Les petits coureurs

      Последние мгновения тишины и спокойствия царили в школе интернате, перед тем как туда вернуться дети и начнётся второй семестр, но для кого-то спокойствие закончилось раньше предполагаемого. До подъёма ещё было полчаса, а кто-то уже яростно стучал в дверь комнаты Себастьяна и Шарля. Феттель спал без задних ног, наслаждаясь каждым мгновением блаженного умиротворения, потому даже не услышал того, как кто-то стучал в дверь, а вот Леклер наоборот последнее время спал просто отвратительно. Очередной секрет, который от него скрывали. Пьер так и не поведал ему, о чем же тот разговаривал с Себастьяном, даже Новый год не смог стереть некую тень обиды и любопытства. Ему казалось будто Гасли снова ему не доверяет, но не мог же Себ наговорить что-то плохое про него? Шарль поднялся на кровати. Его волосы торчали во все стороны, а глаза все ещё слипались от сна. Мальчик лениво спустил свои ноги и лениво зевнул, он накинул на себя одеяло и пошёл к двери, ели перебирая ногами. Его уже надоел этот невыносимый стук. Как Себастьян может вообще продолжать спать? Леклер распахнул дверь и через дрему увидел довольно неожиданного гостя. На пороге их комнаты стоял Льюис Хэмильтон и явно только с дороги с сумкой наперевес.       — Ты, по-моему, комнатой ошибся, — медлительно отреагировал Шарль, не упустив шанса, выдать в ход немного сарказма. У него было два простых вопроса «какого черта Льюис забыл у них на пороге?» и «какого черта так рано?». Льюис выглядел взволнованно, заглядывая за плечи Шарля.       — Мне нужен Себ, — сразу выпалил Льюис, пытаясь проникнуть в комнату Леклера и Феттеля, но Шарль не дал ему пройти, потому что он просто совсем не понял, что тот хочет и зачем ему нужен Себ. Почему всем так нужен Феттель? Его драматичной натуре «Примадонны» не нравилось, что тот крадет все внимание.       — Воу, погоди, «северный олень», — Шарль выставил руки вперед, снова не пуская Льюиса в комнату, вот чего ему не хватало, так это разборок с утра пораньше, — с чего вдруг такая спешка и нахрена тебе Себастьян в такую рань? Ты меня, конечно, извини, но не может это сегодня подождать? — Он хотел бы немного отоспаться прежде, чем сюда снова вернуться толпы шумных мальчишек и прощай спокойствие, но более того, вернуться учителя, а еще… вернется их маньяк, — в конце концов, последний день, когда можно отдохнуть, а ты падаешь как снег на голову, Себ ему, видите ли, нужен, — нагло фыркнул Шарль. Льюис был не авторитет для Шарля и после того, как он вел себя с Себастьяном, он казалась ему просто лишним раздражителем для немца, который из-за шума, начал просыпаться.       — Шарль, это Кими там? — Себастьян поднялся с кровати, потирая свои глаза. Кими даже пушечным залпом сложно было пробудить, не говоря о том, что он сам никогда в жизни не проснется так рано и пойдет внезапно к Феттелю, только если это было что-то очень срочное, что тоже вряд ли, он был слишком ленив для такого, — не рано ли для него?       — Я о том и говорю, — цокнул языком Леклер, обреченно вскинув рукой. Все тело неприятно тянуло, потому что оно все еще не проснулось, он лениво отклонился назад, потянув свою спину и посмотрев на Феттеля, — нет это… Лулу, — вскинул бровями Шарль, хитро посмотрев на Льюиса. Он знал, что ему это не понравится.       — Не зови меня так, — грубо сказал Хэмильтон, толкнув немного Леклера. Атмосфера накалялась. Шарль толкнул Льюиса в ответ. Может тот в конце прошлого года он и пытался изменить отношение к себе и расположить других, но вот Шарль что-то не был сейчас в настроении входить в положение или раздавать кредиты доверия. В конце концов, его слишком рано подняли с кровати.       — Как хочу так и называю, — снова тыкнул Шарль в грудь Хэмильтону, — ты как бы вламываешься в нашу комнату, нарушаешь мой сон, — Леклер хотел было щелкнуть по носу Льюису, тот ничего не сможет сделать, пока рядом Себастьян, но тот как раз его окликнул, и Шарль отвлекся. Немец что-то сказал монегаску и тут с раздражением вздохнул. Он посмотрел на Льюиса глазами полными недоверия и некого раздражения, — только не заходи, я стесняюсь присутствия «светила» в своей комнате. Хватает уже одного, — пробубнил Леклер и добавил, — Себ сейчас подойдёт, — Шарль отошел от двери и на его месте тут же появился Себастьян, который вышел из комнаты и прикрыл за собой немного дверь.       — Кажется ты его не с той ноги поднял, — Усмехнулся Феттель, он смотрел на Льюиса и не понимал, что он чувствует к человеку, что стоит перед ним. Он вроде и рад его видеть, но и была какая-то примись отвращения к нему, которую он старательно сдерживал, — не ожидал тебя здесь увидеть так рано… — Внезапно Льюис скинул свою сумку на пол и встал на одно колено, взяв руку Себастьяна, в свои ладони, — что… что ты творишь? — Себастьян осмотрелся по сторонам, вроде в такую рань все еще спят, было темно, так как зимнее солнце встает поздно, но все равно… Это было странно, мало ли кто увидит происходящее здесь, он попытался потянуть юношу на себя, — живо поднимайся! Льюис?!       — Себастьян Феттель, — в половину голоса сказал Хэмильтон, опустив свой взгляд в пол. Он сжимал руку Себастьяна крепко-крепко. Немцу даже было немного больно, но он больше не проронил ни слова, не только прибывая в легком шоке, но и позволяя сказать Льюису то, что тот задумал, — я пришёл просить у тебя прощения за всю ту боль, что я тебе причинил, — Себ молчал, не зная даже как реагировать на происходящее. Льюис частенько просил у него прощения, но во всех этих словах «прости» никогда не было и доли искренности, которую он сейчас пытался вложить сейчас. Феттель очень сильно злился на Льюиса, когда тот променял его на Росберга, но злость тут же улетучилась, когда сам Нико чуть не умер, оставляя лишь тонкое послевкусие горечи и сожаления. Хэмилтон был глубоко несчастным и одиноким. Он не мог злиться на него, лишь сожалеть, но и близко к себе он его не подпускал, ему нельзя было ни в коем случае доверять. Так… по старой «дружбе», что-то делал, ведь какие-то чувства к этому мальчику у него все еще оставались, но эту дверь он закрыл и только отголоски былого раздавались из-за неё, вряд ли он хочет ее снова открывать. Потому он и не понимал зачем ему это сейчас. Неужели рассчитывает вернуть его? Вроде предпосылок к этому он не видел. Вот чего уж точно не хотел сейчас Себастьян, так это отношений. В этом плане ему хватало Кими, который без надобности не лез к нему. Он не хочет показаться эгоистом, но после всего того, что с ним было, он просто хотел побыть для себя. Просто оправиться, на сколько это возможно.       — Да я уже не злюсь на тебя, — прошипел Себастьян, но Льюис не верил в эти слова и продолжал стоять на своём, теперь Себастьяну показалось, что тот специально попытается его дразнить, потому что знает, что у того начнётся паранойя, очень не многие знали, что они были вместе, — ну-ка живо поднимайся! — Себ перестал церемониться и со всей силы пытался потянуть на себя Хэмильтона, но понял, что он совсем слаб. На секунду Феттель испугался ещё сильнее. Он и не замечал, что он напрочь истощил свои силы. Он замечал легкую тяжесть, но Льюиса он смог бы поднять… в обычной ситуации. Сейчас он не знал, чего страшиться больше, того, что британец продолжает стоять перед ним на одном колене или то, что в нужный момент не сможет себя попросту защитить.       — Я понимаю, ты меня часто выручал, — Себастьян находился как в тумане и не сразу понял, что ему сейчас говорил мальчик перед ним, — за что я очень благодарен, — мальчик отмер и опустил свои глаза к Льюису, слабо усмехнувшись. Кого он только ни выручал.       — Ох ничего себе, — вскинул бровями Себастьян, парень немного покраснел, мало кто отмечал его помощь, хотя он чувствовал, что во всем этом был какой-то подвох, Хэмильтон так просто ничего не делает, — но мне твои просьбы дорого порой обходились, — немного саркастично произнес Феттель. Последняя просьба была помочь Вальттери, вот она уж точно обошлась ему очень дорого. Он подозревал, что так все и обернется. Больше, он не подозревал, он знал, но все равно это сделал. Себ не знал почему. Это был глупый поступок, он мог просто ничего не делать. Это была не его забота… но он сам пришел к нему.       — Мне правда жаль, — голос Льюиса звучал крайне жалобно, а еще непростительно громко для столь раннего часа, трудно было противостоять его харизме и актерскому мастерству, а Себ был практически уверен, что это были именно они. Льюис никогда не чувствовал вину, для него это довольно новое чувство, а потому до конца искренним он быть не может, — за то сколько боли я причинял всем тем, кто был рядом со мной, и я хочу просто искренне попросить у тебя прощения.       — Боже, да я прощаю тебя, — тихо сквозь зубы выпалил немец. Он чувствовал спиной, что Шарль определенно их подслушивал, а его чутье так и кричало, что вот-вот кто-то увидит их в коридоре, — только прекрати этот цирк, — он снова попытался поднять Льюиса, но тот стоял на месте подобно каменной статуи, — ты сейчас всех перебудишь, и кто-то это может неправильно понять, — кажется Феттель слышит, как кто-то идет в их сторону.       — Кто может неправильно это понять? — Льюис с улыбкой и полным непониманием посмотрел на Феттеля. Его забавлял сконфуженный немец, сейчас такое раннее утро и совсем темно, тем более сегодня был последний день, когда можно было отоспаться, так как уроков пока не было, ведь сегодня просто идут сборы. Все возвращаются с каникул и пытаются вернуться в жестокую реальность.       — Вальттери, например? — Внезапно выбил его из колеи Себастьян, который заметил, как финн появился в коридоре в пижаме и смотрел в сторону Льюиса и Себастьяна, замерев на месте, как будто увидел призрака. Феттель смотрел на Вальттери и в ту же сторону посмотрел и Льюис, но только тот развернулся, Боттас начал уходить обратно в свою комнату.       — Черт! — Льюис подскочил на месте и хотел побежать сразу за Вальттери, но обреченно остановился, вскинул голову к потолку и громко выругавшись. Боттас не должен был этого видеть. Это не то, как он планировал встретить его, а он не любил, когда его планы рушились, а это в последнее время происходило слишком часто.       — Господи, — усмехнулся Феттель, посмотрев куда-то в сторону, до него только что дошло, конечно, его чувства его не обманывали, — ты пришёл для репетиции извинения, ты слишком предсказуем, — парень облокотился о дверной косяк, Льюис и раздраженно потер переносицу. Себастьян потупил немного взгляд и покачал головой, не то, чтобы он был разочарован, но осадок явно остался, хотя он отметил, что сам Льюис пытался быть искренним, не стоит это губить в зародыше, — вот тебе совет. Когда извиняешься, смотри в глаза, — Феттель указал двумя пальцами на свои глаза, буквально стараясь объяснять максимально примитивно, — не надо этой претенциозной фигни, — Себ хлопнул Льюиса по колену и тот очень возмутился, что подняло настроение Феттеля, — я по ней буквально услышал голос Росберга в своей голове, — вот уж кто точно мог разыграть такую сцену, Нико всегда умел шокировать и привлечь внимание, — сразу видно с кем ты каникулы проводил, — усмехнулся немец и Льюис удивился, потому что к нему правда приезжал Нико, это была интересная встреча, но дома ему было до безумия одиноко, а он был его спасением, — я на тебя не злюсь, но впредь, так больше не делай.       — Но я правда пришёл извиниться, — тише начал говорить Льюиса, который выглядел абсолютно подавленным и потерянным, второй раз он попытался сделать что-то правильно, но снова жизнь дает ему пощечину и со всей силы, — и, да, попросить совета, но Себ. Я не врал.       — Эй, — Себастьян щелкнул Льюиса по носу и тот удивленно похлопал своими длинными ресницами, — кто этот парень стоит у меня на пороге и говорит, что он якобы Хэмильтон, вы тут «допельгангера» не теряли? — Льюис начал дуться на немца. И кто теперь смеется последним? Однако Себастьян не хотел издеваться над Льюисом потому подтолкнул его вперёд, — иди к нему и скажи все как есть. Что на самом деле чувствуешь.       — А что, если он меня снова пошлёт? — Льюис уже был совсем не уверен, что он должен делать. Он был абсолютно растерян. Он большую часть каникул вынашивал план по примирению с Вальттери, подключил к этому Нико, а он сумел порушить все буквально за долю секунды. Хотелось провалиться на месте.       — Не пошлёт, — хмыкнул Феттель. Он видел достаточно за эти три недели, что он провёл в спокойствии. Он наконец мог снова влиться нормально в то маленькое общество мальчишек беспризорников, которые просто занимались своими делами. Он наблюдал за каждым и, наверное, самым несчастными всех живущих в этих стенах был именно Вальттери Боттас. Он был совсем не в своей тарелке. Даже Ландо со всей его историей печальной любви выглядел живее, чем Боттас окружённый друзьями. Как будто тот потерял часть себя, смысл для существования. Есть люди, которые в одиночку могут идти вперёд, а есть те, которым нужна опора, они очень долго переживают расставания. Может финн и старался не показывать, как он горюет, но некоторые прекрасно чувствовали его, — он скучает по тебе, это видно невооруженным глазом, только не смей ему это говорить.       — А, я тебе подарок привёз, — как будто опомнился Хэмилтон от шока. Он действительно после произошедшего был немного заторможенный, а ещё поведение Себастьяна его немного удивило. Себ в свои лучшие времена всегда отличался тем что был нагловат, но не по отношению к Льюису, стоило узнать Феттеля получше, как он становился абсолютно милейшим парнем, а сейчас он испытал на себе те остатки прошлого, той немногочисленной дерзости, что осталось в немце, — помню у тебя кепка была Феррари, и ты ее потерял, — это было не совсем так, свою кепку Себастьян отдал Марку, его все время забавляло как та сидела на пышных каштановых волосах Вебера. Сейчас же эта кепка была у ребят, и он не очень хочет ее обратно. Он даже прикасаться к ней не хочет. Феттель был страшным поклонником Феррари, для него очень дорога была эта вещь, но она была опорочена. Его любовь угасла не только к Марку Вебберу, но и к вещам, которые когда-то грели его душу и поднимали настроение, — я привёз тебе ветровку. Надеюсь, она тебе понравится, — сумка Льюиса казалась была забита до отказу вещами, но на самом деле половину места занимала дутая трёхцветная куртка с ярким красным конем на спине и кричащим лого Феррари. Куртка была невероятно красивая, она была черно-бело-красная, со всеми логотипами спонсоров. В обычной ситуации Себастьян бы уже незамедлительно бы надел ее, но сейчас…       — Знаешь, — Феттель замялся и неловко почесал свой затылок, тут же словив на себе грустный взгляд Льюиса, который совсем не понимал, что не так с его подарком. Неужели он был настолько невнимателен, что даже не запомнил, что нравится Себастьяну, — тут такое дело, я так-то уже не особо люблю Феррари… — тут резко распахнулась дверь в их комнату, и показался Шарль. Конечно, тот держал ухо востро, кто бы сомневался, весь этот спящий на ходу вид не убедил Феттеля. У Шарля была такая привычка, если уж он проснулся утром, то заснуть он уже вряд ли сможет.       — А вот я не откажусь, — он выхватил из рук Льюиса куртку, быстро разглядев ее. На его лице расползлась довольная ухмылка, подарком он был явно доволен, пускай и не его, — мерси, — подмигнул он Льюису и снова скрылся за дверью, крепко прижав к себе ветровку. Это было явно не то, как представлял себе все Льюис, он думал, что это будет их знаком примирения, а не поводом для ухмылок наглого Леклера, но Себастьян лишь с улыбкой покачал головой.       — Спасибо Льюис, я ценю этот жест, — Феттель тоже прекрасно понимал, что это был для Хэмильтона интимный момент, который так злостно нарушил Леклер, был бы на месте Льюиса сам Себастьян, скрипел бы от гнева зубами, будь все немного по-другому, он бы с радостью принял бы подарок, — пусть Шарль носит себе на здоровье. А теперь иди, — он похлопал по плечу Льюиса, пытаясь хоть как-то подбодрить, — не надо терять со мной время.       — Я никогда его с тобой не терял, — начал активно возражать Льюис, пытаясь переубедить Себастьяна об обратном, хотя то время, проведённое вместе, все ещё казалось ошибкой, большой авантюрой.       — Ага, да, — не смог сдержать горькой улыбки Феттель, — врешь как дышишь, — поджал нижнюю губу Себастьян. Льюис улыбнулся и потрепал волосы Феттеля. Он на мгновение засмотрелся на смущенного Феттеля, будто был заворожён этими маленькими деталями. Можно сказать, он скучал по этим маленьким жестам. Это знак, что все будет на своих местах? Что он поступил правильно?       — Рад, что у тебя снова кудряшки начали отрастать, — Себ больше не трогал свои волосы, на голове снова царил кудрявый бардак, не в таких масштабах как раньше, но уже было что-то похожее. Да и сам Феттель скучал по своим пушистым золотым кудрям, он как будто родился заново, хотя он по-прежнему чувствует, как что-то тянет его на дно. Он все ещё был в оковах его отвратительной реальности, — они тебе идут.       — Спасибо… — Себастьян не успел ничего больше сказать, потому что уже через секунду он смотрел в отдаляющуюся спину Льюиса. Он не понимал, что чувствовал. Это было так странно, вроде все становится на круги своя. Он хорошо проводил время на каникулах, он освободился от вечного чувства тревоги, а сейчас с возвращением Льюиса, две его жизни начали опасно сталкиваться. Мальчик внезапно потер свою шею, будто почувствовав странное дыхание на своей коже, будто кто-то все это время следил за ними. Парень обернулся, но по ту сторону коридора никого не было. Странное начало дня. Дверь в комнату Шарля и Себастьяна закрылась.       Льюис направлялся в свою комнату. Сначала он буквально летел к двери, хотел как можно скорее все уладить, но чем ближе он приближался к уже знакомой двери, тем сильнее замедлялся его шаг, а как только он оказался перед ней он замер. Он смотрел на дверь с абсолютно пустой головой. Его поток мыслей, который преследовал его с момента, как увидел разочарованный взгляд Вальттери, внезапно стих. Абсолютная тишина. Он не знал, что скажет, когда зайдёт в комнату, а ведь еще пару минут назад ему казалось, что у него был план, даже что-то похожее на речь, которые были так жестоко раскритикованы Себастьяном, но зато честно. Он тоже понял, что извинение в стиле Нико Росберга не по его части, да и Вальттери вряд ли оценит. Те двоя так никогда и не сблизились, хотя и ходили всегда вместе, но у них была общая причина. Льюис Хэмильтон. Льюис тихо упёрся лбом в дверь, положив одну руку на деревянную поверхность. Он бы хотел читать мысли, понять через дверь, готов ли Вальттери к диалогу или подождать, а может просто отпустить? Льюис не заслуживает такого друга как Вал.        Стоять у двери можно было вечно. В конце концов можно было просто попасть в ещё более неловкую ситуацию, если сейчас снова Боттас решит выйти из комнаты, а на него тут же упадёт Хэмильтон. Финн сгорит от стыда и будет проклинать британца до конца его дней, потому чаши весов склонялись к тому, чтобы сейчас нажать на дверную ручку и зайти в комнату, а там будет что будет. Хэмилтон отошёл от входа в их комнату, резко набрал в грудь побольше воздуха и резко дёрнул дверь на себя. В комнате было до ужаса холодно, все, потому что кто-то открыл нараспашку окно откуда валил морозный воздух. Комнаты напоминала собой холодильник, а в этом снежном царстве на кровати лицом к стене лежал Вальттери. Несмотря на то, что финн был здесь, в комнате было как-то очень пусто, хотя с подоконника на Льюиса смотрел шлем, который он подарил Вальттери на Рождество. Ему стало приятно, что тот не спрятал его в шкаф, значит он думал о нем, но от всего веяло страшным одиночеством. Если это не было олицетворением души Вальттери, то что это было?       — Привет, Вал… Как дела? — Боттас даже не повернулся к Льюису. Звучало это так наигранной и неловко. Хэмильтон закрыл за свою дверь и прошёл в комнату, но финн, по-прежнему лежал, уставившись в стену. Ни единая мышца не дернулась на его лице, — тебе понравился мой подарок? — Он указал на шлем, а затем сел на свою кровать скидывая с себя сумку и снова звенящая тишина в ответ, тогда Льюис решил тут же перейти к сути? — Ты все не так понял…       — Что я не так понял? — Вот тут Вальттери резко отреагировал. Он не сильно повышал голос, он всегда был уравновешенным, но в нем явно слышалась злость, даже отвращение, пропала монотонность присущая его обычной речи, — мы с тобой друзья или что? — Такие вопросы пролетали как пули рядом с сердцем Льюиса, не щадя раня его, — как будто мне есть дело до того, что ты там говорил Себастьяну стоя на одном колене, — не знай Хэмильтон Боттаса, сказал бы что тот ревнует. Вал… к его бывшему, который сейчас сам находится на грани бездны. Нет, это не про Вальттери, хотя заставляет задумать его поведение, — по-моему, мы расставили все точки над и, еще в конце того года, так что не вижу смысла что-либо менять!       — Я пытался отрепетировать извинение перед тобой, Вал, — перебил того Льюис, покачав своей головой, закрыв свои глаза. Боттас возмущенно вздохнул, но не нашел слов, чтобы ответить британцу. Льюис взглянул на озлобленного финна, он не видит в нем своего Вальттери, который спокоен, но всегда тепло к нему относился, который всегда его выслушивал и всегда соглашался со всем, но если взглянуть на это под другим углом, то Хэмильтон просто пользовался их дружбой, своим положением, самим Вальттери. Прокручивая воспоминания как пленку старого фильма, он мог заметить, как в какой-то момент искренность в той теплоте начала пропадать, а затем и вовсе исчезла, обращаясь в холодную пустыню равнодушия. Так и умирает дружба? — Я вижу смысл что-то менять. Мне не хватило духу пойти с тобой на еще один разговор после того, как ты жестко меня отшил, — он чувствовал себя очень подавленным, когда Вальттери просто встал и ушел, оставляя лишь за своей спиной сплошную безнадёжность, — я решил все смягчить, подарив тебе шлем, — он посмотрел на шлем на подоконнике. Он отдал за него много денег, хотя глубоко в душе, когда он брал этот шлем, понимал, что теперь дружбу просто так не купишь.       — Можешь забирать его… — кивнул Вальттери в сторону шлема и тут воцарилась гробовая тишина, которую можно было резать ножом. Льюису стало больно, но он видел, что и Вальттери было также. Он читал в его глазах отказ. Отказ от собственных слов. Это не он говорил. Это говорила за него его боль, которую причинил сам Хэмильтон.       — Ты не хочешь этого, — покачал головой Льюис. Боттас лишь зашипел и усмехнулся, потерев свои ладони. Тут он его подловил, ему правда очень нравился этот синий шлем, было бы обидно лишаться такого подарка, хотя если бы Льюис вручил его лично, он скорее всего просто бы отказался от него, а так у него попросту не было выбора, да и ребята на него начали давить. Шлем первое время пользовался большой популярностью, каждый хотел попробовать натянуть его на себя.       — Правда. Не хочу, — подтвердил Боттас. Только на секунду Хэмильтон с облегчением выдохнул, как финн продолжил на него наседать, — а что мне еще делать? — Это был риторический вопрос, да даже если нет, то у Льюиса совершенно точно не было на него ответа. Действительно, а что делать Вальттери? Он не хочет снова попасть в путы токсичной дружбы, он не хочет снова быть инструментом в руках Хэмильтона, он не хочет односторонней дружбы, где он дает все, а взамен у него ничего, — я не знаю, что мне думать, что мне требовать от тебя, давать ли мне тебе второй шанс, а главное заслуживаешь ли ты этого второго шанса? Потому что снова мешать себя с грязью я не собираюсь.       — Я и не хочу этого, — Льюис был уверен в своих намерениях, уверен в том, что он достоин ему оставалось просто убедить в этом Вальттери, он сделает все для этого. Он видит, что здесь без друзей не обойтись, а Вал был лучшим для него вариантом, как и сам Льюис для Вальттери. Они связаны, с самой первой их встречи. Они разные, но их противоположности сразу же притянулись, они дополняли друг друга, — я хочу, чтобы мы снова стали друзьями, на равных… как ты это себе представляешь.       — Я представляю себе нормальную дружбу, только если ты будешь нормально себя вести, — он указал на Хэмильтона, тот явно хотел предъявить ему за все, ели сдерживался, чтобы не припомнить тому какую-то гадость, — а я что-то очень сомневаюсь. Я не могу снова просто взять и начать доверять тебе. Это не так просто, — первый раз завоевать доверие можно, оно выстраивается довольно быстро, но его очень легко потерять и завоевать его второй раз намного сложнее, иногда практически невозможно полностью вернуть доверие, — просто подарить шлем недостаточно, понимаешь?       — Понимаю, прости меня, — обреченно выпалил Льюис, он уже понял это, ему не нужно было повторять, — я хочу стать лучше, быть лучше для тебя, Вал. Я знаю, что сделал тебе очень больно, понимаю, что я не должен был к тебе относиться как к инструменту, последние события открыли мне глаза, — он готов был пасть ниц, лишь бы тот поверил ему и кажется проблеск в глазах его собеседника все же появился. Тот сложил руки на груди, вскинув одной бровью.       — Либо одиночество, — пожал плечами парень, — оно отрезвляет, заставляет взглянуть на себя по-новому, не так ли? — Вальттери говорил больше по собственному опыту. Когда ты в одиночестве ты остаешься один на один со своими мыслями, а те в свою очередь начинают говорить тебе правду, а затем буквально кричат. Какое-то время ты живешь с этим, а потом это становится невыносимо. Видимо тот же крик одиноких мыслей и привел Льюиса обратно к Вальттери.       — Да, ты прав, — не противился Льюис, порой стоит иногда признавать, что ты слаб, что ты одинок, это делает тебя более человечным, это помогает излить свою душу. Долгое время держать в себе тяжелый груз не очень полезно, — я не прошу сразу мне довериться, — Льюис начал осознавать все тонкости доверия и дружбы, что это очень сложный механизм, не все дается так просто, как раньше предполагал, как раньше он все с легкостью получал, — но я прошу у тебя шанс, дать мне добиться твоего доверия. Я изменюсь, обещаю, — Боттас молчал, долго всматриваясь в глаза Льюиса, пытаясь понять, тот пытается надуть его или нет, действительно ли он хочет себе друга, а не куклу, — Вал?       — Ты обещаешь, что изменишься? — Медленно с вопросом в каждом слове говорил финн. Это был последний рубеж, чтобы убедить его, что дать шанс Хэмильтону будет хорошим решением. Что в этот раз все пойдет правильно.       — Обещаю, — от чистого сердца сказал Льюис. Вальттери долго не раздумывал этот раз и быстро дал ответ.       — Тогда посмотрим, что можно будет сделать, — пожал плечами финн, что было довольно быстро, учитывая, что до этого он жестоко игнорировал Хэмильтона неделями и действительно ранил его чувства. Это стало походить на какой-то «сит-ком», на столько ситуация становилась абсурдной.       — Ты даёшь мне второй шанс? — Недоверчиво переспросил Хэмильтон. Все это ощущалось как одна большая и жестокая шутка, а может, потому что Хэмильтон сам не был уверен, что делать с этим вторым шансом. Он думал, что придется бороться даже за шанс.       — Я даю тебе второй шанс, — легко сказал Боттас, его даже забавляло, что Льюис так растерялся его банальной доброте. Он в конце концов не монстр и не королева драмы, чтобы разыгрывать очередной школьный спектакль. Для него это что-то вроде интерпретация фразы «краткость — сестра таланта». Вальттери слишком хорошо знал Льюиса, потому то, кого он видит сейчас перед собой, это мальчик, который действительно готов меняться. Хэмильтон не извиняется искренне, не соглашается с другими, он всегда самый умный и самый правый. Для Вальттери слова сказанные здесь уже много значили.       — Это было быстро… — легко усмехнулся Хэмильтон, хотя с души у него как будто камень упал, даже целый камнепад, вот на сколько Льюис не был уверен в своем намерении, — я думал на колени придётся все же встать, — это при том, что он все же хотел, чтобы Себастьян остался единственным человеком, перед которым он вставал на колени. Все еще ощущался привкус унижения и когда в следующий раз он увидит Нико, он точно даст ему подзатыльник.       — Знаешь, я могу также легко и забрать у тебя этот шанс, мне не сложно, — Вальттери сложил руки и намеревался лечь обратно в кровать и наигранно игнорировать очередные попытки Льюиса извиняться, точно предугадав, как сейчас все обернётся, — ты тут выебываться решил или дружбу возрождать?       — Нет, нет, нет, язык за зубами, — Льюис все же упал на колени перед Вальттери, испугавшись, что одной фразой снова все уничтожил. Он сложил перед собой руки и буквально взмолился, но Вал лишь тихонько начал смеяться, намекая на то, что это была всего лишь шутка. Льюис Облегченно выдохнул, поняв, что финн его надурил, и встал с колен и просто сел рядом с Боттасом. В комнате воцарилась тишина, ему стало как-то неловко, обычно люди должны скрепит чем-то такое событие и ему в голову пришла самая обыкновенная идея, которая не пользовалась такой большой популярностью в рамках их дружбы, — а можно я тебя обниму? — Глаза Вальттери еще никогда так широко не раскрывались от удивления. Он вскинул одной бровью и медленно взглянул на Льюиса.       — Ты знаешь, что я не человек объятий, — начал объяснять финн, буквально на руках. От неловкости он начинал жестикулировать, чтобы люди понимали, что ему неуютно, но сам внутри он был, возможно расположен для того чтобы обняться, — что я холодный и суровый финн, который холод собачий ест на завтрак.       — Пожалуйста?! — С улыбкой сложил руки Льюис и аккуратно толкнул финна в плечо, а тот пихнул его в ответ. Как же быстро сменялось настроение в этой комнате. От злости подавленности, до легкости и улыбок.       — Ладно, — Вальттери потянулся к Льюису первым обхватив одной рукой его плечо, а затем неловко положи вторую руку не спину, положив свою голову на плечо. Льюис же неловко обхватил тело Боттаса, плотнее прижимаясь к нему и закрыв глаза. Объятия неплохая вещь. Проявляя толику эмпатии друг к другу, можно в тайне проявлять весь спектр эмоций. Спрятать самую широкую и искреннюю улыбку в своей жизни или слезы, которые ты держишь в себе так долго, — об этом никому ни слова, — внезапно раздалось в ухе       — Мне самому не солидно, — немного всхлипнув ответил Льюис, он не мог сдерживаться, возможно это был самый душевный момент в его жизни. Такой искренний и ничем не омраченный.       — Ты там что? Плачешь? — Спросил Вальттери немного отстраняясь.       — Да пошел ты, — рассмеялся Льюис.       Тучи начали рассеиваться, становились менее густыми, но солнце было не теплым и желтым, а холодным и серым и только иногда бликовало в промежутках между бегущего от ветра облаков, сияли небольшие проталины, где пряталась жухлая влажная трава. Снег никогда не держался долго в этой части Франции, даже несмотря на то, что это был январь. Как сладок был сон здания, жившего рождественской сказкой, которая постепенно отступала со звуками моторов машин, что все чаще стали появляться во дворе школы. Дети все чаще распахивали двери и нехотя заходили в здание интерната. Антонио вышел из машины, с самыми добрыми пожеланиями от своего отца, хорошо укутав свою голову капюшоном, прижимая его сильнее к волосам, он со скоростью света пробежал по коридорам школы с чемоданом на колесиках, что небрежно бился о все бугры пола. Он быстро добрался до комнаты и постучал в дверь. Та открылась не сразу, мальчику пришлось немного подождать, он нервно постукивал ногой, ели сдерживая эмоции. Дверь перед ним открылась и перед ним появился был заспанный Кими, который сначала не придал значения, но, когда тот увидел грустные глаза мальчика тут же стал серьезней. Он обратил внимание на капюшон, зачем ему надо было носить его. Райкконен неуверенно потянулся к белоснежному капюшону его белой кофты, аккуратно его опустив являя на свет остриженную шевелюру итальянца, которая топорщилась во все стороны. Кими знал, как нравились Себастьяну его кудряшки, но он не был так сильно зациклен на своих волосах, рано или поздно они бы ему надоели и попросту остриг бы их, а затем отпустил бы снова, если не учитывать все эти обстоятельства, которые вынудили его это сделать. А вот Антонио… Он именно любил свои волосы, он ими гордился, аккуратно за ними ухаживал, следил чтобы они не спутывались или не лежали как-то неопрятно. Для него это была настоящая трагедия. Он готов был сорваться на громкий и пронзительный плач, но очень этого не хотел и потому Кими просто аккуратно обнял его. Антонио не обнимал Кими в ответ, а просто обреченно положил голову на плечо финна.       