***
Девушка с удовольствием отметила, что даже вместе с тщательными сборами добралась до работы раньше обычного. Ей не терпелось уединиться в своём небольшом кабинете, чтобы доделать оставшуюся работу по одному из законопроектов, связанного с домовыми эльфами. Он, скорее, являлся вкладом в будущие изменения и сам мало что мог изменить, но являлся хорошей правовой базой для дальнейших действий. В лифте было четыре человека, с которыми Гермиона задорно поздоровалась. — Малфой, — протянула она, улыбаясь своими морковными губами. Он смерил её таким взглядом, будто она наступила на его новые туфли. — Грейнджер, — утро и так не обещало быть добрым, судя по тому, что начальство его отдела было уже на месте. Ещё и эта выскочка. Снова. Вчера вечером ему и так пришлось провести с ней слишком много времени, которое он мог потратить на написание письма и, как минимум, иметь больше шансов на то, чтобы получить ответ до утра. И вот сейчас, когда в лифте можно было попытаться найти уголок для уединения с конвертом, прилетевшим сегодня утром, бывшая гриффиндорка приковала к нему взгляд своих карих глаз. Она буквально светилась вся, настолько ярко, что у Драко заболели глаза. В голову даже закралась мысль, не перепутала ли она его с кем-то из своих дружков. Но нет, она назвала его по фамилии. — Быстро расправился вчера с остатками работы? — Вполне, — ему даже не хотелось ей язвить. Она была сейчас настолько не к месту, что Драко не посчитал нужным констатировать очевидное. Уставившись вперёд, он вдруг удивился, когда осознал, что Золотая девочка была сегодня… странной. Со странной причёской, в странном платье, со странно-яркими губами. — Накормила мужа пирогом? — он задал вопрос и сам ему удивился. Но ещё большее изумление в нём вызвало осознание того, что он обратился к ней с целью ещё раз оценить её образ. Да, выглядела она действительно странно. Не так, как обычно. Теперь она была действительно похожа на одного из руководителей Отдела регулирования и контроля за магическими существами, которые всегда старались выглядеть тошнотворно элегантно. — Да, можешь не переживать за него. Рада, что пирог запал тебе в душу. Пока, Драко, — как только двери лифта распахнулись на четвёртом уровне, девушка выскользнула из него и скрылась в коридоре. «Драко.» От её любезности кривило зубы, но Малфою нужно было признать то, что это было скорее, привычкой, оставшейся со школы, а не сегодняшней реальностью. Гермиона Грейнджер, уверенная в себе и немного язвительная, вполне могла вписаться в круг его друзей. Уж Блейзу бы она точно понравилась. И, возможно, это было бы взаимно, ведь парня смело можно было назвать лучшей версией Уизли: нелепо шутил, попадал в передряги, но прочитал за жизнь больше одной книги. Рабочий день начался для Драко непросто: начальник рвал и метал, выясняя, кто был ответственен за то, что на матче устроили беспорядки. Некоторые сотрудники Аврората также присутствовали на утреннем собрании и явно не были рады этому обстоятельству. Последнее, чем им хотелось заниматься — охранять матчи по квиддичу, ведь каждый в их ряду пришёл на службу с целью ловить тёмных волшебников, а не подпитых фанатов. Обычно Малфой был раздражён в те моменты, когда и без того шумное рабочее помещение наполнялось ещё большим количеством звуков, но сейчас ему было всё равно на происходящее. Его глаза то и дело опускались к заветному конверту, подписанному аккуратным женским почерком. Письмо пришло рано утром, а всю ночь до этого бывший слизеринец не мог сомкнуть глаз, думая о том, какое впечатление произвёл на свою собеседницу. Ещё после войны он стал замечать, насколько резко реагирует на мнение других людей о себе, но в этот раз догадки не давали ему покоя вовсе. Он долго анализировал причину своей заинтересованности, но толкового ответа, достойного взрослого человека, не нашёл. Признавать тот факт, что до конца ещё не выветрившееся юношеское любопытство влияло на его крайнюю заинтересованность в общении с женщинами, он не мог. Конечно, была ещё одна причина, которая заставляла Драко особенно относиться к ПРУВ. Он почти начинал новую жизнь. Пусть