Барин

      Барин нагнулся и слился в желанном поцелуе со своей любовью. Подняв ладони и положив их на Родины щеки, он сладостно-отчаянно прощался без слов. Внутри Бориса этот жест отозвался болью, горящим ожогом на сердце. Этим он будто ставил точку в своих притязаниях на Родиона. Теперь он решил для себя все и покорился госпоже судьбе. Только вот он забыл о ее сестре — Фортуне. Сегодня она правила балом и озаряла всех щедростью своих велений и желаний.       В голове совенка мысли отяжелели, расплавились и медленно-медленно потянулись, парень впал в оцепенение, не ожидая этого поцелуя и такой решительности Бориса. Но вдруг его отрезвила мысль о встрече с Федором, и он поспешил оторваться от любимых губ. Так трепещуще нужно и важно, но так не вовремя.       Родя поспешно отстраняется. Взгляд его бегает по лицу напротив, щеки пылают, а бумажки с расписками сами валятся из рук. Ничего не говоря, совенок пускается вниз по лестнице, оставляя Бориса в удручающем недоумении. Да, сейчас барин ничего не понимает и ищет горы причин и объяснений поведению Роди, но все они почему-то оканчиваются поразительной ненужностью и жалостью Бориса.       Пересекая пролет, Родион оглядывается и видит отчаянье и мольбу в глазах любимого человека. Но сейчас стоит поторопиться: от встречи слишком многое зависит. Мысленно давая себе пощечину за растоптанные надежды Бори, он обещает себе все исправить и исчезает на первом этаже.       Картинки окружающей действительности мелькают перед ним как во сне, сейчас они не имеют значения. Родион бежит в беседку — вот его цель. Красота сада меркнет в фантазии Роди, он лишь думает о том, как поменяется его жизнь и что же такого узнал Федор. Мостик через засохший ручей, тропки, ветки под ногами и благоухание трав. Запахи сада смешиваются и попадают в легкие, но дышать ими ужасно не хочется, сейчас это будто отвлекает.       Вдали замелькал серо-коричневый силуэт прогнившего строения, а рядом с ним будто ниоткуда возникло кремово-бежевое пятно. По мере приближения, стало ясно, что это Федор. Бежевая рубашка, коричневые штаны и пиджак. В целом он был одет недорого и без кричащего шика, на костюме не было вышивки, ткань была недорогая, если не сказать, что дешевая. Родя каждый раз дивился диаметральной противоположности его образов. То он праздный богач, который любит сорить деньгами, то обычный крестьянин, пришедший в воскресенье в церковь, то самый грязный и ущербный нищий, который, казалось, хлеб в глаза не видел. Сегодняшний костюм напоминал одежду уездного врача или писаря в канцелярии. — Я же просил не опаздывать!       Не найдясь, что ответить, Родя просто промолчал. Не говорить же Федору, кто и как именно его задержал.       Они молча переступили через заросли вереска на пороге красивой когда-то беседки. В свете солнечных лучей, а не одинокой свечи, садовая постройка казалась не такой громоздкой и влажной. Солнце успело подсушить замшелые доски и сейчас по ним ползали муравьи и жучки с перламутровым блеском крыльев.       Федор, как и в прошлый раз, уселся напротив Роди и положил голову на руки. — Так что ты узнал? — Ничего особенного, с одной стороны. — спокойно проговорил Федор. Родя сразу поник, хоть и пытался не подавать виду. Письмо так обнадеживало… Хотя, Федор мог сказать что его душе угодно, кто же знает, что у него на уме. — Но я могу подсказать, как использовать то, что я узнал, против помолвки. — глаза перса хитро блеснули. — Сразу скажу, тебе может это не понравится. За все короткое общение с тобой я понял, что грязная игра — это не про тебя, но иного выхода я просто не вижу. — От этого будет зависеть чужое благополучие? — нахмурился Родя. Строить козни хорошим людям не хотелось. — Что ты предлагаешь мне сделать?       