Диффузия

      — Саншайн, не смотри на меня так, мой фон не так уж страшен, — протянул Граф, когда заметил перебирающего с ноги на ногу Шайна в дверях.              — Тут это… Воржа передать просил, — он протянул пачку документов.              — Узнаю этот шаблон, — Граф покачал головой, принимая бумаги. — Новые поправки.              — А… ну и это, — Шайн протянул коробку. — Воржа приносит свои извинения.              — Хм? — Граф отложил бумаги. — Извинения за что?              — За то, что я тут неделю ошивался, — Шайн прижал рога как нашкодивший щенок.              — А ты в чем виноват? — Граф склонил голову. — Ты ведь просто выполнял поручение, так? Значит твоей вины нет.              Но вместо приободрения, Шайн стал еще более зажатым. Его цвет так и кричал о том, как он боялся наказания и как хотел сбежать. Граф не сильно этому удивился, но все же решил сменить тему.              — Вор тебе скорее всего сказали, что я хотел бы с тобой поговорить. Так вот, я бы хотел расспросить тебя о людской культуре.              — О, — Шайн сразу оживился. — Про людей я готов рассказывать часами, так что валяй.              — Тогда прошу в приемную, — положив документы на коробку, Граф повел Шайна за собой.              Поставив все на стол и сняв крышку, Граф обнаружил целую гору каменного сахара. Весьма редкая и ценная специя, если верить опыту. Что же, ради таких подарков можно потерпеть присутствие — Граф поднял взгляд — некоторых личностей на территории.              Шайн оживленно летал по кабинету и рассматривал картины. Те в свою очередь рассматривали его. Люди часто впадали в шок когда заходили сюда и видели все великолепие живых портретов, поэтому искреннее и нескрываемое восхищение Шайна Графу очень льстило.              — Боюсь спросить, сколько крови ты на это потратил, — прошептал Шайн, когда завис перед картиной размером в полтора его роста. На ней был запечатлен ныне покойный основатель цирка Вертае и по совместительству тот, кто подарил Графу новую жизнь.              — Я работал над ним почти пять лет, — улыбнулся Граф. — Рисовал по памяти, представляешь? Семья тогда пришла в ужас и хотела его сжечь, но я не позволил. Я так и не понял, чего они испугались. Как по мне вышло весьма похоже.              — Ахах, ну ты даешь, конечно, — засмеялся Шайн. — Вот за похожесть и хотели сжечь. Понимаешь, у людей пунктик на смерть. Запретная тема и все такое. А ты взял и считай воскресил мертвеца.              — Но это же просто картина, — Граф от возмущения даже рога на лицо уронил. — Я никого не воскрешал. Я даже не был на похоронах.              — Как все плохо. Приятель, ты сколько среди людей живешь? — покосился на него Шайн.              — Сознательно около двухсот лет, — Граф озадаченно подался назад.              — Ага, если счет идет на сотни, то все действительно очень плохо, — Шайн цокнул языком. — Чем же ты все это время занимался: красиво стоял в рамочке?              — Если говорить о роли правящих маре, то это сравнение очень близко к правде, — скривился Граф, отлетел и вернулся за стол.              — А сейчас? — Шайн последовал за ним.              — Сейчас я руковожу цирком, работаю с документами и выполняю поручения Ковена. Как видишь, — он нацепил линзу и отдалил от себя бумагу, — работы прибавилось.              — Правда дед, — засмеялся Шайн. — Даже щуришься как дед, ыхы-хы.              Граф проигнорировал замечание и вчитался в документ. Так, права собственности, решение спорных ситуаций, очередные требования и проверки. И все не в пользу маре.              — Саншайн, я с твоего позволения я выругаюсь, — спокойно сказал Граф и положил линзу на стол.              — Чего? — опешил тот. — Да ругайся пожалуйста, я-то что?              — Когда они потребовали регистрацию всех прибывающих маре — я это понял, — Граф взлетел из-за стола. — Когда они потребовали выдавать всех крупных на блага правительства, я защищался до последнего. Даже когда они решили, что за смерть человека от рук маре следует наказывать все общество — я держался. Но то, что они требуют сейчас — зверство.              — Что там у тебя такое? — Шайн пододвинул к себе бумажки. — Так, высший орган исполнительной… бла-бла-бла… обязал всех проживающих на территории страны маре проходить ежегодную проверку… чего, тьма?.. на соответствие нормам и… слушай, — Шайн поднял голову. — Это какой-то звиздец.              — А знаешь, что самое обидное? — Граф угрожающе поднял рога. — Все эти проверки идут не от ковена или людей, обученных работе с маре, а от тех, кто нас в глаза не видел.              — А не пойти ли им всем в долгое и веселое? — Шайн и сам вздыбился. — Ахренели совсем.              — Спасибо, что понимаешь, — Граф улыбнулся. — Но мне с этим еще работать. А доказывать дуракам, что они дураки — дело неблагодарное.              — У-у-у, — присвистнул Шайн. — Хочешь я приду к ним ночью и нашлю такой кошмар, что они обделаются?              — К слову об этом, — обрадовался Граф. — Я как раз хотел расспросить тебя о том, что люди считают неприличным и почему.              — Ого, вот это запрос, — Шайн довольно потер руки. — Вот где можно расчехлиться, охо-хо, — он махнул перед собой ладонью и создал иллюзию для наглядности. — Кароч, смотри, есть два стула: страхи и социальные нормы. Люди, как и мы, не любят выглядеть слабыми, потому тема страхов для них табу, а боятся они до звезды как много, — у него в руках появился маленький человечек. — Из того, что на ум пришло: они боятся смерти, болезней, темноты, диких зверей и чужих людей. Это все можно описать одним словом — неизвестность. Чем меньше они о чем-то знают, тем больше этого боятся. Вот ты знаешь, что после смерти будет? — Шайн показательно отрубил иллюзии голову.              — Эм, я видел, как остывает тело и угасает душа. Человек становится просто плотью, — Граф раскинул руки. Не понимаю, если смерть пришла не от болезни, то почему люди не съедят его?              — Тут мы переходим на территорию социальных норм, — щелкнул пальцами Шайн. — Если без мишуры, то кучка людей как-то собралась и решила, что вот это они одобряют, а вот это — нет. Иногда запреты имеют смысл, а иногда это твои бумажки, — Шайн хихикнул. — Так вот, здесь в Имирикане показывать кожу дальше лица и рук — неприлично. Причина проста: страна холодная, а в непокрытое тело легче входит болезнь. Я слышал, что в Летарине наоборот все как можно сильнее оголяются, ведь у них жарко и можно сгореть. Так, из глупого, — Шайн от недовольства даже рога свесил. — У людей беды с принятием себя и своего тела. Вот казалось бы, они целиком покрыты кожей, но определенные участки показывать нельзя. Тут даже я не понимаю разницу, — он пожал плечами. — Опять-таки, логика есть, они так же как и мы стараются не показывать признаки зрелости. Но у нас хотя бы разделение четкое: кости — неприлично, все остальное можно. А люди… вот что ты об этом думаешь? — Шайн создал образ человека.              — Полагаю, это женщина, — неуверенно протянул Граф.              — Вот, а человек бы на меня наорал, ведь на ней ничего кроме кожи нет.              — Эм, — Граф покачал рогами. — Верно, одежды нет. И такое правда смущает людей?              — Это для них интимно, Граф, — Шайн улыбнулся и рассеял иллюзию.              — Как интересно, — восхитился тот. — Ты так легко это объясняешь, я впечатлен.              — Хе, спасибо, — расплылся в улыбке Шайн. — Мне тоже приятно, что ты слушаешь. Меня не так уж и часто слушают, — он дружелюбно покачал рогами.              Граф покачал в ответ.              Шайн растерянно помялся с ноги на ногу.              — Слушай, — неуверенно протянул он. — А хочешь завтра пойти со мной? Обещаю море любопытной информации.              Граф заинтересовано вздыбился раньше, чем успел подумать.              — Отлично, — Шайн хлопнул в ладони. — Значит завтра я за тобой зайду. Жди и не скучай, а я побежал! — он тут же исчез в вспышке.              — Стой, Шайн, я не… — Граф осознал, что его реакцию восприняли как согласие, но было уже поздно. — Ну, хорошо, — он упал на диван. — Вряд ли будет хуже, чем уже.       

***

      — Хы, хы-хы, — невероятно довольный собой Шайн влетел в комнату. — Во-о-орж, угадай что-о-о?              Воржа отложил панели и сдержано поднял взгляд.              — Ты нашел особо редкий чулок?              — Не-а, — тот чуть ли не прыгал от предвкушения. — Завтра я поведу Графа знакомиться с девочками. У-у-ух, что будет!              — Ну, удачи на свидании, — пожал плечами Воржа и вернулся к панелям.              — Слыш, — Шайн резко убрал улыбку. — За такие шутки можно и водой в лицо.              — Что? — не понял тот.              — Меня с Графом на свидании, пх. Ну ты чудила, конечно, — Шайн скрестил руки.              — Речь была о девочках, — Воржа изумленно поднял бровь. — Но ход твоих мыслей заставляет меня задуматься.              — Ага, размечтался, — скис Шайн.              — В таком случае желаю вам с Графом приятного времяпрепровождения! — Воржа наигранно поклонился.              — Ой, иди в тень, — возмутился Шайн и ушел в стену.       