Всю дорогу Алекс и Джордж держали друг друга за руку, но как только машина остановилась, они вынуждены были отпустить друг друга. Разойтись по разным комнатам. Когда Расселл открыл дверь, его встретила пустая комната, где не было ни следа Ландо Норриса, как будто его здесь и вовсе никогда не было. Обычно все было заставлено фигурками из игр, плакатами и фотографиями, сделанными на пленку Пьера Гасли, которую они ходили проявлять на свои же деньги, потому что тех не было у самого Пьера, да и нечестно это было бы по отношению к нему самому. Фотографировать просили их, а платить должен был он? Джордж не понимал, где был Ландо, не понимал, куда все пропало, но увидел какие-то обрывки, что небрежно валялись по углам. Что-то произошло, и Джордж точно знал, кто в этом был виноват. Неважно какая муха бы укусила его друга, но Ландо бы не тронул плакаты будь это обычной проблемой, значит произошло что-то очень серьезное. Британец раздраженно кинул сумку на кровать и сел рядом. Алекса же ждала беда другого характера. Как только он распахнул двери его встретила очень странная картина. Разбросанные на полу вещи и черные кудри, что торчали из-за подголовника кровати и руки, которые держали другие. От удивления Алекс уронил сумку, сразу поняв, что перед собой видит, и тут же на этот звук, поднялась сначала кудрявая голова, а вторая светлая, тут же спряталась под одеялом. Это были Даниэль и Макс.       — О, привет, Алекс, — кокетливо поздоровался Даниэль, подмигнув ошарашенному мальчишке. Албон, раскрасневшись, повернулся к парочке спиной, не желая видеть, что там сейчас происходит.       — Твою мать, Риккьярдо, надеюсь ты там был хоть в трусах? — Он сейчас молился всем богам, чтобы Даниэль как можно скорее накинул на себя одежду и ушел так быстро как только тот умел. Он слышал шуршание простыней, тихие перешептывания. Албон терпеливо ждал, рассматривая свою обувь. Это было просто невыносимо.       — Обижаешь, брат, — похлопал Даниэль Алекса по плечу, щелкнув языком, и прошел мимо него в одних штанах, держа в руке свою футболку. Наконец Албон мог развернуться и зайти в комнату нормально. Мальчик закрыл за собой дверь. Алекс пнул свою сумку к своей кровати и уселся, но чувствуя себя немного неуютно.       — Прости, что ты это видел, — Макс сидел, прикрываясь одеялом, под которым виднелось, что он был в одних трусах, а значит ничего совсем уж непристойного он не застал. Уже радовало. Парень прошелся рукой по своим лохматым волосам, весь красный от смущения. Ему было действительно неловко перед Алексом, — мы не думали, что ты так рано…       — Ни слова больше, Макс… Пожалуйста, — Албон выставил руку вперед и позже потер переносицу. Это было мерзко, но упрекать их было особо не за что, — надеюсь, моя кровать не пострадала, — обреченно сказал Алекс, притягивая к себе сумку, раскрывая ее, чтобы начать разбирать вещи, — как прошли каникулы? — С дороги мальчик был немного уставшим и потому звучал без особого энтузиазма.       — А, хорошо, — Макс тоже был немного сонным и явно головой был все еще в объятиях Дэна, что осыпал его горячими поцелуями. Это было приятное пробуждение от черных щекочущих кудряшек, что так и лезли ему в лицо. Он хотел отползти или отвернуться на сколько-то вообще возможно на одноместной кровати, но Даниэль ему не позволял, буквально взял силой, но он был не против, — были моменты, но в общем замечательно, — вот на что жаловаться не приходилось это на то как он проводил время, он будто и забыл, что у него были какие-то разногласия с друзьями, он забыл, что существует козел, который сломал ему жизнь, он забыл, что существует его ненормальный отец, был он, его друзья и Даниэль. Однако не у всех время прошло так прекрасно у него, — а у тебя как?       — Замечательно, — тоже коротко ответил Албон. Он был с Джорджем и им было так хорошо друг с другом. Они просыпались в одной комнате, гуляли вместе по зимнему городу, играли в игры, и все казалось таким простым, таким нереальным, потому что их обоих преследовал призрак их школы, призрак проблем, от которых они никак не могли избавиться, потому он сразу обратил внимание на то как Макс запнулся на слове «моменты». Есть у Ферстаппена привычка замалчивать и преуменьшать. Что-то случилось, пока их не было, — а что за «моменты»? — Макс растерянно осмотрелся по сторонам. Он чувствовал себя крайне неловко, потому что последнее время не так сильно помогал человеку, которому возможно требовалась помощь.       — Ландо… — Пожал плечами Макс, неуверенно назвав того, кто создавал эти моменты. Норрис абсолютно сходил с ума. То ему становилось лучше, он веселился и вел себя так будто ничего и не произошло, то его снова пожирала тревога, что это мог он что-то сделать не так, что Карлос сбежал от него. В худших его проявлениях это превращалось в паническую атаку и тогда паниковать начинали все, потому что в отличии от Джорджа и Алекса они еще с таким не сталкивались. На себя ответственность брал всегда Нико, он занялся этим вопросом и как «нянька» возился порой с ним.       — Что Ландо? — Напрягся Албон. Они оба переживали, что без них Норрис пропадет, но он рассчитывал на то, что все обойдется, ведь он будет не один. От этого Максу стало еще более стыдно и даже больно. Врагу такого не пожелаешь.       — Карлос? — Снова неуверенно ответил Макс. Этого Албон и боялся, что что-то могло пойти не так между этими двумя. Понятно почему были эти «моменты». Они были в одном кругу, если они ссорились, то это скорее всего бесило всех вокруг. Но почему? Что могло пойти не так? Ландо и Карлос были без ума друг от друга. Неужели спала эта пелена влюбленности, а ведь она казалось довольно плотной.       — Они расстались? — Решил узнать Алекс, тяжело вздохнув. Как же он не скучал по местным стенам. В них всегда до жути много проблем. При всей любви к Ландо, он был даже благодарен, что у него было немного спокойствия, а сейчас придется по всей видимости вправлять мозги Ландо. Снова. Какая же хрупкая душа одного маленького британца.       — Он… — Макс не знал даже как это объяснить, это в любой интерпретации будет звучать неправильно, а любое потенциально неправильное слово, повод для того, чтобы разозлить Алекса. Тот обычно всегда спокоен, но, когда тот в гневе… Это страшно, — сбежал, — это не улучшало ситуации, но возможно, то, что Карлоса не было в школе и неизвестно вернется ли он, спасало жизнь испанца, — ничего не объяснил. Мы не знаем, где он, что с ним, вернется ли. Это разбило Ландо сердце, — Алексу больше не нужно было ничего знать, в отличии от многих, когда тот злился, Албон бледнел, а не краснел. Он должен был поговорить с Ландо. Албон уже направился к выходу из комнаты, но Макс окликнул его, — стой, погоди, он не в своей комнате. Он перебрался в комнату Нико на время каникул, — Албон кивнул и быстро побежал из комнаты. Только далеко он не убежал, потому что навстречу ему появился Джордж, который тоже выглядел крайне злым.       — Что-то случилось с Ландо! — С яростью в голосе сказал Джордж, глубоко дыша, потому что бежал от из комнаты в полном смятении. Он не знал, где искать Ландо, судя по всему, он все еще был в школе, так как его вещи были на месте, кроме разорванных фотографий и пропавших плакатов, догадаться не сложно было, что случилось. Только, что с этим делать он не знал. Искать виноватого? Искать Ландо? Одни догадки.       — Карлос бросил Ландо, — практически одновременно ответил Албон, перебив Джорджа. Вот и подтверждения домыслов Расселла. Только вот откуда это знал сам Алекс, для него вопрос. Мальчишка помотал головой.       — Что? — Он хотел знать все, все подробности. Джордж бы и хотел радоваться, что его правота внезапно решила девяносто девять проблем, но это было отнюдь не так. За долгое время он бы очень хотел оказаться первый раз неправ. Он даже опешил как-то от собственных мыслей, не понимая как такое возможно, хотя сам постоянно твердил, что Карлос тот ещё засранец.       — Макс сказал, что Карлос сбежал, — Албон не знал причин, не знал подробностей, Макс судя по всему тоже их не знает. А нужны ли они им? Сейчас из не это должно заботить, — не уточнял в каком смысле, но говорит Ландо подавлен и у Нико.       — Твою мать, Норрис, — Джордж вскинул глаза к потолку и потёр переносицу. От одного засранца к другому. Знавал он, что между Карлосом и Нико что-то было, они как два сапога пара, в плохом смысле. В понимании Расселла никому из той компании нельзя доверять, — нашел у кого помощи искать, — как будто у самого Ландо был выбор. Ведь самые близкие люди были не рядом, а Макс, который, казалось бы, ближе всех был из присутствующих, попросту не справлялся с ним, — а я говорил! Говорил, черт возьми, — выпалил, прогудев сквозь зубы, британец, — нельзя ему было его доверять, что этот гавнюк такой же, как и они все, — Расселл от досады даже ударил кулаком в стену, но звук не был таким внушительным. Стена стойко приняла удар. Джордж тут же отдернул свою руку и потёр ушибленный костяшки, — ненадежная паскуда, а я тебя послушал, как дурак последний, — с обидой повысил голос Джордж, посмотрев на Алекса, который крайне опешил от такого тона, как будто Джордж винит его в том, что все так произошло.       — Не повышай на меня голос! — Сверху вниз, надув губы, посмотрел Алекс на Джорджа, сложив руки на груди, морально готовясь к обороне. Он не позволит Расселлу переложить всю вину на него, — мы оба тогда виноваты, что уехали! — Он не видел во всей ситуации их вины. Он винил Карлоса в произошедшем, они виноваты лишь отчасти, что не были рядом, но они не всегда будут рядом. Они не сиделки Норриса. Да, они держатся друг друга, но никогда не наешь, что произойдет дальше. Надо научиться справляться с бедами самим. Такой позиции держался Албон.       — Это было твоим предложением! — вскрикнул Джордж, ткнув Алекса в плечо. Рассел же видел во всем произошедшем их ошибку, что они дали повод случиться произошедшему, а в частности Алекса. Он не хотел себе признаваться, что если это их вина, то она лежит на них двоих, он предупреждал, а значит он прав. Только это не так работает.       — Если бы ты не согласился, мы бы оба здесь остались! Это не было бы проблемой! — Это действительно не было бы проблемой, идея была на уровне предложения, да-да, нет-нет, все было просто, но они оба согласились поехать и провести время вместе, а значит оба в этом замешаны, — не пытайся переложить всю вину на меня одного, — зашипел Албон, несколько раз тыкнув в грудь Джорджа, еще пару минут назад они были не разлей вода, а сейчас грызутся как кошка с собакой. В головы стали закрадываться нехорошие мысли, может им стоило оставаться просто друзьями? — Будто это я кинул Ландо. Мы все это сделали. Я, ты, даже чертов Сайнц.       — Привет, — раздался со стороны очень знакомый голос. За Джорджем стоял Ландо, которого Алекс не сразу заметил за спиной Расселла. Британец тут же развернулся на месте, ели удержав внутри очередную претензию, которую готовился высказать Алексу. Ландо Норрис выглядел крайне сонным, что выдавали синяки под глазами и то, что он выглядел каким-то опухшим, каким-то серым, с странной ухмылкой на лице и немного склонившейся на бок головой.       — Ландо! — Удивленно воскликнул Джордж, сразу сменив свой тон, пытаясь сделать вид, что только что ничего не происходило между ними, — привет, а мы тебя искали, — Расселл неуверенно посмотрел на Алекса, который еще тяжело дышал от злости на Джорджа, и Ландо это заметил. От него не укрылось, то какими взъерошенными были его друзья и то как они смотрели на него.       — Я заметил, — монотонно ответил Норрис, его глаза не передавали эмоций, он будто был пустым внутри. Норрис был просто уставшим, от эмоциональных качелей, что его преследовали, от абсолютного отчаяния, до самого обыкновенного пофигизма. В одни дни он был просто собой, в другие не желал выходить из комнаты, он стал поводом для многих разговоров, — вы слишком громко меня обсуждаете.       — Нам так жаль, — сказал Алекс. Он хотел бы как-то сгладить углы, но в глазах Ландо блеснул лишь холод, видимо Карлос слишком больно его ранил, — мы не знаем, что произошло… Чтобы то ни было, ты этого не заслужил, Алекс совершенно не мог подобрать слов, чтобы продолжать разговор, так как каждая сказанная фраза ухудшало положение, он не знает как отреагируют Норрис, а тот как будто это понимал.       — Согласен, — пожал плечами Ландо. Он согласен, такого трусливого и предательского расставания он не заслужил. Это повергло его в пучину сомнений, что во всем виноват он, когда кто-то исчезает из жизни так внезапно всегда в первую очередь винишь себя в этом. Он ещё не до конца пришёл к выводу, что дело могло быть вовсе и не в нем, а то что он просто не разглядел подонка в Карлосе, что так тихо сидел в этих красивых карих глазах, что заманили его в ловушку, — хреново вышло. Бывает, — люди встречаются, люди расстаются, вот какой позиции старался держаться Ландо.       — Как ты себя чувствуешь? — Снова неуверенно спросил Алекс и снова не самый удачный вопрос в адрес Ландо. Он усмехнулся, хоть это и была первая эмоция, которую проявил Ландо за этот короткий разговор, но выглядело это даже немного злобно.       — А ты как думаешь? — Спросил он возмущенно и был прав. Как может чувствовать себя человек, которого кинул тот, в кого был безумно влюблён, когда ничего не предвещало беды, когда ты попал в какую-то вселенную безумия, где ничего неясно, — я не знаю и честно, не хочу об этом говорить, даже думать, мне как-то и без этого хватает всего, — покачал головой Ландо. Его голова и была забита только этим, он отчаянно искал способы отвлечь себя от всего происходящего, но каждый раз возвращался туда от куда все начиналось, с уезжающей машины, где на заднем сидении сидел Карлос и даже не смотрел в его сторону, — я сам во всем разберусь, если до этого дойдет, — он все ещё не понимал, что ему делать, когда Карлос вернётся. А что если не вернётся, это как незакрытый гештальт, ломать до безумия голову, что же произошло на самом деле? Почему он оставил свой телефон? — Я просто рад вас видеть, — постарался переключиться на другую тему Ландо, — только не ругайтесь, пожалуйста. Тем более из-за меня. Давайте мир? А то как-то слишком рано для очередных проблем.       — Прости, — Алекс посмотрел на Джорджа. С одной стороны он извинялся перед Ландо, за то, что он это увидел, а с другой стороны перед Джорджем. Этот скандал был совершенно неуместен. На мгновение они будто и забыли, что они вместе, сколько всего они пережили, чтобы разрушить все на ровном месте из-за испанца, который пускай и поступил некрасиво с их другом, но это не было уже их дело, — согласен, я сам как-то не в духе ругаться. Да, Джордж?       — Ладно, — тот все ещё был немного зол, но тяжко выдохнул, склонив голову и взял Алекса за руку. Это его успокаивало, от Албона всегда веяло спокойствием, даже после того, как тот злился, — может быть, вы правы, — Ландо хотел заверить своих друзей, что сможет сам справиться, что его проблемы больше не должны быть оправданием его слабости. Что он теперь сильнее. Возможно, с его стороны это слишком поспешное решение, но он хотел вылезти из зоны комфорта, хотя это место комфортным язык не повернется назвать.       — Я не ребенок, которому по первому плачу надо бежать и сопли подтирать и решать проблемы кулаками, — Норрис говорил разумные вещи, он часто так делает, просто не каждый раз его воспринимают всерьез, почему-то все видят его маленьким ребёнком, только потому что он больше подвержен тревоге или депрессивным состояниям и пьет из-за этого таблетки, но на деле… — я такой же, как и вы. Просто с немного неустойчивой психикой… Как будто мы все тут офигеть здоровые, — это тоже была правда, а кто в этом месте вообще мог быть со здоровой психикой. Вопрос очень спорный.       Троица смотрела друг на друга в тишине. Алексу и Джорджу надо было осмыслить только что ими услышанное. Может они правда слишком опекали его. Две нервные няньки, которые при любой возможности готовы были пустить в ход кулаки, которые осуждали то, что Ландо сблизился с другой компанией, то, что Ландо начал встречаться с Карлосом, хотя сами в свое время дали на то свое добро. Можно было во всем этом заметить некий шлейф лицемерия. Алекс был прав, они оба виноваты, что, конечно, все еще не оправдывает поступка Сайнца. Ребята пошли в сторону гостиной, просто болтая о своем. Надо было действительно отвлечься от негатива. Как никак британская троица была снова вместе, а Алекс и Джордж подготовили для Ландо подарок, и пока телевизор был на месте можно было еще успеть немного поиграть.       Себастьян вышел из своей комнаты переодетый в теплую спортивную форму, он хотел просто сходить на пробежку, немного развеять мысли перед тем, как снова окунется в атмосферу школы. Ему нужно было подумать. Нужно было все сделать правильно с Веббером, он шел, склонив голову, в сторону лестницы и как только распахнул дверь на лестничную клетку, кто-то схватил его за руку и утянул наверх, приложив головой к стене. Он больно ударился затылком и ему даже не надо было смотреть кто это был, он сразу понял. Как же он сейчас ненавидел свою жизнь. Не даром у него было плохое предчувствие, что кто-то следит за ним. Он смотрел в зелено-карие глаза Марка Веббера, который нависал над ним, сверля своим каким-то безумным, жадным взглядом. Себ старался держать лицо, выглядеть невозмутимым, но дрожь по телу выдавала его с головой.       — Ну привет, Лучик. Как твои дела? Соскучился по мне, — он поцеловал Себастьяна в щеку, один раз, второй, добираясь до виска, мальчик отвернулся, стараясь хоть немного отстраниться, но он чувствовал обжигающее дыхание у своего лица, — молчишь? Снова строишь из себя недотрогу. Мы же оба знаем, что это не про тебя, — усмехнулся мужчина, тогда Феттель злобно взглянул на Веббера своими стеклянно-ледяными глазами, в которых от ярости и страха дергались мелкие зрачки, — что-то в тебе изменилось, — Марк возможно до конца и не понимал, что же такого нового было в Себастьяне, что было не так с ним, но все было просто. Это был взгляд мальчика, который решил, что с него хватит, но тому не понять, он видит в нем жертву, игрушку, — волосы начали отрастать, не трогай их больше… — Он запустил руку в шелковистые кудряшки Себастьяна.       — Не тебе решать, — Феттель перехватил руку Веббера и оттянул ее от своей головы. Раньше он бы вытерпел это, ненавидя себя каждую секунду происходящего, но с него хватит и он был решителен в этой мысли. Пора заканчивать этот больной на голову «роман», если его можно таковым назвать, это был скорее плен, — уйди, пока нас никто не увидел, — мальчик уже хотел уйти, но Веббер снова прижал его к стене, толкнув в плечо. Феттелю уже начало надоедать, что каждый раз страдает его затылок, но это еще меньшее из зол.       — А ты осмелел, пока меня не было, — он резко перехватил запястье Себастьяна, крепко сжав его. Ему было так больно, хотелось кричать, но он держался, трясся как осиновый лист, но молчал, — не говори так со мной, будь хорошим мальчиком. Моим мальчиком, — склонил голову Марк и потянулся поцеловать Себастьяна в губы.       — Как хочу, так и говорю, — прошипел он, пытаясь избежать поцелуя, — пусти меня, — губы коснулись его губ, но он не отвечал взаимностью, а потому укусил его нижнюю губу, прокусив ту до крови, Марк резко отстранился и тогда Себ закричал, — я сказал иди к черту! — Свободной рукой наотмашь Себастьян ударил Марка по лицу, тот отпустил его и схватился за горящую щеку, вряд ли он ожидал такого «жеста доброй воли» от Себастьяна, — я ничей!       — Сученыш! — Прорычал Марк и замахнулся на Себастьяна, но тот стоял прямо, совершенно не боясь предстоящего удара, хотя все еще не мог удержать в руках свою дрожь. Веббер был ошеломлен дерзостью мальчишки, он сжал кулак и опустил руку. Тяжело выдохнув, он погрозил указательным пальцем, с кривой улыбкой окровавленных зубов, — ты пожалеешь об этом. Горько пожалеешь.       — Я не дам тебе больше помыкать мной! — Покачал головой Себ. Голос дрожал, но воля была тверда, а цель благородна, вот какой на самом деле был Феттель. Бесстрашный, сильный, а не тот сломанный мальчик, что в панике обстриг собственные волосы, — ты больше не прикоснёшься ко мне. Я сделаю все чтобы ты больше никогда не коснулся ребенка, — Марк рассмеялся, на момент отвернувшись, а затем резко схватив Себастьяна за горло, немного приподняв того. Тот в панике схватился за большую ладонь Марка, он снова чувствовал себя максимально беззащитным. Он будто почувствовал, как его за горло схватила сама смерть.       — И что же ты сделаешь? — Марк снова почувствовал свою власть над мальчиком, — расскажешь, что ты малолетняя шлюха, что получает «очки» из-за того, что потакает одному из преподавателей? — злобно вскинул бровью мужчина, давя на страхи Себастьяна, он действительно боялся, что все так и подумают о нем, если вся история всплывет на поверхность не в узком круге. Его могут неправильно понять, — ложится как подстилка, лишь бы похвалили. Как ты только себя терпишь? — Феттель понимает, что он говорит это, чтобы проникнуть к нему под кожу, снова поселить сомнение в его голове, те самые от которых Себастьян пытался избавиться все каникулы, — когда тебе что-то нужно, к кому ты бежишь? Правильно ко мне. Когда ты хотел любви, к кому ты приходил? Ко мне, — Себ знал, что это неправда, он точно знал, что это не так, но его мозг будто специально подкидывал ему болезненные образы, — представь как твой больной папочка отреагируют, когда узнает какой ты на самом деле грязный? Это, наверное, разобьет его слабое сердце. А как братик расстроится, что ты не такой уж правильный, а ведь должен служить примером, — он даже думать не хотел о том, что может быть, когда все узнают, — не я виноват, что ты такой.       — Ты все врешь, — прохрипел Себастьян, все еще пытаясь вырываться, но у него все никак не удавалось. Хватка была недостаточно крепкой чтобы полностью перекрыть ему кислород, но этого было вполне достаточно, чтобы доставить ему боль. Синяки на шее точно останутся, опять, — это ты во всем виноват. Ты довел меня до этого. Довел других, — мальчишка плюнул Марку в лицо и тот отпустил его. Парень рухнул на колени и начал кашлять от нехватки воздуха.       — Ты знаешь, что это не так, — мужчина вытер слюну со своего лица, с выражением полного омерзения на своем лице, — ведь это ты первый ко мне пришел. Помнишь, что ты тогда сказал? Я буду твоим, — это была самая большая ошибка, которую он совершил. Когда простая мысль закралась ему в голову, что ему нравится Марк. Возможно, это его детская наивность сыграла с ним злую шутку, а возможно Марк был прав, он не такой «хороший мальчик».       — Я тебя уничтожу, — прохрипел парень, он держался за горло, ему было больно очень больно, пора было заканчивать с этим человеком, но пока он пытался отойти от одного «удара судьбы», тут же прилетает другой. Ногой под дых. Себастьян скатился вниз по лестнице и ударившись лбом об одну из ступенек. Он и раньше поднимал на него руку, но никогда такого не делал.       — Посмотрим, кто сделает это первым, — Марк спустился вниз и переступил через Себастьяна. Это можно было бы назвать началом конца, но тот уже был давно. Приближается финал их истории и теперь он казался еще более мрачным, чем изначально видел его Себастьян. Скорее всего это он только что сделал его еще хуже.       Себастьян лежал на лестничной клетке и, как назло, никто не приходил, некому было помочь ему. Одинокий и беспомощный, как же ему надоело это состояние. Мальчик перевернулся на спину, глубоко дыша, пытаясь хоть немного прийти в себя. Он медленно коснулся саднящего лба и увидел на своих пальцах кровь. Вот кто ему поверит, после всего что было, что он упал с лестницы. Мальчик закрыл глаза положив руку себе на грудь. Все еще отдыхали по всей видимости. Может быть это и к лучшему, Феттель не хотел бы, чтобы кто-то его увидел таким, но в первый раз он не ненавидел себя. Он дал отпор своему «монстру». Он начал медленно подниматься, надо было смыть кровь со лба и заклеить его пластырем что ли, а еще нужно было сказать Кими и Пьеру, что пора действовать.       День проходил в спокойной обстановке и никакие проблемы, что преследовали ребят никак не влияли на то, как проходил день. Как будто ничего и не происходило. Себастьян нашел Кими и Пьера, которые оказались вместе, потому что Пьер решил поддержать Антонио, который как огня боялся снимать из-за коротких волос. Появление Себастьяна с пластырем на лбу и с парой немного розоватых от до конца не отмывшейся крови прядей, явно взбудоражило их обоих, но он пришел и спокойно сообщил, что он собирается воплотить план в жизнь. Кими и Пьер не очень радостно переглянулись между собой, потому что они не думали, что они действительно до этого дойдут. Это пугало, они даже не знали, что будет дальше, как далеко может все зайти.       Дети продолжали возвращаться, Эстебана подвез Лэнс, и пытался тот проникнуть в школу как можно тише, не очень хотел светиться выходящим из дорогой Машины, но его тут же поймал Даниэль, который даже соскучился и растрепал его торчащие волосы, но только в этот раз они хотя бы были чистыми. В школе они у него были постоянно грязными, а теперь они были мягкими и очень приятными. Эсте был не в восторге был от такого внимания и комментария по поводу волос, но не он один не слишком рад был гиперактивному Даниэлю, хотя Эсте тоже скучал по нему, Алекс тоже старался избегать его после утреннего инцидента, ему было так неловко даже представлять, что было между ними на каникулах, это просто не выходило из головы. Образы так и преследовали его и кажется это понимал Макс, что каждый раз краснел, видя лицо своего друга. Это было так неловко, но в целом все возвращалось на круги своя и в итоге коридоры были заполнены снова ребятами.       