Барин

      Дверь скрипнула (когда уже Ничипор смажет петли?!) и все лишние покинули комнату, шум разноцветной толпы, до сих пор отплясывающей в зале, утих.       Может быть, князю Дикому и стоило остаться, но графине тут уж точно делать нечего. Вечно эти барышни стоят в углу, вздыхают и тихо пускают ведра слез попусту, вытирая их белыми кружевными платочками. Никак не участвуя, если говорить по правде, и, наверное, даже мешая.       Ранее заглушенные, из окна хлынули звуки теплой майской ночи. Давно такой ночи Родион не помнил. Послышался мелодичный напев соловья, который окончательно успокоил парня, убрав все переживания о состоянии здоровья барина.       Звуки сверчков создавали волшебную музыку. Наступил час того ночного блаженства, когда после тяжелой работы или ночи, полной любви, страстных объятий и стонов, весь человеческий мир в твоей голове затихает, уступая место природе и ее мягкой колыбели, в которой так сладко спится. В такие ночи забываются все горести и слезы, а звезды провожают тебя в сонное царство. Девки гадают обычно на суженного в такое время.       Родя спокойно вздохнул, присаживаясь в огромное кресло у кровати и совсем утопая в нем своим маленьким подростковым тельцем, на которое часто сетовал. Если б не штаны, так и принимали б его за девчонку дворовую, только косы не хватает. Да и тут ему не далеко осталось, патлы уже до плеч свисают. Он бы и отстриг их, да жалко уж больно, цвет красивый, и по его собственному скромному мнению такая прическа только его украшала. Ради такого можно и потерпеть насмешки недалекого окружения. У многих в деревне были такие длинные волосы, да только смеялись исключительно над Родей. Может, потому что он безбородый.       Сегодня был мучительный и суетливый день, а в комнате у барина так спокойно. Он аккуратно потянул за ленту в волосах, распуская их и блаженно охая. Кто придумал эти прически, ленты, гребни, заколки и шпильки? Точно проделки дьявола.       Хоть он и не хотел этого признавать, Родю часто мучали неясные кошмары. В них могло быть, все, что угодно.       Смерть матери, голод и холод, высокий и статный незнакомый мужчина со стальными неживыми глазами и страх, пролезающий под кожу, хватая само нутро и не отпуская.        После таких сновидений Родя лет до пятнадцати бросался к образам в углу комнаты и долго молился на коленях, прося у Бога милости, прозябая на холодном полу. Когда светало, он успокаивался и шел в сад, бледный, усталый с темными-темными кругами под глазами. В такие дни он старался не попадаться старому барину на глаза, убегая за речку, засыпая на холмистом лугу, согреваясь на солнце. На природе он не чувствовал страх.       Зимой так делать не получалось, «холод собачий на дворе» — как любил говорить тогда Ефимка. Они запирались в такие дни вместе. Ефим очень помогал ему, хоть и не всегда успешно. Он долго читал ему сказки и легенды, принесенные из старой библиотеки, пока Родя не засыпал тревожным сном.        Больше всего паренька интересовали предания о Короле Артуре, Принце Эдуарде Тюдоре, легенды о зеленых детях, истории из «Хроник Англии» и другие мифы старушки Великобритании¹. Сколько преданий он прочел и прослушал!       Так Ефим и грамоте обучился, Родя научил, поступая ужасно корыстно. Ему же нужен был кто-то, чтобы читать сказки.       Первое время веру в Бога совенок имел непоколебимую. Молился вечером, перед едой — молитва Богородице, каждое Воскресение — в храм. В старой деревенской церкви на парня накатывал благоговейный страх, загоняя того еще дальше в ловушку тревожности и нервозности. Мальчику казалось, что лики святых не аскетично и умудренно спокойны, а смотрят всегда на него, презирая. Нет доброты во взгляде Сына Божьего — только злость. Родя молился, просил сменить гнев на милость. В конце службы ненависть исчезала с лиц, боль внутри отступала. Совенок считал, что это означало искупление грехов.       Да только не вытерпел Родя после ночей, проведенных на коленях у лампадки. После которых часто слягал с жаром и горячкой. Нощно молился горячо и со слезами, а Бог будто потешался над ним.       