в обществе одного человека, но это было так. Никто не обязывал его быть честным, но и стесняться своей прошлой жизни ему было незачем. Человек по другую сторону почтовой сети никогда не узнает имени своего собеседника и не сможет его осудить. Как только начальник отдела мистер Кларксон зашёл в свой кабинет, высказав подчинённым все свои мысли, Драко сделал вид, что читает спортивную газету, а на самом деле раскрыл перед собой конверт и вытащил из него аккуратно сложенный лист. Почерк был странным, он отметил это ещё во время первого письма. Буквы уж больно сильно отличались одна от другой, из-за чего складывалось ощущение, что пишут от руки. Эта мысль вызывала особенное тепло в сердце блондина, ведь его куратор не наспех диктовала перу какие-то заранее придуманные фразы в перерывах между готовкой и кормёжкой кота, а садилась и уделяла время на написание послания. Доброго времени суток, Подопечный! Я очень рада, что нам удалось установить контакт, и теперь, надеюсь, с каждый разом письма будут всё меньше и меньше становиться похожи на переписку, наполненную формальностями. Думаю, что мне стоит первой начать делать подобные шаги и выстраивать доверительные отношения. Приятно слышать, что вы увлекаетесь квиддичем, не назову себя его дикой фанаткой, но заверяю, что по ряду обстоятельств владею достаточными знаниями об этой игре, а потому смогу поддержать диалог. Обращайтесь, если ваша любимая команда будет повержена на поле, поверьте, я имею большой опыт в решении проблем, связанных с подобными душевными переживаниями. Не могу настаивать, но мне бы хотелось услышать вашу историю, связанную с Войной. Если вы не готовы к этому, то я пойму. Также надеюсь, что вы завтракали, ведь я прилагаю к письму рецепт прекрасного утреннего сэндвича. Ни в коем случае не читайте его голодным, ведь я приложила до безобразия аппетитную колдографию, лучше дождитесь более удобного момента. Дом. Жду скорейшего ответа!С наилучшими пожеланиями, Ваш Куратор.
Драко несколько раз пробежался глазами по отдельным строчкам письма, словно не веря в то, что незнакомый человек вот так просто, играючи общается с ним. Присылает колдографии и рецепты, «выстраивает доверительные отношения». Он знал о том, что это называется «дружелюбием», но вот как самому проявлять его по отношению к незнакомой девушке, понятия не имел. Он даже на мгновение подумал о том, чтобы послать колдографию своего завтрака, но, когда взглянул на раскрошившийся подсохший круассан, эта идея тут же покинула его белобрысую голову. Что же, будь завтрак самой сложной темой для ответа, это было бы куда более, чем прекрасно. Но незнакомка просила рассказать его о своей истории в Войне. Скрывать не хотелось, но и сильно откровенничать тоже. В конце концов, он предполагал, что Кураторами являются люди, приближённые к Министерству, знающие истории множества Пожирателей почти наизусть. Детей ПСов, невольно втянутых в Войну, было не так много, чтобы путём простых логических размышлений прийти к одному двум-конкретным именам, а Драко этого совсем не хотелось. Быть может, потом, но сейчас точно нет. Он был не готов. К сожалению, в таком шуме думать было невозможно, и Малфою пришлось отложить ответ до возвращения домой. Сейчас нужно было уделить время своим служебным обязанностям. Например, разобрать кипу апелляций по поводу вчерашних штрафов. Кто бы сомневался в том, что протрезвевшие болельщики вдруг станут отрицать свою вину в хулиганстве. И всё же даже во время работы текст письма не выходил из головы. Драко то и дело возвращался в своей голове к самой идее участия в ПРУВ. Не верилось, что незнакомый человек сможет стать для него личной «подушкой-подружкой» по переписке; тем, кто выслушивает, не осуждает и помогает словом и, возможно, делом. После присланных рецептов и колдографий у слизеринца не оставалось и тени сомнения, что у девушки из писем есть при себе ещё немало козырей, которыми она сможет удивить.***
