***
В графском поместье пусто и холодно. Невооруженно оглядывая комнаты можно подумать только, что хозяин достаточно богат и родовит. Но, пробыв здесь больше получаса, начинаешь осознавать всю тяжесть существования в этом месте. Слишком много пространства, слишком холодный пол и стены. Герб рода, много позолоты и темных дубовых панелей, громоздкая мебель из коричневой кожи и тяжелые гардины, прикрывающие вид в старый сад. Борис сидел на диване в малой гостиной. Закоптелый камин, выложенный внутри бурым кирпичом, дубовая полка над ним, на которой стояло только две засаленных свечи в незатейливых подсвечниках и рамка со скучным пейзажем. У стен — шкафы, заполненные никому ненужными статуэтками из фарфора. Нет, комната явно была отремонтирована недавно, но уюта это ей не придавало. Родион сидел с каменным непроницаемым лицом в кресле сбоку. Лодыжка правой ноги покоилась на колене левой. Сидел он совсем неприлично, но сейчас в этой комнате они были только вдвоем. Осудить такое поведение никто не мог. Черт знает, зачем он увязался за барином к графине, но почему-то он даже не жалел. Сидеть дома и думать, чем эта пара тут занимается, было бы невыносимо. До сегодняшнего утра ему казалось, что проведя ночь с Борисом, будет легче отпустить и забыть. Мимолетная страсть утихнет, заберет с собой боль. Но желание любить и быть любимым только росло, а чувства прорастали внутри красными розами, раня шипами. На Роде был хороший серый костюм в модную нынче клетку, но сказать, что он ему шел, было бы враньем. Борис был одет в строгий черный сюртук. Просто и очень скучно. Костюмы низших чиновников иногда выглядели более интересно. Они сидели и оба выражали собой образец ангельского терпения и усталости от жизни. В любое другое время в воздухе витала бы недосказанность или сдерживаемые порывы любви. Сейчас же в головах у обоих было пусто. Они слишком устали для взаимодействия друг с другом. Графиня мучала их (Бориса в большей степени) выбором места, фасонов и списком гостей. Казалось, она собиралась под венец уже завтра. Возможно, Родиона это никак не должно было волновать, но каждое ее прикосновение к рукам Бориса, каждый ее неосторожный жест или слижком низкий наклон отображались на лице Роди еле сдерживаемой ревностью. Он не мог просто так смотреть на то, как она это делает. После вчерашней ночи Борис будто негласно принадлежал ему и никому больше. Так хотелось сказать, нет, крикнуть, что и тело с головы до пят, и душа — все его. Но парень сам сегодня утром отказался от всего… Не было ли это ошибкой? Конечно, нет. Он все еще имел достоинство и гордость. Ведь, если бы он остался в барской постели утром, стал бы игрушкой навсегда, показал бы, что его чувства и гроша медного не стоят, что его можно просто так прожевать и выплюнуть, а потом позвать, и он приползет обратно. Нет уж, подавись. Видимо, всю жизнь он и держится на одной гордости. Графиня, надевшая сегодня платье глубокого морского оттенка, скакала вокруг Бориса, а за ней и ее помощница: то ли гувернантка, то ли нянька, которая старательно все записывала в свой толстый блокнот. Это была женщина средних лет, сухопарая и низкая. На ней был идеально белый чепец, кофейное платье с великоватым корсетом. Лицо у нее было вытянутое, покрытое морщинами, нос был слегка крючковат, а надменный взгляд говорил об излишней строгости этой особы. Внешностью она никак не отличалась и была похожа на тысячи таких же надменных полублагородных дам. Борис наобум выбирал цвет лент и дорогих чайных роз, вежливо и учтиво поддакивал на восторженные рассказы о предстоящей свадьбе, а Кристина Витальевна все чаще сжимала его руки в своих, пытаясь поймать его ускользающий взгляд своим. Закладывая непослушные каштановые пряди за уши, графиня улыбалась и совершенно игнорировала присутствие Роди в комнате. Лица всех присутствующих