***

      — У меня дурное предчувствие, — Граф недоверчиво пошевелил ветвями бровей. — Куда ты меня ведешь?              — О, поверь, тебе понравится, — Шайн состроил довольную лыбу и открыл проход. — Мне так точно, хех.              На них тут же обернулись две пары красных глаз: человека и монстра. И последние привлекли внимание особенно, ведь принадлежали не просто чудищу, а чему-то, что раньше было человеком. От людского у создания были торс и лицо, остальное же напоминало паука. Даже душа была дикой.              — Граф, знакомься, — с гордостью протянул Шайн, — Это Алюми, моя паучья королева, а с Хим ты знаком.              Теперь Граф посмотрел и на старую знакомую. Она почти не изменилась с их последней встречи, все те же черные до плеч волосы, странный взгляд и… тогда ее глаза не были красными. И с ее душой тоже что-то не так… Похоже… она тоже больше не человек              — Привет, Граф, — она улыбнулась. — Рада тебя видеть.              — Да, здравствуй, — скованно ответил он и рассеянно пошевелил рогами. — Неожиданная встреча.              — А я знала, что ты прибудешь. Ты все такой же красавчик! — Хим подмигнула, а ее цвет стал игривым.              — Э-эм, — он моргнул. — Спасибо?              — Ну, что ты как не свой, Граф, — хохотнул Шайн. — Проходи, присаживайся, пить будешь? У нас есть улитковый шунг. О, мы специально для тебя взяли белой крови.              — От крови пожалуй не откажусь, — он сел на предложенное место и сложил руки на столе.              — Хе-хе, давайте за встречу! — Шайн поднял бокал. Девушки последовали его примеру, да и Граф не оставил напиток без внимания.              Вскоре завязался непринужденный диалог: Шайн рассказывал о том, как он в очередной раз над кем-то пошутил, Хим поделилась историей об одном из заданий Воржи, Алюми же молча грызла какое-то чудаковатое лакомство. Происходящее было скорее неловким, но Граф искренне, пусть и с трудом старался участвовать. Хотя не то чтобы понимал, зачем. В былые времена он ходил за званые вечера и банкеты, но там все было иначе. Совсем иначе.              Вскоре присутствующие раззадорились и стали задавать друг другу и ему в том числе нелепые вопросы.              — Эй, Граф, — звонко протянула Хим, изрядно покраснев от спиртного. — Люди же тебя не привлекают, так?              Он покачал головой, едва подергивая рогами. Ее цвет извивался мутной и почти неприятной смесью озорства и пустоты мыслей.              — А другие маре привлекают? Кто в твоем вкусе, расскажи, — хихикнула она.              — Ну, — растерялся он. — Если бы кто-то был в моем вкусе, думаю, я бы это понял. А так я не ищу никого конкретного.              Хим понимающе кивнула и повернулась.       — Шайн, а у тебя есть предпочтения в маре?              — О, нет, — отмахнулся тот, а его цвет исказился в насмешке. — Мне после случая со Сквомой вообще не хочется сородичей трогать, — он отхлебнул из бокала и поднял взгляд, сменив цвет на более мягкий. — Граф, ты не в счет, ты смешной.              — Хм, — Хим заговорчески улыбнулась, тут же став игриво-острой. — Граф не ищет никого конкретного, ты, Шайн, позволяешь Графу быть рядом. Между вами точно ничего нет?              — Хим-Хим, — оскалился Шайн, всем своим существом показывая, что эта мысль от него далека. — Тебе лишь бы почудить. Иди сюда! — он ловко схватил ее за талию и поцеловал в шею.              — Грубиян! — она засмеялась и отпихнула его, разлившись в цвете несерьезности и дурашества.              — Жажда мучает, но не напиться, — протянула Алюми, глядя в сторону Графа, пока Шайн и Хим возились друг с другом. Тот непонимающе приподнял бровь, откровенно не понимая, какой цвет он видит. — Жажда не пройдет, если пить лишь в мыслях, — она показала клыки и потянула Шайна за кончик шапки слегка оголив ему рога.              — Не при Графе! — тут же закричал тот, окрасился мимолетной паникой и натянул шапку на место.              Граф замер: у Шайна были очень тонкие и изящные кости. Они казались хрупкими и такими очаровательными…              Девочки тем временем воспользовались растерянностью Шайна и в четыре руки стащили с него одежду, оставив в шапке и штанах.              — В любой другой ситуации я бы решил, что вы флиртуете, — засмеялся он. — Если решили меня смутить, то очень зря!              Он извернулся и схватил обеих за талию, притянув к себе. Они шутливо оскалились, но приняли правила игры. Цвет Хим блеклой тенью говорил, что она не особо понимает, что делает, в то время как Алюми растворялась в окружающей ее ауре желания и терпкого воодушевления.              — Граф, хочешь любопытный факт о людской природе? — нагло прищурился Шайн. — Женщины могут придаваться страсти по нескольку часов, тогда как мужчин обычно хватает лишь на крупицу минут.              — И зачем мне это? — изумился тот. Нет, он не против узнавать о людях новое, но не представлял, что делать с такой информацией.              — Затем, — Шайн с особой чувственностью прижался к шее Хим, в то время как Алюми обняла его со спины и залезла рукой ему в живот. — Что я хочу показать тебе, как умеют людские женщины. Быть может, ты тоже оценишь, — последнее слово он почти прошипел.              — Оценю? — Граф глупо раскинул рога.              Не говоря ни слова, Шайн повернулся к нему спиной и, притянув девочек к себе, сначала глубоко поцеловал Алюми, а затем, вытянув из ее рта свой язык, слился в поцелуе с Хим. Граф застыл, наблюдая не сколько за процессом, сколько за витающей вокруг действа энергией.              Алюми была точно покрытая иглами пропасть, ее душа искрилась кусающим чувством азарта и дикости, источала жар. Она пугала своей сущностью, ее жажда кормилась внутренней бурей, требуя больше всего: порезов, давления, грубости и сочащейся надменной притворной нежности.              Хим была другой. Ее искаженная душа требовала идей, новизны, но одновременно желала привычности. Она разрывалась от соседствующих в разуме крайностей, точно была срощена из множества разных личностей, каждая из которых требовала своего. Цвет смелой тайны и детской наивности, вековой усталости и мимолетного желания. Оставаясь единой, она меняла цвета как выражения лиц.              Но Шайн… Граф даже прижал рога. Шайн был не таким как они — бывшие люди. И не таким как другие маре, что всегда были продолжением собственной внешности. Вопреки статусу, очевидной слабости тела, его цвет обжигал отчетливым знанием своего превосходства, сочился уверенностью и наглостью, но одновременно с тем был покладистым и мягким. Шайн тонко понимал незримые границы, не лез дальше дозволенного и не стоял на пороге, понимая чужие желания раньше, чем сам осознавал их. Это был даже не цвет, каким Граф привык его ощущать. Это была тонкая, нет, тончащая энергия, поймать которую могли лишь обладатели огромной силы, а обуздать ее могли и вовсе единицы. И если Шайн входил в их число, значит не так и беспочвенна была его уверенность в себе. А главное, что поражало Графа больше всего — к работе над ней у Шайна не было никакой очевидной предрасположенности, его цвет отчетливо звенел в понимании, что это его собственный навык, а не полученное от предков знание.              Хим сдалась первой и упала на диван, сверкая растревоженным, но весьма довольным цветом. Алюми была не столь ярка на ощущения, но ее цвет зрел в замысловатых формах сытого оскала.              Шайн обернулся и посмотрел с хищным азартом в глазах.              — Ты следующий.              Граф отшатнулся, вздыбил рога и попятился назад.              — АХА-ХА-ХА! — взорвался Шайн и чуть не упал со смеху. — Ну и лицо у тебя, ой, не могу, пха! Аж рога как палки! — немного успокоившись, он выпрямился и поправил одежду. — Та расслабься ты, я шучу. Сородичи меня не интересуют.              Граф не знал, что ответить, но рога все же опустил.              — Совсем не интересуют? — протянул он спустя мгновение.              — А? — не понял Шайн. — Ну да, я по людям. Или у тебя были планы? — он прищурился. — Обломаешься, приятель, ни ты, ни любой из наших мне не по вкусу. И фонить на меня не надо, я трехрогий, я вне зоны доступа.              Граф прижал рога к голове.       — Да нет, я и не думал.              А про себя добавил: «До этого момента».