Целитель

      Ноябрь — последний месяц осени. И буквально с его первого дня погода начала не очень-то и тонко намекать, что скоро зима, а осень толком никто и не видел. В общем, повышенная влажность обещала стоять до победного, до первого инея, до первого мокрого снега. Вслед за погодой начали мрачнеть хвойные деревья Запретного Леса, темнеть гладь Чёрного Озера, напоминая всем, что название оно получило такое неспроста. Хотя, как по мне, ему больше подошло бы «Стальное» — именно такой оттенок оно приобретает, отражая пасмурное небо.       Но несмотря на подобные погодные изменения, мне кажется, что их толком-то никто и не заметил, постепенно, шаг за шагом погружаясь в предбальную суету. Казалось бы, до этого, без сомнения, редкого и значимого для многих мероприятия было ещё почти два месяца, но, похоже, столь долгое вынужденное ожидание бала лишь раззадоривало учеников, пусть и постепенно.       За первую неделю ноября я понял, что очень и очень многие ещё не то что не пригласили кого-то, а даже не выбрали, кого хотят пригласить. Странно ли это? Ничуть, если подумать, ведь вокруг школьники. Одного банального стеснения у многих хватит на сотню человек. В общем, меня, Седрика и пару других учеников, что уже сподобились пригласить девушек на бал и получить согласие, на данный момент можно считать редким видом, исключением из правил.       Девушки всё чаще начали собираться небольшими группками, и этими же группками ходили по замку или окрестностям, чаще стали обсуждать мальчиков за их спинами, чаще хихикать, поглядывая на тех или иных парней. Раньше, когда все эти девичьи группки в основном собирались на приёмах пищи в Большом Зале, во время окон между занятиями или же в гостиных, они так или иначе, но всё равно оставались среди мальчишек. Сейчас же, когда эти группы девушек стали небольшими, но крайне многочисленными самостоятельными «единицами», сократив своё общение с мальчиками, чтобы можно было посплетничать о них же за их спинами, стало казаться, что в Хогвартсе вообще слишком много девушек. Просто переизбыток какой-то!       Меня от всего этого прямого или косвенного внимания спасал тот факт, что я уже пригласил на бал мисс Делакур, а та, в свою очередь, дала согласие. Моя персона словно бы выпала из зоны повышенного внимания девушек, хотя, с другой стороны, привлекла ещё больше внимания, но отстранённого, оценивающего, я бы сказал. Причина, конечно же, всё в том же согласии Флёр пойти со мной на бал.       Учёба же шла своим чередом.       Преподаватели постепенно, но неумолимо наращивали учебную нагрузку, и, пожалуй, только профессор Флитвик не поддавался этим тенденциям, держа уровень нагрузки чуть повыше прежнего, но и не увеличивая его.       График моей жизни претерпел лёгкие изменения, и в основном это произошло из-за договорённости с мисс Делакур периодически, по пятницам, практиковать танцы в организованном для этого дела зале. Стоит отметить, кстати, что МакГонагалл умудрилась загнать туда десятка два гриффиндорцев, и даже прочитала нотации по этому поводу, а ребята с остальных факультетов, что в тот день занимались танцами, стали невольными свидетелями этой короткой речи.       — Рождественский, Святочный Бал, да будет вам известно, — строго вещала МакГонагалл, приведя своих подопечных разных возрастов и выключив музыку, из-за чего все обратили на неё внимание, — проводится с самого основания Турнира Трёх Волшебников.       Разумеется, при виде МакГонагалл, у всех сработал этакий рефлекс — встать ровно, слушать внимательно, не перебивать. Этим грешил даже я, отдавая должное выдержке этой женщины, что положила на алтарь образования будущих поколений волшебников практически всю свою жизнь во всех смыслах.       — Как вы уже знаете, в ночь перед Рождеством, мы, вместе с гостями, соберёмся в Большом Зале, где будем веселиться как подобает воспитанным людям.       Заметив, что её слушают и остальные, профессор обвела всех присутствующих строгим взглядом, в котором читались искорки воодушевления.       — Как представители принимающей школы, вы обязаны не ударить в грязь лицом. Показать себя с самой лучшей стороны. И что же я вижу? — МакГонагалл довольно резко обернулась к своим подопечным, толпящимся у входа, а количество подопечных постепенно увеличивалось — подтягивались опоздавшие. — Заходя в зал, с таким трудом организованный для вас, ваших репетиций и тренировок, я в который раз не застаю здесь ни одного ученика своего факультета.       МакГонагалл повернулась к Невиллу и Джинни.       — К вам, мистер Лонгботтом и мисс Уизли, это не относится, — и вновь повернулась к остальным гриффиндорцам, пока ученики с других факультетов активно «грели уши». — Совершенно и абсолютно нельзя игнорировать подготовку к балу, ведь Святочный Бал, это конечно, прежде всего, танцы.       Гриффиндорцы, часть из которых, судя по всему, только в этот момент осознали всю глубину той ямы, о которой мечтают последнее время, начали тихо возмущаться. Тихо, но их было много, так что в итоге получилось громко. Вообще, собирательным образом гриффиндорца был эдакий озорной и лихой парень или девушка, что сначала делают, а потом думают, да и вообще, страдают повышенной активностью. Это не значит, что они все такие, но, так сказать, средняя температура по больнице говорит нам именно об этом.       