Перестал он верить «чудо-старцу», как потом сам его называл, резко и безэмоционально, подвел Он его. Крестик с шеи сорвал и выкинул в колодец. Иконы сказал в тайне от Никитичны вынести на улицу и сжечь. Да только не смогли кроткие крестьянки сжечь святыню, вот и порастаскивали по хатам своим. Больше никто при нем не смел молиться или божиться, боялись.       Зря, ему было все равно.       Через пару годков перестали Родю пужать кошмары, отпустило его прошлое, стало легче. А он и с Ефимом сдружился за все время, проведенное в комнате за чтением.       Да вот только со смертью барина опять начало что-то в груди со страхом сжиматься, не давая проход воздуху. Ночью снились все те же картины, только прибавилась одна: бледное морщинистое лицо старого хозяина, заснувшего, на этот раз навсегда. Родя обливался холодным потом каждую вторую ночь, боясь каждой тени в своей комнате, не задувая свечи на ночь.       Тем не менее, он ощущал странный туман вокруг себя вечером, перед тем как уснет и увидит кошмар, поэтому точно мог определить, стоит ему сегодня засыпать или нет.       В комнате Бориса не ощущалось этого тяжелого тумана, хоть он и чувствовал его сегодня весь вечер. Было тепло и уютно, Родя устало прикрыл глаза, расслабляя каждую мышцу, растекаясь лужицей по креслу.       В дверь несмело постучали. Немного погодя, в комнату вошла Дуня с медным подносом. На нем стояли колбы, находившиеся в ужасном беспорядке, свеча, чернильница и несколько листов пустого пергамента. Хорошо, хоть не догадалась всю библиотеку принести. Ну и зачем она принесла реактивы? Он ими пользуется раз в сто лет. И где только отрыла? — Дуня, постой. Поставь поднос на комод. Сейчас отберем то, что мне не нужно. Родион поднялся с кресла, отметив, что лучше бы этого не делал, а просто заснул там.       Совенок бегло осмотрел все принесенное. Оставил только пергамент, чернила и свечу, поставив их на пустующую прикроватную тумбочку.       Видимо, шум потревожил чувствительный сон Бориса, тот резко втянул воздух и открыл глаза. — Совенок, что происходит? — барин и сам не заметил, как назвал Родю. — Это Вы мне, Борис Григорьевич? — пораженно и даже немного удовлетворенно прошептал парень. — А кому еще? — осознание медленно пришло в голову Бориса, и в обычной ситуации он бы залился румянцем, но сейчас у него не было сил смущаться.       Родя промолчал, не находясь, что ответить, и повернулся к служанке. — Дуня, отнеси обратно все, что я оставил. Принеси большую баночку из зеленого стекла на столе в моей комнате и кипятку с чашкой.       Девушка кивнула и неуклюже поспешила к выходу. Борис молчал все это время и внимательно смотрел на Родиона.       Когда Дуня ушла, совенок присел на край мягкого кресла и нагнулся к больному, который все еще смотрел на Родю во все глаза. Главное — не смотреть в ответ, иначе можно утонуть.       Чтобы хоть как-то проявить понимание и свою причастность, парень берет руку барина в свои ладони. Этот жест уже ему знаком. Подумать только, второй раз за вечер. Но, этот раз более личный и интимный, теплый, немного волнующий. — Что вы, друг мой, так себя не бережете? Нельзя так относиться к здоровью своем.— Родя все-таки не выдерживает, встречается глазами с Борисом и падает в них, пропадая… Ничьи глаза еще не были такими маняще-прекрасными.       Тихо шаркая, в комнату заходит Дуня, заставляя Родю резко отпрянуть и убрать руки, а Бориса пытаться скрыть разочарование. — Вот, барин, принесла-с. — Дуня покорно опустила голову и застыла, как изваяние. — Да какой я тебе барин. Спасибо, Дуняша, можешь идти. — Родион подхватил из рук девки все тот же медный поднос и поставил его на край кровати Бориса.       Похоже, все, что сейчас мог делать Боря, — это наблюдать, чем он непосредственно и занимался.       Родион снял мешавший ему сейчас верх костюма, оставаясь в одной рубахе. Сюртук и жилет полетели на кресло. Как подметил барин, так совенок выглядел еще лучше.       Несомненно, костюм ему ужасно шел, но сейчас он был проще, роднее и мягче. Оставаясь в рубахе и штанах, босой, обувь он скинул у входа в барскую комнату. — Я Вам сделаю земляничный отвар, Борис Григорьевич. Он укрепит желудок, успокоит нервы да и весь организм в целом. Не возражаете? — Все, что ты посчитаешь нужным, Родя.       