Его поза из взволнованной и открытой превратилась в напряженную и неестественную. Родя оперся локтями о ветхий столик, не боясь испортить зеленый бархат пиджака. Федор не изменился в лице и ровно проговорил: — Я предлагаю тебе шантаж.       Родя отреагировал совсем не так, как ожидал Федор. Не стал перечить, отказываться, просить поискать другой способ. — Кого шантажировать? — будто не совенок это говорил вовсе, в голосе была холодность и безразличие.       Перс помедлил, нагоняя драматичности, создавая театральную магию прямо из воздуха. — Все просто. Графиню.       Глаза Роди забегали, спало напускное равнодушие. Желая быть рядом с Борисом, он никогда не думал о том, как это скажется на Кристине Витальевне. Она, казалось, действительно его любила. Конечно, такую жену он и врагу бы не пожелал, эта девушка ему просто не нравилась, но навредить ей не хотелось. Глупо думать, что из этой ситуации можно выйти никак не навредив графине. — Чем? Каким способом? Я все еще не понимаю, как это может удастся. — Наша любимая Крисси — не родная дочь графу. Смекаешь? — Федор подмигнул. — Во-первых, откуда ты знаешь? Во-вторых, что с того? В наше время любой французишка или немец может запросто стать названным сыном¹. Так отчего она не может быть названной дочерью графа? Он же ее за отпрыска своего признает, пусть и не единокровного. — То есть тебе не интересно, кто ее настоящие родители? — Федор манерно фыркнул и начал рассматривать свои руки. — А черт с ними! Хоть сам император отец ей, мне-то что?! — совенок был в отчаянии. Так глупо поверить иностранцу, который верит в судьбу и разноцветные карточки. Поверить, что он сможет ему помочь. Так наивно и смешно! Жизнь столько раз его учила не верить людям, столько раз над ним издевалась, а он все верит в людей и надеется. Мечты, где он счастлив, были как никогда близки к реальности. Казалось, протяни руку — и вот оно, счастье. Может, Роде просто хотелось быть достойным любви? Но, чем выше забрался, тем больнее падать. Вот и он поверил в любовь, ощутил ее внутри и рядом с собой. Сейчас глаза его открылись — это был лишь призрак, фантом, легкий отзвук чувств, не обретший плоть и кровь. Выдумка, туман и сон. — Отец у ней — каторжник, чтоб ты знал. А на каторге знаешь, за что? — Федор продолжал свою игру, видя, как Родю бросает от одного чувства к другому. Кульминация его постановки начинается сейчас. — Мало ли за что? Убил может кого. — Папуля графини — бывший декабрист, совеночек. — Федя цокнул и затаил дыхание, питаясь, как вампир, чужими эмоциями.       Родя захлопал ресницами, выражая озадаченность пятилетнего дитя. Голубые глаза округлились, недоверие так и появилось во всем его виде, залегая в складках морщинок на лбу и между бровей. — Допустим, ты сейчас не лжешь, допустим, это правда. Но как это поможет мне?       Раздраженный непониманием друга, Федя вздохнул пренебрежительно, как человек, который доносит простые истины глупому неучу. — Ты же знаешь, что любые движения против императора Николая караются жестоко и без разбору. Всякие связи с декабристами — будь то жены, дети, друзья — преследуются законом. Наш граф в свое время вывез дочурку декабриста с востока страны. Думаешь, это стоит узнавать кому-либо? — Ну вывез он дочь, но не самого же бунтовщика! — Да тебе лет сколько, Родя? Ты не понимаешь, что любая, даже самая дальняя связь, если дать наводку, разнюхается шавками с императорской псарни?! Вдруг, наш граф не только решил девку перевезти, а повстанцам поспособствовать, чтобы те батюшку-царя с трона спихнули. На него сразу подозрение падает, а за этим и позор на всю семью. А у барина твоего сразу появляется законный и приличный способ разорвать помолвку. В таком случае это даже нужно сделать. — Но тогда все вскроется, и Кристину Витальевну ни в одно приличное общество не пустят. Шансы на брак с достойным человеком тоже будут не велики. — Я и