Барин

      Первое, что он видит — длинный коридор с темно-красными золотистыми обоями, усыпанными вензелями. В углу — большая китайская ваза тонкой работы с каскадом сине-бирюзовых волн на глянцевой поверхности. А рядом с сосудом — тяжелая дубовая дверь с затертой медной ручкой. Смазанные петли плавно проезжают по оси, открывая небольшую щель, кажется, это сделал сквозняк.       Белый свет льется оттуда, холодный, призрачный, почти невесомый. Из-за двери слышно жужжание голосов, оно совсем неразличимое, будто шепот.       Родя стоит напротив, ему страшно подходить к двери, страшно просто сдвинуться с места, просто открыть глаза.         Вдруг к шепоту прибавляется еще один звук, переплетаясь, создавая неясный мелодичный шум.       Вода, это вода. — догадался совенок.       Посмотрев под ноги, он заметил, что сам стоит в ней, небольшой поток заливает весь пол, обтекая его узкие лодыжки и устремляясь куда-то за спину. К телу возвращаются чувства, он идет вперед.       Без стука он отворяет дверь — она поддается. Яркий свет ослепляет и первые несколько секунд он не видит ровным счетом ничего. Но комната все темнеет, создавая очертания детской.       Светлые стены с мелкими цветочками на них, невесомый тюль на окне, а по середине — колыбель. У стен расположились небольшие шкафчики. Ножки всей мебели также утопали в воде.       Ребенок точно не крестьянский, раз уж у него такая комната, — размышлял Родион.       Вдруг, совсем не замечая совенка, будто его здесь и нет вовсе, через ту же дверь в комнату заходит Кристина Витальевна, только ее теперь не узнать: волосы заплетены в длинную косу, спадающую до пояса, на руках нет привычных шелковых перчаток. Фигурка затянута в платье оттенка лаванды с кремовыми лентами, а на плечах — шаль, но не дорогая кружевная, а простенькая — шерстяная.       Собой она являла само спокойствие, покладистость и добродушие. Такой по-хорошему расслабленной и домашней она даже нравилась совенку. Исчезло это присущее ей выражение капризности на лице.       Протянув слабые маленькие ладони к колыбели, она достала оттуда младенца и с таким трепетом прижала его груди, что Родя, не сдержавшись, ахнул.       Малыш был весьма занимательным. Серьезное выражение лица в таком нежном возрасте вызывало улыбку, а кудрявые редкие волосы, торчавшие во все стороны, умиляли. Родион никогда не видел настолько маленьких детей, это новое впечатление невероятно его увлекало.       Графиня прижала ребенка к себе и повела носом по его щеке. Никогда еще Родя не видел ее такой.       Дверь тихо прикрылась, но совенок все равно услышал этот еле различимый звук и обернулся.       На пороге стоял Борис. В уголках глаз появилась легкая паутинка морщинок от улыбки, проскользнувшей на лице. Он подошел к графине, нежно обнял ее за талию и поцеловал ребенка в лоб, а графиню коротко в губы.       Родя вскипел. Брови сошлись у переносицы, являясь явным признаком его недовольства. — Эй, что вы делаете?! Отойди от него! — казалось, эти слова прозвучали в пустоту.       Родя хотел подойти, отпихнуть женщину с ребенком, увести барина, но проклятая вода будто превратилась в трясину и держала ноги прижатыми к полу.       Борис нагнулся и что-то зашептал на ухо графине, та лишь счастливо заулыбалась.       Родя совсем уже отчаялся и хотел опять закричать, но Борис поднял на него глаза, которые были почему-то не каштаново-зелеными, а черными, зрачок полностью сливался с радужкой.       Шипя, как змея, он произнес: — Успокойся, ничтожество. Исчезни, уйди из моей жизни и жизни моей семьи, — сказав это, он еще крепче прижался к графине, на лице которой появилась уже знакомая хитрая и довольная улыбка.       