Барин

      На улице что-то совсем распогодилось. Холодные низовые порывы ветра гнали всех прохожих по домам, а моросящий дождь, который здесь называли «мокрая пыль», был едким и приставучим. Так и лез в глаза, заставляя всех без исключения морщиться и спешить по делам. Ненастье напоминало октябрь или поздний сентябрь, но никак не конец мая.       Работа в полях приостановилась - кто тебе чего сделает, коли лужи стоят в колеях.       Мелкий дождь совсем не приносил после себя чистоты и свежести, ведь он просто не кончался. Маленький молодой листик в саду, еще недавно удивлявший своей красотой и сочностью, подхватил холодный поток воздуха, не давая ему шансов вырасти в полную мощь и увяднуть своим чередом.       Холодный и колючий незнакомец-ветер нес его через весь сад, в самую середину, будто становясь возницей в последнем путешествии. Тихим кучером в темной фуражке и тряпичном одеянии, больше похожим на бродягу, идущего сбоку и напевающего траурную сарабанду Баха¹. Черт, откуда он вообще знает ее мотив?       Вот и дорога подходит к концу, а ветер бережно и аккуратно опускает влажный лист на скат слегка затуманенного окна. А внутри теплится что-то живое, но совсем потрепанное, греющееся от усталости и оцепенения у догорающего камина.       Борис сидел в глубоком бордовом кресле, которым попросил заменить дорогие и старые, стоявшие тут еще неделю назад.       Прическа была в небольшом беспорядке, но смотрелась естественно. Руки вздулись, как у старухи, и стали напоминать сучки с сетью узловатых венок. На пальцах поблескивали все равно свободно сидящие кольца с ярко-рубиновыми, сапфировыми и лазурными камнями.       Ладони держали молочное фарфоровое блюдце из сервиза, напоминавшего о былой роскоши. Золотая кайма и пастельные розы по бокам, покрытые потертой эмалью.       Уже привычная белая рубаха с объемными рукавами и домотканые грязно-серые штаны, поверх которых лежал вязаный плед. На ногах сидели темно-синие турецкие тапочки с короткими кисточками. Авдотья настаивала на толстых шерстяных носках, но Борис проигнорировал все ее жалобы и соизволил обуть только изысканные тапочки.       Князь Дикий уехал сегодня утром, уверяя Бориса, что тот справится сам, и лекарства ему, кроме успокаивающего чая, больше не нужны.       Всю неделю он провозился с Борисом, как с маленьким мальчиком. Заставлял поужинать, вовремя идти спать, умываться по утрам. Единственное, чем отличались обязанности Евгения от обязанностей молодой матери, это отбирание алкоголя у своего чада.       Барину он был противопоказан, но тому было плевать на правила. А усадьба, как на зло, просто кишила разными видами спиртного. Практически в каждой не заброшенной комнате можно было найти хотя бы одну маленькую бутылочку, если сильно постараться.       Евгений много раз проклинал отца Бориса за его пристрастие к горячительным напиткам. Все эти склянки раньше принадлежали ему. Борис просто находит своеобразное «наследие».       К концу второго дня Его светлейшество князь Евгений Александрович не выдержал и отправил Никитичну с парой помощниц искать все алкогольные запасы, доставать и приносить в чулан. Ключ от чулана был только у князя. Эта маленькая комнатка под лестницей превратилась в винный погреб.       Руки тряслись и непроизвольно дергались время от времени, но барин был совершенно невозмутим. Глаза все также были прикованы к очагу, отражая оранжево-красные языки, то и дело вспыхивающие в неуспевших истлеть углях. Орлиный нос отбрасывал тень на худое лицо, казавшееся более здоровым, чем обычно.       И, несмотря на всю напряженность в виде и нервные подергивания, Борис выглядел на удивление хорошо.       Синюшные круги под глазами пропали, на веках перестал проступать узор тонких сосудов, лицо будто помолодело. Единственное, что напоминало о нервозности, — это все те же будто стариковские руки.       