Гермиона сидела в небольшом кафе неподалёку от Министерства и, помимо заказа, ждала Рона, который сегодня «обрадовал» её новостью, что ему придётся заступить на ночное дежурство. В знак извинения он пообещал провести обед вместе со своей девушкой, но уже на семь минут задерживался. Гриффиндорка сидела за их любимым столиком, который стоял рядом с большим окном, и читала журналы, которые предлагало заведение. На одной из страниц очередного издания волшебница нашла небольшую заметку о ПРУВ и с сожалением отметила, что этому событию уделили не так много внимания. Хотя, возможно, это было правильно, ведь могли начать появляться слухи от журналистов а-ля Риты Скитер, которые бы «проводили расследования», «перехватывали письма» и прочее, прочее, прочее. Большая часть жителей Магического Лондона была воспитанными людьми, но даже это не мешало чистокровным аристократам, преподавателям, сотрудникам Министерства любить копаться в чужом грязном белье. Над входной дверью зазвенел колокольчик, и Гермиона, уверенная почти на сто процентов, что это Рон, подняла голову. Так оно и было. Рыжеволосый мужчина быстро отыскал глазами свою девушку и присел рядом с ней, приобняв за плечи. — Прости, Гермиона. — Рон, я понимаю, что ты не по своей воле остаёшься на ночь, — она не винила его, хотя в груди неприятно зудело, — что-то случилось? — Пока что не могу сказать, нас связали обетом. — Видимо, что-то сверхсекретное и опасное. Будь аккуратнее. — Как и всегда. Ты уже сделала заказ? — в ответ на его вопрос Гермиона коротко кивнула, убирая в сторону журнал. — Расскажи, как дела с твоим… Подопечным? Девушка воспряла духом. Вчера вечером после квиддича, Рон то и дело рассказывал об их с Гарри походе на матч, совсем забыв о том, что Гермиона тоже занималась некими интересными (по её мнению) делами. Её так забавляла та ребячья радость, с которой парень рассказывал про ловцов, загонщиков, безумных фанатов, что она была не в силах его прервать. И вот он вспомнил. Сам! Гермионе казалось, что даже не самый сообразительный в плане человеческих эмоций Уизли понял причину её улыбки. — Ну… мы обменялись письмами. Два раза написала я и один он, — девушка поймала себя на мысли, что рассказывать ей особо нечего, хотя она этого очень хотела. Что она знала о своём подопечном? Да почти ничего. Из их такой короткой переписки вряд ли получился бы интересный рассказ для друзей. — Ну и кем он был? Как ты и хотела, Пожирателем? — с ухмылкой спросил Рон, дождавшись, когда официантка, подошедшая к столу, поставит заказ. — Рон! Говори потише, — смутилась Гермиона и подвинула поближе к себе салат. — Я пока не знаю, он не рассказал. Я попросила это сделать, если он готов, разумеется, но пока что молчит. Кстати, вчера он был на квиддиче! — Это он тебе рассказал? — Нет, это моё предположение, но, думаю, оно верное. Сопоставила некоторые факты и пришла к такому выводу. — Так это он? — Рон выделил последнее слово. А вот и она — самая ужасная, премерзкая черта Уизли, которая выводит Гермиону из себя. Его ревность. Не то, чтобы он переходил из-за неё границы, устраивая скандалы и, упаси Мерлин, избиения, но то, насколько порой она была беспочвенна, вводило девушку в ступор. Рон то и дело видел во взглядах коллег на свою девушку намёки на вожделение. Он контролировал её круг общения, полагая, что делает это незаметно, но бывшая гриффиндорка уже давно об этом знала. Разговоры не помогали, из-за чего приходилось всеми силами не допускать ситуаций, из-за которых Рон снова мог бог весть что надумать. — Да, — стараясь сохранять спокойствие, ответила Гермиона. — Угу, — отозвался Рон. Видимо, даже он понимал, что анонимная переписка — бредовый повод для ревности, однако внутренние демоны не дремали, то и дело подначивая рыжеволосого дать ход самой мысли об измене по переписке. — Милый, всё хорошо, да? — Да, — он собрал все силы, всю свою волю, чтобы не просто произнести это, но и лично в это поверить. Ревность была его пороком, болезнью. Он знал об этом.***