Три секунды — ровно столько возмущались ученики с ало-золотыми галстуками, прежде чем практически синхронно замолчать.       — Дисциплина, — выразила своё мнение Флёр, стоящая рядом со мной.       — Только в присутствии МакГонагалл, Снейпа и Дамблдора.       МакГонагалл быстро прошлась взглядом по замолчавшим гриффиндорцам, оглядела и остальных, после чего заговорила важным голосом.       — Выпускники Хогвартса в общем, и дома Годрика Гриффиндора, в частности, пользуются уважением волшебников всего мира вот уже десять столетий. И я не допущу, чтобы вы всего лишь за один вечер опорочили это имя, ведя себя как плохо воспитанные, мало соображающие грубияны.       Вот с этой речи профессора МакГонагалл и началось паломничество гриффиндорцев в зал для бальных танцев, как мы окрестили это помещение, организованное сугубо в целях тренировки. И кстати, нельзя не отметить тот факт, что гриффиндорцы, с одной стороны, довольно активны и бесшабашны, но, когда вопрос коснулся взаимодействия с противоположным полом, причём не в форме тренировок в магии, квиддиче или совместных проделках-посиделках, а в танце, тут-то вся бесшабашность и храбрость кончилась. Не у всех, но, опять же, у большей части. Это было забавно.       К середине ноября, даже чуть позднее, числу к двадцатому, я полностью закончил разработку системы паучка и артефакта-приёмника информации. Просчитать всё, переделать и воссоздать в виде чар — было лишь полдела. Куда сложнее оказалось просто откалибровать чары. О, первая попытка получить информацию от паучка — это было феерично! Хорошо даже, что я проделывал это в отдельном кабинете и свидетелей тому попросту не было.       Дело вот в чём. Паучок передавал вполне полноценную визуальную картинку при помощи двух синхронизированных глаз, что имитировало бинокулярное зрение и позволяло чувствовать объём, глубину и расстояние. Вместе с тем передавался и звук. Здорово? Безусловно. Вот только когда я взял в руки артефакт связи, паучок, чтоб ему пусто было, следуя программе, забрался на потолок. Ну и передал мне перевёрнутое изображение и звук. Я попросту упал на пол. Почему?       Всё просто, но одновременно с этим, я полностью проигнорировал, не учёл один немаловажный фактор. Зрение принимает ощутимое участие в работе вестибулярного аппарата. Отсутствие в волшебных паучьих глазах пары механизмов, например, вращения глазного яблока, поспособствовало банальному конфликту зрительной информации от паучка с ощущениями от вестибулярного аппарата уже меня самого, как и моего зрения. В итоге я мгновенно потерялся в пространстве и упал.       Эту систему я калибровал с начала ноября целую неделю. Второй аспект вынужденной калибровки — работа сразу с двумя и большим числом паучков. Тут на помощь мне пришли сами чары, накладываемые как на глаза пауков, так и суть Протеевых чар. Разумеется, ещё были задействованы ресурсы мозга и эльфийская медитация, но в итоге работы в течение недели с небольшим, я получил вполне адекватно работающий механизм. Суть его проста.       Паучки не на постоянной основе транслируют информацию, а только при определённом уровне «возбуждения» магических аналогов рецепторов. Например, когда в поле зрения проходят люди, или когда появляются звуки, выбивающиеся из общего шума. При этом паучок не внаглую заливает данные в мой мозг через артефакт, а как бы «стучится» в сознание, демонстрируя лишь часть информации, а уже мой мозг в фоновом режиме интерпретирует крайне скудную информацию, превращая её в образы, а я, тем самым, могу понять, хочу я это видеть или слышать, или нет.       Это работало с двумя пауками. Это работало с десятком. На двадцати я почувствовал себя шизофреником — дурной знак, должен я заметить. Пришлось модифицировать систему приёмного артефакта. Теперь уже моё сознание не обрабатывало весь поток данных, пусть и скудный, но «побеждавший» ресурсы мозга количеством — этим занимался приёмный артефакт. И нет, в нём не появилось магического аналога искусственного интеллекта. Он просто не передавал данные, пока сигнал от паучка не становился достаточно сильным. Тогда уже артефакт передавал в сознание всё тот же крайне урезанный сигнал, достаточно информативный, чтобы мозг смог интерпретировать информацию в виде ассоциаций, давая понимание происходящего, но не картинку или звук, а уже я решал, буду смотреть, или нет.       Вообще, вся эта пляска с урезанными и полноценными сигналами была неспроста. Полноценное изображение и звук — довольно большая нагрузка. Экспериментальным методом я выяснил, что мозг может одновременно обрабатывать полноценные данные от шести пауков, но уже на таком количестве я несколько терялся… Ну, то есть, пропадала связь с реальностью, скажем так. А урезанный поток снижал нагрузку колоссально, на порядок, и пусть я не получал в мозг именно картинку, но оно срабатывало, словно некое знание, спонтанные мысли в голове, а эльфийская медитация и калибровка уже сознания позволили спокойно различать свои собственные мысли, образы, порождённые собственным мозгом и сознанием, от информации от пауков.       