Ландо и Джордж шли в свою комнату, потому что дело близилось к вечеру. Нико больше не был «нянькой» Ландо, а потому все возвращается на свои места, да и сам Хюлькенберг был занят весь день. Он был где-то с Данилом, который был сегодня весь день не в духе из-за того, что Вальттери помирился с Льюисом, но пытался заверить всех, что рад за него. Он правда был счастлив, но что-то внутри него все бесилось и не давало покоя, потому ему нужно было немного времени прийти в себя и никого не убить, потому он просто бесил Нико своими разговорами. По пути Джордж вспомнил, что вроде кое-что забыл, но звучало больше как отговорка, чтобы побыть с Алексом и Ландо не был против, ему, наверное, нужно было немного времени для себя. Норрис шел снова уставший, но наконец в его голове больше не было Карлоса, хотя бы пару часов. Ландо зашел в комнату где его ждал не самый приятный сюрприз. Раздался щелчок и загорелся свет он увидел, что на его кровати сидит никто иной-ка Карлос Сайнц.       — Ландо, — на какой-то момент он не поверил, что тот настоящий, но, когда он встал с кровати и начал идти в его сторону, он понял, что это не сон. Ком подступил к горлу, а слезы к глазам, он не знал, что чувствует видя его. Радость, что видит его, злость, что этот человек просто явился сюда как ни в чем не бывало.       — Уходи, — Ландо распахнул за собой дверь, — уходи немедленно! — Мальчик паниковал, а его голос дрожал, только он думал, что прошел этот болезненный этап, что он не будет так страдать по нему, три недели прошло, — я видеть тебя не хочу, — это была ложь. Он хотел, чтобы он подошел, обнял его и все объяснил, но, с другой стороны, он попросту боялся узнать правду, он не знал может ли он ему доверять, даже если дело было не в нем.       — Я понимаю, — Карлос больше не приближался к Ландо, стоя посреди комнаты, как на трибуне перед судьей, — ты имеешь абсолютное право меня ненавидеть, — ну хотя бы на этом они сошлись для начала, но это никак не помогало, потому что Норрис попросту не мог его ненавидеть, он не знал, что он должен чувствовать, — но прежде, чем я уйду, я просто хочу объясниться, я не знал, что вернусь, честное слово… — тут Ландо и разозлился. Неужели это и была вся причина, чтобы просто исчезнуть без объяснений? Что он просто уехал без предупреждения на каникулы.       — А с чего вдруг ты подумал, что я захочу выслушивать твое объяснения, почему ты внезапно решил черт возьми сбежать, не предупредив никого из нас и поступив как последний трус? — Он не хотел звучать слишком грубо он не хотел сейчас оттолкнуть Карлоса от себя совсем, хотя он имеет на то полное право, — я знал, что ты трусоват, но, чтобы ты так поступил со мной? Я думал мы любили друг друга. Ты кусок тупого… Хамона! — В другой ситуации они бы посмеялись над этим странным оскорблением, но, к сожалению, это был не тот момент, — я из-за тебя чуть с ума не сошел, а ты смеешь просто являться с видом побитого щенка и еще требовать от меня что-то, — вот теперь Ландо действительно разозлился. Потому что он действительно с ума сходил. Голос становился все громче и громче.       — У меня мама умерла… — внезапно сказал Карлос и в комнате повисла очень тяжелая тишина. Это было явно не то, что Ландо ожидал услышать. Он был немного шокирован, — она повесилась, — Ландо закрыл за собой дверь, но не проронил ни слова. Это была слишком сложная информация чтобы воспринять ее с первого раза, потому он просто дал шанс Карлосу все рассказать, как есть, — у нее давно были проблемы, кто бы мог подумать, что все вот так закончиться, — это было действительно ужасно. Ландо задумался, его иногда посещали суицидальные мысли, но когда узнаешь, что мать твоего парня сводит счеты с жизнь. Ты понимаешь на сколько это ужасные мысли. Карлос выглядел разбитым. Он потерял маму, он потерял его, — я сомневался, что вернусь, потому что у нас с отцом был уговор. Я заканчиваю год хорошо, он мне возвращает мою прежнюю жизнь, но я отказался, я хотел быть с тобой, — это даже прозвучало мило, но на фоне вышесказанного, это не имело такой большой силы. Теперь мысли о смерти не покидали голову маленького британца, — но он пришел с новостями, что мамы не стало. Я должен был поехать в Испанию на похороны, — он вспоминал как люди шептались из-за того, как его мать умерла, какие были очередные распри в семье, невозможно было найти тихого угла, — это было невыносимо, Ландо, я не знал, какое меня ждет будущее, зная, как я поступил. Я испугался. Слишком много проблем навалилось на меня в одну секунду, хотя казалось у меня все было замечательно, — он просто не знал, как правильно поступить, потому поступил самым отвратительным способом, он подумал если бы он просто кинул его, то Норрису проще было бы его бросить. Он не продумал до конца, что будет, если он вернется, потому он хочет все исправить на сколько это возможно, он думал, что готов был потерять Ландо, но понял, что абсолютно не готов, — но сейчас. Я здесь перед тобой. Самый ужасный парень на планете земля. Я унаследовал квартиру, довольно много денег, все это достанется мне после восемнадцати… и там в Испании бабушка, дедушка и мой отец договорились, что они возьмут на себя ответственность следить за мной и за моими сестрами. Он не хотел нас отдавать ему, но он понял, что был не самым лучшим отцом. Сестры остались в Испании, а я решил вернуться… к тебе, — это было странные повороты судьбы, от тотального падения, до света в конце тоннеля и мысли, что возможно он сможет вернуть Ландо, — не знал на что рассчитывать. На твое прощение или на твое злость… я не убегал от тебя Ландо, наоборот, я люблю тебя… Прости, — Ландо хотел услышать эти слова, но ему нужно было время, чтобы снова принять его снова. Он ему не доверял. Слишком много информации для одного разговора.       — Карлос, мне правда жаль, что случилось, но я вынужден попросить тебя уйти, пожалуйста, — Ландо склонил голову, он бы и хотел просто обо всем забыть и вернуть все как было, но он точно знал, что так просто это не отпустит, ему нужно было время, но смотря на Карлоса он понял одну вещь, смотря на испанца он понимает, что его чувства совершенно не остыли, — я тоже люблю тебя, Карлос, — эти слова давались так сложно, его голос был таким тихим, дрожащим, он ели сдерживал слезы, — но ты сделал мне так больно, что просто смотря на тебя, я хочу плакать. Ты как призрак… Тебя будто здесь нет. Я не знаю, что мне делать. Я хотел злиться на тебя, а потом понял, как сильно я по тебе скучаю. Потом снова осознание того, что ты сделал, а затем пустота, как будто часть меня украли. Мне… просто нужно немного времени.       — Хорошо… я не буду на тебя давить… — спокойно ответил Сайнц, хотя он сам был совершенно не в своей тарелки, он бы хотел, чтобы кто-то его немного поддержал, но он предчувствует, что это будет самые сложные дни в школе, да и в жизни. Сейчас он пойдет в свою комнату, а там будет Нико, который либо будет его игнорировать, либо устроит скандал, а остальные ребята скорее всего в душе его ненавидели. Он понимал, что абсолютно облажался, но это были очень экстремальные обстоятельства, единственное, что радовало его, это то, что Ландо его не ненавидит, — я буду ждать столько сколько понадобиться, — Карлос пошел к выходу, на секунду остановившись рядом с ним, чтобы еще сказать… но решил, что ему лучше просто уйти. Он открыл дверь и вышел из комнаты. Норрис даже не хотел смотреть на то, как он снова уходит.       — Карлос… — он не мог, просто дать ему уйти. Они нужны друг другу. Видимо они просто должны просто выстроить заново.       — Да, Ландо? — Карлос повернулся к Норрису.       — Можно… — он не был уверен в том, что он собирался сделать, он только что попросил Карлоса уйти, а теперь он вовсе не был уверен в своем решение, — можно я просто обниму тебя? — Он ожидал, что Карлос не согласится, потому что он только что попросил его оставить его одного, но Карлос просто тихо подошел к нему и крепко обнял. Ландо застыл, он чувствовал странно, он чувствовал страх, но одновременно с этим по его телу разливалось приятное тепло. Как тогда, когда они первый раз поцеловали друг другу. Ландо обнял Карлоса в ответ. Возможно, это их новое начало.