Остаток рабочего дня прошёл быстро, наполненный различными мелкими событиями, которые помогли времени идти чуточку быстрее. Гермиона с улыбкой покидала свой этаж, весь день подпитываемая комплиментами, которые то и дело слышала от своих коллег. В школе она лишь единожды позволила себе выглядеть особенно, да и то тогда этот момент испортил Рон своими необоснованными замечаниями в адрес Крама. Сейчас же она знала, как произвести впечатление на людей и всячески этим пользовалась. Быть красивой приятно. У лифта бывшая гриффиндорка встала в небольшую очередь. Под конец дня он всегда был наполнен уставшими, раздражёнными людьми. Гермиона молилась всем известным богам, чтобы никто подобный не омрачил её прекрасный день. К счастью, даже если кто-то недружелюбный и был в лифте, он предпочитал молчать, а не вываливать свои возмущения на коллег. Волшебница встала у самого входа. Пребывание в толпе не нравилось ей никогда и вызывало некое подобие паники. В давке невозможно было контролировать ситуацию, при случае нельзя было даже быстро покинуть лифт. Кое-как устроившись, Гермиона дождалась, когда двери закроются, и попыталась найти более удобное положение для ног. Первая же попытка не увенчалась успехом, и девушка почувствовала, что задела чью-то ногу. Задела! Даже не наступила, но всё равно решила извиниться. Однако не успела гриффиндорка подать голос, как кожу опалило чьё-то дыхание. — Аккуратнее, — раздался за её спиной голос, — Грейнджер, — уже немного спокойнее прорычал блондин. — Пожалуй, приберегу свои извинения для кого-то другого, Малфой, — прошипела девушка. Её день в Министерстве начался с этого хорька, им же решил и закончиться. Судьба явно издевалась над ней, пытаясь хотя бы как-то подпортить настроение. — Никогда не сомневался в невоспитанности гриффиндорцев. Гермиона решила проигнорировать его выпад и не тратить нервы зря. Это, определённо, было умным решением. И совсем не важно, что от его шёпота у неё тело покрывалось мурашками. Это её удивило, нет, даже поразило, но физиология никогда не казалась ей чем-то логичным, многие реакции тела были необъяснимыми, глупыми и совсем неуместными. Одной единственной проблемой были оголённые плечи на платье, которые могли открыть Малфою прекрасный обзор на случившееся недоразумение в виде стайки мурашек. На третьем уровне в лифт зашло ещё около пяти человек, и Гермионе пришлось немного вжаться вглубь лифта, она всеми силами старалась не касаться слизеринца, как вдруг почувствовала его руки на своей талии. Недовольство начало закипать в груди. — Не пыхти так, Грейнджер, — он наклонился к самому уху. — Лучше я буду держать дистанцию между нашими телами. Гермиона вновь ничего не ответила, а лишь немного склонила голову направо, чтобы дыхание Драко не касалось её кожи так рьяно. Её и саму не радовала перспектива возможного близкого контакта с блондином, а потому лучше действительно держать дистанцию. Грёбаная физиология, будь она неладна. Всё это время Малфой прожигал взглядом оголённое плечо Гермионы, удовлетворённый мурашками, которые так внезапно появились в тот момент, когда он шепнул ей на ухо очередную фразочку. Со спины, если не знать, кто перед тобой стоит, Грейнджер была очень даже ничего. Чистая кожа и небольшая россыпь родинок у самой шеи смотрелись довольно аристократично и почти чистокровно. Его так и подбивало сказать ещё что-нибудь, сильнее смутить гриффиндорку, которая так некстати притихла. От неё вкусно пахло, но Драко никак не мог разобрать, чем именно, улавливая лишь какие-то манговые нотки. — И для кого же ты сегодня так вырядилась, м? — он не смог устоять перед соблазном ещё больше вогнать шатенку в краску и очень жалел, что не видит её лица. — Для тебя, — огрызнулась она, добавив в свой тон столько сарказма, сколько вообще была способна. — Польщён. Гермиона вздохнула. Оставалось полтора этажа. Пальцы Малфоя уже плавили её кожу. Раньше Гермионе казалось, что у него должны быть ледяные руки, точно такие же, как и его взгляд, но оказалось, что это мнение было ошибочным. — Сегодня ты не так любезна, — он пытался взбесить её. Заставить сказать что-то едкое. До Атриума оставалось всего несколько секунд. — Зато ты само очарование, — она решилась и повернула к нему голову, ожидая увидеть в глазах раздражение, но, к её удивлению, взгляд был больше азартным, чем недоброжелательным. Именно в этот момент за спиной Малфоя кто-то изо всех