Огонь тихо потрескивал, и Борис время от времени щурился, как и пушистая черная кошка, которая сейчас лежала у его ног.       Этот темный, как ночь, зверь появился на пороге дня три назад. Как раз, когда начался этот противный дождь. Мокрое животное поспешило на террасу, под какую-никакую крышу, а сердобольный барин впустил кошку и с тех пор она возвращалась в дом каждый вечер.       Авдотья, осмотрев гостью наметаным взглядом, заверила — это кошка, а барин подобрал имя — Мелиноя². Никитична лишь вздохнула, уже не удивляясь странному выбору имени, и пошла по своим делам.       Вот уже два дня Мелиноя ночевала у Бориса в комнате, свернувшись калачиком на второй подушке, которую мужчина вовсе не использовал.       Барин тихо позвал ее по имени, а загадочная зеленоглазая красавица только приоткрыла один глаз и с надменностью посмотрела на него. Однако, все же встала, поцарапав острыми коготками дорогой ковер, и по длинным ногам Бориса забралась тому на колени. Кошка немного потопталась и помяла плед на новом хозяине и наконец улеглась, уткнувшись влажным холодным носом в поглаживающую ее руку. Когда Мелиноя была рядом, Борис испытывал непонятные чувства сочувствия, поддержки, тепла. Будто кошка его эмоционально подпитывала. Казалось, она чувствовала, когда у барина начинается нервная истерика, бежала из любой части дома или улицы и ложилась рядом.       Борис мысленно успел ее прозвать «ангелом-хранителем», несмотря на чернильную шерстку. Этому животному он был невероятно благодарен, пусть и знал ее три дня.       Еще немного, и он начнет верить в умение этого создания читать чужие мысли, а, если быть точным, то его мысли. Мелиноя была привилегированной особой в доме. Все самое лучшее для кошки, исцеляющей хозяина.       Послышался неразборчивый стук, заглушенный шумом дождевых капель.       Борис продолжал завороженно поглаживать кошку по голове, отставив чашку на кофейный столик. Может, это ветка яблони бьется о стекло окна. Может, в соседней комнате уронили что, может, ему просто кажется. Борису вообще в последнее время много чего кажется. Например, что Мелиноя прекрасно понимает все сказанное им, что капли дождя не летят вниз, а устремляются вверх, и что у огня есть глаза.       Но шум повторился отчетливей. Сомнений не было: кто-то стучал в дверь.       Сердце встрепенулось и забилось в бешеном ритме. Борис почувствовал, как по телу бежит кровь. Это ощущение он ненавидел. Всегда кажется, будто сердце стучит в последний раз и оно вот-вот остановится или вывалится прямо на ладонь и станет отражением в глазах теперь уже покойника.       Нежно подхватив Мелиною на руки, он отложил плед и пошел открывать. Никто из прислуги не был в этом крыле, и открыть дверь кроме него никто не мог.       Достав со шкафа грязноватый и слегка жирный железный ключ, Борис, балансируя, держа одной рукой кошку, а второй вставляя ключ в скважину, открыл дверь.       Дверь резко открылась и стукнулась о стенку, ветер чуть ли не вырывал этот жалкий кусок дерева с петлями.       На пороге стоял Родион. Одежда и волосы насквозь промокли, с них в прямом смысле стекали ручьи, руки висели безвольными плетями, а башмаки расклеились и теперь просили каши. Это зрелище вызывало только жалость у Бориса (он сам себя в этом убедил).       Барин каждый день отправлял мальчишек поглядеть, не ушел ли совенок с псарни. Поэтому Борис был относительно спокоен. Он знал, Родион покидать родные места не собирался. — Здравствуй. — механически сказал хозяин.       Молча развернувшись и стукнув ключом по тумбочке, он, поглаживая кошку, вышел из прихожей. Дверь за его спиной грохнула со скрипом, закрываясь. Послышались тихие несмелые шаги. Родя зашел в дом.       