаться в версии, что преступник Марк Веббер. Вопрос был в другом. Если виноват был действительно Хорнер, то почему Макс спокойно так на него реагирует. Хюлькенберг не понимал поведения ни Макса, ни Кевина, ни Себастьяна. Не понимал… почему они просто не хотят рассказать. Для него это казалось проще простого. Просто сказать имя.       Магнуссен сидел, оперившись лбов в окно, где у него красовался свежий красный шрам с той самой ночной потасовки, что была окутана тайной и только некоторые о ней знали, но все будто старались закрыть на это глаза. И только Хюлькенберг не мог никак угомониться. Он все еще не понимал, как можно было так побить Кевина, который сам из кого угодно всю дурь выбьет. Нико сидел ближе к проходу, посматривая нервно по сторонам, с прямой спиной, он совсем не мог расслабиться и, когда он оказался один на один с Магнуссеном он был крайне взволнован. Он так долго пытается вытрясти правду из Кевина и каждый раз встречал полный отказ. Кевин старался пресекать любое упоминание той ночи, но это не выглядело так будто он боялся ее. Нико посмотрел на задумавшегося Кевина, немец наконец расслабил свою напрягшуюся спину и откинулся на спинку сидения, чтобы быть поближе к датчанину. Мальчишка, что сидел рядом заметил это и повернулся к Халку. Он явно ожидал, что сейчас завяжется разговор и, кажется, он даже готов был в этот раз сотрудничать.       — Ты здесь? — Нико смотрел в глаза Кевина, но тот лишь засмеялся. Ведь он был прямо перед ним, Он не какое-то ведение, а во плоти сидел в черной куртке, потому что на улице был довольно прохладно. Хотя да. Мыслями он был совсем в другом месте.       — Нет блин в Африке, — покачал головой датчанин, — я даже как-то соскучился по нашим туалетным посиделкам, хотя вслух это звучит будто мы там обжимались, — действительно звучало это как-то неправильно от чего Нико на мгновение пропустил удар и его брови взмыли вверх от удивления, но быстро выкинул из головы все неправильные мысли. Он все еще намеревался узнать правду.       — Кевин, скажи честно… С того ночного инцидента с тобой ничего не происходило? — Сразу в лоб спросил Нико. Кевин усмехнулся от такого резкого выпада, он, конечно, ожидал, что немец мог рубануть с плеча, но это было как-то слишком внезапно и явно немец в этот раз не смог подобрать правильных слов. Все звучало так будто он был расстроен тем, что на Кевина потом никто не нападал. Даже сам Хюлькенберг не ожидал от себя такой резкости, — не пойми неправильно я тебя зла не желаю, просто это как-то странно. Ты же сказал, что в курсе событий, но ты вроде как не подходишь под… жертвы этого дела? — Парень старался рассуждать логически. Если сейчас Кевин во всем признается, и он действительно окажется той самой новой жертвой, то они смогут предотвратить что-то страшное, о чем они и понятия не имели, — я не понимаю. Может все же расскажешь точнее, что с тобой произошло, я знаю ты не хотел и не хочешь, наверное, об этом говорить. Но… сейчас это поможет очень.       — Хах! Так я и поверил тебе, что ты бы не хотел, чтобы меня снова не отделали по полной программе, — рассмеялся Магнуссен еще громче. Может быть они и друзья, но дух ненависти друг к другу никуда не делся, может быть, он просто приобрел немного другую форму, но подколы никто не отменял, — и я даже соскучился по нашим перепалкам, Николас.       — Ты снова пытаешься действовать мне на нервы? — Из всех ребят только Кевин позволял себе называть Нико полным именем и даже из его уст это ужасно его бесило, внутри все сразу начинало полыхать от гнева, — заметь, Романа рядом не было, а раны на тебе зажили как на собаке, так что я не побоюсь пусть в ход кулаки, если будешь выделываться, еще позвоню Стэф и поверь это маленькое чудовище тебя уничтожит, — конечно Магнуссен знал о сестре Нико. Даже они умудрились поболтать с ней по громкой связи. Она удивительна схожа по характеру со своим братом. Маленькая хитрая и злобная бестия.       — У вас у всех Хюлькенбергов тяга к разрушениям? — Кевин даже сказал бы, что это тяга не просто к разрушению. Эти двоя потенциально два самых опасных убийцы в будущем. При всей любви к поэзии Нико бешенный, а если его острый ум подастся на «темную сторону» это будет настоящая катастрофа. Он бы стал злодеям со сдвигом на эстетике.       — Только по субботам и в твоем присутствии, — Халк был горазд на внезапные выбросы агрессии и порой был очень непредсказуем. То он меланхоличный поэт, то он главный детектив школы. Как будто это два разных человека, однако Кевин видел, что ничего это не были два разных человека. Это один и тот же Нико, просто все его знают не так хорошо, как они друг друга, хотя до недавнего времени они в каком-то смысле не знали даже имен.       — Мое почтение, — конечно, это была честь, что Магнуссен может одним своим присутствием вечно бесить Хюлькенберга, но это не отменяет того… что, наверное, пора было рассказать. Он осмотрелся в автобусе, оценивая обстановку, но вроде здесь никто не мог их подслушивать, и даже Льюис не был помехой, — Прости, что я так стараюсь избегать разговора на эту тему, но поверь у меня есть на то причины и такая паранойя и она, кстати, обоснованно, — Кевин тяжело вздохнул, он вроде и не так драматично все это воспринимал, но все равно воспоминания не из приятных, — я тебе не говорил… но после той ночи ко мне снова подходили. Пытались узнать, что я разнюхивал около лестничной клетки недалеко от моей комнаты, но самое интересное, что меня там не было, — Нико обомлел, он знал о чем говорил Магнуссен. Конечно, это не он следил за разговором на лестничной клетке, это был он, — я думал мне снова прилетит по самое не хочу и мне прилетело, но не так сильно. Так оплеуха.       — И ты молчал?! — Громко прошипел Нико. Он не знал говорить ему или нет, что это из-за него Кевину прилетело второй раз… Возможно имело смысл умолчать на данный момент, но зато Хюлькенберг теперь знает… Ему не показалось, что его спутали с Кевином, но вопрос оставался открыт, — то есть ты… и есть новая жертва?       — Нет! — Нахмурился Магнуссен легонько толкнув немца в плечо, но потом тихо добавил, — не совсем, — мальчишка тихо выругался, он ненавидел признавать себя жертвой, он не жертва, его просто подловили в месте, где обычно он чувствует себя в безопасности, и зная, что там человек, который будет доверять, а его так предали, — я скорее сопутствующий ущерб другого преступления, что делает меня в каком-то смысле жертвой, но не так как других.       — Звучит странно, — наверное, первый раз, когда Нико немного недопонял человека, с которым он говорил, — объясни… Как ты вообще разузнал что-то? Тоже ведешь свое расследование? — Это тоже волновало парня, если Кев тоже ведет свое расследование есть ли шанс, что он мог узнать что-то, что он и команда пропустили.       — Я что дурак лезть в это с головой лично? На такое только ты и твои команда самоубийц способна…- это было одновременно минуткой превосходства и разочарования. Превосходство в том, что никто не переплюнет его острый ум в этом деле, а разочарование… ну Кевин мог бы хот я бы попытаться, но это в е ещё не отвечало на вопрос откуда он столько знает и Магнуссен это понимал, — ладно. Та ночь, помнишь мы сказали друг другу, что видели что-то что не должны были. Ты видел, а я еще и слышал. Я столько на уроках не узнаю. Там был мужчина, которого было сложно рассмотреть в темноте.       — И светловолосый парень, — До Хюлькенберга только, что дошло. Он видел Себастьяна оба раза. Алекс и Джордж тоже видели Себа. Лучик играет в одиночку, играет в героя, пытается перевести на себя внимание. Он держится близко к преступнику, скрывает это от друзей, чтобы те не пострадали, потому что преступник знает, что Феттель не разболтает, — какой же я дурак. Это был Себ. Его прижали ночью. У него на этаж выше есть тайник, видимо преступник выслеживал его… это уже третий раз, когда он оказывается именно там.       — Как я узнал, в ту ночь мудак должен был зайти к нему, но что-то произошло, — что могло произойти… Нико попытался прикинуть даты и события и вспомнил… Не в ту ли ночь Кими был в комнате Себастьяна… Кими тогда спас его, но потом они поссорились? — Парень… Себ начал угрожать ему называя имена. Жюль, Нико, Макс. Сказал, что все узнают, что случилось с Бьянки, что ему конец… Не знаю, что это значит, но мне кажется… этот человек убил Жюля, — Хюлькенберг уже не первый раз слышит это предположение и ему страшно это признавать, но скорее всего… это правда, но тогда его тело спрятано где-то недалеко, как он и Вальттери предполагали. Мурашки пробежались по телу, он даже не знал, хотел ли он знать правду или нет, — тогда ему хорошенько прилетело, мне показалось на секунду, что его черт возьми задушат там, и я себя сдал. Я испугался, но скорее не за себя, сколько за то, что я сейчас смотрю на потенциальное убийство. Ты, наверное, поджал хвост от страха, а вот моя комната ведь на этаже. Легко вычислить. Собственно, на следующую ночь я пришел раньше на наше место и там меня уже ждали, мне прилетело за любопытство. Мне пригрозили молчать, иначе меня снова прижмут, а ещё тебя в придачу. Сначала я подумал, что ему хана, что я его сдам, но как я сказал, он прижал меня второй раз и тогда мне стало страшно. И поэтому я молчу. Мне все время кажется, что он везде.       — Так значит…       — Я не совсем жертва в том ключе, в котором ты думаешь, как я и сказал.       — Черт, — даже если это означало, что пока Кевин молчит ему опасность не грозит и он рад этому, это также означало, что по-прежнему один из мальчишек ходит с мишенью на спине и они не знают кто, — нам надо срочно выяснить, кто может попасть под раздачу.       — Снова будем вычислять тех, кто странно ведёт? — Кевин посмотрел в глаза Хюлькенберга. Он явно потешался над ним, он всегда это делал, но раньше это всегда было с жестокостью, они ненавидели друг друга, потом все сменилось скорее духом соперничества, а затем все обернулось дружбой, которой ребята были очень довольны, хотя по-прежнему терпеть они друг друга не могли.       — Думаю кто бы то ни был, он еще не в курсе, только если Себ не выяснит как-то это первым, а если он уже знает… Нам надо поговорить, — Хюлькенберг задумался, но его мысль не успела развиться. Автобус приехал в город.       