не предлагаю тебе кому-то что-то докладывать и доносить. Самый благородный способ добиться своих целей — шантаж. Достаточно припугнуть графиню, и никто значительно не пострадает. — И как это провернуть? — Назначишь встречу графине. Скажешь, мол узнал ее тайну и можешь доложить куда следует. Чтобы такого не случилось, предлагаешь ей отказаться от свадьбы с Борисом Григорьевичем. — Но тогда на нее все равно падет тень. Разрыв помолвки в нашей глуши — громкое дело. Тем более, таких знатных и богатых дворян. — Все же лучше, чем позор дочери предателя без прав на хорошее будущее. — Федор развел руками. — Но я же могу ничего не делать. — цепляется Родя за последнюю надежду. — Могу не говорить о том, что узнал, никому. — И пожертвовать своим благополучием? В рыцарей поиграть захотелось? — перс приподнял черную бровь. — Всю жизнь без него жил, что мне дальше мешает это делать? — внутри будто что-то звонко ухнуло вниз, разбиваясь на осколки. Похоже, это сердце. Одна только мысль о расставании с Борисом холодила все тело и душу. — Постой, не надо делать из себя мученика. Если ты им раньше был, то оставаться им точно не стоит. — Федор протянул смуглую руку к грудной клетке совенка и указал пальцем ему на сердце. — Прежде всего думай о себе и том хрупком механизме, который у тебя тут, — парень постучал по чужой груди там, где должно находиться сердце. — Ты — единственный человек, которому решать и чьи интересы должны учитываться. Не совершай непоправимых ошибок. — Я не знаю, как мне поступить. — Родя зарылся лицом в свои руки. — Да, я его люблю, жить без него уже не могу. Но стоит ли это чужого горя? — Такова цена любого счастья. Ты не должен жертвовать собой ради других.       Почувствовав важность момента, Федор сбросил театральную маску змея-искусителя, схватил Родю за руки, убрав их от лица, и четко произнес: — Выбор будет за тобой, я дал тебе все карты в руки. Воспользуйся ими правильно, не прозевай свое счастье.       Родя встретился своим потерянным взглядом с карим взглядом перса. Что-то гипнотическое было в нем. Его слова, глаза, жесты. — Мне пора. — Федор поднимается с жалобно скрипнувшей лавки. — Постой, ты куда-то спешишь? — все еще оторопело спросил Родя. — Я покидаю эти места теперь. Больше, я думаю, сюда не вернусь. Дело свое я сделал. Остальное мне неподвластно. Карты зовут меня в путь, противиться им я не могу. Да и что меня здесь держит? — он пожал плечами. — Останься, ты нужен нам. — мольба звенела в голосе Родиона. — Кому «нам»? — мягко спросил Федор и улыбнулся. — Я путешественник, не могу жить в клетке, совенок. — Но почему ты говоришь, что не вернешься? Может, будешь хотя бы наведываться? — Это уже как карта ляжет. А сейчас, я думаю, нам пора прощаться.       Грустная улыбка отразилась на лице Федора. Она была не сладко-тягучей, не наигранной и искусственной. Простая человеческая улыбка. Такую очень редко увидишь на лицах таких, как перс. Он раскинул руки в стороны, предварительно придержав сумку с кошкой на плече. Родион нырнул в эти дружеские объятия, заливая сердце печалью расставания. Далила высунула любопытную мордочку из сумки и ткнулась ей в теплую ладонь Роди. Видимо, она так прощалась. — Спасибо за все. — шепнул Родион на ухо. — Не за что. Ты заслужил. — услышал он в ответ. — Прощай.       Федор махнул рукой и скрылся в ближайших зарослях, тенью скользя по летнему саду, зная потайные выходы и входы как свои пять пальцев.       Что-то екнуло в Родином сердце, ноющая грусть разлилась внутри, медленно-медленно превращаясь в светлую печаль.       Рожь золотилась вдалеке, а Федор неизменно шел по тропкам, выпустив кошку пройтись вместе. — Чувствую, встретим мы еще Майского и его возлюбленного, ой как чувствую. — сказал он кошке, подходя к кованому забору.       Ветер перемен зашелестел по листьям яблонь.

