"Взрывные котята"

      Я лежала под одеялом и пялилась в потолок, рьяно рассматривая на нем мелькающие полосы света, растянувшиеся во всю длину, которые отбрасывали проезжающие на улице ночные трамваи. Так, со слабым интересом слушая своё же дыхание, я лежала уже два с лишком часа, окончательно отогнав от себя сон. Намеренно? Нет. Уж точно. Да и слишком уж долго меня преследуют проблемы со сном, уже раздражает. Ночью сна ни в одном глазу, а днём по щелчку пальцев я проваливаюсь в бессознательное состояние. При этом можно провести интереснейшую аналогию — это все начало происходить после появления Акабане. Да уж, обхохочешься. Я как романтичная старушка — «у меня появились проблемы со сном, когда он вошёл в мою жизнь». Ну и ну, до чего я докатилась. Хотя, если быть честной, я бы сказала, что Айгер просто стал тем, кто достал наружу все то, что я запихала подальше — проблема с саморазвитием в спорте, некое непонимание между нами с Луи, мое отношение к своим же успехом, даже какие-то подавленные эмоции всплывали. Удивительный человек этот Акабане…       Усиливающийся поток этих мыслей начал раздражать меня, а это уж точно не предвещало здоровый сон, так что я резко поднялась, откинула одеяло, и пошла на кухню варить себе чай. Уж всяко лучше, чем лежать и существовать на кровати, изредка меняя положение. По дороге на общую кухню я подняла голову на настенные часы. Без четверти четыре утра. Ох и не доведёт меня до добра это ночное бдение. Однако в коридорах общежития было тихо, я не встретила ни единой души. Лишь только какая-то полуночница, судя по звуку, сидевшая где-то на перилах в подъезде, нарушала тишину своим тоненьким пением. Стоит заметить, мотив был до жути грустный. Хоть иди да вздергивайся.       Я очень быстро заварила чай и пошла в обратном направлении, возвращаясь в свою комнату. В итоге, бодрствование мое продолжалось ещё часа полтора, когда я всё-таки смогла победить саму себя и уснуть наконец.       Как и ожидалось, утро выдалось тяжелым. Оно и не мудрено — я проспала лишь полтора часа. По дороге в школу я вся промёрзла, один плюс — это меня немного растормошило, я начала понемногу приходить в себя, и в голову лезли уже трезвые мысли. Я выстроила в голове четкий план дня — тренировки и ещё раз тренировки с четким анализом своих действий. Мне нужно разобраться в себе и перестать уступать всем, кому ни попадя. Если не смогу, тогда не буду себя уважать. С этой мыслью я переступила порог школы и вдохнула воздух, в котором витали, казалось бы, все запахи, которые только существуют.       Войдя в класс, я кинула портфель на парту, не собираясь в ближайшем времени доставать из него учебники и канцелярию. Я села на стул и закинула ноги под партой на перекладину, сваренную между ее ножек, скрестила руки на груди и откинула голову назад, закрывая глаза.       «Ещё один точно такой же день... как и все до. Каждый чертов раз. Туда-сюда…»       Я так и сидела с закрытыми глазами уже чуть ли не засыпая, как вдруг на мои плечи резко и с немалой силой опустились чьи-то руки. Прозвучал хлопок, а я подпрыгнула на стуле, ударяясь об парту и почти ловя сердечный приступ.       — Доброе утро! — прокричал какой-то недоумок сзади меня.       Я повернула голову и увидела Акабане в его привычном образе болвана.       — В конец очумел?! — прокричала я в ответ, пытаясь отвесить ему подзатыльник, но мерзавец увернулся. — Я слишком часто вижу тебя и твое довольное личико. К твоему сведению, твоя радость меня не радует.       Я выдохнула и посмотрела на Айгера, он лишь натянул широкую улыбку и медленно покачал головой, мол «отличная шутка, все умирают от смеха». Он отошёл к дверному проему, где стоял высокий блондин в белой накидке и с очень странной прической. Казалось, в ней было столько лака, что можно кидать камень — отскочит. Айгер пробежался по нему глазами, тяжело вздохнул и повернулся ко мне, делая руками такой жест, будто мы живём во времена расцвета Османской империи, а сам он — визирь, что представляет Пашей.       — Это наш помощник, — не очень то радостно объявил юноша.       — Помощник в чём? — спросила я.       — Директор Шинода попросил, чтобы мы втроём украсили спортивный зал для приветственного мероприятия новых учеников, — после этих слов Айгер медленно перевёл голову на нашего свежеиспеченного «помощника» и сжал губы. — А это Ранджиро, Ранджиро Кияма.       Я сидела в полном непонимании и оцепенении, и просто смотрела то на одного, то на другого.       — К вашим услугам! — громко прозвучал голос Ранджиро, что был менее расстроенным, чем Айгер. Он улыбнулся, обнажая белоснежные, как новый унитаз, зубы.       «Какого черта мы трое?» — пронеслось в голове.       