Льюис подскочил с места и тут же покинул транспорт, пытаясь избавить от хвоста в лице Нико и Кевина. Он понимал, что первый здесь по его душу. Не то чтобы это его сильно беспокоило, но с Росбергом он хотел поговорить с глазу на глаз и без свидетелей. Мальчишка нырнул в толпу, попытавшись скрыть от преследователей. Кевин и Нико тоже попытались как можно быстрее покинуть автобус, но застряли в толпе и потеряли из виду Хэмильтона, что подарило ему немного свободного времени для себя. Конечно, он понимал, что скорее всего немец знал, где назначена встреча, но он всегда мог увести Росберга подальше от лишних глаз. Парень с покрытой капюшоном головой, пытался найти где-нибудь часы. Он хотел не боялся опоздать, наоборот. Не хотел приди слишком рано. Пусть Нико не обольщается, Льюис знает любовь Росберга к опозданиям. Он не хочет ждать его сто лет. До встречи оставалось двадцать минут. Парень медленно шел в сторону парка, люди были укутаны в куртки, а улицы уже украшали рождественские украшения. Льюис и забыл, что сейчас декабрь, а там праздники, а там… снова возвращение домой. Кажется, он мог слышать, как по ветру летают песни, пахнет горячим шоколадом и всех было хорошее настроение. Мальчик на секунду остановился у стенда с открытками. Он ведь так никогда и не отправил лично открытку Нико. Парень зашел в магазин, купить какую-нибудь цветастую открытку. Он не понимал к чему такие формальности. Хватило бы просто письма, но Росберг всегда хотел все оборачивать в красивую обертку. Парень забрал открытку с довольным лицом и чувством выполненного долга и снова пошел в своем направлении, к парку, что выглядел немного серым с голыми ветками, но вскоре даже они озаряться красивыми новогодними гирляндами. Внезапно Льюис остановился, как будто застыл на месте, когда увидел впереди себя мальчика в бежевом пальто с волосами, сияющими жемчужным перламутром. Он где угодно мог узнать эти волосы от них всегда еще пахло медовыми апельсинами. Льюис и не думал, что такая буря эмоций накроет его при виде снова этих волос. Хэмильтон внезапно понял, что очень скучал по этому человеку и что ему очень стыдно перед ним. Льюис пошел вперед, пытаясь догнать образ, но внезапно толпа людей разделила их. Хэмильтон попытался позвать Росберга.       — Нико! — Мальчишка с жемчужными волосами продолжал удаляться от него. В какой-то момент у Хэмильтона даже началась паника, что он его упустит из виду и снова потеряет, хотя они договорились встретиться в парке, а они даже до него не дошли, — Нико! — На секунду Льюису показалось, что мальчишка, обернулся. Нико услышал его, он точно услышал его, но все равно исчез из виду. Льюис наконец смог прорваться через толпу и вышел прямиком ко входу в парк. Сегодня было на удивление много народу, как будто все люди вышли из своих домов, чтобы разделить дух приближающегося праздника. Парень ожидал увидеть Нико здесь, но он как будто бы исчез. Мальчик осмотрелся по сторонам, пока за его спиной не раздался смешок.       — Прям как в старые добрые времена, — Льюис резко обернулся и встретился взглядом с Нико Росбергом. Его глаза сияли хитрым огоньком, а на губах играла лисья улыбка, казалось, парень совсем не изменился, внешне различий с последней их встречи он не замечал, — ты смотришь на меня, но не видишь… Привет, Лулу, милая открытка, — Нико аккуратно достал из его пальто открытку, которую он никогда не видел.       — Знать бы, что еще в ней написано, — Нико не сильно удивился, но на душе сразу стало как-то неприятно, — не я ее отправил… Вальттери постарался, организовал это все со своими друзьями, — Нико цокнул своим языком, не сказать, что он был разочарован, но ему стало больно. Он надеялся, что именно Хэмильтон хочет видеть. Что он хочет… извиниться перед ним.       — Вот крысеныш, а ведь точно скопировал твою манеру письма и почерк, — Росберг горько улыбался, он никогда не доверял Боттасу. Он считал, что натура у него такая нечистая, но и Льюис никогда не был «хорошим» парнем, собралась конечно у них самая разношерстная компания, но это не отменяла того, его позвали не просто так, Боттас не стал бы так издеваться над ним, тогда почему? — Ну и зачем этот весь фарс?       — Узнать правду, — Льюис не собирался скрывать намерений, с которыми его отправили сюда, хотя он их разделял. Он хотел знать, что произошло не меньше других даже больше, но у него в отличии от других был личный интерес. Он просто хотел побыть с дерзким парнем, от которого просто за версту веяло драмой, к которому сам неровно дышал. Мальчик, которого он потерял. Он был его синицей в руках, но погнался за журавлем.       — И это все? — Нико от обиды немного поджал губы. Он поверить не мог, что он приехал в такую даль, только чтобы из него выбили информацию. Росберг сам хотел ударить Хэмильтона по лицу и уйти, у него страшно чесались руки, но парень успел оправдать себя раньше, чем Росберг решился ударить Льюиса.       — Нет, я кое-что принес… — парень достал из своей кофты новую открытку, которая была выполнена в винтажном стиле, с детьми, подарками и зеленой елкой, но только вот на обратной стороне ничего не было, — что на ней будет написано будет зависеть от того, как пройдет наша встреча, — хитро подмигнул парнишка, но этот жест пока явно не впечатлял Нико, что можно было судить по его недовольному выражению лица.       — Как мило, пока прогнозирую то, что ты пойдешь нахер, — Росберг пошел вперед в парк, он явно не намеривался стоять на месте и мерзнуть. Льюис не остался позади и поплелся за Нико, который явно был в самом плохом расположении духа, — я думал, что ты искренне хочешь меня увидеть поговорить, я приехал сюда из Германии, чтобы что? Угодить непонятным планам Вальттери, — продолжал громко возмущаться парень, привлекая ненужное внимание, что начало волновать Льюиса. Он догнал Нико и перегородил ему дорогу.       — Нет, я правда хотел тебя видеть, — он аккуратно взял руки белобрысого парня, посмотрел глубоко в глаза немца, рассмотрев в них маленькие жемчужинка накатывающих слез, так сильно Росберг было обидно, — просто никак не мог подобрать правильных слов, чтобы написать тебе… — как можно было подобрать слова в письме мальчику, который пытался покончить с жизнью из-за тебя, потом непрерывно отправлял открытки, которые ты игнорировал… Льюис понимал, что должен был написать намного раньше, но как же ему было стыдно, возможно он просто не хотел брать на себя ответственность за случившиеся, — так что считай он оказал мне услугу.       — Какой же ты козел, Лулу, — Нико всегда называл его «Лулу». Это всегда звучало так будто он издевается над ним, но одновременно его имя звучало с такой любовью. Ни у кого так не выходило как у Росберга, даже Себастьяну не удавалось. Это наводило на мысль… того ли немца он выбрал. Он все время искал там, где проще, как сказал Нико. Льюис смотрел на Нико, но не видел.       — Не поверишь как часто слышу это в последнее время, — усмехнулся Льюис, за последнее время он столько плохого услышал в свой адрес. - Меня бросил Себ, меня бросил Вальттери. Пытался найти новых друзей. Джордж, Эстебан. Все прошло не так гладко, как я планировал.       — Я не удивлен, заслужил, — Росберг хмыкнул и обошел Хэмильтона стороной, двигаясь дальше. Мальчишка обреченно зарычал и снова пошел в след за блондином. Он понимал, что тот сейчас злиться не на то, что письмо написал не он. Здесь было намного больше. Это была обида на все, что было между ними.       — Ты на меня злишься? — Хэмильтон честно не понимал, как можно так долго держать обиду. В его глазах, он не видел большой проблемы. Да, он вел себя как придурок, да, произошло что-то очень страшное, но с этого времени прошел почти год.       — Да, я на тебя злюсь! — Нико резко остановился перед фонтаном, в котором не было воды. Он казался неправильным. Фонтаны ведь для того и предназначены. Как и все это казалось ему таким неправильным. Неправильным, что Льюис позволяет снова делать ему больно. Ему как будто полоснули ножом по старым ранам, он обернулся к Льюису, который остановился в паре метров от него, — я на тебя чертовски злюсь! — Закричал Росберг. Это были боль, отчаяние, злость. Льюис опустил глаза и заметил, что мальчик держится за свои запястья. Это была довольно странная поза. Льюис прошел мимо Нико и аккуратно сел на холодный камень. Он протянул ему руку. Росберг растерянно взглянул на Хэмильтона.       — Покажи запястья, — Нико прижал к себе руки, покачав головой. Льюис опустил голову может он до конца и не понимал его обиду на него, но он хочет понять. Он первый раз хотел разобраться в эмоциях, а не избегать их, — я знаю, что подвел тебя, не замечал, что что-то не так, потому что все они правы, я козел… — Росберг сел рядом с Хэмильтоном, не поверив своим ушам, что тот только что сам назвал себя придурком. Это явно было что-то новенькое, ему было даже приятно, что Льюис это признает, — но в школе сейчас что-то происходит. Ты знаешь, что со мной сложно договориться, думаю ты не поверишь если я скажу, что работаю с четырьмя придурками, ты знаешь о ком я, правда их теперь больше, — Если бы Росберг вернулся в интернат, то удивился как вещи стали меняться и удивился бы тому, что стало катализатором этих изменений, — они ищут мудака, который портит жизни ребят. Они выяснили, что это началось еще с Жюля, потом был ты… но после тебя были и другие. Макс, даже Себастьян и кто-то еще может пострадать… — Нико испытывал самые разные чувства, от животного страза, до праведного гнева. Он не знал, что он был не единственным, он понятия не имел, что могут пострадать другие и его это начало терзать, — расскажи все, что с тобой произошло. Пожалуйста, Нико… — Мальчик отвернулся, он не мог никак решиться, он не знал как подать его историю, ведь правду знают только два человека. Он и школьный маньяк, он никому не не рассказывал и в глазах своих родителей он был просто чересчур драматичным ребёнком, что не выдержал общей атмосферы в школе, — это важно не только потому, что мы можем спасти жизни, это важно мне. Узнать, что случилось с человеком, который мне не без различен… — Льюис не отступал. Он чувствовал, что Нико надо выговориться, видя, как больно ему даже думать об этом, он снова аккуратно протянул руку, — я могу взглянуть на твои запястья, — Росберг продолжал сидеть полубоком, но чего не ожидал Хэмилтон, это то, что Росберг все же протянет ему руку, но смотреть не будет, он снял половину пальто, чтобы удобнее было поднимать рукав, на нем были небесно-голубая водолазка и белые штаны. Он выглядел таким уязвимым, Хэмилтон очень редко видел его таким. Он начал аккуратно поднимать рукав…       — Знаешь, а ведь я