Борис приподнялся на кровати, опираясь на подушку, складывая руки на поясе, выжидая и наблюдая. — Только сразу после этого Вы просто обязаны хорошенько поспать.       Родя перелил кипяток из старого глиняного чайничка, явно антикварного, в чашку, предварительно добавив туда сухие листья какого-то растения. Земляники, судя по всему. Хотя, ничего не мешало этому пареньку сейчас его отравить. Может он и поэтому так благосклонно себя ведет?       Родя тем временем уже справился, оставив чай на тумбочке, настаиваться. В воздухе повисла неловкая пауза. — Совенок, а зачем тебе пергамент? — Борис, решив, что раз уж выдал прозвище Роди, теперь чего его не использовать. — Почему Вы называете меня совенком? — с детским интересом спросил парень, смотря куда угодно, только не на хозяина. — Вопросом на вопрос отвечать невежливо. — хитро из-под занавеси кудряшек взглянул Борис. — Я хотел написать кое-что пока Вы спали. А теперь отвечайте на мой вопрос. — В первый день, когда я тебя увидел, ты был так перепуган и растрепан, что очень был похож на эту птичку. — Неправда! Я был идеален! — гордо возразил Родя, — Просто немного устал… — Да ладно тебе, в десять часов утра, и уже устал.       Родя обиженно зыркнул. — Ну все, все. Верю. — Борис поднял руки в капитулирующем жесте.       Барин широко улыбнулся, показывая острые клыки. В комнате будто посветлело, или так просто Роде показалось? — Вот, лучше чай выпейте. — Родя поспешил так искусно переменить тему.       Родион со всей своей запальчивостью впихнул кружку в руки Бориса, держа ее за ручку. — Ай, горячо! Родион! — барин резко зашипел и зло вскрикнул, не контролируя свои действия.       Борис с трудом сдержал рефлекс, чтобы не опрокинуть всю чашку, но вздрогнул всем телом, отчего около четверти содержимого попала на парадный костюм хозяина, который пока был единстаенным в своем экземпляре.       Барин вскочил с кровати и снял сюртук, верхнюю рубаху и штаны, оставаясь в одной сорочке, которая, к счастью, оказалась суха.       От резких движений и небольшого шока голова закружилась, все-таки ему просто требовался отдых. Барин аккуратно оперся о спинку кровати одной рукой, медленно дыша.       Когда сердце немного успокоило свой ритм, Борис обратил внимание на Родю, застывшего в своем кресле. С тем явно было что-то не в порядке. Он сидел неподвижно и слегка трясся, время от времени крупно вздрагивая.       Борис замер в удивлении, совенку от этого небольшого происшествия было явно хуже, чем ему. Спустя пару секунд до него дошло, что нужно что-то сделать, в глазах Роди начинали скапливаться слезы и мокрые дорожки были готовы уже вот-вот вырваться из глаз. — Совенок, что с тобой? — Борис схватил его за плечи, в панике судорожно ища спасения хоть в чем-нибудь.       Не придумав ничего лучше, Борис обвил руками туловище парня, усаживая рядом с собой на кровать. — Родя, что случилось? — жалобно произнес барин, обнимая совенка поверх рук, слегка раскачиваясь.       Из глаз парня брызнули большие слезы, стекая по щекам и падая на колени, разбиваясь на множество маленьких бриллиантовых капелек. — Ты слышишь меня? Родя? — Борис все также раскачивался, совсем не имея опыта в утешении других, поступая слепо по инстинктам, вспоминая детство и то, как делала это мать. Его мысли затопила тревога.       Родион еще раз крупно вздрогнул и уткнулся барину в район ключицы, окропляя слезами сорочку, оплетая тонкими руками тело Бори. — Что же случилось, друг мой? Что тебя так обеспокоило? — Борис начал поглаживать руками худощавую спину.       Так они сидели около пяти минут. Роде явно становилось легче. Это Боря понимал по затихающим всхлипываниям.       Оторвавшись от хозяина и немного вздрагивая, Родя заглянул Борису в глаза. — Я не хочу об этом говорить, Борис Григорьевич, простите, это Вас не касается. Мне легче, спасибо.       Родя уперся руками в грудную клетку Бориса, отстраняясь, вытирая рукавом слезы. Парень юрко пересел на кресло, быстро взяв себя в руки. — Думаю, Вы можете допить свой чай. Он остыл. — даже голос не показывал недавнего расстройства, только красное личико, очень схожее с ребячьим, говорило об этом.       