***
Кристиан увидел ее издалека. Видел, как шла вдоль бассейна, видел, как поскользнулась и стала падать в воду. Он бросился к бассейну, отмечая про себя, как она без всплеска упала и как вода сомкнулась над ней, будто принимая жертву. «Нужно успеть... Успеть!» Он нырнул в бассейн, не замечая ничего вокруг. Она лежала на дне с закрытыми глазами, не предпринимая ни единой попытки к спасению. Кристиан подхватил девушку и, оттолкнувшись ото дна, всплыл на поверхность. Девушка пришла в себя, как только он вытолкнул её на бортик бассейна. Она прижимала руки к груди, судорожно откашливая воду. Кристиан придерживал её, отводя с лица мокрые пряди, выбившиеся из причёски. Она посмотрела на него, пристально, прожигая ожившим взглядом, всего лишь глазами сковывая его волю. — Ворон... — Хриплый шепот сорвался с её губ и она замерла, взгляд потух, и сама девушка сделалась безразличной. Сбросив оцепенение, Кристиан подхватил девушку и понес в сторону поместья. Авриэль бежал по лесной тропе один. Почти все время на пределе своих возможностей, лишь иногда чуть замедляясь, чтобы отдохнуть. Как он мог так просчитаться? Была ли у них хотя бы тень возможности расторгнуть договор, заменить жертву? Да что угодно, только бы выбраться из той ямы, в которую Алоис их мастерски заманил. Договор не будет исполнен. Девушка не готова. А вернувшийся сегодня Гатира приехал с пустыми руками. На вопрос Амиры о выполнении его части договора, Алоис лишь презрительно бросил: «После ритуала» и вышел из кабинета хозяйки поместья, пренебрежительно отмахиваясь от остальных заданных вопросов. Авриэль бежал все быстрее, а потом, изменившись, взмахнул крыльями и взлетел вверх. Поместье внизу становилось все меньше. Мощные крылья разрезали созданный за несколько секунд туман. Жертва. Пешка, не подозревающая о своей роли. Мысли об этой девушке ни на миг не покидают его. Каждый день она перед глазами, странная, одержимая работой, едва ли не сильнее его, волнующая, но не подпускающая к себе на расстояние ближе вытянутой руки, неподдающаяся на провокации, неулыбчивая, колючая. И ее душа, скрытая до поры, но горящая таким ярким, неповторимым пламенем, которую он так неосторожно пригубил. И шрамы, о которых она ничего не помнит, но он-то знает, как получают такие шрамы. При одной этой мысли руки непроизвольно сжимаются в кулаки, а небо разрезает молния. Как теперь выполнить договор с Алоисом? Жертва останется в живых, но как всё обернется на самом деле, никто не в силах предугадать. Он чувствует нить - подрагивающую, то наливающуюся светом, то чуть угасающую... Ему больше не нужно её удерживать, они уже связаны. Частица её души больше не чувствуется инородной. Она согревает, удерживает, обещает, требует. Авриэль понимает, что для него выхода уже нет. Можно сколько угодно твердить о выборе, убеждать себя, что он готов поставить интересы семьи превыше всего. Вот только это самообман, а правда горит в его солнечном сплетении. Вдруг огонь мигнул, ледяной рукой сжало сердце, и он камнем полетел вниз, расправив крылья почти над самыми верхушками деревьев. Приземлившись и приняв человеческий облик, он побежал. От края леса Авриэль успел увидеть как Гро на руках заносил девушку в дом. С их одежды текла вода. Авриэль ворвался в ее комнату, до полусмерти перепугав горничную, вытиравшую воду с пола. Эбби вывела Серпину из ванной, переодетую в сухую одежду, сдернула плед с дивана и, вручив его Авриэлю, вышла из комнаты, позвав с собой служанку. Он обернул девушку пледом и привлек к себе. Она стояла безучастная, глядя в пространство. В комнату вошли Кристиан, уже в сухой одежде, со свертком в руках, и Кимэй. Она вздрогнула, когда хлопнула дверь и, казалось, впервые увидела всех их. Девушка, придерживая плед, отошла к окну, а потом, посмотрев поочередно на каждого, вытолкнула из себя два слова: — Malleus Maleficarum.***