Из глаз совенка хлынули слезы оскорбленного достоинства, слезы злости. Иногда слова хуже всяких телесных страданий.       Что-то мокрое и холодное начало тыкать в лицо, смывая слезы, чем-то теплым и шершавым. Раскрыв, наконец, глаза, совенок увидел перед собой три пары любопытных глаз, одни из которых принадлежали собаке.        Бурая дворняжка с рыжеватыми боками и слегка кривыми лапами смотрела на него карими преданными глазами, хоть и видела его первый раз в жизни. Двое мальчиков склонились прямо над головой Роди, хлопая ресницами в удивлении. — А где этот… — один из мальчиков почесал затылок, — Михал?       Родион зевнул, и, не прикрывая рот руками, и присел. Из волос у него торчала солома, а на щеке все еще красовалась дорожка слез, которую не успел слизать местный пес. Мальчики побоялись спрашивать, почему он плакал во сне. — Сегодня и завтра я за Михала. У него жена прихворала, он пошел в свою деревню. Я сильно в вашем деле не разбираюсь, но Михал придет и проверит вашу старанность за это время.       Стряхнув остатки соломы с головы, он посмотрел на мальчиков и спросил: — А вас как звать-то? — Меня Пашкой, его — Еремкой. — второй мальчик так и не проронил ни слова, видно было, что его более смелый друг всегда говорит за него. — Я Родя. — коротко представился совенок. — Мы итак знаем. Тебя ж все село знает.  — пожал плечами Пашка. —  Вы мне еду, кажись, должны были принести, так? — решил проигнорировать его реплику Родион. — Мы принесли. Только можно Еремка в деревню за рукавицами быстро сбегает, он забыл, а без них никак. — Если он со своей работой справится впрок, то пускай бежит.       Пашка подошел вплотную к своему забывчивому другу, что-то шепча на ухо. Тот понятливо кивнул и след его простыл.

***

      Большой и дорогой саквояж из бурой кожи стоял на принесенном из столового гарнитура стуле.       Евгений лихорадочно рылся в его содержимом, князя немного подтрясывало. Когда он закончит с пациентом, накапает себе чего-нибудь обязательно.       Комната барина теперь не выглядела так тепло и уютно, видимо, все зависит от состояния ее хозяина.       Персиковые занавески не подгонял ветерок, стены приобрели сероватый оттенок, а мебель казалась как никогда тяжелой и громоздкой, совсем не подходящей этому месту. — Вернется — голову ему откручу и обратно не верну. — бормотал он про себя, нащупав прозрачный пузырек с какой-то жидкостью внутри своей сумки. — Авдотья, принеси сладкого чаю хозяину.       Женщина, все это время с замиранием сердца смотревшая на все действия доктора, очнулась, взволнованно кивнула и вышла.       Борис бредил, состояние ухудшалось, но он хотя бы время от времени приходил в себя.       Пока послали за князем, как за самым ближним лекарем, пока он доехал, прошло добрых два-три часа, а барину было только хуже. Поднялся жар, на лбу выступили блестящие капельки пота, стекавшие куда-то за шею. Два мужика, несших барина с кухонной лавки, на которую его перво-наперво перетащили, еще умудрились его ударить о дверной косяк. Евгений тогда разжился таким крепким словцом, которого совсем уж никто не ожидал от тихого, скромного и очень благородного князя. Зато мужики все сразу поняли и даже начали уважать его светлейшество еще больше.       Барин то и дело сжимал в тонких пальцах одеяло, которым его накрыли, и мотал головой. Волосы сбились во влажные спутанные пряди, а сквозь прикрытые веки иногда проступал лихорадочный блеск.       Время от времени на лице Бориса проступали морщины, ему что-то снилось, барин начинал бредить и метаться по кровати. Когда Борис в очередной раз жалобно простонал, сердце князя не выдержало, он поднялся и стремительно подошел к двери. Открыв ее и выглянул в коридор. — Авдотья, если ты сейчас же не принесешь, что я просил, то будет некого спасать! Поторопись! — злостно прокричал он. — Прошу! — прозвучало уже более мягко.       