***
На следующий день у Мидории остановилось сердце. Врачи больше пяти часов боролись за его жизнь. За все это время, сердце Мидории останавливалось четыре раза. В палате реанимации он лежал еще дольше, до тех пор, пока не пришел в сознание. Посетителей даже не собирались пропускать. Но каким-то волшебным способом, Урарака смогла убедить лечащего врача Мидории. Даже выбила проход Тодороки не на пятнадцать минут, как всем, а на несколько часов. Что происходило до того момента, как она вошла в палату — не известно. На кровати покоился мирно спящий Изуку, а рядом с дверью, прислонившись спиной к стене, сидел Тодороки. Его руки закрывали лицо, а сам он сотрясался от слез. Очако думала, что от этой картины ее сердце само может остановиться в любую минуту. Пусть она и держится, всегда держалась, но даже она не может быть настолько устойчивой. Все это ломает и ее тоже. Девушка думает, что Мидория продолжит держать свой секрет, умрет, но никогда не расскажет. Поэтому, смотря на то, как Шото погибает вместе с ним, она делает шаг на встречу. «Если он не сделал этого, то это сделаю я» — Тодороки-кун… — тихо произносит она. Шото даже не удивляется ее присутствием, ему кажется, что вот сейчас он захлебнется в своих собственных слезах. Урарака присаживается на колени рядом с ним и трогает его за плечо, требуя обратить на себя внимание. Тодороки покорно убирает руки и приподнимает зареванное, красное лицо, полное не просто боли, словно Изуку на самом деле погиб (пусть он действительно четыре раза чуть не покинул их). Из всех, кто знал о состоянии Мидории — Тодороки был единственный, кто переживал за него настолько сильно. Очако было его не просто жаль, зная о том, что скрывает Изуку, она бы давно могла упрекнуть его в том, в чем по сути он был виновен. — Тодороки… — повторяет она. — Он умирает. — продолжая плакать, говорил Шото. — Нет, он правда умирает… Очако кажется, что еще секунда и у Тодороки случится нервный срыв. Но стоило только подумать об этом, как последняя гайка в ее голове, наконец-то заработала. Не медля ни секунды, с широко распахнутыми глазами, она схватила его за лицо, заставляя смотреть прямо в глаза и спросила: — Что ты чувствуешь к Деку-куну? — она почти прокричала прозвище своего друга. — Что? — растеряно, спросил Тодороки. — что ты имеешь ввиду? — Что.Ты.Чувствуешь.К.Изуку! — треся парня, грозно говорила девушка. — Разве это не очевидно? — с неким неудобством от сжатых челюстей, проговорил Тодороки, шмыгая носом. — Ты хочешь сказать…? Он тебе нравится? — Он мне не нравится. — На этом моменте Урарака собиралась уже приложить его к стене, когда до ее ушей дошли последующие слова: — Я люблю его. А в следующий момент, каштановолосая девушка, чуть старше двадцати лет, состоятельная героиня, что набирает популярность, как представитель молодого поколения — залилась нервным, громким смехом, что больше напоминало психический. — Какая же я дура… — Закрывая ладошками глаза, сменяя смех на слезы, проговорила она. — Урарака… что ты- Звук пощечины разносится по всей палате. — Ты сейчас же будишь его и признаешься. — поднимаясь с колен, заявила Очако. — Чего ты этим добьешься? У него есть чертова пара, это ничего не изменит. — следом поднимаясь, в грубой форме отвечает Тодороки, даже не замечая, как щека отдает жаром. — СЛОЖИ ДВАЖДЫ ДВА И СПАСИ ЕГО! — Я-… Я не понимаю тебя. — вторая пощечина не отдает такого звука, как первая. — Сделай это. — сквозь слезы, проговаривает она и уходит.***
— Эй… — слегка тормоша за плечо, пытаясь разбудить, говорит Шото. — Изуку… Мидория почти болезненно раскрывает веки и не сразу понимает, кто перед ним, до тех пор, пока не замечает яркие разные радужки глаз, а после видит два отпечатка ладоней на обеих щеках, он уже собирался спросить, кто же посмел сделать это, как его перебивают тихие всхлипы, а после мокрые капли слез падают прямо на его лицо, заставляя испугаться до чертиков. — Я понимаю, что не должен это делать. — слезы текут ручьем. — И я знаю какой ответ последует. Изуку кажется, что он и сам сейчас расплачется. — Даже, если ты отвергнешь мои чувства… Даже, если ты не захочешь