сил ринулся вперёд к двери, желая выйти первым, и слизеринец пошатнулся. Гермиона, ведомая его руками, сделала то же самое, а затем, в попытках вернуть равновесие на своих высоких каблуках, врезалась носом прямо в плечо мужчины. Она в ужасе отшатнулась, увидев, что оставила на его светло-серой рубашке тёмно-морковное пятно. Он, проследив за её взглядом, округлил глаза. — Грейнджер, — недовольно прорычал он. В этот момент двери распахнулись, и парочка вылетела из лифта. Гермиона хотела скрыться побыстрее, но рука Малфоя остановила её. — Я жду извинений. — О, прости. Но тебе явно не следовало так жаться ко мне, — она выдержала его взгляд. — Есть миллион заклинаний для чистки одежды. Думаю, ты в состоянии вспомнить хотя бы одно. — Это, — он оттянул испачканный кусок ткани, — твоих рук дело. Потому доставай палочку и исправляй ситуацию. Хоть сразу миллионом заклинаний, умница Гермиона Грейнджер, — она и не извинилась перед ним? Ошибка. — Пошёл ты, Малфой. Справишься сам, — и развернулась, решительно зашагав к каминам. Она шла с победным чувством в груди, решив, что даже та жалкая секунда, которую Малфой потратит на чистку своей рубашки, стоила того, чтобы позлить его. Гриффиндорку бесил его запах, его шёпот, свои мурашки, а особенно то, что кто-то был очень близок, чтобы испортить хороший день. — Занесёшь на седьмой уровень, Грейнджер. Завтра. Гермиона встала, как вкопанная. Прямо перед ней прошагал полуобнажённый Малфой, повернувшись на пятках, чтобы оказаться к ней лицом, но при этом он продолжал движение, сделав несколько шагов спиной. Из его рук выскользнула испачканная рубашка, которую он бросил прямо в руки гриффиндорки. Гермиона сжала её, а после тут же оглянулась по сторонам. Эта странная сцена привлекла внимание нескольких человек, и когда она попыталась высмотреть Малфоя в толпе, попытка не увенчалось успехом. Он уже скрылся в зелёном пламени, воспользовавшись замешательством девушки. Она последовала его примеру и буквально за несколько секунд оказалась дома, пытаясь стереть в памяти картину полуобнажённого слизеринца, шагающего по Атриуму среди мужчин и женщин в платьях и деловых костюмах. Конечно, не упустил возможности похвастаться своим идеальным бледным телом. — Самовлюблённый хорёк, — вздохнула Гермиона и бросила его рубашку на диван, после чего направилась в спальню, чтобы переодеться в домашнюю одежду.***
Драко удовлетворённо плюхнулся на кровать. Весь его день казался какой-то серой рутиной, но кто бы мог подумать, Гермиона Грейнджер исправила это. Во-первых, своим смущением и мурашками. Во-вторых, круглыми глазами при виде его обнажённого торса. Эту дуэль он определённо выиграл. И главное, у него наконец-то была возможность ответить на письмо. Начальник с самого утра раздавал поручения направо-налево, не дав работникам даже спокойно перекусить. Доброго времени суток, Куратор! К сожалению, мой день был так забит делами, что пишу ответ только сейчас, хотя, признаюсь, хотел сделать это намного раньше! Он сам поразился своей разговорчивости и непринуждённости. Но настроение у него было явно кокетливое после всего, что произошло. И, возможно, даже к лучшему, что пишу я ответ только сейчас, так как череда вечерних событий изрядно подняла мне настроение, и я сейчас намного больше настроен на разговор, чем обычно. Что касается моей роли в Войне — не уверен, что готов рассказать свою историю полностью, но признаться в том, что я был не на светлой стороне, готов. Не думаю, что имеет смысл приводить какие-либо оправдания в свою сторону, потому отвечу таким вот сухим фактом. Он хотел добавить что-то по типу «надеюсь, что это не помешает нашему общению», но посчитал, что это будет звучать слишком жалко. Как прошёл сегодня ваш день? Надеюсь, что он был таким же замечательным, как и мой вечер. Расскажите что-нибудь о себе. Чуть не забыл. Предлагаю перейти на «ты». Он никак не мог выкинуть из головы тот факт, что его собеседница едва ли намного старше него самого, а потому считал полнейшим кретинизмом обращаться к ней на «вы». Спасибо за рецепт завтрака. Пустота.Ожидаю скорейшего ответа! Ваш Подопечный.