Мысленно Борис обрадовался, что Родя не повернул обратно после такого холодного приветствия. Однако барин, не поворачиваясь, продолжил мерное шествие в сторону гостиной.       Родя следовал за ним по пятам, оставляя маленькие озерца грязноватой дождевой воды после каждого своего шага.       Совенок дрожал. Нет, не так. Его лихорадило, глаза блестели как-то безумно и неестественно, а разум ждал действий со стороны барина. Которых все не было и не было. Пройдя в комнату, ни разу не ссутулив плечи, Борис принял прежнее положение: расслабленно сел на диван и держал эту подозрительно знакомую кошку в руках, не отпуская, вцепившись в нее.       «Откуда она только взялась?» — подумал Родион.       Он же застыл в проходе и не осмеливался подойти ближе. Живот внутри скручивало от голода, все тело неприятно холодила мокрая одежда, а голова гудела. Он не думал, что его так встретят. Когда открылась дверь, совенок не хотел медлить: обнять Борю и никуда не отпускать, признаться, что струсил тогда. Сейчас-то он готов любить и быть любимым. По дороге он представлял, как крепко его обнимет хозяин, расцелует его в щеки и оставит самый заветный и интимный поцелуй на губах, даря сладкое послевкусие своих.       Но, видимо, Борис уже не хотел этого. Смотришь на него. Протянешь руку, кажется, дотронешься до него. Но сам он где-то совсем не здесь. Застрял в багряном рассвете Родиных чувств, думая, что это закат.       Всю эту неделю совенок плохо спал.  Мысли о Борисе кружили у него в голове, не хотели уйти, раствориться. А, когда удавалось задремать, в голове проигрывался все один и тот же сон, будто популярная пьеса в театре. Кристина Витальевна, Боря, их дочь, как он понял, и семейная идиллия. Совенок задавал себе вопрос: а хочет ли он, чтобы Борис точно так же его обнимал?       И, спустя неделю, он смог сказать «да». Да, он хочет, всем сердцем желает, утопая в этом желании, закрываясь в кокон от предрассудков и осуждений.       Он не предвидел только один факт. Борис, похоже, перегорел этой любовью.       Долго собираясь с мыслями, пока Борис все также смотрел в одну точку и молчал, Родион прочистил горло и неуверенно сказал: — Здравствуй, Боря.       Увидев, что Борис даже не шелохнулся, он решительно продолжил. Ведь, если Родя что-то захочет, он это получит. — Я вернулся. — пауза. — И насчет наших отношений и чувств друг другу… — Как и договаривались, — перебил совенка Борис. Казалось, комната покрылась слоем инея от его леденящего тона. — Ты пишешь научную работу, публикуешь, процент от заработка идет мне. Заработав денег — будучи свободным человеком — ты покидаешь поместье, и далее твоя судьба меня не волнует.       Кошка на руках Бориса вдруг подняла голову, зашипела. Шерсть встала дыбом на холке, а когти впились в длиннопалую руку, расцарапывая до крови.       Барин тихо зашипел и попытался выпустить кошку, но Мелиноя не хотела убирать лапки с его многострадальной руки и продолжала шипеть.       Старательно высвободив конечность из злостного захвата животного, Борис достал из кармана платок и промакнул им раны. Он совсем не злился на свою Мелиною.       Родиона тем временем захлестнула волна эмоций. Неужели это все было понарошку? Он действительно ничего не чувствовал к Родиону. Как можно было так обмануться?       Но что ему теперь делать со своей любовью?       Чувства?       Простое презрение сироты, может, уважение или чувство долга.       Поцелуй?       Простое помутнение, плата за свободу.       То, что он так долго и аккуратно выстраивал в себе, возносил в стан любви и привязанности, сейчас заметно пошатнулось.       Родя сделал еще одну попытку: — Что ты имел ввиду тем поцелуем? Объясни. — теперь уже голос окреп, совенок настаивал.       