Сам артефакт в итоге принял форму простого металлического кольца. Была мысль сделать простую серёжку-гвоздик, но в местных реалиях подобное украшение никак не ассоциировалось с мужчиной, хотя что память осколка эльфа, что гнома, содержала один простой постулат — волшебник в своём праве носить нужную ему атрибутику и аксессуары так, как ему удобно, хоть в заднице, правда, подобное, конечно, слишком уж радикально.       Первый паучок был заслан в коридор третьего этажа. Не знаю почему, но мне показалось это не самым популярным местом, но достаточно проходным, чтобы отработать систему. Ещё один — в один из закутков, популярных для обсуждения конфиденциальной информации. Три паучка — в три жутко тайных класса, до которых почти невозможно добраться, а судя по подслушанной ещё в прошлом году информации, там ещё и найти кого-то трудно чарами. В общем, может быть интересно. Ну и по два паучка на «тайные» коридоры рядом, неподалёку от гостиных факультета. Эти паучки были несколько иначе настроены, и передавали ассоциативные образы учеников, проходящих мимо, как и образы того, что они делают.       В остальном же в жизни не произошло никаких изменений. Я продолжал жить по графику, общаться с ребятами, каждый день ходить к своему деревцу, что вскоре обещало наконец-таки дать «плоды» для ткани, правда, я пока не знаю, что это будут за плоды такие. Седрик передал галлеоны от близнецов за реализацию согревающих кулонов. Единственное время, когда мы с Дафной могли более-менее нормально взаимодействовать, не беся этим недовольных самим фактом нашего общения — дополнительные уроки зельеварения. На них, кстати, профессор Снейп начал загружать нас примерно в тех же пропорциях, что и на обычных занятиях. Теперь мы варили чуть ли не по два зелья одновременно, но всё равно находили момент-другой, чтобы перекинуться парой фраз.       В общем, жизнь шла, суета в замке нарастала, а на её фоне практически полностью затерялась любая другая активность. Дуэльный клуб был оплотом тишины и спокойствия, как бы ни было это парадоксально. Думаю, это связано с тем, что здесь собирались довольно спокойные и уравновешенные люди в большинстве своём, а гиперактивные перенимали атмосферу большинства — покой, размеренность, практика, дуэли, отработка заклинаний и коротенькие, но важные лекции либо Флитвика, либо Снейпа. Последний, к всеобщему сожалению, редко радовал нас лекциями, связанными с заклинаниями — у него специфический подход к магической дуэли и бою, очень… травмоопасный. Думаю, он просто не хочет, чтобы ученики перекалечили себя на манер Грюма просто из-за своей юношеской несдержанности, и вот знания сложных и действительно опасных заклинаний никак не способствуют безопасности.             ***       Декабрь — я люблю этот месяц. Но только не в Англии, только не на островах.       Декабрь у меня ассоциируется с белым-белым снегом, что падает крупными хлопьями, засыпая всё вокруг толстенным слоем, с холодом хотя бы в градусов пятнадцать-двадцать по Цельсию, с зимним весельем, с одеревеневшими от подтаявшего снега варежками, со всеми этими зимними играми, раз уж говорим об этом. Я уж молчу про январь, с его звенящим утренним морозом, когда даже звуки становятся плотнее и насыщеннее.       Что получаешь в Англии? Начало декабря — ветер, который не бриз, но и не вьюга, а какая-то сплошная незадача, мокрый снег, что ассоциируется не со снегом, а с чудом подмёрзшим в падении дождём, и сыростью. Утренний иней, оседающий на пожухлой траве, уже после завтрака стремится превратиться в грязь, если его будет слишком много. А при действительно плохом раскладе, здесь можно за зиму вообще толком снега-то и не увидеть. Занимаясь физическими упражнениями на улице в такую погоду, надеешься, что хотя бы на недельки две-три, в Рождество и праздники, всё вокруг, наконец, покроется толстым слоем снега. Хотя, мне кажется, местные меня не поймут.       Ребята из Дурмстранга и Шармбатона ходили недовольные такой погодой. Если французы хотели визуально тепла, кутались в плотные одежды от дождя или мокрого снега, от лишней влажности воздуха, то вот дурмстранговцы ходили явно недовольные тем, что недостаточно холодно в это время года, недостаточно снежно, и излишне ветрено, хотя мы не у моря и даже не рядом. Но если рассудить глобально, то всё, что на английских островах, так или иначе довольно близко к морю.       С первых же дней декабря, Хогвартс стал преображаться, готовясь к рождеству. Слишком рано, и намного глобальнее, чем в прошлые годы — преподаватели решили оторваться по полной, а столь ранняя подготовка, как мне кажется, наглядно демонстрирует их собственное желание поскорее уже дождаться Рождества, каникул и хотя бы немного отдохнуть.       В общем, стараниями наших преподавателей, Хогвартс начал превращаться в своеобразный ледяной дворец. Постепенно, этап за этапом, шаг за шагом, но каждый день, начиная с первого декабря, проснувшись и покинув гостиную, можно было увидеть что-то новенькое, чего раньше не было. Хорошо хоть эпицентром подобного стремления к украшениям был Большой Зал, коридоры вокруг него, внутренний двор и его галереи.       