Малфой тут же отправил письмо, отметив, что местами он в нём слишком кокетлив, но переписывать его не хотелось. Слизеринец, наконец, решил переодеться и перекусить чем-то нормальным, ведь с самого утра кроме сухого круассана ничего так и не побывало в его желудке. К его удивлению письмо от Куратора пришло уже через сорок минут, как раз в тот момент, когда он доедал свой стейк. Решив не подниматься наверх, Драко открыл конверт прямо за столом, и попросил Клевера принести ему перо и лист бумаги Доброго времени суток, уважаемый Подопечный! Рада слышать, что ваш вечер прошёл хорошо и поднял вам настроение. Мой день тоже был весьма неплох, и, к тому же, я имею небольшие надежды на то, что сегодня у нас получится выстроить небольшой диалог. Да, я не против того, чтобы перейти на «ты». Расскажи поподробнее о своих увлечениях. Ты учился в Хогвартсе? В каком году вообще закончил школу? Если честно, даже не знаю, что интересного могу рассказать о себе. На данный момент моя жизнь крутится вокруг работы и моего кота, который каждый час делает вид, что умирает от голода, но я всеми силами стараюсь на это не вестись. На этом моменте Малфой усмехнулся, но ещё раз для себя отметил тот факт, что рад тому, что у них в семье нет домашних животных. Вспомнить хотя бы кота Грейнджер, которого он мог лицезреть вчера вечером. От этого рыжего существа тут и там виднелись клочки шерсти, хотя нельзя было не брать во внимание то, что это могли быть волосы Уизли. Темнота. Жду скорейшего ответа!С уважением, Ваш Куратор.
Малфой приказал перу начать писать ответ, а сам прикрыл глаза, чувствуя, что по телу разливается какое-то странное тепло. Он говорил с человеком, даже не просто с человеком, а с девушкой, которая, к тому же, казалась ему весьма милой. Возможно, в нём бушевали гормоны из-за долгого отсутствия серьёзных отношений, в которых люди обычно и ведут такие непринуждённые беседы. И всё же ему было однозначно приятно.***
Гермиона удивилась тому, как быстро пришёл ответ. Она как раз успела уютно устроиться на диване в гостиной с чашечкой горячего шоколада. Живоглот тихонечко мурлыкал у неё в ногах, и, когда письмо приземлилось прямо в руки его хозяйки, недовольно запротестовал, но вскоре успокоился. Девушка сразу же скользнула глазами к основной части письма, из которой узнала, что её собеседник учился в Хогвартсе, однако год выпуска он не указал. Это и правда могло натолкнуть её на несколько мыслей о личности человека, поэтому бывшая гриффиндорка хоть и расстроилась, но решила не давить на мужчину. В ответном письме она решила рассказать о своей любимой книге и поделиться её сюжетом. Её же собеседник рассказал о том, какие произведения предпочитает сам, из чего стало ясно, что их вкусы в литературе во многом схожи. Так они очень долго обсуждали «Историю магии» Батильды Бэгшот. Оказалось, что у бывшего Пожирателя смерти в домашней библиотеке хранилось одно из первых изданий 1947 года, это произвело на Гермиону впечатление, чего она и не стала скрывать. Также между собеседниками завязался спор о том, какую книгу по истории магии после XX века можно считать наиболее достоверной. Так мужчина настаивал на том, что «Современная история магии» охватывает достаточное количество основных событий, а Гермиона была с ним полностью не согласна, указывая на то, что у Батильды всё было написано в разы основательнее, и хорошая книга по новейшей магии получится лишь при слиянии десятка написанных книг и вычленения из них важной информации. Сами того не заметив, они стали обсуждать свои любимые предметы в школе, и Гермиона поняла, насколько осторожничает её собеседник, не называя даже имена преподавателей, ведь по ним можно было примерно вычислить и года учёбы. Ей бы следовало прекратить попытки раскрыть личность своего подопечного, но общение с ним буквально затягивало, заставляя упиваться текстом писем. Они становились всё больше, всё насыщеннее, и ей казалось, что она переписывается с настоящим писателем, который ловко жонглирует словами. «Из наших писем я могу предположить, что ты весьма молодая девушка (искренне надеюсь, что это не будет воспринято не в том свете). И потому не могу понять, что же всё-таки двигало тобой, когда ты подавала заявку на Куратора? По твоим рассказам ты и сама была участницей Войны. Не страшно ли снова погружаться в то время?» Гермиона хмыкнула, не без удовольствия отмечая, что её собеседник даже