Ни на кого не глядя, я села за стол и закрыла лицо руками. — Оставьте меня одну. — Голос мой звучал глухо. — Я в порядке. Просто оставьте меня одну. Что-то положили на стол, а потом все вышли из комнаты. Отбросив с лица влажные волосы, я взяла в руки сверток и потянула за тесемку, освобождая вещь от куска кожи, в которую та была завернута. Мягкий кожаный чехол, рукоятка из рога оленя точно по руке и кованое серповидное лезвие. Нож-болин, нож друидов, нож для трав — у него много имён. И голос из сна: «Этим ты сможешь защититься сама». Теперь все стало на свои места, сомнений не осталось. Все, что мне виделось, было никак не сном и не фантазией. Я вскочила из-за стола, споткнувшись об упавший с моих плеч плед, и бросилась к двери. Кристиан распахнул дверь своей комнаты после первого моего стука, будто ждал моего прихода. Я посмотрела ему в глаза и прошептала: «Ворон». Он кивнул и отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Я металась по его комнате. Он стоял у двери, сложив руки на груди. — Ты ведь узнал меня с самого начала? — Я остановилась напротив него. Он кивнул. — И знаешь обо мне скорее всего больше, чем я помню сама? — Опять кивок. Я посмотрела ему в глаза. — Я тащила тебя, там, на лесной тропе. Переведя взгляд на руки, я только сейчас осознала, что до сих пор сжимаю рукоятку ножа. Я подошла к столу и аккуратно положила его на столешницу. Кристиан так и стоял у двери, молча наблюдая. — Я помню, как сама попала туда. — Я обняла себя руками. — Меня обвинили… — Я сделала судорожный вдох. — В ведьмовстве. И испытывали… — Каждое слово давалось мне с трудом. — Иглами, каленым железом, водой…. — Ты была ведьмой? — Первые слова, которые я услышала от него. — Ты что бредишь? — Я встрепенулась. — Это был век промышленной революции, 1885 год. Какие ведьмы? Я была телеграфисткой. — Я замолчала и отвернулась к окну. — Я сказала «нет» человеку очень жестокому и порочному, никогда не знавшему отказа ни в чем, имеющему неограниченную власть в нашем городе. После этого, в назидание другим, он уничтожил все, что мне было дорого. А потом меня обвинили… — Мой голос с каждой фразой делался все тише. Я силой проталкивала воздух в легкие. — Он пытал меня лично… — Я порывисто обернулась к Гро, и влажные волосы хлестнули меня по лицу. — Перед каждым ударом или прикосновением каленого железа он шептал мне «Ты убила свою семью, ты виновата в их смерти», и это было тяжелее всего. Перед глазами стояли их мертвые лица. Кристиан подошел ко мне и взял за плечи. — Прекрати! Ты ни в чем не виновата! Он слегка встряхнул меня. Но память услужливо подсовывала мне видение младшего братишки, мертвое тело которого я, рыдая, прижимала к себе, его кровь на моих руках и одежде. Так я и открыла дверь пришедшим по мою душу горожанам: растрепанная, в окровавленной одежде и с безумным взглядом. Его расчет был верен. Никто не заступился за меня, никто не верил в то, что я ведьма, просто испугались. — Я виновата во всем, — обреченно шептали губы. Я посмотрела в черные глаза Кристиана. — Я каждую минуту мечтала умереть, мечтала, чтобы все закончилось. И все закончилось. На испытании водой меня связали и бросили в озеро. И я не всплыла. — Ты очнулась на Границе. — Я очнулась на Границе. Женщина, велевшая называть ее бабушкой, выходила меня. Она сказала мне потом о моей необычной силе. Кристиан вдруг обнял меня, я сначала опешила, а потом прислонила голову к его груди и постепенно стала успокаиваться. — Что еще ты помнишь? — После Границы? Помню ритуал. А потом больницу. Подожди… — Я отстранилась, заглянув Кристиану в глаза. — Прошло больше 130 лет. Как такое возможно? — Думаю, это мы узнаем у нашего общего знакомого. Я знаю только то, что видел собственными глазами. После ритуала ты просто исчезла. Будто растворилась в воздухе. — Подожди! Но ты? Ты не человек? — До меня вдруг стало доходить, к чему было то непонятное для меня вначале действие. — Тогда я делилась с тобой жизненной силой. Ты…. — Мы называем себя асурами. — Кристиан отпустил меня и отступил на шаг. —Кстати, как ты относишься к мести? — Я следую ветхозаветному принципу, — сказала я на автомате, погруженная в свои мысли. — Око за око, — усмехнулся Гро.