Например, то тут то там начали появляться нетающие снежинки, собираясь в этакие снежные шапки на перилах или других выступающих поверхностях. Иллюзия на потолке Большого Зала была теперь всегда сдобрена лёгким снегопадом, а сам потолок, еле-еле просматриваемый на границе размытия иллюзии и реальности, начал словно бы превращаться в непрозрачный лёд, и лёд этот опускался с каждым днём всё ниже и ниже. Постепенно появлялись различные характерные Рождеству украшения, которые поначалу не замечаешь, но атмосферу они начали задавать.       Ну и разумеется, обострился кризис «пары на бал» — парни начали действительно переживать, что останутся без оных.       — Нужно что-то делать, — слышал я разговор двух парней с Рэйвенкло. — А то всех симпатичных разберут.       Вот у старших ребят с этим особых проблем не оказалось. В начале декабря многие из них приглашали девушек. Кто-то по всем правилам, кто-то максимально просто и по-дружески, а кто-то выдумывал что-то не особо заметное, но оригинальное. Но всё равно около трети парней Хогвартса ходили, как пришибленные, и не знали, как же подобраться к девушкам, что ходят группами.       Библиотека оставалась для меня своеобразным центром спокойствия. Её не касалась Рождественская суета, здесь не менялся интерьер, всегда было уютно и довольно тихо. Но это не отменяло того, что девушки продолжали охотиться за Крамом, причём охотиться странно — найти, держаться на удалении и просто смотреть, вот, чем они занимались. Но немного отбитыми на голову были не только девушки.       Сижу я, значит, за одним из столиков между рядов книжных шкафов, но в этот раз ближе к центральному проходу, разделявшему библиотеку на два крыла — левое и правое. Сижу, читаю одну из книг, запоминаю всё, игнорирую девушек, что на почтенном удалении следят за появившимся тут двадцать минут назад Крамом. И вдруг мой стол выбрали в качестве укрытия Поттер и Уизли.       — Что вы делаете? — поднял я на них взгляд.       — Т-ш-ш, — Рон жестом попросил меня быть потише. — Как думаешь, Гарри, Крам даст мне автограф?       — Ты спрашиваешь это с самого первого дня, как они приехали.       — Ага, я тоже так думаю, дружище… Погоди, что? — Рон явно пропустил ответ друга мимо ушей.       — Я говорю, что если не подойдёшь и не попросишь, то не даст.       — Эх… было бы круто, будь у меня автограф самого Крама…       — Рон, — обратился я к рыжему, вырывая того из мечтаний. — Иди и попроси.       — Легко тебе говорить, а это ведь сам Крам!       — И че?       — И то…       — Вы мне мешаете заниматься. Вы гриффиндорцы, или тюфяки бесхарактерные? Подойди и скажи: «Крам, дай автограф». Всё, конец разговора.       — Да что ты понимаешь, — отмахнулся Рон, выглянув из-за шкафа, проверяя, не пропал ли Крам.       — Я понимаю, что если нихрена не делать, то нихрена и не получишь. Или ты думаешь, что Крам такой увидит тебя, скажет: «О, это же сам Рон Уизли, самый известный лентяй Хогвартса! Дам-ка я ему свой автограф».       — Эй, я не лентяй, — возмутился рыжий, но слабо, концентрируя внимание на Краме.       — Гектор прав, — улыбнулся Поттер. — Если не подойдёшь, то это будет единственный вариант, при котором ты можешь получить автограф. Сам понимаешь, вариант слишком сказочный и невозможный.       — Эх…       Сконцентрировавшись на книге, я сделал вид, что этих ленивцев не существует. Вроде бы даже получилось. Они продолжали сидеть за моим столом, шептаться о своём и вздыхать об автографе или ещё чём.       — …а будь у меня нормальная метла, — вещал Рон, — я бы попросил Крама расписаться на ней. Прикинь, дружище, как было бы круто, а?       — Рон, — я вновь поднял взгляд на рыжего. — Ты бы уже десять раз подошёл и попросил автограф, если бы не сидел тут и не страдал фигнёй. Или ты думаешь, что он тебя пошлёт куда подальше?       — И ничего я не боюсь.       — Хм… — я выпустил из кармана одного паука, которого храню просто на всякий случай.       Трансфигурированное членистоногое ловко побежало по полу в проход между секциями.       — О, паучок, — кивнул я на паука.       — Что?! Где? — Рон в испуге буквально подпрыгнул на месте, а проследив за моим взглядом и увидев паучка, вообще побледнел. — Ненавижу пауков.       — Угу, — скрывал улыбку Поттер. — Не боится он ничего…       Характерный и знакомый стук каблуков обратил на себя моё внимание, а через миг в проходе появилась мисс Делакур в своей небесно-голубой форме Шармбатона, а её серебряные длинные волосы были просто и удивительно элегантно перехвачены сзади резинкой в низкий хвост. Конечно же, увидев меня, она решила подойти. Интересно, что ей нужно? Хотя, как мне кажется, я в любом случае узнаю это, хочу того или нет.       — Месье Грейнджер, добрый вечер, — кивнула она с улыбкой, хотя мне на миг показалось, что она выдаст книксен — у них там в Шармбатоне тоже муштра нехилая, как и в Дурмстранге, только акцент, как мне кажется, на другом.       Рон так громко сглотнул, тупо пялясь на вейлу, что мне захотелось сравнить его то ли с жабой, то ли с голубем, а Делакур так и вовсе с трудом удержала лицо, не поддавшись желанию скривиться.       — Так, — а вот Поттер контролировал себя, хотя во взгляде и читались нотки вполне оправданного любования девушкой. — Похоже, нам пора…       Поттер встал и потянул за собой Рона.       — Пойдём, Рон, у тебя мозги кипят…       — Ага, — как дурак кивнул тот, нехотя поднимаясь из-за стола и без всякого желания позволяя Поттеру тащить себя в сторону, не сводя взгляда с вейлы. — А куда мы идём?       — Там Крам, автограф попросим.       — А зачем нам Крам? Нам и тут хорошо…       Поттер увёл Рона, и я уверен, что уже через пару метров, сознание рыжего вернётся на место. Наверное. Надеюсь.       — Мисс Делакур, — вежливо, но не наигранно улыбнулся я. — Добрый вечер.       — Я хотела бы обсудить важный момент.       — Тогда, присаживайтесь, — я указал на стул напротив меня.       — Мерси.       Устроившись на стуле напротив, Делакур мельком глянула на книги, что я изучаю, чему-то мимолётно удивилась, сделала какие-то свои выводы… А может быть и не сделала. Не важно.       — Уже меньше, чем через месяц состоится бал, — начала она разговор.       — Это так.       — Наши наряды никак не согласованы. А это важно.       — Хм… Полагаю, интересуют цвета?       — Да, — кивнула Делакур. — Дизайн так или иначе классический или близкий к нему, как мне известно.       — Доминация тёмно-синих оттенков и чёрного, или тёмно-зелёного и чёрного. Я смогу сказать только через… — мысленно прикинув сроки созревания своего деревца, я продолжил мысль, — …два дня.       — О, это хорошо, — улыбнулась девушка. — У меня есть хорошие варианты для подобной цветовой гаммы.       — Действительно, хорошо…       Что меня удивило в следующую секунду, так это появление Дафны в компании Пэнси. Увидев меня, они целенаправленно двинулись в мою сторону.       — Грейнджер, — кивнула Дафна, садясь за стол. — Мисс Делакур.       — Гринграсс, — кивнул я. — Паркинсон.       Флёр тоже поздоровалась с Дафной, а с Пэнси познакомилась.       — Я хотела узнать, — заговорила Дафна, — в каких цветах ты пойдёшь на бал.       Флёр улыбнулась, глядя на Дафну. То, что мы довольно много и постоянно общаемся, как для учеников разных факультетов, ни для кого не секрет, да и в Хогсмиде нас видели вместе.       — Эх… Тебе, Паркинсон, тоже это интересно? — ухмыльнулся я.       — Не дождёшься, наглец, — девушка вздёрнула носик. — Я люблю розовый, я пойду в розовом, а если это кому-то не нравится, то это не мои проблемы.       — Мило. Кто жертва?       — Драко, разумеется.       — И почему я не удивлён? — я с улыбкой перевёл взгляд на Дафну. — Пока не знаю, точно скажу через два дня. Но это будет либо тёмно-зелёный с чёрным, либо тёмно-синий с чёрным.       — Это хорошо, — с лёгкой улыбкой кивнула Дафна, что вызвало у меня чувство дежавю, а Флёр улыбнулась ещё ярче. — Кстати, декан просил тебе передать, что в этом месяце дополнительных занятий не будет, а тут…       Дафна протянула небольшой листок пергамента, испещрённый почерком профессора.       — …Список дополнительных ингредиентов.       Взяв пергамент в руки, вчитался в список.       — Он хочет нас добить, чтобы мы его больше не доставали, не иначе, — покачал я головой.       — Думаю, — Дафна явно оживилась, как с ней обычно бывает при беседе о зельях. — Он хочет сделать этакий финальный экзамен. Возможно, это будет хорошим шансом напроситься в ученики.       — О, у вас в Хогвартсе тоже практикуют выгодные условия наставничества?       — Разумеется, — Пэнси начала было отвечать с видом важным и гордым, как умеет только она, но быстро поняла, что это сейчас вообще не к месту. — Профессоров обязывает контракт с Хогвартсом и поощрения от министерства.       — Не совсем прямо обязывает, — поправила её Дафна. — Но около того…       Когда в проходе появилась Гермиона, явно кого-то искавшая взглядом, а при виде меня, направившаяся к нашему столу, я перестал уже удивляться.       — Если и сестра спросит меня о наряде, — я потёр пальцем висок, — я даже не знаю, что сделаю…       Гермиона быстро подошла, со всеми поздоровалась настолько вежливо, насколько вообще могла в меру своего мировоззрения относительно слишком уж красивых девушек, слизеринок, чистокровных и прочих, и обратилась ко мне.       — Гектор, у меня важный вопрос.       — Тёмно-зелёный с чёрным или тёмно-синий с чёрным, — заранее ответил я, что вызвало тихие смешки девушек, и полное непонимание Гермионы.       — Эм… Нет. Я хотела спросить твоего мнения. Какое мне лучше платье надеть? Голубое, или розовое…       — Не розовое, — почти одновременно ответил я с остальными девушками.       — Эм… — Гермиона несколько заторможенно обвела нас взглядом. — Ладно. Мне оно тоже не нравится… Лаванда давит на мозги с розовым цветом… А что вы тут делаете?       — Очевидно, — улыбнулся я. — Обсуждаем цвета одежды.       — Все вместе?       — Да.       — Это странно. Пожалуй, не буду вам мешать…       И бочком так, бочком удалилась, поглядывая на нас с подозрением и недоумением.       — Ну-у… — потянул я. — Сестрёнка хотя бы не будет распускать слухи.       На этой позитивной ноте, девушки решили сменить тему для разговора, перейдя на чары и заклинания близкие к тем темам, по которым лежали книги на моём столе. Паркинсон, похоже, присутствовала рядом только лишь и сугубо из-за Дафны, но нет-нет, да пыталась что-то во мне разглядеть. В её взгляде не было какого-то интереса, который я подмечал у некоторых других девушек. Она словно хотела что-то понять, а не могла, и её это раздражало. Не сильно, но ощутимо.       