Держа руку на весу и впитывая в когда-то белоснежный платок остатки крови, Борис повернулся в его сторону и посмотрел из-за высокой спинки кресла, находя его глаза. Теперь в них нельзя было ничего прочитать. Пустые. — Ничего. Я не вкладывал в это никаких чувств. Это было мое сиесекундное желание. Просто ради забавы. — в конце он безразлично хмыкнул.       На последней фразе он приподнял уголки губ в дерзковатой улыбке и отвернулся. — Не забудь сказать Дуне, чтобы вытерла лужи после тебя, а, лучше, сам это сделай. Нечего другим тебе услуживать. И не стой столбом. Иди просохни. Ты мне по документам должен закончить альманах до исхода августа. Изволь поторапливаться.       Родион хотел уже уйти, но, неожиданно, Борис заговорил опять. — Ах, да! Не забудь, мы завтра, если распогодится, едем на пикник в саду у Кристины Витальевны. Тебя туда тоже пригласили. Дресс-код — светлые пастельные цвета. Выезжаем в семь. Будь добр, не проспи.       Только сейчас Родион понял всю серьезность поменявшейся обстановки.       К нему перестали относится как к равному. Относится как к тому, кого любят. Нет больше совенка, Роди, названного брата. Есть только безликий холоп Родион. Пусть он формально свободен, но сейчас ему не лучше, чем крепостному. Как слова могут заковать в кандалы? Видимо, только так.       Он впервые говорит это слово Борису. Нет, не его отцу, а именно ему: — Слушаюсь. — очень покорно, но в тон хозяину сказал он, будто издеваясь.       Развернувшись на носках, он опустился на пятки и гордо зашагал в сторону лестницы на второй этаж.       Ну что ж, не он начал эту войну.

***

      Душно, мокро и противно. Так Родион описал бы этот пикник, если бы кто-нибудь его спросил. Из-за проливных дождей трава была влажной, а земля сырой. И, если для урожая это было просто великолепно, то для беззаботных прогулок не очень.       Место для светского раута, который почему-то назвали «пикник», было выбрано живописное, но совсем непрактичное. Это была прекрасная полянка у реки, а, если называть по-научному, как любил Родион, то пойменный луг. И, конечно, неудивительно, что после дождя луг немного затопило, люди отступили немного дальше от берега.       Весна, царствующая во всей своей красе, начала уступать трон лету, а именно жаркому, но свежему июню.       По правде говоря, Родя преувеличивал. Погода выдалась чудесная, а о вчерашнем ненастье напоминали только лужи, быстро высыхающие на ласковом солнышке.       Белесые пятна всевозможных нежных цветов сновали по лужайке, напоминая издалека больших бабочек-капустниц. Дамы с веерами переходили от одного столика с закусками к другому, пузатые помещики шептались со своими женами, выбирая себе жертву (то есть зятя) из всех присутствующих младше тридцати.       И, если Майский планировал скромный обед на природе в узком кругу, то графиня устроила пышное пиршество, пригласив всех. И мелких разночинцев, и статных богатых помещиков. А князь Дикий, как на зло, вежливо отказался от приглашения на раут, сославшись на усталость и измотанность за последнюю неделю.       Роде приходилось слоняться из угла в угол и перекидываться дежурными фразами с местными дурнушками, их детьми и мужьями.       Опять эти бледные напомаженные девицы в нежно-розовых, салатовых, светло-оранжевых рюшах. Цветом кожи они сливались со своими нарядами и лентами на них, делая свой вид болезненным. Конечно, так ходили не все. Но подавляющее большинство создавали впечатление выстиранных кукол.       Как только они приехали, Майский сразу куда-то исчез, растворившись в толпе. Но потом совенок заметил его в компании Кристины Витальевны, и все его самые неприятные ожидания подтвердились. Девушка была в том самом лавандовом платье с кремовыми лентами из его снов. Барин учтиво улыбался, показывая острые клыки зубов, а Роде от этих жестов становилось жарко.       С самого утра у Роди было просто возмутительно ужасное настроение. А все потому, что Борис не обращал на него ни малейшего внимания.       