тебя любил, а сейчас… ненавижу… — Росберг не хотел лишний раз видеть свои уродливые шрамы на фарфоровой коже, с момента их появления он носил только вещи с длинным рукавом. Он был сам себе омерзителен, потому что эти шрамы как клеймо, возвращали его в тот злополучный день снова и снова. Он чувствовал, как ткань водолазки медленно поднимается вверх, оголяя его руку, — почему тебя не было рядом? Будь ты рядом ничего бы не произошло… Он бы не пришел ко мне. Я просто хотел быть любимым, а ты променял меня на Себастьяна! Все, потому что я проблемный? Да? — Хэмилтон увидел россыпь рваных шрамов. Как будто он не резал себя, как многие думали, а буквально бил себя по рукам чём-то острым. Раз за разом. Шрамы поднимались вверх до самого локтя. Было видно, что раны были глубокими. Рубцы были темнее и очень ярко выделялись на коже. Льюис аккуратно провёл по шрамам, касаясь их кончиками пальцев. Нико зажмурился будто его старые раны кто-то вспарывает ножом, он сжал кулак и отнял свою руку, накрывая своё плечо бежевым пальто, снова пряча свою руку, — он был так добр ко мне, он поддерживал меня, когда ты ныкался по углам с Феттелем. Все было замечательно, правда, мы сначала просто разговаривали, я чувствовал себя особенным, — Нико вспоминал эти мимолетные встречи, когда единственный с кем бы он хотел быть, был так близко, но так далеко, образовывая внутри Росберга какую-то бездонную пустоту, которую он пытался заполнить хоть чем-то. Все ведь правда было хорошо, он и не замечал, как попадает в ловушку, — а потом он начал трогать меня, мои волосы, мои колени… — каждое касание обжигало диким огнём, который приносил лишь боль. Льюис медленно придвинулся к Росбергу, вникая в каждое слово, ему самому на душе становилось так тяжело, от каждого услышанного слова, — а потом… потом… — он не хотел произносит это вслух, но он видел образы, которые снились ему в ночных кошмарах, даже в своих снах он не может убежать, как и в реальности… просто не смог, — это было ужасно, он держал меня за волосы, впивался своими ногтями в мою кожу, душил меня, когда я пытался кричать, — он снова чувствовал на себе мерзкие фантомные прикосновения, мальчик начал нервно почёсываться обратную сторону руки, будто пытаясь содрать с себя кожу, — мне было так больно, я чувствовал себя таким грязным… мне было так стыдно. Стыдно, что я позволил этому произойти. Я был отвратителен себе. А от этого так просто не избавишься, помню, как он сказала, что если я хоть заикнусь об этом, все узнают, что я малолетняя шлюха, что моя жизнь будет уничтожена, только вот, она уже была уничтожена, — Нико повернулся к Льюису, на его щеках блестели соленые дорожки, Хэмилтон даже не заметил момента, когда Росберг начал плакать, это случилось так тихо… как и тогда. Он бы хотел кричать, но все что ему оставалось это тихо плакать, — я надеялся на твою помощь, я не хотел рассказывать, что со мной случилось, о таком обычно молчат. Я поступил глупо, признался тебе в чувствах, чтобы ты обратил на меня внимание, заметил, что что-то не так. Ведь я был твой самый близкий друг, а что ты сделал? — Хэмилтон знал, что он сделал… и, кажется, он понял всю свою вину в этой истории, правда в том, что Нико ему тоже был небезразличен, но он испугался и он был с Себастьяном. Льюис снова выбрал лёгкий путь, — ты снова отвернулся от меня… и тогда он снова пришел, — он помнил тот день, когда Нико сказал, что любит его. Льюис не ответил взаимностью, но и не накричал на него. Он просто ушёл и больше не видел Росберга, до того ужасного момента. Льюис ушёл, чтобы расстаться с Себастьяном, первый раз он хотел избрать не простой путь, попробовать с Нико, но все обернулось катастрофой, — я был в общей ванной, ты знаешь на нервной почве я умываю лицо и расчёсываю волосы… Он зашел за мной, и я понял, что он точно был здесь не для пары ласковых слов… я не хотел переживать это снова, — это был самый ужасный день в его жизни, он думал, что потерял единственного человека, который ему по настоящему дорог, думал, что он потерял все. Остался один на один со своими сжирающими изнутри стыдом и пустотой, что могло быть хуже. Только причина этого стыда, что преследовала его в самый худший день, — я ему сказал это, а он напал на меня. Мы подрались, он ударил сначала меня об один из душевых кранов и его сорвало, затем о зеркало… и тогда я увидел один из осколков. Я думал, что смогу… смогу ударить его им… но я был слишком слаб и тогда я решился на это, — он помнил, как кулаки прилетали в его корпус, но они скорее не биде, а резали. Нико помнил, как скину пронзила резкая боль, когда он ударился о кран, как брызнул вода. Он помнил, как в его ушах раздался звон стёкла, когда его голова разбило зеркало. Он снова ощущал эти мерзкие большие руки у себя на шее, которые будто выдавливали из него всю последнюю надежду, — я был в отчаянии и мне казалось, не видел другого. Думал, что лучше умереть чем переживать это снова… Я это сделал, — он ударил себя осколком в руку. Раз, второй, кровь побежала быстро, он даже и не почувствовал боли. Другая боль, выжегшая его уже к этому моменту, — я упал на пол, истекал кровью в воде, он стоял надо мной и только сказал… «Опять», — он помнил, как лежал на холодном полу, что был залит водой, которая окрашивалась в алый, от его собственной крови. Все тело было ватным, и он чувствовал какое-то облегчение, но, с другой стороны, он не хотел, чтобы так все закончилось для него. Он был амбиционным парнем, с взглядом на своё великое будущее. В его планах точно не было момента, когда он истекает до смерти в крови от собственных дрожащих рук, лишь бы не попасть в лапы монстра, — я не хотел умирать… Льюис, — громко всхлипнул Нико, которого одолевала истерика, Хэмилтон подался в перед и крепко обнял Росберга, прижимаясь своей щекой к его жемчужным волосам, кажется он сам мог почувствовать, как холодная слеза покатилась из его глаза, — я правда не хотел… не хотел, — шептал немец, закрыв глаза, уткнувшись в плечо.       — Твою мать, Нико… это… это ужасно, — кто бы не оказался этот монстр, он ненавидел его больше всех. Больше только он ненавидел себя, потому что позволил этому случиться с его Нико, — ты не заслуживаешь такого. Никто не заслуживает. Кто это сделал с тобой… скажи. Мы сможем его прижать. Он больше никого не сможет тронуть, — он понял насколько расследование мальчишка важно и насколько важен этот момент. Он мог узнать имя человека, который это сделал…       -Я не могу… — Льюис тяжело вздохнул. Он был так близок, но он не хотел давить на Росберга. Сейчас он понимал Риккьярдо, который не выпытывает из Макса ответа на самый главный вопрос. Даже вспоминать такое больно, а когда больно человеку, которого любовь, больно становится и тебе, — он где-то рядом, я это знаю… Он всегда все знает. Вы не сможете это сделать. Кто вам поверит? — в каком-то смысле Нико был прав. Кто поверит кучке детей, основываясь лишь на фактах, что были пошивами белыми нитками. Зная только половину правды, но у них были Нико, Макс и Себ. Мальчики, которые напрямую пострадали, если бы только они заговорили об это. Все можно было предотвратить… но вот другим надо было быть внимательнее, другим надо было слушать. Льюис отпрянул отпрянул от Нико и достал из кофты открытку и ручку, которую он украл из магазина. Он быстро что-то написал на открытке и неуверенно протянул ее Росбергу.       — Нико… держи… — на ней было написано лишь одно слово. Слово, которое должно было быть произнесено давно. Хэмилтон чувствовал себя не просто козлом, а самой последней тварью на земле. В голове проносились все его действия в шоке, каждое сказанное им слово… Он по-настоящему плохой человек… Нико перевернул открытку и увидел кривое «Прости». Росберг посмотрел на Льюиса с глубокой тоской.       — Я… Я не могу пока тебя простить, — и это Льюис ожидал услышать, он сам не мог себя простить, — я постараюсь, я не хочу на тебя злиться… Просто он все еще в моей голове. Все это… — в Германии Нико не покидает дома, даже собственной комнаты, он учится и живет в четырёх стенах, он редко когда их покидал и это был тот редкий случай, когда он преодолел себя, он сделал большой шаг навстречу собственной свободы души и разума от этих оков, он не мог это показать явно, но рассказав правду, ему стало будто легче дышать, — я только начал отходить от этого.       — Я понимаю. Мне так жаль Нико… Прости меня, прости, — "прости"… наверное одно из самых сложных слов на всем свете, сказав его вслух Льюис будто раскрыл собственные глаза, — если можно было все вернуть… Я в тот день расстался с Себастьяном. Потому что хотел быть с тобой. Я не знал, что будет поздно. В какой-то момент я подумал, что тебя больше нет… — это означало, что все действительно могло быть по-другому. Росберг не знал… что хуже. Чуть не умереть, но не чувствовать того стыда, что он испытал тогда. Или пережить то ужасное мгновение и получить самое желаемое…

***

      Кристиан Хорнер шел в кабинет размеренным шагом, держа в руках кипу бумаг. Он аккуратно открыл дверь, придерживая бумаги, чтобы те не разлетелись. Дверь закрылись, и преподаватель прошел в темный по темной комнате, проходя мимо рабочего стола, на котором что-то лежало, но Кристиан не заметил этого, разбираясь со своими делами, но, когда он пошел обратно, его взгляд все же упал на стол, где лежали несколько предметов. Белые кроссовки, циановая расчёска, красная кепка… и игрушечный лев. Кристиан перепугано смотрел на игрушку и затем на дверцу стола, за которой должна была эта самая игрушка.       — Это та самая игрушка, не надейтесь увидеть ее в своем тайнике, — за последней партой в темноте, закинув ноги на стол, сидел Даниэль Риккьярдо. Его было сложно разглядеть, ведь не видно было сияющих зубов его улыбки. Он скорее выглядел, мягко говоря, очень злым. Он не собирался готовить подарок Максу, только если вывести на чистую воду главного подонка школы и можно считать за подарок.       — Что ты здесь делаешь? Что это все значит? — Даниэль убрал ноги со стола и чуть не в припрыжку спустился вниз, с чувством победителя, как будто он уже поймал Хорнера с поличным. Он забрал из их тайника все улики и решил устроить допрос с пристрастием. Узнать наконец, что же происходило на самом деле. Почему он сдал его и Макса Ферстаппену старшему, почему он мучал ребят и главное, что он делал с ними, — откуда ты достал игрушку? Все было закрыто на ключ.       — Наверное неприятно, когда ваш же коллега вас сдает, — хитро сказал Риккьрядо. Его явно устраивало такое положение вещей. Они будто поменялись местами. Когда Хорнер вызывал ребят к доске, допрашивал их до посинения. Теперь это была очередь Даниэля. Теперь он будет допрашивать. Кажется, Хорнеру явно не нравится то, что он услышал, а что не нравилось Хорнеру, на руку Даниэлю.       — Что? — Переспросил Хорнер, но потом его словно осенило. Он опустил голову и усмехнулся. Удивление пропало, наоборот. Он как будто ожидал, что что-то подобное могло произойти, — Сирил, ну конечно… падла, — выругался Кристиан, однако мальчишку это не сильно удивило, а вот сам Хорнер задумался, что же ему делать со всем этим и с Даниэлем. Ему проблемы были не нужны, — и что же ты от меня хочешь? — Кристиан понимал, что эта встреча была явно не для того, чтобы Риккьярдо пришел просто позлорадствовать. Они оба понимали, что им все известно.       — Правду, — мальчик деловито оперся о стол, склонившись над предметами, что лежали на нем. Я хочу знать, зачем вы все это делали, я хочу знать все, — Хорнер выглядел так, будто не совсем понял, что конкретно имел ввиду Даниэль, хотя еще секунду назад мальчишка казалось, что понимание между ними в каком-то смысле достигнуть.       — Делал, что? — Повел бровью преподаватель, но немного взбесило Риккьярдо. Ему казалось будто его принимают да какого-то дурака, либо сам Хорнер пытается играть дурочка, хотя только что сам признал в каком-то свою причастность к цепочке событий, что была выстроена в голове в голове австралийца. Он хотел знать правду обл всем, но сначала он хотел знать о конкретном человеке.       — Макс… — коротко сказал Даниэль и реакция Хорнер не заставила себя ждать, он явно не хотел это обсуждать, поэтому он с каким-то гневом взглянул на парня, что лично для него было полным доказательством вины мужчины, — что вы делали с ним? — Кристиан, кажется, снова недопонял, о чем говорит Риккьярдо, но не стал отнекиваться от того, что все же как-то связан с Ферстаппеном.       — Единственное, что я сделал это следил за ним, — слова преподавателя звучали уверенно, звучали как правда, но только Даниэля они явно не убедили и Кристиан это по глазам мальчишки, что иногда поблескивали в темноте, в них не было никакого доверия его словам, — я должен его отцу, но долг отдать не могу, я учитель, не миллионер, поэтому и слежу за ним, таков был уговор. Сообщать все что происходит с ним, потому что он его сын, он в интернате, где должны исправлять непослушных детей. Тем более сейчас его бывшая жена пытается забрать его сына.       — Вы сливаете ему информацию, о том отчем явно не надо говорить, тем более Йосу Ферстаппену, — процедил сквозь зуб Риккьярдо, сжимая свои кулаки до побелевших костяшек, он начал испытывать сильнейший прилив гнева, но он старался держать себя в руках. Потому что напасть на преподавателя, не стоит в одном ряду с напасть на отца своего парня, который смел поднять на него руку при людях, — Вы кормили монстра информацией, он отнял его у меня, у его друзей, вы сломали Максу жизнь, а затем еще и избили, — Кристиан слушал с очень серьезным лицом, но, когда услышал, что тот избивал Ферстаппена и тут же перебил парня.       — Так, притормози парень. Во-первых, я не в ответе за действия Йоса, он его отец, я лишь пытаюсь вернуть долг, — в этих словах был смысл, но не для Дэна. Он не понимал, как можно было не заметить того собственными руками, прокладывали дорогу парню прямиком в могилу, почему он продолжает это делать, — во-вторых, вам бы следовало вести себя поприличней, только слепой бы не заметил, чем вы тут занимаетесь, спасибо, что это не узнали другие преподаватели или более того месье Вольфф, — за этот пункт Дэна стало немного стыдно. У них был с Максом уже разговор об этом и Риккьярдо пообещал, что теперь будет намного осторожней. Даниэль хочет снова подставлять своего мальчика под удар, но это было действительно странно, что Хорнер не доложил об этом ректору. Ему казалось Хорнер ненавидит их, — я скажу тебе одно Риккьярдо, пока ты ненадолго глупостей, Макса я пальцем не тронул. Я может и кажусь неприятным человеком, но я ребёнка пальцем бы не тронул. У меня у самого дети есть, — Риккьярдо не мог поверить в сказанное. В его глазах Хорнер главный злодейств всей этой истории, а он герой, что спасёт Макса, то, что он сейчас слышал совершенно не вязалось с теми событиями, которые представлял себе австралиец. Мальчишка снова сорвался с цепи и подлетел к Хорнер схватив мужчину за кофту.       — Лжец! — Закричал в лицо Риккьярдо, — вы лжёте! А как же Себ?! Или Нико?! А что насчет Жюля? Что с этими ребятами? — Даниэль снова не встретил понимания в глазах Хонера, конечно, он знал эти имена, но они не вызывали в нем правильных эмоций. Это и пугало сейчас Риккьярдо. Неужели он ошибся, — Все указывает на вас, каждая вещица, каждого мальчика, что здесь лежит просто кричит, что вы виновны. Вы тот ещё садист месье Хорнер. Я не верю вам! — Мальчишке казалось, что все это какой-то фарс, что быть такого не может, что Хорнер невиновен. У него даже задней мысли не было об этом. Его хватка немного ослабла.       — Я кроме игрушки Ферстаппена ничего из этих вещей не узнаю, — Риккьярдо смотрел в глаза преподавателя, ему явно не нравилось то, что он видел. Парень отпустил Хорнера и тот аккуратно поправил свою одежду, раздраженно взглянув на мальчишку, — не знаю, что у вас там за расследование Пуаро недоделанных, но я скажу тебя так Ненси Дрю. Ты напал не на тот след.       — Я вам не верю! — Нет, он не хотел верить в то что это тупик. Он развернулся и громко зарычал, снова схватив Кристиана и замахнувшись на него, немного ужарив того спиной о зелёную доску, что была за столом. Учитель выставил перед собой руки.       — Риккьярдо! Даниэль! — Закричал Кристиан, чтобы остановить парня, — прежде чем ты сделаешь то о чем потом страшно пожалеешь послушай меня, хоть раз! — мальчик застыл, ожидая все же услышать признание… — я знаю только, что Бьянки сбежал, а Росберг убил себя, что происходило с Ферстаппеном, кроме ваших непонятных отношений мне неизвестно, я видел то, что видел, а тем более откуда я должен знать, что происходит с Феттелем, — Дэн внимательно выслушал и опустил кулак вниз, — вы для меня лишь ученики. Приходите, ведёте себя как мелкие ушлепки, я реагирую соответствующе, и вы уходите. С Максом я тебе объяснил, я слежу за ним по просьбе его отца. Как ты объяснишь тогда всех остальных? — Дэн задумался. Если он следил за Максом по просьбе отца из-за долга, то действительно связь с другими ребятами не имела смысла, хотя он все еще его подозревал, — дай угадаю, это Сирил тебя надоумил, что я плохой человек. А сам его не прижимал? Или чем ты сейчас занимаешь, «плохой коп»? Он не рассказал тебе зачем это делает.       — Он сказал не спрашивать о его мотивах… — это был подозрительно, месье Абитебуль рассказал ему ровным счетом ничего, лишь то, что у них у «детишек» получается уничтожать гораздо лучше, это было очень странно. Дэн отпустил снова Хорнера и отвернулся к уликам.       — Вот тебе и пища для мозгов, — Риккьярдо готов был поверить, что Хорнер не причем, но тогда у него оставалась масса вопросов, — а теперь смылся отсюда и я притворюсь, что этого вообще не происходило. Мне не нужны проблемы, тебе не нужны проблемы, — хоть в чем-то они были согласны, им не нужны были проблемы. Дэн не хотел вылететь за нападение на преподавателя, а Хорнер не хотел потерять работу из-за причастия к делу Ферстаппенов.       — Простите, я… просто был уверен… — Даниэль совсем запутался, если это не Кристиан Хорнер, а теперь на передний план выходит Сирил Абитебуль, человек, на которого совсем не падали подозрения ребят. В это было сложно поверить, но это имело смысл. Ведь последнюю улицу они нашли именно в его шкафу. Единственные два человека, у кого не было никакой прямой связи с делом, были Веббер и Бинотто. Дела набирали какой-то внезапный оборот.       — Что я плохой парень здесь? А кто нет? — И в этих словах был смысл. Куда ни глянь, повсюду были плохие парни, — вот Риккьярдо, ты вроде неплохой парень, но башка у тебя дурья, — мальчику дали легкую затрещину, но на нее он не обиделся. Он не была какой-то злой. Как и сказанное ему, что он неплохой.       — Что произошло между вам? — Мальчик не мог никак выпустить это из головы, он помнил, что Сирил сказал ему, что они раньше были в хороших отношениях, что же произошло. Что сподвигло одного подставить другого. Друзья обычно так не поступают… ну только в крайних случаях… как с Максом, — Месье Абитебуль сказал, что вы раньше были друзьями, пока не занялись темными делишками? — Неуверенно спросил Риккьярдо.       — Тёмными делишками? Смешно. А про свои он не захотел рассказать? — Разочарованно махнул головой Хорнер, — у меня были проблемы в семье, а у нас было общее дело, но мне пришлось его оставить, потому что жена сильно заболела, я искал деньги, а он не хотел помогать, я вышел из дела, пытался заработать любыми другими способами, темные делишки знаешь, так я и задолжал Ферстаппену, — Дэн ладе не предполагал услышать такую историю, ему даже стало жаль мужчину, но настолько, чтобы все ему простить, — увы я был с ним давно знаком. Мне он сам не очень нравится, но тогда я не понимал, что за человек был Ферстаппен, однако любая помощь это все ещё помощь. Это были отчаянье времена. Все выправилось, но я не смог вернуть друга, ещё и работаю на придурка, — хлопнул рукой о свой бок Хорнер. Только вот у Даниэля все еще оставался вопрос.       — Так зачем вы продолжаете это делать? Почему не оставите Макса в покое, если понимаете, что связались с придурком? — На месте Хорнера, Да он бы давно разорвал любые отношения с таким человеком. Обрубил бы любые контакты и забыл бы имя. Почему же Хорнер позволяет этому продолжаться, если он сам признает, что ему это не нравится.       — Риккьярдо, тебя совсем ничему жизнь не научила, тем более в этих стенах, — Дэн помрачнел, кажется, он понимает к чему ведет преподаватель, — а кто будет платить по счетам? Ты не кидаешь подобных людей, потому что не успеешь обернуться, как они кинут тебя под поезд, — Йос Ферстаппен опасный человек. Он в этом убедился на собственной шкуре, но, чтобы даже взрослый его боялся… Дэн просто надеялся, что дело, которое начали против Ферстаппена старшего, обернется успехом. Что Макс больше никогда не встретит больше этого человека в своей жизни, — шуруй давай с глаз моих долой. Этого разговора не было. На этом все.