Два дня, и очередной вечерний визит к дереву показал, что оно дало плоды. В свете Лю́моса я могу наблюдать странные, больше похожие на вытянутые коконы из паутины или тончайшей нити типа шёлка. Собрав всё в рюкзак, оторвал ниточку от одного из них и пустил по нему немного энергии жизни, прося сменить цвет с серого, на тёмно-синий. Получилось. А раз получилось это, получится и остальное. Настало время творить, но главное — не бросаться во все тяжкие, а лишь немного изменить дизайн классического смокинга. А то я себя знаю — творческий процесс может завести слишком далеко.             ***       Творчество — сложный, но затягивающий процесс.       Только я сообщил Дафне и мисс Делакур, что буду в тёмно-синей мантии и чёрном костюме с синими элементами, так сразу же и отправился это дело воплощать в жизнь. Ладно, не сразу, ведь дни были рабочие, учёбу никто не отменял и даже наоборот, профессора ещё увеличили нагрузку, а ведь до Рождества оставалось чуть больше недели.       В общем, найдя для себя повод выбиться из графика — а Рождественский, Святочный Бал, как по мне, отличный повод — я начал тратить свободное вечернее время на подготовку костюма. Делалось это всё довольно просто, но не очень быстро. В своём личном неиспользуемом классе, как бы странно это ни звучало, я попросту трансфигурировал полноразмерный манекен, полностью повторяющий меня самого. Взяв парадный костюм и мантию, которую мне предлагалось носить, я буквально что распорол её всю вдоль и поперёк, так как просто не совсем представлял себе нюансы такого нелёгкого дела, как пошив костюма, крой и прочее. Нет, конечно же у меня есть свои мысли на этот счёт, но ведь можно и воспользоваться опытом многих поколений, выраженном в этом костюме, разве нет?       На разбор всех нюансов пошива костюмов у меня ушел день — много это или мало, не мне судить. На второй день я уже начал непосредственно создание самого костюма и всех полагающихся ему атрибутов. Выложив вокруг себя и манекена все наличествующие коконы из тончайшей, словно паутина, серой нити, я взмахнул палочкой, окутывая всё это дело потоками энергий жизни и нейтральной, а в голове держал нужные мне образы, точные, чёткие, ясные.       Час — столько потребовалось времени, чтобы превратить манекен в своеобразный треугольный пипидастр. От шеи и до самого пола тянулось бесчисленное множество нитей, постепенно расходясь чуть в стороны, заполняя пространство непрозрачной серой массой, лёгкой и воздушной. Но это лишь малая часть дела, и самое сложное — впереди.       Дело в том, что ни я, ни осколки не обладаем нужными для всего этого навыками. Кто-то из тех, кому когда-то принадлежали осколки памяти, скорее всего, владел навыками, но они не отразились на этих осколках. Но есть понимание принципов работы магии, а это уже очень и очень много. Максимально сконцентрировавшись на контроле, начал словно сканер, миллиметр за миллиметром проходиться по манекену энергией сверху вниз, и за каждый такой проход несколько десятков ниточек, нет-нет да и сплетутся вместе. Прогресс от одного такого прохода даже увидеть почти невозможно, но если присмотреться после десятка проходов, то что-то меняется в этом пипидастре. Неуловимо, тонко…       Итоги первого дня работы по созданию костюма подтолкнули меня к мысли, что так я могу и не успеть, а это уже повод для беспокойства. Но, взяв себя в руки, решил потратить на создание костюма ещё больше времени, выделив дополнительно два-три часа в день, пусть и после комендантского часа — это не проблема. Но для верности, я начал во время работы ещё и напевать различные позитивные или эпичные мелодии, подвязывая на них мыслеобразы для колдовства. Странно ли это? Да ничуть!       Люди с давних пор подмечали, особенно девушки, занимавшиеся хозяйством в селениях, что под песню, да с душою, всё получается намного лучше. У эльфов, если в моей голове в правильные ассоциации складываются практически отсутствующие на эту тему воспоминания, тоже есть подобное, и это настолько древняя и неоспоримая истина, что даже не подвергается сомнению. Это всё неудивительно, ведь магия, чудеса, всё это идёт от мысли разумного, если мы вообще рассматриваем именно хоть как-то подконтрольное, а не спонтанное колдовство, когда энергия определённого типа попросту поддерживает или направляет тот или иной эффект. А мелодия, песня, всё это позволяет довольно своеобразно структурировать мысль, направить её, выстроить глубоко в подсознании нужные ассоциации, а значит так или иначе помогает при колдовстве.       Безусловно, волшебник с развитым сознанием может достигать нужного ему результата и без подобных средств, но для этого нужен действительно феноменальный и полноценный контроль и сознания, и подсознания, и вообще всего. Так к чему же отказываться от небольшого бонуса?       Осталось ли незамеченным моими однокурсниками с факультета то, что я нагло нарушаю собственный график? Естественно, нет! В один из дней меня спросили об этом, когда мы делали домашнее задание в гостиной, как и прежде располагаясь в нашем закутке. А начал разговор Джастин:       — А ты где пропадаешь, Гектор?       — Пропадаю?       — Ну да, — кивнул парень, а ребята буквально обратились во слух, оторвавшись от работы.       — Да к балу готовлюсь.       — Хм… Небось, с Делакур гуляешь, — понимающе кивнул Эрни.       — Вообще-то нет. Мы с мисс Делакур тренировались танцевать по пятницам.       — Тренировался танцевать? — Захария посмотрел на меня слегка шокировано. — Неужели есть то, чего ты не умеешь?       — Справедливости ради, — я откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. — Полтора года назад я вообще ничего не умел. То есть, вообще. Так что да, Захария, есть то, чего я не умею до сих пор, и подобного очень много.       — Извини, — кивнул парень. — Просто, глядя на тебя порою кажется, что ты умеешь вообще всё.       — Я быстро учусь.       — Так, ребята, — Ханна махнула рукой, словно объявляя таймаут. — Гектор, а чем именно ты занимался, если не секрет? Я имею в виду, что подготовка к балу — звучит размыто, но при этом я представить не могу, чем таким можно заниматься.       — Хм… — оглядев ребят, решил сказать — тайна-то такая себе, плохенькая. — Шью себе костюм.       Если я скажу, что все в изумлении открыли рты, то это передаст атмосферу отнюдь не полностью.       — Это… Крайне неожиданно, — Джастин смотрел на меня, ища что-то новое и ранее незамеченное, но, видимо, не находил. — Это должно быть очень сложно, да?       — Разумеется! — одновременно ответили ему Сьюзен и Ханна, не дав мне даже рот открыть.       — Очень, — продолжила только Ханна, пока рыжая подруга слегка застеснялась резкости своего высказывания. — Там нужно много знать и уметь… Гектор, мне интересно…       — Да?       — Ты знаешь как, и умеешь шить костюмы? Или…       — Или, Ханна, — улыбнулся я. — Воспользовался методом обратного инжиниринга.       Ребята смотрели с непониманием, и только Джастин кивнул, а не встретив должного понимания во взглядах остальных, пояснил:       — Разобрать что-то для понимания того, как оно устроено, принципов и прочего, чтобы потом собрать что-то своё на основе этих знаний.       — То есть, — Ханна посмотрела на меня с укором. — У тебя были парадная мантия и костюм? И ты их распорол?       — Ага, но предвосхищая возможный вопрос или укор, скажу, что сшил обратно.       — Ну ладно… — Ханна продолжала на меня смотреть, но теперь с подозрением.       — Что?       — Мы не можем допустить, что бы звезда нашего курса…       — …всего факультета, — поправила подругу Сьюзен.       — Допустим. Чтобы звезда факультета, вторая по величине, не явился на бал или явился в непойми чём.       — Всё отлично, — я поспешил успокоить девушек, что готовы были разойтись на полную катушку из-за одежды. — В любом случае, проконсультируюсь с вами перед балом, и если что-то пойдёт не так…       — Зная тебя, — Джастин отмахнулся, — всё пойдёт «так». Даже интриги нет никакой.       Ещё помусолив тему бала и доделав домашние задания, все мы отправились спать — последнее время слишком уж часто мы стали засиживаться за полночь, пусть и совсем немного.       И так вот день за днём. До ужина нас старательно изматывали преподаватели, грузя мозг по полной. Со мной такое не работает, но многие буквально взвыли от нагрузки, особенно те, кто не привык работать в строгом графике и учился, как и положено обычным детям — от случая к случаю. И только один преподаватель решил вообще перестать нас нагружать в последнюю неделю, позволяя большинству заниматься на занятии тем, чем захочется — профессор Флитвик. Даже наша декан, мадам Спраут, славящаяся своей добротой, участливостью и пониманием, не сбавила обороты в обучении, а вот Флитвик — другое дело. Кроха-профессор предпочёл на занятии собрать вокруг себя кружок из тех, кто всё-таки желает послушать лекцию, а остальным дал возможность обсуждать предстоящий бал.       Я так заработался, что в последний учебный день, пятницу двадцать третьего, вышел вечером перед ужином на улицу и был немного шокирован. Оказывается, погода держалась на уровне лёгкого минуса, замок, двор и окрестности были покрыты толстым слоем снега, и даже Запретный Лес казался не таким уж и запретным. Комично выглядела огромная карета Шармбатона — она словно огромная тыква, которые любит выращивать Хагрид, торчала над землёй, а снег покрывал её огромным слоем. С хижиной Хагрида этот белый пушистый проказник тоже сыграл злую шутку, придав дому поразительное сходство со сказочной пряничной хижиной, в которую лучше не ходить — сожрут к чертям и не подавятся.       Всё это значит, что заниматься на улице я больше не буду. Пожав плечами, мол: «Бывает, пропустил снегопад», я вернулся в замок и отправился в Большой Зал.       А замок-то всё сильнее и сильнее преображался к Рождеству. Повсюду, на стенах и под потолком можно было встретить как стилизованные под лёд украшения, так и сугубо рождественские вещи типа омелы, которую по дуге обходят те, кому совсем не с руки оказаться под ней.       Большой Зал тоже преобразился. Помимо того, что в этом году в оформлении доминирует тема льда, этакого ледяного дворца, так ещё и огромная рождественская ёлка, стоящая за столом преподавателей, была голубой. Множество украшений радовали глаз, а оживлённые анимацией совы цвета золота сидели в разных местах по стенам Зала, двигались, посматривали на всех и топорщили детально проработанные перья.       