больше меня видеть, сейчас я должен рискнуть. Изуку ничего не понимает… — Я так сильно люблю тебя, что не могу смириться с тем, что я не являюсь твоей парой. — Тодороки замолкает из-за горького всхлипа, а следующие слова он произносит с такой болью и отчаянием, что его слезы словно затапливают его. — Я так люблю твой смех и так не люблю, когда ты плачешь, что это заставляет мое сердце сжиматься. Я люблю даже твои оскорбления в свою сторону, что раньше ты не стеснялся кидать в меня хотя и понимаю, что это было не со зла и ты так не считаешь. Не считаешь же? Я очень люблю, что ты никогда не врешь и говоришь то, что думаешь. Я так люблю просто смотреть на то, как ты ешь, и думать что ты настоящий и совсем не умираешь из-за какого-то подонка, что посмел отказаться от такого замечательного тебя. И я ненавижу себя, потому что говорю все это и думаю о том, как бы хотелось поцеловать тебя, пусть это неправильно и нечестно. Тодороки больше не может ничего говорить, ком застревает в горле, а слезы жгут больнее собственного огня еще чуть-чуть и останутся шрамы. — Прости меня. — с болью произносит Шото. — Шото… — Тодороки вздрагивает, очень сильно захотелось убежать подальше отсюда. — Я все же врал тебе. — Врал? — смаргивая слезинки, удивленно произнес сын Старателя. — Я обещал подумать Урараке, о том, стоит ли говорить тебе… — Почему это звучит, как твои последние слова? — Это ты. — не обращая внимания на вопрос, говорит Изуку, смотря прямо в заплаканные глаза. — Прости. — Я уже второй раз за день не могу понять вас. Тодороки кажется, что биение его сердца слишком быстрое и что сейчас оно просто взорвется от такого напора. В какой-то момент, не отрывая глаза от двух изумрудов, воздух словно прекращает поступать в легкие. — Это я? — говорит он. — Это я. — Мне жаль… — Какой же я урод… — обессилено падая на колени, произнес Шото. — Все это время… Все из-за меня… У Тодороки рушились не просто стены его сознания, а вдобавок разрушался он сам. Сознание на зло преподносило ему все те плохие моменты, когда он видел, как страдал Мидория и все это… Из-за него… — Хватит. — Шото словно зачарованный приподнимает голову встречаясь со взглядом, полные влаги. — Я не хочу, чтобы ты винил себя. Я-… Тодоороки подрывается с места, при виде стекающих слез. — Я так хотел признаться тебе. Но я не мог думать о том, что ты будешь винить себя. — Изуку… — Я такой дурак… — Изуку… — Я- — ИЗУКУ! — Я тоже люблю тебя. — чуть тише, произносит Мидория. — Поцелуй меня. Тодороки чувствовал привкус соленых слез, лекарств и неимоверного счастья. Их обоих окутал теплый купол сознания того, что ничего кроме этих губ друг друга им и не нужно. Лишь серая нить на кончике мизинца, блеснула, как дорогой камень на солнце и в следующую секунду рванула, как вне себя, хватаясь за чужую, но в тоже время такую родную и единственную руку, крепко сплетая его палец. Они настолько потерялись в своих ощущениях и чувствах, что не заметили, как в палату влетели врачи и медсестры, а следом и Урарака. Все они остановились на полпути, перед тем, как прервать их, каждый смотрел с большим шоком в глазах и не веря в происходящее. — Мидория Изуку. — с помощью кашля, привлекая к себе внимание, произносит лечащий врач. Оба неохотно отрываются друг на друга, а следом замирают от всеобщей картины. — Тодороки-сан и все остальные на выход.***
— Что такое? — взволнованно поинтересовался Изуку. — Вы не заметили? По всей больнице прошла волна невероятной мощи, источником послужили — вы. — Но-… мы ничего-… — Ваша подруга уже поведала мне, кем вам является Тодороки младший. — женщина проводила какие-то махинации со своей причудой над беспомощным телом, успевая помечать все в летающий рядом блокнот. — Я рада. Мне так не хотелось, чтобы вы погибали такой смертью… У вас вся жизнь впереди. — Вы хотите сказать… — Да. — Но- — Думаю вы уже поняли, что произошло. Изуку догадался лишь тогда, когда опустил свой взгляд на толстую, золотую нить, что тянется куда-то за дверь.***
— Как он? — Первым подрывается Тодороки, при виде врача. — Теперь все хорошо. — говорит она. — Запущен процесс восстановления.Конец.