И только потом к своей досаде я осознала, что до директора дошел тот верх ораторского мастерства Айгера, когда он на всю школу хвалился своими победами в поединках со мной, из-за чего «в классах начались волнения и умонастроения учеников сбились». Просто браво, мистер Шинода, почему вы не в Госдуме с такими речами? В итоге он припахал оратора и того, из-за кого вообще породились все обсуждения. Ну спасибо, Айгер. Мне поведали, что Ранджиро в то время тоже успел отличиться — вербовал одноклассников в свой «незаконно созданный кружок Петрашевцев». Так мистер Шинода кликал клуб несчастных ролевиков, основанный Киямой. Тфу на них всех. Это абсурдно, но даже не смешно.       — Какая ирония судьбы, все самые ответственные в сборе — подытожила я, ерзая на стуле.       На мою фразу Айгер только медленно покивал, уставившись в пол.       «Ну чудно, — подумала я. — отличный коллективчик. Стандартный, так сказать, кадр, который не понимает что происходит и будет валять дурака, ещё один парень, который не будет ничего делать и стоять наблюдать, а потом скажет, что львиная доля сделанного — его заслуга, и я — та самая коза отпущения, которая все и выполнит. Все старо, как мир».       — Короче, Склифосовский, — Айгер хлопнул в ладоши, привлекая наше внимание и желая быстрее все решить. — Нам нужно сделать это все после уроков. Предлагаю на месте в пять. Быстро закончим и пойдём по своим делам.       — Договорились, — немногословно отрезал Ранджиро, и они разошлись по кабинетам, вновь оставляя меня наедине с собой.       Я ещё раз тяжело вздохнула, и хотела уже тихонечко ругнуться, как прозвенел звонок, предвосхищая мои коварные намерения.

***

      Когда уроки закончились у меня в мыслях было пойти на тренировку. Сегодня у меня короткий день, и на часах лишь 14:30. Ещё вагон времени и маленькая тележка. И, после недолгих раздумий, я схватила рюкзак и вышла из школы.       Всю дорогу я скользила по асфальту, который покрылся льдом в местах, где были лужи. Я представляла, что я профессиональная фигуристка. Ну или же корова на льду, смотря насколько я самокритична сегодня.       Дошла до бейклуба я быстро, он недалеко от школы. Когда я вошла внутрь было не так много народу — половина ещё в школе. Луи тоже ещё не было, одному богу известно, где он вершит свои великие дела.       Я достала свой бей и начала тренироваться. Запуск. Бей снова с характерным звуком мчится по арене и наматывает круги. Смотря на это гипнотическое кручение, я, кажется, начала осознавать, в чем проблема. Я будто зарылась в рутинность и зациклилась на тупом оттачивании недостатков. Я панически боялась потерять контроль, кое-где рисковать, в конце концов чувствовать вкус сражения, и мои приемы потеряли всю оригинальность. Не было так называемой «изюминки». Что ж, все в моих руках. И я начала отрабатывать все свои приемы, но привнося что-то новое. Старалась смотреть иначе. Думала, как бы я поступала, случись что-то неожиданное.       Прошло уже около сорока минут, как появился Луи. Он поздоровался со всеми и прошёл в зал. Вид у него был как обычно — нечитаемый. Он подошёл к моей арене и стал наблюдать, заведя руки за спину.       — Привет, Нару, — поздоровался он уже лично со мной, легко, почти по-аристократически улыбнувшись.       Обычно я всегда ему отвечаю «честь имею», и он усмехается. Но не в этот раз. Я просто промямлила «мгм» и ещё раз запустила бей, не переставая тренироваться. На это Луи поднял брови, но ничего не сказал. Он развернулся и пошёл к ближайшей арене.       — Что, у тебя сегодня яркое рвение к совершенствованию? — снова обратился он ко мне, пытаясь завязать диалог на нейтральном фундаменте.       — Вроде того, — снова коротко ответила я, вызывая ещё больше подозрений, потому что совсем неосторожно показывала, что говорить не хочу.       Луи посерьезнел и его взгляд стал более изучающим. Он немного помолчал, а потом, закрепляя бей в пускателе, провёл глазами по потолку.       — Ты ведь такая не из-за того, что сказал Айгер? — начал он издалека, переводя на меня взгляд и изучая мою реакцию.       Я лишь коротко посмотрела на Луи и тут же отвела глаза, не вымолвив ни единого слова.       — На-ару? — вопросительно протянул Широсаги, медленно разворачиваясь ко мне.       — Я не имею права обижаться, — после короткого выдоха начала я, сдерживая по максимуму эмоции. — Я много думала о том, что произошло за последние дни. И раз ты выделил Айгера, то я должна стараться ещё больше, чтобы ты это заметил. Хочу сказать, что я поняла, отлично поняла, почему ты одернул меня тогда от сражений с Акабане. Я вновь потеряла контроль и напрочь перестала думать. Уже опосля, дома, я все проанализировала. Я поняла… кажется, в чем была моя ошибка. Я уже работаю над решением. Это все, — подытожила я, выпалив все.       