Авдотья, кудахтая, как наседка, прискакала на зов врача и протянула тому чашку с крепким черным чаем, от которого все еще шел пар.       На глаз Евгений капнул немного коричневой жидкости из бутылька, который только что достал, и подошел к Борису, присаживаясь на кровать. Князь протянул руки, прихлопнул по барской щеке ладонью. Тот открыл влажные глаза, еле отделив слипшиеся ресницы и вперившись взглядом в Евгения, не понимая, что он тут делает. — Боря, это нужно выпить. — когда князь волновался, он напрочь забывал о всех уважительных обращениях и полных именах. Сейчас для него существовал только больной Боря, никакой не Борис Григорьевич.       Фарфоровая чашка мягко ткнулась барину в губы и тот начал пить медленными маленькими глотками. Евгений терпеливо поддерживал её. Лекарство, пусть и добавленное в чай, было далеко не вкусным, но барин стоически выпил его даже не пискнув, а, может, ему уже было все равно, что в него вливают.       В дверь робко постучались. Авдотья приоткрыла ее, мысленно удивляясь: в доме никого не было, кроме них троих, все остальные ушли искать Родиона.       В комнату юркнул невысокий светловолосый мальчик, нос которого был в непонятной грязи. Он потер его кончик рукавом и чихнул. Солнце заиграло в его пыльных волосах, а он счастливо прищурился. — Еремка, зачем ты сюда пожаловал? Не знаешь что ли, что барину плохо? — с упреком спросила Авдотья. — Я знаю, что батюшке барину нашему худо, да только я еще знаю, куда Родион запропастился. Евгений обернулся и отвлекся от Бориса, услышав эти слова. — Где он, говори быстрей! — прошептал он. — На псарне он, та, что новая. Я с Пашкой пошел туда сегодня, за собаками смотреть, глядим — он в сене лежит, а Михала вообще нет. Будим Родю — говорит, что у Михала жонка прихворела, вот он и за него сегодня и завтра. — Будет тебе задание сейчас, Ерема. — сказал Евгений. — Найди Ефима, он где-то в саду сейчас, скажи ему, чтоб на псарню бёг, и поведай все, что нам рассказал. Идет? — Будет сделанос-с. — слишком громко ответил мальчонка, горделиво выпячив грудь, за что на него яростно посмотрела Никитична, а Евгений просто устало вздохнул и пошел к своему саквояжу.

***

      Родя сидел на лавке во флигельке Михала. Маленький чертенок убежал уже давно, а его все нет и нет, но Пашка, вроде, добротно справлялся со своей работой, вот и мысли Родиона уплыли во вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь.       Неужели такое возможно? Внутри будто что-то взрывалось, возвещая о рождении чего-то нового, совсем нетипичного и яркого. Он больше не боялся Бориса. Он бы не поцеловал, если бы не хотел.       Барин не похож на человека, играющего судьбами людей, не похож на обманщика. В его глазах плескалась боль, когда Родя в последний раз на него взглянул. Почему же он не поверил этим честным глазам? Испугался? Но чего? Это же Борис, его Борис, любимый Борис. Нет никого его ценнее. Еще никто и никогда его так не любил и ставил так высоко в иерархии своих чувств.       Но общество, bien public¹! Оно никогда не станет готово к таким чувствам. Нельзя, не нужно, порочно! Содомия! Да, такое было, но это не значит, что такая любовь про них. Мимолетная страсть, влечение? Да! Это оно. Борис все усложнил многократно. Зачем? Все кружится, кружится. Карусель мыслей прокручивает все кольцом. Его резко переносило из крайности в крайность. Любовь? Нет, игра. Чувства на продажу. Всмотрись внутрь своей души, прислушайся к себе, пойми, чего ты хочешь. Да, живительная сила страсти так и хочет вырваться. Заткни существо внутри себя, усыпи, умертви его. Такой любви не быть. Ты видел тот сон, так почему же он не вещий? Захватит трясина, если не перестанешь чувствовать, погибнешь. Но, может, это предупреждение? Если не поторопишься и не спасешь барина, то потеряешь все, о чем только мог мечтать?       