Целый час он старательно собирался и спустился вниз, где его уже поджидал Борис. Белая рубашка, небесно-голубой жилет, серебристый пиджак и штаны с идеальными стрелками. Тонкие ободки колец напоминали ниточки. Они шли в разрез с обычными для помещика массивными перстнями. Волосы свободно вились легкими кудрями. Ресницы будто по волшебству удлинились, а губы стали еще желаннее. Он мог очаровать любого.       Уже готовый получить хотя бы заинтересованность во взгляде Бориса, он врезается в стену его равнодушия.       Сам барин выглядел как бог, сошедший с Олимпа. Светло-салатовый жилет, плотный темно-изумрудный камзол и аккуратно уложенные волосы.       Бесчувственно он пробежал по Родиону глазами и отвернулся, зовя кошку. Будто там стоял вовсе не совенок, а предмет не самой дорогой мебели. Пройдясь по шерстке любимицы-кошки кончиками пальцев, он поднялся и пошел к двери, коротко кидая: — Едем.       На приеме он к совенку вообще не подходил, будто не знакомый с ним.       Все время до полудня Кристина Витальевна носилась от одного гостя к другому и на правах хозяйки торжества спрашивала всего ли всем достаточно, как кто поживает, как здоровье ближайших родственников и почему они так редко заглядывают к Разумовским.       Борис слонялся за ней, явно нервозный, но немного отстраненный. Молча слушал и кивал, не участвовал в диалогах, иногда выдавливая односложные приветствия и ответы, но привлекая внимание всех своей искренней улыбкой.       Даже дискуссия о крестьянском образовании не вовлекла его. Он был будто совсем не здесь, но и одновременно тут, что показывалось вежливой учтивостью действий и слов.       Подойдя к столу с пирожными, графиня поправила подставку с кексами, украшенными клубничными кремовыми розами. Борис тенью проследовал за ней. — Борис Григорьевич. — вздохнула она. — Простите меня, я, видимо, не уделяю вам достаточно внимания.       Ее пальцы в перчатках пробежались по краю тарелки. — Сами понимаете, устраивать приемы очень хлопотно. Знаете, вы можете остаться после пикника, и мы проведем время вместе. — Нет, я не займу у вас много времени, Кристина Витальевна. Я хотел бы поговорить наедине несколько минут. — растеряно сказал Борис. — Тогда, прошу вас вон в ту беседку, — пальчик графини показал в сторону каменной беседки, находившейся немного поотдаль от торжества.       Четыре белые колонны, купол крыши, витражи в проемах и плитка внутри говорили о кричащей дороговизне и изысканности простого садового сооружения.       Барин прошел первый, взбежав по гладким скользким ступеням и подав руку своей спутнице. Она благодарно воззрилась на него и опустила взгляд в пол. Нет, это было не смущение, просто жест.       Став в центре круглой мощеной площадки, Борис притянул графиню за руку ближе к себе. Она встала напротив, вопросительно заглядывая в глаза напротив. — Кристина Витальевна, я подумал над вашим поспешным предложением. — за этими словами последовала небольшая пауза.       Графиня встрепенулась, будто ожила. Барин взял ее руки в свои, слегка сжимая холодный шелк на них.       На лице застыла нерешительность, принятие сложного решения. Будто он не сделал этот выбор еще дома, когда Родя ошивался на псарне.       Однако, несмотря на растерянный вид, с губ сорвались уверенные слова: — Вы станете моей женой? ¹Сарабанда — старинный испанский танец, часть старинной сюиты. Изначально был карнавальным танцем-шествием, однако музыка поздней сарабанды имеет уже суровый, мрачный характер, исполняется в медленном темпе. Исполняется на похоронах, и музыка к ней пишется на заказ в минорном ладе.  ² Мелиноя — в древнегреческой мифологии одна из дочерей Аида, бога подземного царства. Считалось, что она приносит ночные кошмары и безумие. Но, если правильно к ней подойти, она не будет жестока.