не предполагает её степень участия в событиях борьбы с Волдемортом. «Моя же мотивация, думаю, понятна. Не могу сказать, что я искренне верю в избавление от грехов, но пусть большая часть бывших сподвижников Тёмного Лорда и кажутся суровыми одиночками — это не так. После Войны сложно было найти себе даже собеседника на один-два вечера. И, хотя мне казалось полной глупостью участие в программе, я предполагал, что она может подарить мне занимательного собеседника. И, кажется, моё чутьё меня не обмануло.» Бывшая Гриффиндорка невольно растянулась в улыбке. Она испытывала необычное чувство симпатии к человеку, чьего лица, возможно, никогда не видела даже. Живьём, по крайней мере. Газеты-то то и дело пестрели лицами бывших ПСов. Но, что было куда более приятно, к ней проявляли ответную симпатию. Не из-за того, что она Героиня Войны, умнейшая ведьма, руководитель отдела или красивая девушка, а потому, что является приятной собеседницей без всяких «дополнений». Задумавшись, она начала старательно выводить ответ: «Смею предположить, что по воле судьбы в вашем кругу всего-навсего преобладали люди других взглядов, нежели я, — нельзя было упустить возможность самоутвердиться. Пусть слизеринцы и казались Гермионе в большинстве своём скверными людьми, она никогда не отрицала то, что в ней живёт частичка их честолюбия. — Не могу раскрывать всех деталей, но на подготовительных курсах к ПРУВ я увидела такое большое количество людей, готовых помогать, что даже сама удивилась. И ужасы Войны совершенно не мешают добрым мотивам. Мне кажется, что и для меня это является своеобразной терапией, ведь часто анализ трагичных событий помогает нам быстрее их принять. К слову, надеюсь, что наша переписка поможет тебе в дальнейшем находить себе друзей и в реальной жизни. Она хотела написать что-то в духе «спасибо за комплимент», но посчитала, что не стоит этого делать. Хотя девушка и понимала, что не делает ничего предосудительного, она порой ловила себя на чувстве вины по отношению к Рону. Они тоже иногда говорили по душам, но это случалось не так часто, как хотелось. В первую очередь, виной тому был его рабочий график. Сейчас же девушка так легко, буквально за пару писем раскрывалась незнакомцу, который делал ей не самые банальные комплименты. Иногда сознание шептало о том, что нужно как-то между основных тезисов добавить нечто «на выходных мы с молодым человеком планируем уехать из Лондона» или «мой парень пытался отговорить меня от участия, но…». Гермиона решила, что её переписка с незнакомцем не обязывает к подобным признаниям, ведь он не зовёт её в кругосветное путешествие или на свидание. Джинни называла это «синдромом верной жены» и, скорее всего, была полностью права. «О, мой милый Куратор, касательно дружбы, вынужден признать, что я в неё едва ли верю. В моём кругу общения с самого детства были весьма странные особы, и я долго списывал их поведение на слабоумие, но позже отец рассказал мне, что они просто пытаются угодить мне. Однако детскому мозгу (а на тот момент мне было немногим больше восьми лет) было трудно сообразить, что ребятишки с малолетства учились зарабатывать себе полезные связи на будущее. А моя семья, моя фамилия именно такими и были. И нет, не думай, что я не заметил, как аккуратно ты пытаешься узнать обо мне хоть что-то, что натолкнёт на мысли о моей личности. Думаю, что большая часть Пожирателей и так была из чистокровных или, как минимум, богатых людей, поэтому сомневаюсь, что удастся вычислить моё имя среди десятков.» «Мой милый куратор.» Гермиона несколько раз пробежалась глазами по этой строчке, ругая себя за падкость на подобные выражения. Но ещё подростковая мечта побывать в красивом романе сейчас, казалось, осуществлялась. Она общалась письмами с приятным незнакомцем, который всеми силами показывал свою заинтересованность в общении. «Не могу согласиться с тобой, ведь вся моя жизнь вращается вокруг друзей и близких людей. Хотя я могу сделать вывод, что мы с тобой из параллельных социальных групп, а потому не исключаю, что у меня всё сложилось иначе именно из-за этого. Не думаю, что в мире нет ни одного человека, способного поладить с тобой, даже если ты сам будешь уверять меня в обратном. Не пытайся казаться более «колючим», чем ты есть. P.S. В следующий раз я найду более непредсказуемый способ узнать о тебе что-нибудь, мистер Я-Такой-Загадочный.» Гермиона завершила письмо ещё