За спиной послышался грохот, Родя испуганно дернулся и обернулся. В комнату ввалился Ефим, выглядевший еще хуже, чем вчера.       Под глазами пролегли тени, а сами они воспалились, рубаха помялась, а пояс повязан небрежно. В ухе не блестело серьги, виднелась лишь маленькая дырочка для нее в мочке. Напомаженные волосы были явно не первой свежести.       Лицо выражало крайнюю степень раздражения.       Родя вскочил с лавки и хотел было поприветствовать друга, но тот явно его отталкивал взглядом.       Совенок осмотрел пришельца с головы до ног и хрипло спросил: — Что с тобой? — А это я у тебя хочу спытать. — тихо, но как-то угрожающе ответил казначей. — Да у меня все хорошо. Чего это ты такой колючий? — осторожно переспросил парень. — Да вот, тебя вся деревня ищет. Не хочешь объяснить, почему? Я тут ношусь, кричу на всех, ночь почти не спал, меня уже крестьяне боятся. Пропал младший барин! Что же делать?! Куда Родя подевался?! — произнес он издевательски. — Но, у меня были причины! — Какие причины? Назови мне причины сбегать из дома вечером на псарню, никого при этом не предупредив! — казначей начал ходить из стороны в сторону, заложив руки за спину. — Все за тебя волнуются, Никитична рыдает, а он в ус не дует! Конечно! У тебя же жизнь вдалась! Катаешься как сыр в масле, а на других тебе совершенно плевать! Младшего барина, — Ефим чуть ли не кривлялся, — не интересует, что о нем заботятся, что о нем думают, он наукой занят! Да у тебя жизнь как по накатанной, тебе уже дорожка в верхи выстлана. Но ты забыл, как лежал в грязи, забыл, что любовь барская к холопу не вечна! — уже крик вырывался из груди Ефима. Ему явно нужно было отдохнуть.       Слезы заблестели в глазах совенка, а руки сжались в кулаки, ногти впились в кожу. — Ты, верно, забыл Ефим, что мне пришлось пережить! — истерично закричал он. — Я бы сейчас с радостью жил твоей жизнью. И нет, ты совершенно не прав в том, что я бесчувственен к вам. Я не умею любить, меня не научили! Раскрой глаза! Пойми, что ты своей завистью ко мне ничего не сделаешь! А за всяким успехом стоит работа, и не думай, что мне все просто так досталось! — руки совенка выписывали непонятные маневры, пытаясь выразить все эмоции, которые он закладывал в слова. — Тогда что ты тут делаешь?! Зачем убежал? Барин же…       Фраза прервалась на полуслове. Ефим смутился и замялся. Родя же, наоборот, зажегся интересом и волнением. — Что барин? — отчаяно ответил он. — Ничего. — мрачно взглянул на него Ефим.       Да, он думал, что будет лишь наблюдать за этой игрой, но он сам не заметил, как оказался спутан её толстыми прочными сетями. Ну что ж, раз уж он теперь участвует, то действовать нужно только себе в пользу. Никаких забот о чужом счастье, только о своем. — Что сказал Борис?! — настойчивости прибавилось в голосе Родиона. — Придешь — узнаешь!       Дверь хлопнула, скрывая Ефима за собой. Совенок лишь тихо вздохнул и сел обратно.       Горькие слезы от ощущения своей никчемности и того, что его будто предали, полились из глаз.       Ефим всегда был лучшим другом. Нет, даже ближе — братом. Совенок все это время полагал, что так оно будет всегда, но, видимо, нет. Обида на несправедливость и предрассудки от человека, на которого никогда не подумаешь.       Зачем так жестоко? ¹ Bien public — дословно с французского «хорошее общество». Также может переводиться как «благо общества». Бесстыдно использую Тургеневский оборот в своем третьесортном чтиве.