Борис решил не ворошить то, чего не хочет совенок, мысленно соглашаясь перевести тему.       Родион протянул чашку, а Боря стянул покрывало с перины и улегся под него, удовлетворенно жмурясь. — Спасибо, Родя. — Не за что, Борис Григорьевич. Вообще-то, это мои обязанности. — вот теперь в этом человеке можно было узнать прежнего Родю, слегка дерзящего. — Знаешь, можешь называть меня Борис или Боря. Очень уж отношения у нас официальные получаются, когда ты меня по имени и отчеству зовешь. Сразу чувствую себя престарелым служащим канцелярии. — Борис сделал глоток. — Так Вас же так все зовут, что в этом такого? — А ты не все. Я тебя своим братом перед всеми назвал. Значит ты мне равен. А раз уж ты для меня Родя, то тогда я для тебя Боря. — Ох, как ладно у Вас все, барин. Да только я все одно ваша, батюшка, собственность. С головы до ног, так сказать. — хитро прищурился Родя. — А ты не слыхал? Есть же указ, что барин может всех своих дворовых крестьян, работающих при доме, освободить, сделать их наемными рабочими.       Борис уже допивал отвар. — Так-то оно так, да только захотите ли вы так делать. Один черт вас знает! — несмотря на дерзящие реплики, глаза Роди загорелись от счастья и предвкушения.       Борис в разочаровании сложил брови. — Я думал, что дал вам достаточно поводов полагать, что я человек слова, господин Родион. — барин наиграно отвернулся, якобы обидевшись.       Родя немного растерялся. — Хорошо, Боря, только не обижайся. — Вот это другое дело, спасибо, Совенок. — Борис протянул ему пустую чашку. — А теперь спать. У тебя слишком много потрясений на сегодня. — Родион подхватил свечу и хотел уже идти в свою остывшую комнату, но Борис схватил его за руку. — Постой, я так долго засыпать буду. Можешь мне что-нибудь рассказать? — Борис, тебе сколько лет? — насмешливо спросил совенок, поднимая светлую бровь. — Двадцать пять, и что с того? Ты не хочешь рассказывать?       А вот сейчас он и вправду начал напоминать капризного отрока. — Слушаюсь и повинуюсь, господин. — игриво-покорно сказал Родя. — Эй, не говори так! Не хочешь — не рассказывай. — Боря еще пуще надулся и отвернулся от своего собеседника, заворачиваясь в одеяло, как будто прячась в укрытии. — А вот возьму и расскажу. Родя обратно плюхнулся в кресло, подбирая под себя ноги и ставя свечу на тумбу. — Эта история будет об отважной деве, жившей у берегов Сены, бродившей у стен Парижа, оборонявшей Орлеан². То была великая женщина…

***

      Борис проснулся в великолепном настроении. Голова немного трещала, но это только от выпитого вчера. Утреннее солнце пробивалось через воздушные занавески, легкий весенний ветерок обдувал лицо Бориса. Это ли не рай?       Второе окно было открыто Авдотьей, а на тумбочке исчезли следы вчерашнего переполоха: ни чашки, ни баночки с травами, ни остатков свечи уже не было.       Стоял большой серебряный поднос на подставке. На нем было два блюда: для Бориса и для Роди. Видно, Никитична позаботилась. На тарелках лежала манная каша на молоке от которой у барина слюнки потекли.       Родион все еще спал, неудобно свернувшись калачиком в кресле, поджимая ноги.       Борис решил его разбудить. Пусть поест и пойдет отоспится у себя. Какая хорошая у него сегодня была сиделка.       Барин протянул тонкую длинную руку и коснулся Родиного колена, немного его потрясывая. — Совенок, просыпайся.       Сладко зевнув и по-детски протерев глаза, Родион потянулся, попутно хрустнув всеми возможными суставами и вздыхая от боли в конечностях. — Доброе утро, Родя. — барин лучезарно улыбнулся. — Доброе, Борис Григорьевич. — ответил Родион, повторно зевая. — Ты забыл о нашем вчерашнем договоре? Я не Борис Григорьевич для тебя теперь. — Доброе утро, Боря! — раздраженно повторил Родион, исправившись.       Хозяин решил пропустить мимо ушей последнюю грубость. — Давай завтракать. ¹ Старинные английские предания 12 века. Сказания о принце Эдуарде — 16 век. ² Родион рассказывает историю о Жанне Д’арк. К слову, весьма неточно и с ошибками.