Я вправду не хотела этого говорить, лучше бы Луи ничего не знал и не слышал. Черт возьми! Я все никак не могу нащупать грань контроля над своими эмоциями. Где мне давать им проявиться, а где — нет. Теперь Широсаги подумает, что все былое задело меня, и я дала заднюю. Ничего хуже быть не может. За это я иногда просто не выношу свой длинный язык без костей в самое не подходящее время.       — Нару, ты чего? — опешив сказал Луи, смотря мне в глаза.       Я передернулась и резко развернулась на него.       — Забудь, я сказала, не подумав, — быстро протараторила я, окончательно сбивая с толку итак ничего не понимающего, несчастного Луи.       — Нару, послушай, — с расстановкой начал он, останавливая мой поток эмоций. — Так, давай пойдем по порядку. Если ты в какой-то момент приревновала мое внимание к Айгеру, то ты и без меня должна понимать, что тому нет причин, — говорил он, положив руку мне на плечо. — Нару, посмотри на меня, — позвал он, чтобы я подняла голову.       Луи вздохнул так тяжело и уязвимо, словно ему самому неожиданно стало больно. Я удивилась, когда он неожиданно притянул и обнял меня за плечи. Я, в конец расстроенная, но совсем уже не хотевшая обижаться, уткнулась ему в ключицу и притаилась.       — Мелкая, ты же знаешь, что ты мне, как сестра, — сказал Лу. — Так вот, если у тебя остаются сомнения, подумай: кто мне даже как человек более важен, внезапный Айгер, которого я даже знать не знаю, или же ты?       Я почувствовала жгучий ком в горле.       — Та часть бея, — продолжал Лу, не отпуская меня. — Вполне справедливая награда за победу, рассматриваемая вообще как обмен между двумя блейдерами. Ты сама посуди, если посмотреть со стороны.       Он чуть наклонил голову, чтобы посмотреть на выражение моего лица, но я так и стояла, спрятавшись, боясь встретиться взглядами. Только лишь сказала:       — Звучит справедливо. Хоть и не перекрывает моей зависти, говорю честно. Извини, мне стоило подумать, а не слепо обижаться на тебя.       Луи кивнул, вновь проводя рукой по моему плечу, возвращаясь в исходное положение.       — Честно говоря, Нару, меня больше расстраивает не твоя обида, сколько потерянность.       Я наконец подняла голову, посмотрев в его глаза в полнейшем непонимании.       — Ты не совсем понимаешь, что делать с тем, что ты чувствуешь, — пояснял он. — Раньше тебе просто было тяжело справляться, а теперь, мне кажется, что после того нашего разговора ты находишься в еще большем затруднении.       Широсаги протер лоб рукой, выдохнул и отстранил меня от себя. Он держал меня за плечи и смотрел глаза, желая этим жестом показать, как сильно хочет до меня донести свои мысли.       — Тебе не нужно подавлять свои искренние чувства, прятать их в дальний ящик, потому что ты на эмоциях можешь сказать или сделать что-то не то. Если такая эмоциональная и живая есть ты — настоящая Нару — тебе не нужно себя переделывать и терзать. Если хочешь сказать — скажи. Не молчи. Опасно как раз то, когда все накопленное взрывается. Тогда действительно становится сложно. И сказав тогда тебе подходить рационально, я не имел ввиду безэмоционально. Твои чувства — это то, что делает тебя живой, в конце концов. Тебе скорее… нужно лишь научиться принимать все, что чувствуешь. Проживать и делать это более спокойно, чтобы было комфортно самой тебе. Вот, что я имел ввиду. Понимаешь, Нару?       Я опустила голову и кивнула. Луи улыбнулся и тихо посмеялся, трепля меня по голове, как маленькую. Я хотела фыркнуть, но вредничать не было сил и настроя.       — Пожалуйста, — вновь сказал Луи. — Впредь, если у тебя возникает какое-то недопонимание, переживание, вообще любое — не стесняйся делиться. Говори со мной, Нару, прошу.       — Я обещаю, — сказала я.       Я немного помялась, пытаясь собрать былое самообладание обратно в кулак.       — Спасибо, Лу, — добавила я, опуская глаза. — За все спасибо.       Он улыбнулся, поджав губы, и потрепал меня по плечу напоследок. Я сконцентрировалась на приятном чувстве умиротворения в груди, желая навсегда отпечатать его в памяти, настолько на душе мне стало хорошо.       Не будь в моей жизни Лу, давно бы стала неврастеником или в психозе в дурку бы легла с этой подростковой штормливостью. В лучшем случае обошлась бы пожизненным нервным тиком. Тик… тиканье, часы… стоп. Который час? Я опомнилась и посмотрела на настенные часы. Без десяти пять.       —...Без десяти пять! — крикнула я уже вслух и выбежала на улицу, оставляя всех внутри обескураженными эффектным уходом явно уровня черного плаща.       «Черт, черт, черт! Я всегда опаздываю!»