оживились, графиня встрепенулась, увидев лощеного лакея в проходе дверей. Волосы молодого человека были уложены, а сверху щедро намазаны жиром. Глуповатые глаза и длинный неправильный нос — признак каждого молодого слуги — были присущи парню. При взгляде на него Родя лишь поморщился и отвернулся. Настроение и так было ни к черту. А таких заносчивых лакеев он на дух не переносил. Парень поспешил к своей госпоже и зашептал ей что-то на ухо. Та, несомненно, смутилась и даже приоткрыла рот в удивлении, спешно закрыв его ладошкой. Но, вскоре брови ее нахмурились и не требовалось даже никаких особых навыков в чтении по губам, чтобы понять, что она спросила: — Ты уверен? Она нахмурилась и задумалась при этих словах. Но, вскоре, коротко кивнув, поспешила на выход из залы. Статная нянька покорно пошла за ней, не говоря ни слова. У самых дверей Кристина Витальевна обернулась и, обращаясь исключительно к Борису, сказала: — Прошу прощения, дорогой жених, нужно прояснить некоторые обстоятельства. Я вернусь через несколько минут. Несколько минут растянулись в треть часа, что несказанно радовало и Родиона, и Бориса. Повисла тишина. Не выдержав, Родион начал диалог. — Борь, может поедем домой, а? — устало простонал он, прикрывая глаза рукой. Ни за что не признается, что после вчерашнего ему сидеть больно. — Свадьба еще совсем не скоро. Не твое это дело — всякие там рюши выбирать. Тебя вообще волнует какие они и какого цвета? Борис внутренне возликовал: он уже Боря, а не Борис Григорьевич! — Пожалуй, на сегодня действительно можно закончить. — спокойно ответил он, будто не сидел на этом диване полдня, умирая от скуки. — Пойдем.***
Графиня еле сдерживала бег, спускаясь на первый этаж своего дома и попутно лепетала: — Ты уверен, что это он? Быть такого не может! Ты обознался! За девушкой по пятам следовал лакей и лишь кивал, вставляя: — Вы сами сейчас все увидите, барыня. Он стоит, ждет вас. Замыкала цепочку нянька-гувернантка. Женщина ощущала себя не в своей тарелке, ведь единственная не понимала, о ком идет речь. Желание свернуть и пойти в свою комнату в ней победило, и она скрылась за ближайшим поворотом разветвленной лестницы. Лакей и его госпожа ушли далеко вперед. Графиня уже не спрашивала подчиненного об его уверенности в своих словах. Пройдя в первую прихожую, аналог крестьянских сеней, только в роскошном графском особняке, Кристина Витальевна замерла в недоумении. Перед ней стоял настоящий столичный денди. На нем были молочно-белые штаны, слегка расширяющиеся к низу, такого же оттенка жилет с вышитыми на нем фиолетовыми звездами и полумесяцами разных размеров. Белая рубашка вверху, на шее, была перевязана сливовым платком в виде банта, на жилет был накинут темно-синий фрак с низкой талией и позолоченными пуговицами. В руках мужчина держал головной убор чем-то напоминающий цилиндр. Черные блестящие волосы были коротко острижены и аккуратно уложены по последней моде. Руки в белых перчатках держали кожаный дорожный саквояж. Только вот лицо незнакомца было до боли знакомо. Смеющимися карими глазами на госпожу взирал не кто иной, как Фаррух, тот самый странник. Только теперь богато одетый и с усами. Глаза графини округлились в удивлении и непонимании. А нижняя челюсть сама устремилась вниз. Наблюдая за сменой эмоций на лице девушки, Фаррух не выдержал и звонко засмеялся, чуть ли не сгибаясь пополам. Немного успокоившись и вежливо касаясь ее плеча, делая это как-то по-отечески, он со смешинками в глазах заявляет: — Прикрой рот. Сама знаешь, что может залететь. Тем более, это не должно быть присуще молодым дворянкам. — Фаррух! — только и смогла воскликнуть она. Не волновало уже и обращение этого холопа на «ты», слишком уж шокировал его внешний вид. Перс пренебрежительно скривился и зашипел, а потом цокнул, всеми способами выказывая свое