***

      Солнце багровыми лоскутами ложилось на дорогую мебель, зловеще окрашивая комнату в английском стиле. Строгие прямоугольные кресла казались громоздкими и неудобными в яркие предсумеречные часы. Часы на стене мерно тикали, погружая реальность в сон, будто время застыло — тихо пусто и немного зябко в большом холодном доме, который редко прогревался даже летом.       В гробовом молчании, сложив руки на коленях, застыла фигура графини. На первый взгляд она напоминала медную статую, покрывшуюся слоем соли от всех лет, проведенных под палящим солнцем и холодными дождями. Кристина Витальевна почти не дышала, грудь ее легко вздымалась, а сама она пребывала в смутных раздумьях.       Девушка была одета в темно-лиловое платье с вставками из черного кружева, руки в черных шелковых перчатках сжимали короткую записку. На оголенной шее блестело дорогое семейное колье с аметистом, а в ушах поблескивали такие же серьги. Кристина Витальевна была одета невероятно празднично для обычного летнего вечера в провинции. Наряжалась девушка совсем не для себя, весь день она готовилась отправиться к жениху, ведь тот начал уделять ей ужасно мало внимания. В лучах заката она должна была уже скакать в бричке навстречу возлюбленному. Но одним мигом все поменялось, и почему-то один неожиданный гость заставил графиню заволноваться и остаться дома на неопределенный срок.       Когда девушка выходила из дома, прикрываясь от жаркого солнца кружевным зонтом, в воротах поместья появился Федор. Его темная фигура медленно приближалась, а сердце Кристины Витальевны чуяло неладное. Решив не обращать внимания на перса, она поспешно запрыгнула в бричку и поехала к выезду из поместья, прямо навстречу Федору, в надежде быстро проехать мимо него. Мало ли чего он тут забыл.       Двойка вороных лошадей скоро тянет бричку, ямщик спокойно их подгоняет, набирая скорость на выезде из поместья.       Но случилось то, что объяснить логично никак нельзя. Федор лишь замер и поднял ладонь в останавливающем жесте. Ямщик продолжил погонять лошадей, но те начали замедлять шаг, брыкаться. Озлобленный крестьянин начал работу хлыстом, но лошади послушно остановились перед Федором и застыли. — Не мучай животинок, изверг! Они не виноваты! — прикрикнул перс.       Ямщик, будто не контролируя свои руки, успокоился и замер.       Графиня в это время лишь растерянно хлопала глазами в обрамлении темных ресниц. Стряхнув с себя остатки непонимания, она обратилась к Федору: — Что тебе нужно? Я спешу. — Лично мне ничего не надо. Пришел сказать, что ухожу, можешь мне не платить за гадания и помощь. — И все? Но ты же сам говорил, что гадания без платы душу обедняют. Услуга за услугу, у нас же что-то вроде договора. — А я и не выполнил свою часть сделки. Вот и платить тебе не нужно вовсе. — Постой, как это? — Родион хочет с тобой сегодня поговорить. К барину лучше не едь, будет лишь хуже.       С этими словами Федор развернулся и пошел обратно к воротам поместья.       Графиня встала с удобного сидения и схватилась за перила, взволнованно крича ему в спину: — Подожди! Объясни, что происходит!       А перс в ответ лишь крикнул, даже не поворачиваясь: — Au revoir! Vous saurez tout bientôt! ²       Разум кричал, хотел продолжить ехать. Никто ему не указ. Но сердце умоляло остаться, послушаться иностранца.       И графиня выбрала сердце. ¹ В царской России существовала практика «усыновления» бедных иностранцев богатыми представителями знати. Богачи финансировали приезжих юношей, причисляя их к своим родственникам, чаще всего сыновьям. ² С французского: «Прощай! Скоро ты все узнаешь!»