Les petits coureurs

      — Кто бы мог подумать, что новенький так мощно ворвется, — Сайнц и Норрис спускались с трибун, которые начали расходиться. Карлос был искренне поражен новеньким мальчиком с короткими мягкими русыми волосами, что никак не могли улечься в нормальную прическу. Он был курносый, с тонкими губами, прямыми бровями и небольшими карими глазами, а еще он был маленький. Совсем не выглядел как человек, который представляет угрозу, но он пришел, увидел и доминировал всю гонку, — только недавно к нам попал и сходу победил, просто, вау, — Карлос искренне хотел сделать что-то подобное сегодня. Амбиций много, но хватит ли скорости?       — Я начинаю замечать странную тенденцию, что тебе нравятся, когда кто-то меньше тебя ростом, — Карлос резко начал краснеть, он хотел было возразить потому что его бывшие были даже немного выше его, но потом он понял, что ситуация бы ухудшилась, а если бы он сказал, что Оскар совершенно не в его вкусе? Карлос застыл с очень странным выражением лица, такое бывает, когда в его голове проходит слишком бурный мыслительный процесс. Ландо с интересом смотрел на Карлоса, который каждый раз пытался что-то сказать, но у него не получалось, после очередной попытки, Ландо не смог сдержать смеха и громко завизжал, — я не могу с тебя, да я же шучу, — на глазах Норриса выступили слезы, а с плеч испанца только что упала гора и он наигранно выдохнул, вытерев свой лоб от невидимого пота, — еще бы я стал тебя к нему ревновать, он же буквально спит на ходу, — по меркам Карлоса Сайнца и компании, в этом парне было недостаточно драмы, — тебе будет с ним скучно. Но надо будет познакомиться как-нибудь с этим Оскаром… Оскар Пиастри. Пиа-а-астри. Фамилия прикольная.       — Мне кажется он не самый общительный человек, — подтвердил Карлос, — я как-то его вообще до этого не замечал, — мальчик еще не попал ни в одну компанию, он был очень тихим и за редким случаем попадался на глаза.       — Может это такая тактика, — пожал плечами Ландо, — быть незаметным, а потом. Бум, — хлопнул в ладоши Норрис, — и ты самый крутой парень на деревне.       — Или тебя будут ненавидеть за то, что ты не тот, кем кажешься, — скептически сказал Сайнц и он был в чем-то прав. Тут никогда не угадаешь как поведут себя дети. Дети жестоки, не успеешь моргнуть, как ты уже стал главным предметом внимания и издевок.       — Как например, прикидываться храбрецом, когда на деле ты тот еще трусишка, — Карлос, раскрыл от удивления рот и посмотрел на небо, с видом шокированной дивы. Он явно не ожидал, что ему снова прилетит правдой по лицу. Норрис был единственным, кто видел его абсолютно насквозь и говорил ему в лицо о его недостатках и каждый раз это было так неожиданно для него. И он был прав. Они оба были правы.       — Ты теперь мне вечно будешь припоминать, что я на самом деле не такой крутой каким кажусь, — он посмотрел на Норриса, который снова сгибался от смеха, крепко держась за руку Сайнца, он так любил смотреть, как абсолютно все мысли покидали его мозг.       — Я шучу, — Ландо встал на цыпочки, оставив на щеке Карлоса невесомый поцелуй, — тем более ты исправляешься. Для меня ты достаточно крутой. Ну либо мы с тобой два лоха, которые неплохо спелись… — они все здесь своего рода неудачники, но можно оказаться самым неудачником среди неудачников, что не самое завидное положение. Карлос и Ландо шли по округе и тут заметили Джорджа и Алекса. Они столкнулись взглядами и Ландо с широкой улыбкой решил пойти в их сторону, потянув за собой Карлоса, но они оба пошли куда-то совсем в другую сторону, что заставило маленького британца остановиться и улыбка куда-то пропала, — знаешь, что я думаю. Мне кажется или Джордж и Алекс нас избегают. Да и в принципе как-то… все, — за все время они ни с кем не пересеклись, никто с ними не разговаривал, как будто их вовсе не существует. Сначала на это внимание не сильно обращалось, но сейчас он понял, что что-то нет.       — Ну, все пытаются разобраться с Веббером как я понимаю, — это была одна версия, — мы с тобой вне зоны риска, а еще все боятся нас так как мы какие-то слишком проблематичные, — это уже больше было похоже на правду, Ландо очень напряжённо общался с другими после того что произошло, Макс вовсе не мог с ним разговаривать, ему было так неловко, Карлос вроде настроил всех на дружеский лад, но в головах у всех теперь Карлос ассоциировался с предательством, как и сам Ферстаппен когда-то и пока его простило прошло много времени, — прикинь как они облажались, когда гурьбой наехали на меня.       — Логично, — горько признался Норрис, это была правдивая версия и самая близкая, но одновременно его так все это злило, — но разве ты не показал, что готов в будущем объясниться?       — Мне кажется этого не совсем достаточно. Но… им и некогда сейчас разбираться с моими проблемами, — Карлос оставался абсолютно спокойным и очень холодно рассуждал на эту тему, но только у Карлоса была не проблема, а личная трагедия, которую другие видели лишь как проблему, — я это прекрасно понимаю.       — Ты как кстати? — Ландо посмотрел на Карлоса, да он пытался сохранить лицо, но глаза не обманывают, мальчик стал понурым, а глаза каждый раз выглядели так будто вот-вот намокнут от слез, — мы не говорим о ней, но я вижу, что тебя это беспокоит.       — Мне тяжело? — Прямо ответил Карлос. Он устал скрывать то, что у него на душе, он не делились этим, но ему очень хотелось с кем-то об этом поговорить, а раз Норрис спросил, почему бы нет, — это странное чувство. Я все слезы уже давно выплакал, осталось смятение, — мысли Карлоса были повсюду, они были похожи на рябь, что появлялась на телевизоре, когда пропадал сигнал, так и он немного потерял связь с реальностью, он привык жить с мыслью, что вот он здесь, отец в Париже, а мать в Мадриде, что она его ждёт и любит. А теперь он понимает, что ее там нет, но не может принять этого факта. Она сама отняла свою жизнь. Это поражало Сайнца младшего больше всего. Как так? Как она могла убить себя, на сколько сильно было это отчаяние, чтобы на такое пойти? Кто прав? Кто виноват? Виноват ли в этом он? Ещё церковь не сильно жалует самоубийц, а его семья верующая, это было то ещё приключение, — представляешь. Вот был человек. Очень близкий тебе человек, потом да вы меньше общались. Но вот он просто исчезает. И ты знаешь, что больше никогда не поговоришь с ним, никогда больше не увидишь. Я не плакал до похорон, когда гости лили слезы, я не плакал и во время них. Я плакал два раза за все время. Когда закрыли крышку гроба, тогда ко мне пришло осознание того, что произошло. Что я больше никогда не увижу этого человека, — он помнил, как закрывался гроб. В этот момент внутри него что-то оборвалось. Момент, когда очертания лица скрылись совсем. Тогда это понимание, что это был последний раз, когда ты видишь этого человека, так сильно бьет в самую душу, перестаешь совсем контролировать себя. Оно будто сбивает тебе с ног. Он хотел подбежать к гробу. Открыть его, поцеловать маму в лоб. А она бы проснулась и обняла бы его, но этого не произошло, — а второй раз, когда я приехал в наш старый дом, — в этом доме проходило его детство, мама его безмерно любила, он видел радость, злость, слезы, смех. Он видел жизни этого человека перед своими глазами. Как будто ее призрак до си пор ходил по тем местам, а голос звонка отталкивался от одной стены к другой бесшумным эхом разносясь по дому, но оно было слышно только Карлосу.       — Я понимаю тебя, может не в полной мере, — Ландо не терял родственников, наоборот, ему стыдно было признаваться, но иногда он хотел бы, что бы его мама просто исчезла, но он каждый раз пугался, своих мыслей. Однако, иногда, когда он смотрел на Сайнца, он вспоминал, как же ему было плохо, когда Карлос исчез, — я чувствовал себя также, когда ты уехал, — он не знал, будут ли они снова вместе, он не понимал, что ему делать, ждать ли ему Карлоса, почему он так сделал. Вот он был рядом с ним, он мог положиться на него, он был тем, с кем ему было комфортней всего и тут… Он уезжает ни сказав ни слова…       — Прости меня, — Карлос остановился и крепко обнял Ландо. Норрис обнял Сайнца в ответ, положив свою голову ему на грудь и горько улыбнулся.       — Да ладно, уже вроде как разобрались между собой. Я давно уже простил тебя. Я хотел бы злится на тебя и мучать, но как видишь не получилось.       — Я расскажу Джорджу и Алексу, — Ландо поднял голову, все еще опираясь о Сайнца и тот опустил голову, чтобы увидеть реакцию британца. Тот смотрел на него немного нахмурившись, — не смотри так. Надо с чего-то начать. К тому же они твои друзья. Ты не должен страдать из-за меня.       — Я не страдаю, — возмутился Норрис.       — Не ты ли только что сказал, что они нас избегают, — Карлос повел бровью.       — Да, я, — голос Ландо стал таким тонким и тихим.       — Тогда претензии отпадают.       — Слушай, я сказал, что ты исправляешься, но не все и сразу же?       — Знаешь. Пластырь иногда проще просто резко сорвать. Пойдем.       Карлос пошел вперед, оставляя Ландо позади. Он не знал, чего ожидать от этой затеи. С одной стороны, Алекс мог понять и простить, и то не факт, потому что даже Албон может вспылить. Сайнц на своей шкуре это прочувствовал. Только что тут было прощать? Ландо защитил человека, на которого накинулись гурьбой в сложный момент его жизни. С другой стороны, был Джордж, который никогда полностью Карлосу не доверял и всегда относился к его словам с большой долей скептицизма. Проблем с этими двумя не оберешься, но испанец был настроен решительно. Он пошел в их сторону, где они их в последний раз увидели. Карлос ходил из стороны в сторону, таская за собой повсюду Ландо, что немного начало его раздражать, пока наконец они не наткнулись на Расселла и Албона, когда парни поняли, что в этой ситуации они не могут просто избежать друг друга…       Даниэль тянул Макса за руку туда, где по идее находилась семья Ферстаппена, но мальчик явно перестал чувствовать себя на столько уверенно в своей решении, чем он был ранее, но находясь в компании Даниэля и его матери, что шла немного позади. Макс хотел провалиться на месте, но он убеждал себя, что так надо. Надо это сделать. Однако он все же попытается отсрочить этот момент. Когда Риккьярдо тащил за собой Ферстаппена, тот внезапно заметил в толпе знакомых ребят и начал тормозить сильнее.       — Смотри! — Даниэль остановился тихо замычав, он сразу раскусил Ферстаппена, что тот пытается его отвлечь. Он посмотрел туда куда Макс начал указывать пальцем, — Карлос обнимает Алекса? — Даниэль это тоже увидел, но скорее это выглядело как Алекс обнимал Карлоса, как будто утешал его, — Какого черта? Там и Джордж, и Ландо… — Макс, нахмурился, видя происходящее, — он что рассказал им? — Кажется Макса задело то, что Карлос не рассказал всем, что произошло, когда была возможность, сам же Даниель спокойно к этому отнесся, наоборот он даже был рад, что Карлос наконец решил начать разбираться с проблемой. Риккьярдо думал про себя, что второй раз его никто не втянет в компанию общей неоправданной ненависти к одному человеку, потому что он уже пережил это с Максом, тогда он оказался прав, когда поставил под сомнение поведение их на тот момент «бывшего» друга, а не продолжил идти на поводу. Он понял, что поступает правильно, когда Квят лично извинился в их «уголке» перед Сайнцом.       — Макс, если он рассказал им, значит расскажет и другим, тебе в том числе, — Даниэль снова потянул за собой Макса, не позволяя ему задерживаться надолго, — если Алекс и Джордж его простили, значит причина действительно была веская, чтобы он поступил как поступил, — Макс задумался. Ему действительно в голову не приходило почему Ландо так быстро простил Карлоса, ведь он находился на грани отчаяния, Максу было искренне любопытно, в чем же тут дело, — а ты сейчас в открытую пытаешься откосить, — это была правда, от чего у Макса тут же от стыда загорелись щеки.       — Я думал это не так очевидно, — стыдливо подтвердил Ферстаппен.       — Знаешь для человека, который среди нас вроде как должен быть умнее, я чувствую себя гением мысли, — Макс вел себя странно, возможно это было связано с тем, что он снова пытался привыкнуть к обычной жизни. Есть ли жизнь после травмы? Макс надеялся, что есть, просто пока все казалось для ним таким запутанным. Как будто до этого он и не жил вовсе.       — Мне просто страшно, — честно признался Ферстаппен. Он ненавидел это чувство, он для него было таким чуждым, но сейчас оно как будто стало частью его жизни. Такой противный липкий страх, от которого в душе все сковывало, а мозг попросту отключался, — плюс давай будем честными. В учебе я явно умнее, да и в целом так вышло, а когда дело касается отношений и прочего… Слишком уж много жести со мной произошло, чтобы на все оценивать трезво, — все что с ним произошло, не сказалось на том, что он стал как-то хуже учиться, он по-прежнему один из лучших в классе, но читать эмоции других, интерпретировать знаки для него было сложнее, он от этого и не смог помочь Ландо, когда требовалась эмоциональная поддержка. Он просто не понимал его.       — Ну вот наконец умными словами заговорил, — Даниэль был рад, что Макс открыто с ним поделился его мыслями. Часто между ними, бывало, такое, что Макс начинал закрываться, но они работают и у них был большой прогресс, учитывая, что было пару месяцев назад, — не волнуйся. Я уверен, что все будет хорошо. Если что я поговорю с твоей мамой и все объясню, — Даниэль сам очень переживал за Макса. Он сам готов был на все ради него, но то, как отреагирует его мать это то, что было ему неподвластно. Риккьярдо посмотрел назад, где за ними двумя шла его мама, которая тоже выглядела крайне взволнованно. Потому что вся эта ситуация навевала на нее воспоминания о том, что происходило пару лет назад. Для нее сама новость не стала трагедия, но вот сам ее сын никак не мог этого понять и принять, от чего очень страдал, а все это сопровождал всеми бедами мира, что свалились на их семью.       — Надеюсь до этого не дойдет. Иначе я сгорю от стыда, — буркнул Макс. Он так и представил в голове себе, как Даниэль читает лекцию его матери, что значит быть геем, более позорного момента он представить себе не мог. От его негативных эмоций его отвлекло, то, что он внезапно увидел свою маму, которая шла за руку с его сестрой и явно искала его. Мальчик снова резко остановился и ни в какую не двигался с места, как бы Даниэль ни старался, — боже мой, я вижу их… Я не могу. Дэн, я не могу, — он смотрел на австралийца перепуганными и начал слишком часто дышать. Риккьярдо аккуратно взял плечи мальчика и наклонился, чтобы Макс смотрел только в его глаза и успокоился, сосредоточившись на нем.       — Макси. Смотри на меня. Это твой шанс, — Даниэль старался говорить, не давя на мальчика, понимая, что это не совсем возможно в данной ситуации. Еще час назад Макс сам его убеждал, что это надо сделать и Риккьярдо верит ему. Если не сейчас, то когда? — Ты хочешь этого.       — Нет, это была ошибка, — Макс начал быстро качать головой, Его глаза начали метаться, ему стало внезапно так жарко, в довольно холодный зимний день, — блять, блять, блять, блять!       — Макс! — За спиной появилась Грейс Риккьярдо, которая заметила задержку и поняла, что что-то не так, — по губам дам, — она попыталась с юмором отреагировать на происходящее, чтобы отвлечь Ферстаппена, но это не шибко помогло. Ферстаппен снова посмотрел в сторону своей мамы и тут он заметил, как она помахала ему рукой, она точно его заметила.       — Они идут сюда, — пролепетал он, мальчик пытался вырваться из хватки Риккьярдо, только вот отпускать он его никуда не собирался, ни в таком состоянии точно, — спрячьте меня, умоляю.       — Успокойся, — внезапно Даниэль очень сильно встряхнул Макса и его мозги как будто встали на место, — смотри на меня, — Ферстаппен снова заглянул в глаза Даниэля, установив зрительный контакт. Взгляд австралийца был таким уверенным, хотя Макс на секунду пытался прервать, но Даниэль все контролировал, — смотри. Дыши со мной, — австралиец сделал глубокий вдох и Макс начал за ним повторять, — они видят твою панику. Ты ведь этого не хочешь? — - Последнее чего хотел Ферстаппен, чтобы кто-либо вообще видел насколько сильно он паникует, а тем более его семья, — сейчас ты сделаешь еще один глубокий вдох и глубокий выдох. Пойдешь и поговоришь с ними. Ты ведь так скучал по ним, — Макса осенило. Он только что хотел сбежать от тех, кто ему очень дорог и по кому он очень сильно скучал, только потому что его бушующие эмоции взяли над ним верх.       — Ладно, — кивнул Макс, — ты прав. Вдох. Выдох. Я пошел, — Даниэль хлопнул мальчика по плечам подбадривая его и отпустил. Мальчик сначала шел крайне неуверенно, а затем расправил плечи и начал повторять в голове как мантру, «ты скучал по ним, ты любишь их, пора перестать прятаться», — Мам! Вики! — Он начал приближаться быстрее, но, когда он позвал своих маму и сестру, двое тоже стали быстро идти в его сторону и тут он уже не мог сдержать улыбки.       — Макси! — Его мама крепко обняла его, прижимая к себе. София Кумпен была невысокой женщиной с темными волосами, с тонкими темными бровями аккуратными чертами лица. Макс был больше похож на отца, но, если присмотреться можно заметить сходства: нос, губы, скулы. София так давно не видела своего мальчика, что даже когда издалека заметила его, не была уверена, что это ее сын, — боже, я так давно тебя не видела, ты так повзрослел, — она взяла в руки лицо мальчика и поцеловала его в лоб, отчего Максу пришлось немного наклониться, а затем отпустив его отошла немного назад, чтобы разглядеть его, — ты такой у меня красивый, — она не могла нарадоваться встрече со своим сыном, все внутри трепетало. Он был выше нее ростом. Хотя, когда в последний раз они видели, он еще был практически с нее ростом, а может даже немного ниже. В ее памяти он был немного пухлым, с еще неотчетливыми чертами и видя его сейчас таким. Он не могла поверить, как много времени между ними пролетело.       — Макс! — Все то время позади стояла красивая круглолицая девочка с темно-русыми волосами, которая терпеливо ждала, пока мама налюбуется своим сыном. Сестра Макса тоже выглядела намного взрослее чем помнил мальчик, что немного его поразило. Как будто они не виделись лет десять.       — Вики! — Макс и Виктория наконец обнялись. Ферстаппен не знал, как выразить всех своих эмоций, а они оба так сильно изменились, — ты такая… большая. Мне кажется, я тебя не подниму, — усмехнулся Макс, за что Виктория наступила ему на ногу, но не сильно. Так, чтобы донести мысль, — ай, больно же.       — Я смотрю ты не один, кто твои друзья? — С любопытством спросила София. Даниэль и его мама смотрели поодаль и наблюдали за долгожданным воссоединением Макса и его семьи с улыбкой. Ферстаппен повернулся к ним, затаив немного дыхание. Он понял, что пора. Все внутри трепетало, от радости встречи, от того, что рядом с ним такие замечательные люди, он чувствовал поддержку и любовь. Он выставил два указательных пальца вперед, попросив дать ему одну секунду. Макс подошел к Даниэлю и взяв его за руку повел его к своей матери.       — Мам… — его голос начал немного ломаться от волнения, — мне надо кое-что что-то рассказать, — как только Макс хотел открыться к матери. Его перебил очень знакомый голос.       — Ты! — Послышался грубый мужской голос. Ферстаппену даже не надо было смотреть, чтобы тут же понять кто это. Все внутри него рухнуло в ту же секунду. Даниэль повернулся на голос, так как почувствовал, что это было адресовано ему. Это оказался никто иной как Йос Ферстаппен. В ту же секунду Риккьярдо обуял гнев, он сжал кулаки и пошел навстречу Ферстаппену старшему.       — Еще ступишь хоть шаг… — Риккьярдо уже готовился столкнуться с Ферстаппеным старшим лицом к лицу, но его потянули за руку назад.       — Даниэль, не сейчас, — это была его мама, которая утянула своего сына назад.       — Не смей к нам подходить, — Макс встал перед сестрой и матерью, закрывая их от отца. Обычно при виде отца, мальчик терял какое-либо самообладание. Он до безумия его боялся, он никогда не мог позволить себе дать ему отпор, но после того, как за него вступлюсь дважды. Он понял, что это возможно. Сейчас он точно не боялся его. Он не позволит ему обидеть своих любимых людей. Только вот ему на плечо нежно легла рука. Макс недоумевающе обернулся и увидел перед собой мать с улыбкой на лице с глазами полными гордости и ноткой сожаления.       — Макс, все в порядке. Я разберусь. Ты и Вики отойдите, — ее тон звучал очень успокаивающе, но мальчик колебался. Он смотрел на разъярённого отца, а потом на добрую улыбку матери. Ферстаппен младший неуверенно кивнул и отошел в сторону, взял Викторию за руку, — не смей подходить к детям! — Тон женщины резко сменился, а ее добрые глаза тут же начали пускать молнии, казалось, будто вокруг нее появились шипы. Женщина выглядела крайне грозно, так что даже взрослый мужчина немного опешил — ты знаешь, что тебе судом запрещено приближаться к моему сыну, после всего того, что ты устроил? — Она тыкнула мужчину в грудь. Она узнала достаточно, чтобы понять, что все то время пока ее сын был вдали от нее, он страдал и так незаслуженно. У нее сердце разрывалось от услышанного, но сейчас в ней бушевала ненависть к ее бывшему мужу, — как у тебя вообще хватает наглости сюда является?       — Он наш сын! — Громко возразил мужчина, обращая на себя внимания зевак, что останавливались на секунду, чтобы лицезреть спор бывших супругов, — я имею права делать, то что требуется для его воспитания, а благодаря твоему воспитанию из него выросла баба! — - Йос с отвращением взглянул на Макса, который спрятал за собой сестру, — еще и дружка своего бешеного привел, — мужчина перевел взгляд на Даниэля, который от услышанного, еле удержал себя, чтобы не пойти на Йоса снова с кулаками, но тут его остановила мать, положив руку на грудь сына. Грейс подошла к Софии и оглядела Ферстаппена с головы до ног таким уничижающим взглядом, которого Даниэль еще ни разу не видел в своей жизни.       — Месье, вы уж простите, что встреваю в видимо личный разговор, — Грейс Риккьярдо прекрасно понимала, что здесь происходит, за свою жизнь она повидала много разведенных пар. Увы такова реальность. Люди расходятся, но вот что точно она не позволит, так это оскорблять ее сына, — но вы не имеет право называть моего сына «бешеным дружком». Не после того, как вы разбили моему сыну лицо! — Повысила голос Грейс. София удивленно посмотрела на женщину, что встала рядом с ней. Если ранее она немного сомневалась в том, что делает. Ее бывший в спорах всегда доминировал, но сейчас у нее была поддержка и неопровержимые доказательства ее правоты. Этот человек опасен, — скажите спасибо, что я вас по судам за это не затаскала!       — Он первый напал на меня! — Возмутился Йос, но прозвучало это крайне комично. Только вот Грейс видела, что случилось. Ей не надо пудрить мозги.       — После того как вы ударили своего же сына! — Повысила снова голос женщина. София посмотрела на Даниэля, затем на Макса, затем снова на Йоса. Как же сильно она его сейчас ненавидела, как же сильно все сейчас его ненавидели.       — Мне стыдно это говорить, но мой сын педик, — в свое оправдание решил начать высказываться Ферстаппен старший, — голубой! — Мужчина плевался от гнева, выговаривая каждое слово с таким отвращением, — это даже произносить мерзко, а эту дурь надо выбивать! Если вы такое поощряете, то мне не о чем с вами говорить, — он пальцем указал на двоих матерей, что готовы были разорвать на месте горе-папашу, — вы женщины, понятия не имеет как нужно воспитывать мальчика. Нельзя допускать подобного.       — А ты не имеешь понятия, когда стоит закрыть свой рот и уйти! — София не позволила Йосу продолжить свою мысль, — нельзя допускать тебя до детей. Ты жалкий, трусливый, конченный кусок говна! — Женщина давила на него каждый раз с большим напором, загоняя того в невидимый угол. Они часто ругались, но никогда еще его бывшая жена не отзывалась о нем так резко и прямо ему в лицо, — у тебя будет еще время рассказать о методах твоего воспитания в суде! Если ты сейчас не оставишь меня, моих детей и этих людей в покое, то я зову полицию и поверь это нехорошо отразиться на твоем деле, — она стукнула мужчину по груди, от чего Йос напрочь решился дара речи, — тебя не только лишат родительских прав, так еще и в тюрьме закроют, я уж постараюсь это организовать, если ты сейчас не пойдешь и не покинешь это место.       — Ты больная на голову, — смог только тихо сказать Ферстаппен старший.       — Боюсь больная на голову осталась бы с тобой в браке, — только что София поняла, что развод был самым лучшим решением в ее жизни, единственное, о чем она жалела, что не смогла отвоевать своего сына у этого тирана, — как видишь мы разведены, — Йос больше не сказал ни слова. Он на какое-то мгновение задержал свой взгляд на глазах бывшей жены, а затем посмотрел на других. Все вокруг слышали этот яростный диалог и, казалось, все были против него. Он не мог выиграть этот спор. Ему оставалось лишь развернуться и уйти, — чао какао, козел, — бросила ему в спину женщина и с довольным выражением лица развернулась к своим детям. Тут же ее улыбка исчезла, как только она увидела, что на глазах ее сына наворачивались слезы, которые он еле мог держать. Она видела, как у него дрожало все тело, а самого Макса крепко обнимала Виктория и тихо его утешала.       — Макс, не плачь, — тихо говорила Вики, поглаживая брата по спине. Девочке повезло. Она не так сильно подвергалась насилию со стороны отца. Но когда она услышала этот разговор между родителями, она пришла в ужас. Она не могла сдержать эмоций, осознавая, что ее брат проходил через это на протяжении долгого времени.       — Эй, Львенок. Все хорошо, — София подлетела к своему сыну и очень крепко его, поглаживая его русые волосы. Мальчик закрыл глаза и начал громко всхлипывать. Его сейчас очень сильно переполняли эмоции, которые он никак не мог контролировать и его это сильно злило, — он тебя больше не тронет никогда в жизни. Я тебе это обещаю. Прости меня, прости за то, что оставила с ним, — у Софии начали у самой слезы на глазах наворачиваться, она закрыла глаза и тихо вздохнула, прижимая к себе своего ребенка еще сильнее. Она винила себя, за то, что ее сыну было так больно, она хотела бы забрать всю эту боль себе, лишь бы никогда в жизни не видеть слез Макса из-за такого чудовища как ее отец, — я не знала через что ты проходишь. Я больше тебя никогда не отпущу. Никогда-никогда.       — Он прав, мам, — тихо на ухо женщине пролепетал мальчик. Макс отстранился, опуская голову, утирая руками свои слезы и то, что набежало у него под носом. Ему стало внезапно так больно. Даниэль не мог смотреть на то, как Максу тяжело дается это воссоединение. А все его отец, который в очередной раз решил все испортить.       — В чем он прав, львенок? — Недоумевающе спросила его мама.       — Я педик… — четко и громко выпалил Макс, резко подняв голову. Мальчик расплакался еще сильнее. Все видели его слезы, его прерывистое дыхание, как сильно он пытался не впадать в истерику. Вики встревоженно смотрела сначала на брата, потом на маму. Мальчик не понимал, что сейчас между ними происходит. Он не понимал маминого взгляда, — я гей, мам… — повторил мальчик, но он снова не понимал реакции. Грейс и Даниэль встревоженно смотрели на Софию, которая ничего не говорила, — теперь ты не захочешь, чтобы я был твоим сыном, — Макс готов был от безысходности упасть на колени и держался из последних сил.       — Кто тебе вообще такое сказал? — София долго молчала, потому что сначала и не поняла, что Макс имел в виду. Она и Йоса не особо слушала, хотя, как только тот выдал самую большую тайну своего сына у мальчика все внутри рухнуло, но для его мамы дело было вовсе не в этом, — Макс, запомни, пожалуйста, одну простую вещь. Я люблю тебя таким какой ты есть, — Ферстаппен младший уже и не ожидал услышать подобного ответа, — пока ты счастлив, счастлива я, — ее ни в коем случае не смущало, то, что ее сын гей, она сегодня увидела достаточно, чтобы сделать один простой вывод. Это ее сын, она будет защищать его при любых обстоятельствах, а он готов всегда вступиться за тех, кого любит, — если тебя это отец надоумил, то забудь вообще все что он когда-либо тебе говорил. Он ужасный человек, который не заслуживает такого прекрасного и талантливого мальчика как ты, — над ними повисла тишина. Макс начал улыбаться, но слезы снова нахлынули на него, только не от горечи, а от облегчения.       — Я люблю тебя мам, — мальчик пошел вперед и положил свою голову на плечо матери. Он просто устал. Макс давно так сильно не плакал, он очень долго держал все в себе. Наконец он чувствовал себя в безопасности. Он знал, что он любим и может быть тем, кем он хочет и с кем он хочет.       — Я люблю тебя сильнее, львенок, — мальчик и его мама стояли так еще минуту. Ферстаппену нужно было время перевести дух. Когда Макс немного успокоился. Он отошел от своей мамы и снова вытер руками лицо.       — Не так я себе представлял этот момент, — мальчик немного усмехнулся и все вокруг не смогли сдержать усмешки, — вышло до ужаса драматично, простите, — Макс глубоко вздохнул и выпрямился. Мальчик подошел к Даниэлю, уже спокойно взяв его за руку с широкой улыбкой на лице. Сейчас это было так легко. Риккьярдо с радостью пошел за ним. Он пошел бы за ним куда угодно. Австралиец так гордился им и был неимоверно рад, что его поддерживает его настоящая семья. С Йосом еще не все было, конечно, но этот момент явно ставил точку на его издевательствах, — мам, это Даниэль Риккьярдо. Он мой парень, — Макс не мог поверить, что мог говорить об этом вслух и не бояться, того, что вот-вот ему устроят взбучку. Это было такое необычное чувство, которое просто окрыляло его.       — Здравствуйте, очень приятно с вами познакомиться, — Даниэль пожал руку Софии и аккуратно поцеловал тыльную сторону ладони женщины, — вы очень красивая и сильная.       — Спасибо, — женщина даже не ожидала такой галантности, но она благодарила его по другому поводу, — что защищаешь моего мальчика. Видимо ты его правда любишь.       — И очень сильно, — Макс и Даниэль переглянулись. Это был один из самых лучших в их отношениях, хотя он и был омрачён Ферстаппеном старшим, но от того все что сейчас происходило, ощущалось как победа.       — А я Грейс, мама этого оболтуса, — внезапно из-за спины Риккьярдо появилась его мама, которая никак не могла нарадоваться за Макса и Даниэля, и она сама загорелась желанием познакомиться с Софией, особенно после того, как она спровадила своего мужа. Это было захватывающее зрелище, — очень хотела с вами познакомиться, у вас замечательный мальчик, а вы замечательная мама. Надеюсь, мы с вами подружимся.       Мамочки разговорились, а Макс, Даниэль и Виктория пошли заниматься своими делами, пока ждали вторую гонку. День внезапно стал налаживаться, хотя казалось он не будет таким легким. Все складывалось в пользу мальчишек и ничего не предвещало беду…

***

      Леклер бежал обратно в школу сломя голову, один раз споткнувшись о камень, чуть не приземлившись лицом в грязь, но он успел остановиться руками, разодрав их в кровь, но ему было абсолютно все равно. Шарль быстро поднялся и продолжил бежать дальше с саднящими коленками и горящими от боли руками. Мальчик прибежал к воротам и схватился за железные прутья, очень сильно зашипев от боли. Он начал перебираться через них. Для него это никогда не было проблемой. Единственное ему мешалась сумка, а теперь еще и расцарапанные руки. Первый раз ему перебраться не получилось. Руки сильно болели, тогда он решил перебросить сумку через забор. Он снова схватился за прутья и начал медленно подниматься. В какой-то момент он тихо промычал от боли. По-хорошему раны надо было бы обработать и перебинтовать, но времени на то не было, был велик шанс занести какую-то инфекцию. Наконец Шарлю удалось перелезть, и он спрыгнул вниз, неудачно приземлившись на ногу. Леклер снова замычал от боли. Сколько же он шишек набил за одну такую пробежку. Судьба ему говорит, что он обязан вернуться и найти Жюля, а вот его удача явно ему не благоволила. Даже наоборот. Пытались остановить. Мальчик потянулся к сумке и прихрамывая пошел к зданию весь перепачканный и побитый. Он дошел до внутреннего двора и как удачно, что Франц Тост был именно там, стоял и подметал листья, которые налетели из-за ветра, что превращался в очень сильный сквозняк в стенах вокруг внутреннего двора. Мальчик сбросил сумку и ускорил шаг.       — Месье Тост! Месье Тост! Месье Тост, — мужчина недоумевающе обернулся на запыхающийся голос. Шарль остановился перед мужчиной немного склонившись и опираясь руками о свои колени, чтобы хотя бы немного восстановить дыхание, — мне срочно нужна ваша помощь, — Леклер жадно ловил воздух. В боку кололо, в глазах немного темнело. Месье Тост окинул мальчика быстрым оценивающим взглядом и посмотрел в бок, приметив спортивную сумку.       — Леклер, судя по виду ты снова пытался сбежать, — Тост даже не понял, что Шарль уже сбежал и вернулся, — не надейся, что я буду потакать тебе, если я добр к тебе, — может быть Франц и хотел бы помочь мальчишкам, но выпустить их на волю в никуда была бы большая ошибка для них самих. Им не хватит их горького жизненного опыта освоиться в жизни.       — Месье Тост, честное слово — это чрезвычайно важно, — Шарль выпрямился и наконец Франц мог увидеть нормально его лицо. Оно было тоже немного перепачкано грязью и немного кровью, его глаза кричали от двух противоречащих друг другу эмоций отчаяния и надежды, — я не шучу, не пытаюсь обмануть, чтобы вы меня выпустили, более того, я уже успел сбежать и вернулся, — решил тут же расставить все точки над и Шарль. Ему надо расположить Тоста к себе, чтобы он ему поверил, — потому что это крайне важно, пожалуйста, помогите мне, мне всего лишь нужна будет лопата, — он готов был встать на колени перед мужчиной, сделать все что угодно, лишь бы тот его выслушал. Он умоляюще сложил руки, а из глаз, казалось бы, вот-вот хлынут реки слез, — а потом, если я отнял у вас время наказывайте меня хоть на месяц, хоть на два. Я готов драить всю школу днями, но пожалуйста. Помогите мне.       — Что случилось хоть, объясни мне, пожалуйста, — Тост поверил, что случилось что-то серьезное, но только вот что конкретно ему совсем в голову не приходило. В последнее время никаких громких скандалов не происходило, кроме конечно же той истории с Шарлем и Пьером, которая была абсолютно бессмысленной, но из нее сделали, что-то вроде показательного наказания.       — Помните у нас мальчик пропал. Жюль Бьянки, — Шарль был практически уверен, что Тост помнил. Это была очень громкая история. Много полиции, поисков и все в пустую. Это произошло не так уж и давно.       — Да, помню, — грустно вздохнул мужчина, тогда все стояли на ушах. Он общался с мальчиком пару раз. Добрейшей души юноша был, и он это запомнил, — хороший был парень.       — Я, кажется, знаю, где он, — Тост не совсем понял, что это могло бы означать.       — А причем тут лопата, — по версии полиции. Мальчик попросту сбежал. Об этом говорили некоторые пропавшие вещи и, в частности, его кроссовки. Только вот его кроссовки сейчас лежали на чердаке школы.       — Если я окажусь прав, вам не понравится, то что вы увидите… — Шарль не знал, как объяснить Францу Тосту, что он идет искать труп и что ему понадобиться будет помощь. Леклера колотило. Он не мог себе представить, что сейчас будет. Он хотел бы просто перестать об этом думать, просто уйти и забыть, но он не мог. Жюль должен обрести настоящий покой. Его историю должны услышать. Его убийцу должны посадить.       — Хорошо, — кивнул Тост, — но я пойду с тобой и буду копать, — Франц давно заметил израненные руки монегаска и аккуратно их взял в своим, чтобы присмотреться к ранам, — надо будет обработать, учти, если это будет какая-то уловка, пощады не будет. Жди здесь, — мужчина оставил Шарля одного во дворе. Мальчик хотел схватиться за голову, но вспомнил, что руки были все в крови. Он не знал, что с собой делать. Он боялся того момента, когда они обнаружат тело. Леклер не хотел переживать этот момент. Он бы хотел ошибаться. Боже как бы он хотел просто ошибиться, как это обычно и происходит.       Франц Тост вернулся к Шарлю с перекисью, бинтами и лопатой. Он поставил последнюю у стены, а сам подошел к Шарлю. Взяв сначала одну руку, он начал заливать ту перекисью, мальчик запищал от боли, но руки не выдергивал. Леклер понимал, что это необходимо. Мужчина аккуратно протер руку и перебинтовал ее, а затем повторил то же самое со второй. Шарль был очень терпелив и тот был даже благодарен за такую заботу. Затем мужчина взял лопату и последовал за Шарлем.       Себастьян был очень близок к разгадке. Он почти угадал. Да это правда могли бы быть те несколько мест, которые он подозревал. Просто логика Веббера была не до конца ясна. Шарль вел Франца Тоста к плакучей иве у озера, недалеко от разбитой старой оранжереи, где часто прятался от мира Данил. На заднем дворе школы лежало больше снега. Все было таким заросшим и таким мертвым. В это время сейчас не найдешь никаких незабудок, только их засохшие остатки. Тост и Леклер добрались до места и теперь нужно было понять, где копать. Мальчик смотрел на россыпь засохших цветов и ему казалось он ведёт какие-то очертания. Шарль неуверенно указал точку и предупредил, что глубоко, наверное, копать не надо. Лопата вошла в землю и Франц принялся раскидывать землю.       — А что конкретно мы ищем? — Шарль все еще боялся сказать, но Франц искренне не понимал, как связаны сбежавший мальчик и яма на заднем дворе школы. Стояла тишина и Тост продолжил копать, пока ему не показалось, что кажется земля стала подозрительно слабее поддаваться и он не начал замечать подозрительный запах. Пока еще совсем тонкий, — я пока не понимаю, но тут явно что-то есть…       — Я думаю, надо самим здесь продолжить. Без лопаты, — Шарль опустился вниз к земле и начал сам разгребать землю руками. Ускоряясь все сильнее и сильнее.       — Ты уверен? — Спросил его мужчина.       — Нет! — Резко ответил Шарль, мальчика явно накрывала истерика, — я больше других хочу оказаться неправым, — мальчик копал, пока в нос не начал бить отвратительный запах, от которого все выворачивало наружу, — Боже… запах. Запах… — это был не просто запах. Это был трупный запах разлагающегося тела. Шарль это понял, но он продолжил раскапывать пока не коснулся чего-то, — Нет… пожалуйста, — отряхнув немного находку Шарль в ужасе отпрянул назад, еле сдерживая рвотный позыв. Это была куртка. Красная куртка с нашивкой «Феррари», такую Льюис пытался подарить Себастьяну, но Шарль забрал ее, потому что такая же была у Жюля и вот сейчас он видит ее, определенно надетую, — нет, нет, нет. Нет! — Взревел Шарль. Ему стало невыносимо плохо. Его крик был похож на рев дикого зверя, у которого сердце разрывалось от горя. Он сделал это. Он нашел его, — за что, боже, нет. Это его куртка! Это его куртка! Это Жюль! Это Жюль! Это Жюль! Нет, пожалуйста, — Шарль знал. Он знал, что ищет, но все равно никак не мог избавиться от шока, который накрыл его. Он бы хотел коснуться, обнять, но не мог, это просто тело. Мертвое тело его друга. Франц Тост от ужаса выронил лопату.       — Боже правый, — Мужчина схватился за голову и у него на глазах выступили слезы, — кто мог сделать такое, — за много лет Франц повидал много жестокости по отношению к детям, он никогда не мог этому противостоять, но то, что он видит сейчас, переходило все его границы понимания человеческой жестокости, — парень мне так жаль. Мне так жаль. Франц хотел оттащить Шарля и увести его, но тот не мог двинуться с места. Он смотрел на свои руки, которые были измазаны землей. Он не мог представить, что он только что дотронулся до куртки своего друга.       — Он убил его! — Голос был сорван. Шарль еле мог говорить, но он продолжал лепетать и лепетать, он совершенно сходил с ума, — Убил! Нет! За что? За что? Я не могу дышать, — Франц понял, что мальчик был совершенно в невменяемом состоянии, ему пришло взять его по руки и поднять на ноги, аккуратно придерживая, потому что мальчик совершенно не мог стоять. Он был как будто ватным.       — Пойдем. Тебе надо успокоиться, — он начал аккуратно уводить мальчика, который ничего не мог видеть перед собой, кроме той куртки. Он не мог думать ни о чем другом, как будто его всю жизнь стерли и оставили только этот момент, — мне надо позвонить в полицию. Ты расскажешь им все, что знаешь, когда придешь в себя, — это было очень маловероятно. Никто не должен переживать такие потрясения, уж точно не Шарль. Он этого не заслужил, Жюль этого не заслужил.       — Жюль… — только протяжно взвыл Шарль, направляясь в сторону здания. Вот он самый страшный, недостающий кусок головоломки, которая была теперь полностью собрана. Где-то глубоко в голове, среди криков бьющегося в припадке мозга, Шарль думал. Надо сказать другим. Надо сказать другим! Надо их предупредить. Не надо никем рисковать. Он нашел самую главную улику, но он не мог…

***

      — Ты готов? — Вторая гонка прошла довольно тихо и приходил время третьей. Себастьян и Кими стояли рядом с имитацией боксов, где бегали и подготавливали карты работники картодрома, у которых не хватало рук и, честно говоря, выбивались из сил. Обычно за картами следят сами участники или их родители, но это был особый случай, где пришлось управляться своими силами. Амуниции еле хватало, все пытались освежать то, что уже было использовано от чего некоторые мальчишки кривили душой надевая использованный потный комбинезон. Феттелю достался бело-зеленый и карт под номером пять. Кими стоял в сторонке и тихо наблюдал, за тем, как у мальчика немного тряслись руки, что было прямым признаком волнения. Себастьян не просто переживал. Он был в ужасе, однако он сказал следующее.       — Больше, чем кто-либо, — Феттель лучезарно улыбнулся. Вот Себастьян которого знает Райкконен. Вот он настоящий лучик. Он почувствовал в голосе этот детский восторг. Он чувствовал в нем эту жажду борьбы, — у меня внутри все трепещет, — Кими был искренне рад видеть этот детский восторг, хотя тело выдавало его постоянные мысли, что он снова думает о Веббере, о Шарле, о Пьере, но иногда ему нужно было переключаться. Он так не хотел, чтобы Себастьян оставался заложником своего кошмара, — Почему ты не захотел поучаствовать? Мне кажется, ты бы всех разнес, — Феттель не знал почему, но ему казалось, что несмотря на то, что Кими медлительный в жизни он мог дать жару, да и в принципе. Он хотел бы с ним погоняться.       — Поэтому не участвую, — хмыкнул финн, — потому что у вас даже шанса не было бы. В Финляндии рядом с моим домом был картодром, — история того, как Кими оказался в этом месте покрыта тайной и загадкой. Сейчас известно только одно. Он сирота. Финляндия довольно далеко от Франции и иногда, когда Кими что-то рассказывает о своем прошлом он выглядит довольно счастливым, — сказать, что я был хорош — это ничего не сказать, — Кими обожал ходить на картодром, однако тот вскоре закрыли. Хозяева обанкротились и трек опустел, зарос и начал рушиться.       — Я и не знал, что ты тот ещё хвастун, — Себ не мог удержаться и не пошутить. Не часто услышишь признание от Кими, что он в чем-то хорош. Райкконен всегда был очень скромен.       — А еще я люблю играть в шахматы и бадминтон, -Себастьян удивленно посмотрел на Кими. С чего вдруг так много неожиданной информации, а ответ был довольно прост. Кими соскучился по обычному Себастьяну. Что его холод бывает чересчур для тонкой души Феттеля.       — Про шахматы мне рассказал Шарль, — конечно Шарль рассказывал Себастьяну все что происходит и на мгновение Леклер снова захватил мысли немца и тот резко стал очень грустным, — поверить не могу что он ушёл, — Себастьян посмотрел в глаза Кими и тот заметил, что они были на мокром месте, но он не плакал, но Кими чувствовал, как у Себастьяна затаилась страшная обида на монегаска, — как он мог?! Я не должен так говорить… — сразу поправил себя Себастьян. Ему показалось, что это прозвучало с его стороны чересчур эгоистично. Кто как не он должен знать, как тяжко было Шарлю в этой школе, — он давно этого хотел, он был здесь несчастлив. Хотя, когда появился Пьер, мне все казалось, наоборот, — Себ наблюдал как в тело Шарля возвращалась жизнь. Как он влюбленно говорил о Гасли, как он переживал, что потеряет его… Феттель искренне не понимал, как Пьер держится, Шарль крайне сложный человек и его сложно терпеть, но его очень можно любить, его хочешь любить, — видимо я ошибся, — тяжело вздохнул Себастьян.       — Язык бы ему оторвать, — недолго думая ответил Кими. Феттель не смог сдержать смешка. Райкконен тут же попытался сменить тему, он не хотел, чтобы Себ отправлялся на гонку в таком настроении, — Тост в своё время был неплохим шахматистом в свое время, с ним интересно играть.       — Научишь меня? — С любопытством спросил Феттель.       — Можно, — пожал плечами Кими, хотя он был искренне был рад заинтересованность Себастьяна.       — Бадминтон? — С ухмылкой продолжил немец.       — Долгая история, — Кими сам не знал почему, но ему нравилась эта игра. Это была маленькая традиция в его семье, хотя Финляндия и северная страна, но никто же не запрещает там играть в бадминтон.       — Покончим с Веббером и у нас будет все время мира, — Себ игриво подмигнул Кими и тот в какой-то момент даже немного покраснел. Себастьян даже начал верить в то, что для них может есть и хороший конец. Он чувствовал, что он был не один и тревожность начала отступать, — я внезапно понял, что мы так близки, но я оказывается ничего о тебе не знаю, — внезапно продолжил Феттель. Это была правда. Кими знает о Себастьяне все, а вот он плохо знал Кими. По крайней мере он так думал. Они давно не были так просто вместе и не говорили о том и сем, не касаясь тех ужасных событий. Это были приятные мгновения       — Я не такая интересная персона как кажется, — Райкконен хмыкнул. Он как-то и не думал об этом. Ему всегда казалось, что немец знал его лучше, чем кто-либо находящийся здесь. Да и в принципе, — я тот, кто я есть. Без прикрас, — самый простой парень, с самыми простыми хобби, с простым нежеланием разговорить из-за больных связок, которые повредил еще в детстве после серьезного удара.       — Вау. Емкий ответ. Ни добавить, ни отрезать… — Развел руками Себастьян, который уже был готов к гонке. Ему осталось надеть шлем и все. Он самой настоящий маленький гонщик. Мальчик на секунду нахмурился, — слушай, последишь за Пьером? — Не секрет, что Гасли как магнитом притягивал неприятности, лучше пусть рядом будет человек, кто отталкивает их.       — Меня уже Данил попросил, — хмыкнул Кими. Райкконен был окружен людьми кто искал приключений на пятую точку. Нужен был хотя бы один человек, кто должен держать все под контролем, — ты сам только не глупи! — На треке Кими не сможет следить за ним, что немного нервировало, но что может вообще случится с ним там?       — Мне страшно, Кими, — внезапно признался Феттель. Его выражение лица снова изменилось и явно не в счастливую сторону, — у меня мурашки по коже бегают будто что-то не так, — Себастьян очень сильно старался сохранять позитивный настрой, но его темные мысли все же одолевали. Кими знал, что у Себастьяна руки трясутся не просто так. От него такие моменты так просто не скрыть. Райкконен снял солнечные очки, которые в очень редком случае покидали его и небрежно положил руку на плечо Себа. Он сейчас искренне пытался его поддержать.       — Как я сказал, не делай глупостей и все будет хорошо, — Кими запнулся. Он боялся, что следующие слова, которые он скажет могу прозвучать как-то неправильно. Мальчик очень сильно хотел выразить ему свою любовь и признательность, — ты для меня самый важный человек, ты принял меня таким какой я есть… — он хотел высказать все что думал, но слова все никак не подбирались, — просто дай мне тебе помочь, когда надо…       — Я так рад, что ты у меня есть, — Себастьян понимал, что Кими не человек слов. Он не человек чувств. То, что он сейчас делает очень много для него значит. Феттель притянул к себе Кими и очень крепко обнял, закрыв свои глаза. Из близких ему людей остался только Кими. Он всегда был рядом, даже когда это было не совсем так, — после всего того, что было, ты все ещё здесь со мной.       — Ты можешь говорить, что не знаешь меня, но ты знаешь как никто другой, — Кими закрыл глаза. Они оба чувствовали тепло, которое объединяло их. Только Кими не чувствовал себя очень комфортно в объятиях и вскоре довольно быстро отпустил, — все остальное чепуха. Удачи тебе.       Мальчики сидели в картах так как их распределила жеребьевка, что было не совсем честно, но увы уместить в один день три квалификации и три гонки было не совсем реально. Так случилось, что с первого стартовали Себастьян и Льюис. Лучше придумать было и нельзя. Феттель под визором своего белого шлема закатил глаза, понимаем, что они совершенно точно не дадут друг другу нормально гоняться. Комбинезон Льюиса был фиолетовым, как и его шлем. Себ заметил, как мальчик что сидел за соседним картом чуть впереди поднял свой визор и подмигнул ему, чтобы то ни значило. Хэмильтон явно выглядел каким-то слишком приободренным. Феттель даже и не представлял, что Льюис припас для него очень хорошие новости. Сразу за Феттелем и Хэмильтоном были Квят и Боттас, кому-то повезло меньше, например Хюлькенберг, Риккьярдо и Ферстаппен, застряли в середине, а еще ниже оказались Грожан и Магнуссен, но датчанин был настроен решительно настроен на то, чтобы догнать Нико.       Трек был не новым, на нем было много кочек, видны были следы резких торможений, но в сравнении с утром, трек был более прогретым чем это было в утренних заездах, что давало некое превосходство. Моторы были заведены и внутри груди каждого мальчика сердце колотилось как ненормальное. Маленьким гонщикам дали зеленый свет и те двинулись на прогревочный круг. Про себя Феттель подумал, ему хватит два поворота, и он сможет обогнать Льюис, в то время как сам Хэмильтон думал, что спокойно сможет удержать позицию и выиграет легко и с отрывом. На Вальттери был надет шлем, который подарил ему Льюис, который заметно отличался от всех шлемов, которые были на других. Он выглядел как-то более по-взрослому, например у Данила шлем был белый, синий и красный, а на шлеме Себастьяна был изображен краб из мультика про Русалочку. У всех шлемы были с какими-то детскими персонажами или просто покрашены в один, два или три цвета, как например оранжевый шлем Ландо или сине-розовый шлем Эстебана. Трава вокруг была жухлая, потому что еще не проснулась ото сна под снегом и еще местами лежал потемневший от грязи и пыли снежные островки. Мальчики должны были быстро изучить трассу, которая ну очень петляла, шансы, что кто-то сегодня сойдет были стопроцентные. В предыдущие заезды ребята сходили, так что этот заезд вряд ли станет исключением. Для этого по сторонам стояли смотрители в желтых жилетах со световыми полосками, так что все меры безопасности были предусмотрены. Мальчики приближались к линии старта, все сильнее нажимая на газ, чтобы вот-вот сорваться с места. Сердце Себастьяна и Льюиса бились с бешеной скоростью, иногда посматривая друг на друга. Мальчики увидели взмах зеленого флага и тут же бросились в бой.       Льюис и Себастьян тут же рванули вперед, открываясь от общей группы, а вот Вальттери старт немного проспал, от чего затормозил всех, кто был сзади, пропустив вперед Квята и пропустив Переса, который был за ним и вовремя среагировал на то, что у Боттаса был медленный старт. Внутри себя финн начал тихо проклинать себя, что так без боя пропустил вперед двоих, но он тут же собрался с мыслями и быстро догонять Чеко и Данила, что вырвались вперед. Себастьян дышал в спину Льюису и заметил, что первые два поворота Льюис немного соскальзывает направо, потому что не так сильно притормаживает, потому на третьем повороте, перед небольшой прямой, Феттель пошел в атаку. Льюис уже думал, что гонка для него пройдет легко и играючи, как появляется Себастьян Феттель. И вот он поравнялся с Хэмильтоном входя в третий поворот глубоко по внутренней задевая грубые поребрики, сильно потряхивая, так что карт ели держался на той линии, которую выбрал Себ, но тот был уверен в своих силах. Мальчишки немного сцепились, потому что Льюис понял, что кое-кто воспользовался его ошибками и пытался сделать так, чтобы Себ притормозил, но вот уже на прямой Феттель вырвался вперед. Льюиса это не расстроило. Наоборот. Только раззадорило. Теперь он должен охотиться на Феттеля, что в принципе его устраивало.       Нико рвал и метал… У него стояла задача. Добраться до подиума, ему было плевать как, главное, что он должен это был сделать, перед ним боролись Даниэль и Макс, у которых была какая-то своя гонка, которая больше напоминала флирт, что страшно раздражало Хюлькенберга, он пытался всячески разделись парочку, но когда у него это получилось, при это в подрезав в бою Макса, тот невольно обрек на себя его гнев, потому что Ферстаппен так просто не простит это, только самого Нико это не волновало, ведь следующая его цель была Даниэль, который начал осматриваться назад, хотя стоило было обратить внимание вперед, потому что Ландо и Карлос начали отъезжать. К самой тройке начал приближаться Кевин, который буквально прорезал свою группу, в которой был на старте, как горячим ножом по маслу.       