недовольство. — Тише ты! Я теперь Федор, твой дальний родственник, приехавший на свадьбу слишком рано. Ясно? — Откуда у тебя эта одежда? Ты, хоть и свободный, но все же не богат. — упрямо хотела добиться объяснений графиня. — Да и зачем ты сюда вообще пришел? Ты мне не нужен больше, барин уже мой. Если за платой пришел, то иди на кухню, тебе поесть дадут. Фаррух брезгливо поморщился. — Знаешь что, дорогая?! Я тебе помочь хочу, а ты все противишься. — Мне помощь больше не нужна! — девушка повернула голову в сторону лестницы. — Иван! Прогони-ка незваного гостя! В проходе как по волшебству появился прилизанный лакей. — А что если я скажу, что… Но «Федор» не успел договорить. С лестницы бесшумно спустился Борис, а за ним тенью следовал Родион. Не успели они пройти в прихожую, как перс преувеличенно весело защебетал: — Ах, здравствуйте! Так это вы — тот самый жених распрекрасный! Рад, что нашей Крисси¹ досталось такое сокровище! Родя, все это время очень скучающе смотревший в дверной косяк, оживился услышав голос «гостя». Он встревоженно моргнул и уставился на Фарруха, не в силах что-то сказать. — Здравствуйте, — удивленно произнес Борис. — Мы с вами еще не знакомы, господин. Последовала небольшая пауза. — Я Борис Григорьевич Майский. Это мой хороший друг, почти младший брат — Родион. — Борис кивнул в сторону от себя, туда, где предположительно стоял Родя. Совенок лишь механически кивнул и продолжил изучать мужчину напротив взглядом. Не может же быть таких совпадений! Графиня пылала яростью, хоть и старалась это скрыть. Вдохнув воздуха, чтобы вставить что-то, она не успела, Фаррух затараторил: — Ох, я — Федор Иванович, троюродный племянник невесты. Несмотря на дальнее родство, мы с Кристиной Витальевной были очень близки в детстве, да и сейчас не хуже. Вся его речь была тягучей и мягкой как свежая пастила. Мужчина будто заигрывал и флиртовал каждой произнесенной фразой. Кристина Витальевна вспыхнула пуще прежднего, заходясь в праведном гневе. Но из всей компании это заметил только Родя. — А по фамилии вы? — учтиво спросил Борис. Фаррух хотел было сказать что-то, но на сей раз перебили его. — Проходимцев он. — ответила девушка, получив в ответ недовольный взгляд от перса. — Точно так-с. — Федор повернулся к гостям и улыбчиво закончил. Графиня сложила руки на груди, одним взглядом обещая расправу для иностранца. Родион стоял в недоумении и просто часто моргал. Фаррух сиял, словно начищенный пятак и всем видом излучал энергичность и веселье. Самым скучным оказался Борис, он был почтительно расслаблен и спокоен. — Мы спустились, чтобы сказать вам, Кристина Витальевна, что уезжаем. Просим простить нас, много дел. — разрушил тишину барин. — Что? Уже? Как жаль, Борис Григорьевич, что мы так и не смогли остаться наедине. — девушка недовольно воззрилась на гневного от ее слов совенка. — Постойте, друзья! — встревоженно вскрикнул Фаррух. — Я хотел бы написать пожелание молодым ко дню свадьбы. Перс потянулся рукой во внутренний карман фрака и достал оттуда сложенный лист надушенной бумаги. — Я не силен в витиеватых эпитетах, но я написал небольшой черновичок. Родион, — он повернул голову к парню, — не могли бы вы, как приближенный к обоим из влюбленных, оценить мой слог и, возможно, указать на ошибки. Не утяготит ли это вас? Родион лишь пожал плечами, пытаясь показать безразличие, но сам смотрел Фарруху прямо в глаза, спрашивая. Тот в свою очередь тоже не разрывал контакта и незаметно кивнул головой, протягивая бумажку. — Почту за честь, Федор Иванович. — ответил он мужчине. — Как это великодушно с вашей стороны! — излишне благодарно сказал перс, не переставая улыбаться. — Только ни в коем случае не показывайте нашим жениху и невесте! ¹ Обращение «Крисси» не имеет никакого отношения к бывшей жене Брайана Мэя Крисси Мулен. Просто французский вариант имени.