несколькими фразами и отправила его, после чего, зевнув, потянулась к листку бумаги, на который решила выписывать их слова из ассоциаций. Счастье — семья — дом — пустота — темнота — лес — светлячки — озеро — вода — русалки — девушки Его ответы Гермиона подчёркивала, чтобы было легче проследить за ходом его мыслей и настроением. Бывшая гриффиндорка всего лишь на секунду представила, что в будущем они раскроют друг другу свои личности и встретятся, поражаясь тому, что совсем иначе представляли друг друга. По письмам было видно, что её собеседник весьма игрив. Он подтвердил её догадку ответным письмом, во время прочтения которого Гермиона залилась краской, когда дошла до одного из абзацев. «Скажем так, если я ещё могу поверить в однополую дружбу, то уж точно не в разнополую. Ты написала о том, что твоя компания друзей на шестьдесят процентов состоит из мужчин, но для меня это странно, и я уверен, что хотя бы в течение нескольких недель один из вас испытывал к другому влечение. Я бы поспорил, но боюсь, что ты точно проиграешь. Ах, и словечко в тему. Влечение. P.S. Ох, неужели ты теперь знаешь, что мне нравятся девушки? Меня точно вычислят, святой Мерлин!» Гермиона потянулась и поняла, что у неё уже болит рука от постоянного письма. Давно она столько времени не уделяла рукописному тексту, и сейчас её организм протестовал. Собрав последние силы, она всё же набросала ещё одно письмо, пытаясь подавить глупую улыбку. Анонимность создавала иллюзию дружбы и доверия, которые опьяняли разум. «Как ни удивительно, но это снова я — Куратор. Да будет тебе известно, что если я захочу узнать твою личность, то сяду на метлу и полечу вслед за совой. Моя интуиция подсказывает, что ты слишком смелеешь (и я даже не знаю, нравится мне это или нет).» Гермиона про себя заметила, что действительно начинает испытывать странное чувство, похожее на опьянение. То ли так действовали комплименты, которые ей адресовал собеседник, отмечая её ум и эрудированность, то ли его открытость и увлечённость перепиской. Мужчина не раз отметил за эту ночь, что не на многое рассчитывал, вступив в программу, но теперь у него появились «некоторые надежды». «Обычно я не пишу подобные вещи незнакомым мужчинам, и всё же… Секс.» Если бы они говорили в жизни, девушка совершенно точно прикрыла бы губы ладошкой после сказанного. Но ведь это просто ассоциация на слово «влечение», а не предложение! Гермиона быстро запечатала письмо в конверт, пока не успела передумать признаваться в своей первой ассоциации. Решив дождаться следующего письма в положении лёжа, Гермиона откинулась на подушку и прикрыла глаза. Часы показывали пять утра. Когда в гостиную спустя пятнадцать минут влетело письмо, девушка лишь дёрнула плечом, погружённая в сон. *** Драко прождал около часа, сверля глазами часы. Его злило, что собеседница так внезапно перестала отвечать на письма. Он чувствовал себя настоящим обольстителем, буквально ощущая, как девушка по другую сторону почтовой сети становится более открытой и податливой, обсуждает с ним сокровенные темы о семье и друзьях. И, Мерлин, в его планах было развить тему секса, но она внезапно перестала отвечать. Кто сказал, что ПРУВ подразумевает общение на тему войны и душевный страданий? Для подобного занятия у Драко был личный котёл, наполненный мучительным самокопанием, а с собеседником он хотел чувствовать свою социальность. Какое-то время Малфой переживал, что слишком быстро переступил грань между безобидными и не самыми темами, хотя десяток писем в несколько страниц говорили об обратном. Они уже успели несколько раз обмолвиться о некоторых проблемах в семье, с которыми сталкивались, будучи детьми. Бывший слизеринец узнал, что девушка воспитывалась в строгости и часто была лишена обычных детских удовольствий вроде конфет. Он и сам, пусть и весьма завуалированно, рассказал о некоторых странностях Люциуса. Драко не верилось, что только для него разговор о промахах в воспитании со стороны родителей казался интимным. Как обвинить тех, к кому ты испытываешь безусловную любовь? Свихнувшийся на преданности Волдеморту Люциус даже в самые тёмные времена оставался его отцом. Но что, если она всё же испугалась? Или, ещё хуже, с ней банально что-то случилось? Придёт ли тогда ему оповещение, что его куратор в больнице или ещё где похуже?***
Он уснул в своём кресле. Часы показывали шесть утра, а сердце подозрительно учащённо билось.