Эстебан ехал, пристроившись за Вальттери, который ехал, ну очень быстро, не замечая за собой хвост. Первым его жертвой пал Чеко Перес, который даже и не понял, что произошло, как мимо него проехали оба Боттас и Окон. Следующий на очереди был Квят. Пьер и Кими сидели на трибуне и пристально следили за гонками. На нервной почве из-за того, что Вальттери несся за Данилом, Пьер крепко схватил руку Райкконена. Финн лишь вскинул глаза к небу по своими солнечными очками, но сейчас его внимание сосредоточено на Феттеле. Потому что что-то было не так. После того как Себастьян обогнал Льюиса, немец смог создать довольно большой промежуток, который начал стремительно таять. Себастьян не мог этого слышать из-за мотора, но он определенно чувствовал, что с картом было что-то не так. Что-то сломалось, однако Феттелю хватало уверенности и мастерства, чтобы держаться и не давать Льюису и шанса на обгон, хотя тот уже приблизился к зоне атаки. С каждой кочкой, с каждым грубым заездом на поребрик ситуация становилась все хуже. Кажется, у Себастьяна разболталась подвеска. Феттель начал неистово злиться и тут на повороте, на том самом, на котором он обогнал в самом начале гонке, его начал обгонять Льюис, но тот вошел как-то не совсем удачно, почти не оставляя места для Себастьяна. Себ ели держался, но все же держался, пока его не подцепил Хэмильтон за заднее колесо. Феттеля развернуло, и мальчик полетел прямиком в барьер из шин подвеска была разбита. Себастьян начал бить руль и ругаться на всех возможных языках, на которых мог ругаться. На финском, английском, немецком. К нему подошел смотритель и дал добро на то, что он может покинуть карт. Мальчик со злостью смотрел на Льюиса, к которому начал приближаться Квят, а за ним в притык ехали Вальттери и Эстебан. Вскоре мимо него проехали Ландо и Карлос, которые поменялись местами, а вдалеке все еще боролись Нико с Даниэлем. Себастьян хотел бы кинуть в него гравий, но он глубоко вздохнул, успокоился и ушел с трека, чувствуя неистовую горечь поражения. Хотя та была даже не по его вине. Мальчик посмотрел на трибуну сквозь визор шлема, который он не хотел снимать, в сторону, где сидели Кими и Пьер. Ему ничего не оставалось, как пойти к ним. Феттель снял свой шлем и пошел снимать свой гоночный костюм, но как только он снял свой шлем он увидел вдалеке Веббера. Он не был на трибуне, да и вообще стоял как-то поодаль от толпы, явно намекая на то, чтобы Себастьян к нему подошел. Миллион мыслей в голове мальчика тут же затмили все мысли о горечи схода. Он помнил, что все они договаривались не геройствовать, не приближаться к Вебберу, он обещал Кими не делать глупостей и тот явно сейчас ждал его на трибуне. Феттель кивнул Вебберу, затем стыдливо посмотрел снова на трибуну, где Кими продолжал наблюдать за гонкой, а вот Пьер заметил, что что-то было не так. Феттель не пошел переодеваться. Это был очень плохой знак.       Пьер начал нервно оглядываться по сторонам, думая, как бы ему пойти за Себастьяном. Его уже не волновало, что происходило на треке, его даже не волновало то, что Данила сейчас обгонял Вальттери. Гасли решил пойти простым путем и аккуратно похлопал Кими по плечу, привлекая его внимание.       — Кими, слушай, не очень удобно просить, — визуально Пьер выглядел крайне встревоженно, но он в принципе был известен своей эмоциональностью, — мне в туалет надо сходить, ты не против?       — Знаешь, — Кими удивленно посмотрел на мальчика рядом с собой, хотя это было не очень заметно. Данил и Себастьян оба попросили посмотреть за Гасли, зная его напрашивающуюся на неприятности натуру, но вроде как его не подписывали быть цербером для него и тот даже не понял никакого подвоха в вопросе Гасли. Он ждал Себастьяна, который скоро должен прийти, по крайней мере он так думал, — меня, конечно, сделали твоей нянькой, но спрашивать разрешение сходить в туалет меня не надо.       — Да, хорошо, — Гасли неловко улыбнулся, почесав свой затылок, — спасибо, — мальчик встал с места и начал аккуратно проходить сквозь свой ряд, он извинялся перед всеми, стараясь проходить как можно быстрее, но все равно доставляя всем неудобства. Мальчик наконец выбрался со своего ряда и сломя голову пустился вниз. Гасли отбежал подальше от трибун, оглядываясь по сторонам. Он боялся опоздать, он боялся, что с Себастьяном, что-то случится, но тут его взгляду бросились две фигуры, которые шли в сторону небольшого леса, который рос вокруг картодрома. Сердце колотилось. Он видел, как Себастьян послушно шел за Марком, скрываясь в деревьях. Пьер ринулся за ними, но как только оказался у опушки. Остановился. Парень не знал, что ему делать, вдруг он все испортит и пострадают они оба, а Веббер снова выйдет сухим из воды, что если он сделает все только хуже, но если он не поможет… То Феттель скорее всего просто исчезнет… Совсем как Бьянки. Тут мальчишку озарило. Он достал из кармана телефон, который в тихую провез с собой и включил диктофон. Набрав в грудь воздуха, Пьер закрыл глаза и ступил в лес.       Феттель шел за Веббером абсолютно спокойно, уже смирившись со своей предстоящей печальной судьбой и пистолет, что был спрятан у Марка в куртке, тот самый, что он видел под кроватью, прячась в комнате своего мучителя, был подобен печати, которая зафиксировала его будущее раз и навсегда. Вряд ли он выберется живым из этого леса. Сама роща была голой, серой, такой одинокой и такой грустной, как будто все вокруг понимали, что сейчас случится. Себастьяну хотелось плакать от обиды, ведь ему казалось, что у него есть шанс. Может ему не следовало идти к нему, но, наверное, после его исчезновения кто-то обратит внимание что что-то не так. К тому же его новые друзья будут знать почему он исчез. Их могут и послушать в этот раз. Феттель шел, опустив голову, как вдруг за своей спиной он услышал какой-то шорох. Мальчик на секунду замедлился, осмотревшись по сторонам, как тут он увидел Гасли, что выглядывал из-за дерева. Себастьян нахмурился и покачал головой, махнув немного рукой, одними губами пытаясь сказать ему, чтобы он срочно уходил, но Пьер отрицательно покачал головой, давая понять, что не собирается оставлять его на неминуемую смерть и достал телефон, пытаясь объяснить, что он записывает все что происходит. Феттель задумался. Их разговор будет неоспоримым доказательством, только он не уверен, что этот разговор захочет начать сам Марк. Однако это ровно то, о чем говорил сам Себастьян Пьеру. Поймать Веббера с поличным на месте преступления с признанием. Мальчик остановился и рукой приказал Пьеру спрятаться и самое главное молчать. Убедившись, что Гасли не видно Феттель еще немного постоял молча, собираясь с мыслями. Затем он поднял свой взгляд и крикнул в спину уходящему все дальше мужчине.       — Марк! — Веббер остановился и посмотрел раздраженно вверх. Мужчина развернулся на месте и медленно пошел к Феттелю, но как только Себастьяну показалось, что тот приближается к нему слишком близком, мальчик отступил, что вынудило Веббера остановиться, — мы можем поговорить? — Возникла пауза, которая ну никак не отвечала на вопрос Себастьяна, и он решил объясниться, — я вижу, что ты задумал, но думаю мы наконец объясниться друг перед другом, — Веббер продолжал молчать, поедая мальчишку взглядом, — Марк, мне страшно, — голос Себастьяна трепетал от ужаса и Феттелю правда было страшно, но не потому что его может ожидать в скором времени пуля, а потому что он боятся не успеть выбить хотя бы что-то похожее на признание прежде чем Веббер решит от него избавиться.       — Я не хочу делать то, что собираюсь, — признался Марк, разведя руками. Он смотрел на мальчика перед собой он бы и хотел видеть в нем того юношу, что его так сильно заинтересовал, золотые волосы, в которых запутывался ветер, широкую улыбку, что своей лучезарностью затмевала солнце, веселый, добрый, немного наглый, но все что он видел перед собой это сломленного паренька, чьи волосы потеряли тот блеск, будто это был несчастный призрак того кого он любил и потому он испытывал злость, горечь и отвращение, — я даже не планировал, ты сам все испортил! — Повысил голос мужчина, который внезапно немного захрипел, — я думал ты тот самый.       — У нас никогда бы ничего не вышло, — серьезно ответил Феттель, понимая, что сейчас обрекает себя на гнев Веббера, но чаще всего люди в гневе попросту бывают более честны, — ты больной на голову человек, и я бы сказал, что тебе нужна помощь, — это в природе Себастьяна, хотеть помочь всем и каждому, даже Марку, после всего того, что было он бы хотел помочь, ему пришлось себя даже убеждать, что такому человеку как он уже ничего не поможет, — но ты причинил столько боли и ты не заслуживаешь помощи. Ты отправишься в тюрьму.       — Я не больной! — Марк подошел ближе к Себастьяну схватив того за горло. Его практически трясло от злости. Он сильно сжимал свою руку на шее мальчика, но Феттель не дрогнул, что начало бесить Веббера и он начал давить сильнее. Пьер наблюдал за этим всем за деревом и как только тот схватил Себастьяна. Он хотел кинуться на помощь, но тут немец тихо заговорил.       — Ты убил Жюля Бьянки, — Марк отпустил Себастьяна, как только услышал эти слова. На шее мальчика остался очень заметный след от руки. Феттель прочистил горло, немного закашлявшись, но он продолжил говорить, — ты довел Нико Росберга до самоубийства, ты практически уничтожил Макса Ферстаппена, ты избил и запугал Кевина Магнуссена из-за того, что он увидел нас, ты меня изнасиловал.       — Ты сказал, что ты мой, — в этом была доля правда. Между Марком и Себастьяном все было очень сложно, потому что сам Себастьян думал, что между ними все взаимно, но чувства начали довольно быстро остывать, для Себастьяна это было что-то виде игры, подразнить Кими и Льюиса и потому он винил себя в том, что с ним случилось. Все пошло по наклонной в день, когда Себастьян попросил его выпустить Леклера. После этого момента его жизнь разделилась на до и после и как же сильно он ненавидел Марка за это. Как же сильно он стал ненавидеть себя.       — Это все еще не давало право делать то, что ты сделал со мной или с кем угодно, — эти слова крайне сложно давались Феттелю, но он должен был это сказать. Потому что это был правда. Он так долго чувствовал себя виноватым, он наконец смог признать, что проблема была не в нем.       — Я не убивал его, — покачал головой Веббер, только вот Себастьян не верил ему. Он видел дневник. Все говорит, что он виновен.       — Его нет, Марк! — Повысил голос Себастьян. Пьер затаил дыхание. Он видел, как Веббер колеблется, — мне нет смысла врать, он мертв по твоей вине!       — Это была случайность! — Перебил его криком Марк. Мужчина потер переносицу, он явно хотел что-то сказать, но все никак не мог заставить себя произнести это вслух, — он убегал… — Себастьян нахмурился. Мальчик еще не слышал, как это произошло, — он убегал от меня, споткнулся, — в Марке оставалась еще толика человечности, которая неистово сожалела за все то, что он натворил, за то, как заставил всех этих детей страдать, — упал в овраг и пробил голову. Он умер на месте. Я держал его тело. Глаза были открыты… мне было так больно, мне так жаль, — Пьер вспомнил, как сам падал в овраг, он пришел за ним. Сказал, что ему повезло, что он еще не погиб так. Оба мальчика хотели прочистить желудок. Пьер одолевал ужас, в то время как в Себастьяне бушевал гнев.       — А потом ты спрятал его тело, — прорычал Феттель сжимая кулаки, — но тебе было мало! — закричал мальчик со всей силы. Веббер не знал, что в юноше это есть. Он всегда подавлял негативные эмоции, а сейчас они начали вырываться наружу, — Бьянки! — начал перечислять немец, — Росберг! Ферстаппен! Я! А потом ты планировал добраться до Пьера? Если бы тебе было действительно жаль ты бы не хотел меня сейчас убить!       — Ты меня предал! — Закричал в ответ мужчина, — ты начал от меня отворачиваться. Ты решил меня подставить, — все превращалось в истерику. От злости руки обоих тряслись. Щеки горели, они готовы были друг друга убить здесь и сейчас, — думаешь я не заметил, что ты начал под меня копать? Думал у меня паранойя, не может же быть такого, что мой Лучик может оказаться крысой, но потом я убедился в этом, — Себастьян прикрыл глаза. Конечно, Веббер знал. Потому он стал чаще его «навещать» и избивать, чтобы «выбить» из него идею вывести Марка на чистую воду, но Феттель не сожалел. Он гордился собой, что у него хватило на это сил и храбрости, -ты сломал все что можно, ты просто не достоин того, чтобы тебя любили. Ты жалкий слабак, все что сейчас происходит твоя вина! — Феттель не воспринимал эти слова всерьез. Он больше никогда не позволит этому человеку убедить в том, что он чего-то недостоин и что он якобы слаб. Он сильнее его…       Гонка подходила к концу, но Кими не сидел на месте. Он понял через какое-то время, что Пьер его надул, да и Себастьян в итоге не появился. Мальчика был так зол на себя. Он ведь просил о единственной вещи. Не делать глупостей. Кто его послушал? Правильно никто. Теперь он ходил по всему картодрому в поисках этих двоих. Он давно не следил за гонкой, а произошло довольно много изменений. Данила развернуло прямо на треке, что позволило Вальттери и Эстебану проехать дальше, а Ботас кинулся в погоню за Льюисом, который в борьбе с Себастьяном убил свои шины и значительно замедлялся. Однако своим разворотом Данил испортил гонку не только себе, но и Карлосу с Ландо, в которых он прилетели. Мальчики ели отрулили, но это позволило Нико и Кевину прорваться вперед. Нико воспользовался моментом, когда Макс агрессивно атаковал его, но Халк намеренно пропустил его и тот въехал в зад Даниэлю и вот парочка снова спорит между собой поодаль от трека. Кто виноват в этот раз? Нико чувствовал подиум в кармане, он приближался к Эстебану, который тоже его заметил и стал немного отставать от Вальттери, чтобы защитить позицию. Ему оставалось всего три круга. Однако Кевин Магнуссен, что не отставал от Халка хотел утереть мальчишке нос и начал атаковать его. Нико со злостью начал оглядываться на датчанина. Развернулась нешуточная борьба за третье место, но какая красивая. В это время Боттас начал обгонять Хэмильтона, что удивило Льюиса и он хотел бы начать обороняться, но он боялся, что карта попросту не позволит ему завершить по итогу гонку и тогда он со спокойной душой пустил своего друга вперед, он также не хотел повторения ситуации как с Себастьяном. Ему было правда жаль, что Себастьян вынужден был сойти.       Последний круг Халк наконец вышел на достаточное расстояние чтобы обогнать Окона. Вот он уже готовился сделать маневр, но тут случилось непредвиденное, его атаковал Кевин, задев немного его карт, из-за чего тот пришилось отлавливать. Хюлькенберг упустил свой подиум. Вальттери выиграл гонку, Льюис пришел вторым, а третьим Эстебан. Халк вылез из карта в абсолютном гневе и пошел на Магнуссена, который ехидно улыбался, но Нико не успел до него добраться, как его окликнул знакомый и немного ненавистный голос. Это был отец Нико, который подозвал мальчика к себе.       — Николас подойди, пожалуйста, — Нико ссутулился и начал медленно подходить к своему отцу, уже предчувствуя как его очередной раз унизят. Он не смог заехать на подиум, он ничего не доказал. Он чувствовал себя таким неудачником.       — Да, отец, — Нико не поднимал глаз, потому не мог знать, что мужчина, что стоял перед ним чувствовал себя не менее растерянно, чем его сын. Он не знал, как начать говорить с ним. Он наблюдал за гонкой и остался под глубоким впечатлением, но его кое-кто подтолкнул на то, чтобы поговорить с со своим сыном.       — Ко мне подходили твой друг и сестра, — Хюлькенберг младший тут же поднял свой взгляд на мужчину и заметил, что тот сам не может на него смотреть, — и у нас состоялся разговор по поводу тебя, наконец они встретились глазами и впервые в жизни Халку увидел одобрение отца. Он не мог поверить в это. Он готов был сорваться с места и просто обнять его, — я был очень впечатлен твоими успехами и, возможно, я был немного неправ на твой счет… — слова давались тяжело. Мужчина действительно признавал, что был слишком строг к своему сыну и в голове он думал, что ему стоит пересмотреть его отношение к нему. Кевин и Стефания были очень убедительны, — ты проехал отличную гонку. Молодец. Я горжусь тобой.       — Спасибо, пап, — Нико Хюлькенберг улыбался как никогда в своей жизни. Он обернулся к Кевину, рядом с которым уже стояла и его сестра, и они тоже улыбались. Он кивнул им, ели, сдерживая слезы, — прости, я должен идти.       -Давай беги, чемпион, — Нико не мог сдержать улыбки. Он побежал к Кевину и Стефании, и первое что он сделал, он крепко их обнял, не сказав ни слова. Это заменило все слова благодарности.       Кими пытался прорваться через толпу чтобы найти хоть кого-нибудь из компании. Пока все ликовали хорошим заездом никто и не подозревал, что кто-то может быть в ужасной опасности. Райкконен еще никогда не выглядел так взволнованно и наконец ему удалось найти хоть кого-нибудь и как же ему повезло, что это оказался никто иной как Данил Квят. Мальчик был явно раздражен своим заездом и не скрывал своего плохого настроения.       — Квят! — Финн наконец пробился к Данилу, рядом с которым стояли Вальттери и Льюис и беседовали о гонке, но все тут же обернулись на голос Кими, ожидая услышать плохие новости, — у нас проблема.       — Кими? Что такое? — Квят нахмурился. Он, конечно, догадывался, что могло произойти, но надеялся, что произошло что-то другое, он так надеялся, что может быть хотя бы в этот раз их пронесло.       — Себастьян и Пьер. Они оба пропали, — Данил хотел кричать от злости на этих двоих горе героев, но он пока держался, до последнего. Сейчас он был похож на чайник, который медленно достигал температуры кипения, — я нигде не могу их найти… — Квят еще молчал пару секунд, затем нервно засмеялся.       — Сука, сука, сука! — Закричал он со всей силы, чем обратил на себя внимание некоторых зевак, — как чувствовал, что случится какое-то говно. Как чувствовал! Блять! — - Мальчик пнул невидимый камень их снова замолчал тяжело дыша, прикрыв свои глаза, — так дай секунду подумать.       — Мы можем помочь, — вызвался Льюис. Внезапно он почувствовал себя страшно виноватым. Он думал, что если бы он не сцепился с Себастьяном на треке, то он бы не сошел и не исчез. Или если бы он рассказал про Нико, то, наверное, он бы передумал рисковать собой, однако он злился не менее Квята на этих двоих.       — Само собой разумеется вы поможете, — рыкнул Данил, но он тут же поймал себя на том, что повысил голос на Льюиса не за что. Мальчик сжал кулак, впиваясь ногтями в подушечки рук, — Так. Ладно. Прости. Ты тут не причем, — сейчас не время было поддаваться эмоциям, — найдите остальных, введите в курс дела и ищите этих двоих по территории картодрома. Увидите Веббера, разрешаю доебаться до него. Он сто пудов к этому причастен, — даже если нет, Квят хотел, чтобы он понимал, что он в ловушке, что все знают, что ему не скрыться с его преступлениями. Пусть он с ума сойдет от паранойи, как она мучила их все эти месяцы, — я пошел в лес. Если через десять или пятнадцать минут никто не выйдет трубите тревогу, — Данил уже собирался уходить, как тут его отвлек Боттас.       — Черт еще же подиум, — через десять минут должна была начаться церемония награждения, а после этого все начнут собираться, но это сейчас волновало Данила меньше всего.       — Поэтому торопитесь, не стойте на месте. Каждая секунда на счету, -Данил не стал больше слушать ни слова и устремился в рощу.       Мальчик был практически уверен, что все трое были там. Он просто надеялся успеть. Ему было плевать. Он выбьет из Веббера всю душу если с тот что-то сделал с Пьером. Если понадобится он сам убьет его голыми руками. Мальчик бежал вдоль чащи, ветки цеплялись за его одежду, будто уговаривая его не ходить туда, но ничто не могло остановить его. Тут внезапно он увидел фигуру прячущуюся за деревьями с очень знакомой дурацкой шевелюрой. Это был никто иной как Пьер, а чуть поодаль были еще двоя. Не нужно было гадать кто это. Марк и Себастьян. Данил начал аккуратно обходить их вокруг, чтобы если что он мог из подтяжка напасть на Марка и тот даже не поймет, что случилось. Пьер заметил какое-то шуршание и обернулся назад, но никого не увидел, разговор между Веббером и Феттелем все шел.       — Зачем тебе все это? — Он просто хотел понять для себя. Почему? Почему он не остановился после убийства Бьянки? Почему он вообще это начал? Если это их последний разговор, то пусть же вскроются все карты, — ты все равно меня убьешь, — Марк на самом деле рассказывал в чем дело, но не может же это быть единственной причиной, — ты давно не маленький мальчик, а я не тот, в кого ты был когда-то влюблен, никто из мальчиков не был. У тебя же семья.       — Была, — грустно ответил Марк. Это был малоизвестный факт, но у Марка была жена и двое детей, но он со скандалом развелся и оставил детей, он очень давно их не видел. Порой он думал о них, но он не так сильно скучал, как должен бы был, — но даже семья не смогла утолить то одиночество, которое я испытывал с того дня как не стало Дэвида! — - Все снова упиралось в этого загадочного мальчика, с которым Марк когда-то давно был вместе в стенах школы был вместе. Пока тот не погиб в пожаре в их же школе. Как после этого ее еще не закрыли. Извечный вопрос. Дело скорее всего замяли, а в то место никому нельзя, — эта бесконечная пустота, ее заполняешь, заполняешь, — бесконечная черная дыра в самом центре груди, такое происходит, когда не можешь кого-то отпустить. Это начинает сводить с ума, — я уже говорил, я думал, что ты тот самый. Я любил тебя. Я смотрел на тебя, и ты был идеальным материалом, я мог бы сделать тебя абсолютно прекрасным, — это лишний раз подтверждало. Марк никогда больше никого не любил, он был всегда привязан к одному призраку, — а теперь я даже смотреть на тебя не могу, а так как ты пытаешься меня сдать, мне придется тебя убить… — мужчина достал пистолет и направил его на Себастьяна. Все внутри мальчишки оборвалось, но он не боялся. Последние слова будут за ним.       — Ты не любил меня, — покачал Феттель с глупой улыбкой на лице, со слезами на глазах, он уже и забыл, что Пьер смотрит, он просто готов был уйти. Гасли паниковал, он не знал, что делать, как и Данил, который просто застыл на месте, — ты любил свои иллюзии, которые видел в нас.       — Прощай, Лучик, — Марк не верил в то, что собирался сделать. Как он и говорил. Он не убивал Бьянки, по крайней мере непреднамеренно, но сейчас сведенный с ума тем количеством злодеяний, он собирался пересечь последнюю черту. Палец был на курке. Он про себя начал отсчет. Три… два…       — Стой! — Внезапно раздалось где-то со стороны. Мужчина быстро опустил пистолет, испугавшись внезапного свидетеля.       — Кто здесь?! — Пьер еще какое-то время находился в своем укрытии, но набравшись смелости он вышел из-за дерева. Мальчик подошел к Себастьяну и взял его за руку. Он не даст ему погибнуть здесь. Марк рассмеялся, — ну, конечно. Мальчик благородство. Моя Спящая красавица. Пришел, как всегда, на помощь.       — Все узнают, что ты сделал, — Пьер не знал, что делает. Импровизирует? Он смотрел по сторонам, пытаясь в срочном порядке придумать какой-то план. Пока развести злодея на монолог? Но насколько этого хватит? — Тебе конец.       — Или вам конец здесь и сейчас, — Веббер направил пистолет на двоих мальчишек, он понимал, что их двоих он не сможет убить, а ведь еще недавно он сожалел, что ему придется убить ребенка, а теперь он готов убить сразу двоих, — а все будет выглядеть так будто два мальчика снова сбежали из нашего заведения, и никто не обратит внимание на пропажу таких как вы, — ровно тоже самое, что произошло с Жюлем. Все подумали, что он сбежал. Но тут случилось невиданное. Из ниоткуда на Веббера напал Данил, который крепко вцепился в руки, Марка, пытаясь как-то выбить у него пистолет.       — Говноед пошел нахуй! — Он набросился на него с криками, со всей мощью и яростью, которая в нем сидела, но он краем глаза заметил, что Феттель и Гасли стоят на месте, тогда он, запыхаясь закричал, — Бегите! Бегите!       — Себ, беги! — Пьер потянул за собой немца, и они бросились назад к картодрому, надо было срочно позвать на помощь, но тут за спиной раздался выстрел. Феттель бежал дальше, он ничего не слышал, не видел, а просто бежал вперед. Гасли же остановился. Он чувствовал будто пуля попала ему в спину в районе сердца, но это было не так. Мальчик обернулся и увидел лежащего на земле мальчика, а над ним стоял испачканный в крови Марк Веббер. Мальчик на земле не двигался. Все внутри Пьера застыло.       — Дани? — Закричал Гасли. Сначала он пошел медленно обратно, но, когда он не увидел никакой реакции, шаг перешел в бег. Веббер отступил назад, Гасли упал на колени перед телом его друга. Его брата. Глаза были открыты, тело еще было теплым, но белый гоночный костюм заливался багряным от крови, что шла из раны в груди мальчика. Гасли затрясся, — Ты убил его, — парень поднял свои глаза, которые застилала пелена гнева и слез, на перепуганного Веббера, который поднял на него пистолет. Он стиснул кулаки и зубы. Ему было так невыносимо больно, и он закричал, — ты убил его! — Мальчик набросился на мужчину, выбив из его рук пистолет…       Лэнс стоял рядом с Эстебаном на небольшом самодельном подиуме украшенном цветами, которые начали немного увядать, держа в руках небольшой кубок, который он должен был вручить французу. Рядом стояли Боттас и Хэмильтон, а неподалеку, как главный ведущий Лоуренс Стролл. Отец Лэнса. Однако церемония остановилась в момент, когда раздался откуда-то звук похожий на выстрел. Вальттери и Льюис нервно переглянулись друг с другом. Затем Хэмильтон начал нервно искать в толпе Росберга и другие знакомые лица, может быть хоть у кого-то был ответ, что это было, попутно пытаясь найти Пьера, Данила или Себастьяна, но их нигде не было.       — Что-то не так, — тихо сказал Стролл, посмотрев на Окона, — это то, о чем ты говорил.       — Надеюсь, что нет, — Лэнс незаметно для других взял руку Эсте и тот крепко ее сжал. Может все было и сложно между ними, но Стролл не отпустит так просто этого мальчика. Он будет рядом.       Внезапно из чащи выбежал Себастьян Феттель, который тут же побежал в толпу людей, выкрикивая лишь одно слово. «Помогите». К Феттелю тут же подорвались его друзья и врачи. Они попытались объяснить, что срочно надо вызывать полицию, что что-то случилось. Все заметили, что Данил и Пьер не вернулись. Это было очень плохо. Толпа людей начала гудеть, но Стролл старший начал призывать всех к порядку. К Себастьяну пришли медицинские работники. У мальчика явно был шок. Феттель уже и не думал, что переживет этот день и осознание этого нахлынуло только сейчас. Он закрыл глаза и начал громко плакать, захлебываясь в собственных слезах. Очень скоро приехала полиция, которая между собой жаловалась, что это уже был второй вызов за день. Целый наряд направился в лес на поиски Гасли, Квята и главного подозреваемого. Марка Веббера.       Пьер ели стоял на своих ногах, держа трясущимися руками пистолет. Он был весь в крови, его костяшки были изранены до мяса, ему было тяжело дышать, он чувствовал свои ребра, которые скорее всего были переломаны. В голове только были обрывки того, как он напал на Веббера, как тот пинал его ногами в грудную клетку, как он избивал Марка до полусмерти, не жалея своих кулаков. Лицо мужчины было не узнать, он лежал на боку сплевывая кровавые слюни. У них уже больше не было сил избивать друг друга. Марк засмеялся и закашлялся, подавившись собственной кровью.       — Ты убил его, — прохрипел Гасли, но от звенящей тишины, казалось все слышали, что он говорит.       — Ну давай. Чего же ты ждешь? Стреляй, Мальчик Благородство. Стреляй!       — Ты убил его, — это все что мог говорить Пьер. Он бы и хотел сказать, что Марк не заслуживает жизни. Он бы хотел произнести целую речь, но он просто не мог. На уме него вертелось только одно.       — Не знал вообще, что ты умеешь драться, — Гасли всегда был известен тем, что терпеть не мог насилия.       — Ты убил его.       — Да, убил! Отомсти за своего друга!       Внезапно на месте преступления появилась полиция, которая окружила их.       — Парень, положи пушку на землю! — Но Пьер не собирался опускать пистолет, а продолжал стоять как вкопанный, целясь на лежащего на земле Веббера.       — Он убил его, — Марк снова засмеялся, так жутко. Гасли казалось, что он смеется над ним. Все что ему нужно было сделать. Это выстрелить. Нажать на курок. Отомстить за Данила, но он не мог. Он просто не мог. Мальчик от бессилия закричал абсолютно диким криком, вселяя ужас во всех присутствующих. Пьер начал падать на землю. Для него это было слишком. Для любого это было бы слишком. Глаза мальчика начали медленно закрываться. Он не чувствовал боли. Он не чувствовал ничего. Только тьма, которая начала укрывать его теплым одеялом спокойствия…

***

      В воздухе пахло медикаментами и металлом. Свет был тусклым, тоскливым. Это была городская больница тут всегда было довольно печально. Пьер Гасли лежал в койке, но он уже не спал. Мальчик чувствовал, как кто-то крепко сжимал в своих ладонях его руку, не отпуская ни на секунду. Пьер думал, проигрывая, то, что случилось в лесу. Он раз за разом слышал тот роковой выстрел, но он не помнил, что было после него. Он не помнил, что происходило после того, как он накинулся на мужчину. Почему он это сделал? Гасли как будто потерял контроль над своим рассудком. Мальчик лежал с закрытыми глазами еще пару минут, но затем начал медленно их открывать. Свет не сильно ударил в глаза. Лампы были не такими мощными, однако вся комната плыла, но он понял, что явно был не один.       — Пьер? — Этот голос, этот французский говор Гасли узнает, где угодно, только он поверить не мог, что слышит его здесь и сейчас. Внезапно зрение вернулось, и он повернулся к человеку, который ни на секунду не отпускал его руку. Это был Шарль Леклер.       — Шарль, — Гасли произнес практически шепотом, он бы хотел его обнять, но вот он наконец почувствовал боль от побоев Веббера. Его ребра определенно были сломаны. Руки и лицо саднили, но все это ощущалось немного притупленно, потому что его накачали обезболивающим. Шарль начал успокаивать Гасли, чтобы он не шевелился больше нужного. аккуратно погладив его лохматую макушку. Такую родную, он чувствовал сейчас всю любовь мира к этому мальчику и всю боль, он ни за что больше оставит Гасли одного. Леклер привстал со стула, на котором сидел все это время. Монегаск поцеловал француза в лоб, но он почувствовал соленый привкус собственных слез. Лицо Пьера было все в синяках самых разных цветов. На это было больно смотреть. Шарль узнал, что произошло, он приехал в больницу, где его успокаивали после шока, но его довольно быстро отпустило, потому что Жюля не было рядом с ним уж слишком давно, но Шарль понимал, что Гасли еще предстоит осознать, что произошло с ним. Мальчик посмотрел по сторонам и вокруг него были все знакомые лица, на которых играли грустные улыбки. Даниэль, Нико, Карлос, Макс, Ландо, кто-то стоял в коридоре. Только вот он не видел Кими, Себастьяна и Данила… — ребята, — с глупой улыбкой произнес Гасли.       — У нас вышло Пьер, — начал говорить трясущимся голосом Леклер, схлебывая слезы, — у тебя вышло. Они взяли Веббера. Они его поймали. Он ответит за все свои преступления, — Гасли все еще был немного в облаке. Возможно, он еще и получил сотрясение, потому что мальчика немного подташнивало, — ты герой, Пьер.       — Наконец, — с облегчением вздохнул Гасли, — Ура, — он начал поднимать руки вверх, изображая что-то вроде радости, но все еще продолжая держать руку Шарля. Никто не смог удержать легкого смешка. Пьер не мог поверить, что Шарль бы здесь рядом с ним. Он хотел верить, что тот просто передумал или просто пришел к нему, как только узнал, что он был в опасности. Тут Гасли пришла в голову идея, хотя она создавала вопрос, а почему все здесь? «В палате наверное две койки и за ширмой все еще спит Данил», — надо сказать Дани, ему, наверное, тоже досталось, вы его проверяли? Он тоже тот еще герой, — мальчик попытался засмеяться, но это снова звучало как хрип. Повисло неловкое молчание. Все начали переглядываться между собой. Никто не знал, как ему сказать. Шарль громко всхлипнул и сжал руку Гасли так сильно, что Пьер ойкнул, вытащив ее из сильной хватки мальчика, — Шарль, меня не было пару часов. Я живой, хоть и побитый, не верю, что ты так сильно по мне соскучился, — мальчик в больничной пижаме начал медленно подниматься с койки и встал босыми ногами на плитку, вытаскивая из своей руки иглу, через которую поступало обезболивающее. Гасли пошел к ширме, думая, что в этот раз наконец он сможет разбудить Квята первым, — Подъем! — Пьер с ехидной улыбкой дернул ширму, ожидая там увидеть своего брата, но место было пусто, — он, наверное, в другой палате, — на глаза Пьера начали появляться слезы, кажется, он начал вспоминать, что последовало за выстрелом, но он не хотел в это верить. Нет, это просто его мозг над ним издевается. К мальчику подошел Шарль и взял его за руки, — где Дани? — Кто-то очень громко всхлипнул. Ландо и Карлос вышли тут же из палаты. Даниэль и Макс крепко сжимали руки друг друга, а щеки Хюлькенберга блестели от слез. Гасли помотал головой. Он не верил. Он не верил в то, что видит, — я не понимаю.       — Пьер. Дани. Его здесь нет, — это сказал Леклер, который ели-ели смог выдавить из себя эти слова, — его больше нет.       — Нет, я тебе не верю. Данил?! — Гасли выпустил руки Шарль и шатаясь пошел к выходу из палаты. Леклер попросил Халка. Чтобы он позвал врача и пошел за Гасли. Мальчик шел, шатаясь по коридору, — Данил! — он мельком заглядывал в соседние палаты. В одной из них были Кими и Себастьян, которые также встретили его грустными взглядами, но он пошел дальше, — Данил! Взвыл Гасли. Вспышками в его воспоминании появлялось бездыханное тело мальчика, которое окровавленное лежало в траве. Гасли упал на пол, ударяясь коленями о холодный кафель. Он закрыл глаза руками и тихо заплакал, — Данил, — тихо прошептал он. Шарль подошел к нему и крепко обнял. А затем к нему подошли Даниэль, Карлос, Макс и крепко обняли его со всех сторон. Это была общая боль. Сегодня они завершили страшную главу в их истории, но для кого-то эта глава оказался последняя.