Сев за стол факультета рядом с ребятами, я слушал разговоры, порой вставлял своё мнение, если оно было кому-то интересно, а это случалось слишком уж часто. Оказывается, с четвёртого курса и старше никто не отправлялся домой на праздники, причём на всех факультетах, но это не удивительно. Остаться решили многие третьекурсники, а вот ребята помладше в большинстве своём решили встречать праздник в кругу семьи — на бал можно только с четвёртого курса, или же, если ты на третьем, то только в качестве чьего-то «плюс один».       — А вы, ребята, — я глянул по сторонам, показывая, что обращаюсь ко всем. — Нашли себе пару? С кем пойдёте?       — А мы тут между собой попереприглашались, — улыбнулся Эрни. — В итоге, я иду с Ханной, Джастин со Сьюзен, а Захария проявил интеллект, начитанность и многогранность своих познаний…       — Угу, как же, — хмыкнул Захария. — Просто подошёл в нужное время и в нужном месте.       — …и пригласил Лайзу Турпин с Рэйвенкло.       — Ясненько. Неплохо.       — Гектор.       Обернувшись к Ханне, оценил укор в её взгляде.       — Как костюм?       — Закончил.       — Покажешь?       — Почему бы и нет. Покажу в гостиной сегодня. Вроде бы танцы с мисс Делакур сегодня не планировались.       — Ты, кстати, скажи, как танцуешь? Многому научился? А то мы, похоже, в разное время в Бальный Зал ходили.       — Без лишней скромности отвечу, что танцую я много выше среднего, но не профессионал. Движения даются легко и естественно, но я просто многого не знаю. Каждое занятие с мисс Делакур было для меня откровением.       — О как загнул! — притворно восхитился Джастин, поведя в воздухе вилкой. — Когда есть-то будем?       Директор словно бы услышал этот вопрос, встал, коротко всех поздравил с концом полугодия, предстоящими праздниками, и, так как не все, к его глубочайшему сожалению, допущены до столь редкого мероприятия как Рождественский Бал, и из-за этого не все остаются на каникулы в Хогвартсе, Дамблдор объявил праздничный пир для тех, кто отправляется домой. В общем, как я понял, перед отправкой на каникулы, всегда проводится праздничный пир.       Столы мгновенно заполнились разнообразнейшей едой, не уступавшей изобилием и качеством пиру по случаю прибытия гостей из других школ.       — Как думаете, — Джастин задумчиво, но не без энтузиазма накладывал себе разнообразных блюд. — Директору жаль, так, как если бы остались все, можно было бы не тратиться на пир?       — Ты мыслишь слишком меркантильно для хаффа, — подколол товарища Эрни. — Но вопрос-то справедливый.       Наелись мы действительно капитально, но это не помешало нам добраться до гостиной, а сгорающие от нетерпения девушки быстро затолкнули меня в нашу с парнями комнату с наказом «быстрее переодеваться».       — А вы не думали, что костюм может быть не здесь и не со мной?       — У тебя-то и что-то не с собой? — стоявшая перед дверью в нашу с парнями комнату Ханна выгнула бровь. — У тебя в рюкзаке вообще всё. Ты, мне кажется, можешь в любую секунду плюнуть на всё, сняться с места и свалить куда угодно — даже в комнату за вещами возвращаться не придётся.       — Справедливо, конечно, но у меня есть вещи и здесь.       — Ладно, — улыбнулась она. — Ждём в гостиной.       И закрыла дверь. Пожав плечами, я скинул рюкзак на свою кровать и вытащил оттуда готовый костюм. Оглядев его и так, и эдак, быстро скинул с себя школьную форму и переоделся. Подойдя к ростовому зеркалу, прибитому к двери в кладовку в комнате, осмотрел себя.       Костюм получился более чем приличный, причём без какого-то дизайнерского сумасшествия и углубления в эльфийскую тему. Обычно, местный костюм, как и многие другие в этом мире, подразумевают жилетку и пиджак того или иного кроя, но… Я не знаток различной одежды, и просто совместил в одном и сюртук, и шинель, и пиджак, и всё это с высоким воротником-стойкой. Эльфийские элементы можно разглядеть только если знать, что ищешь. Например, более плавные линии, отсутствие угловатости, узоры чуть более светлой синей нитью, особенно на рукавах. Естественно, что подобная верхняя одежда подразумевает ношение в закрытом виде, а под ней — рубашка.       Брюки — вообще ничего не изобретал. Ровно те же по пошиву брюки, что шли к костюму, разве что ткань всё та же тёмно-синяя, почти чёрная, и тонкая линия более светлых узоров по штанине.       Мантия парадная, подогнанная, отлично сидящая, а цвет её соответствует узорам на костюме, а вот подкладка почти чёрная, отливает тёмно-синим только на свету.       Получается этакая концепция перехода от чёрного до густого насыщенного синего, изнутри наружу. Посмотрел, оценил — неплохо. Только кое-чего не хватает. Взмахом палочки трансфигурировал запонки с имитацией синего топаза, быстренько достал из-под кровати наковальню с молотом, провёл, нашёл насадку с Лю́мосом и «выковал» запонки. Две резких, как удар, глушащих звенящих вспышки, и всё — камни в запонках тускло светятся, а по самим запонкам, да и внутри камней, проглядывает магический узор.       Вот в таком виде я и вышел в гостиную. Моему появлению ничуть не удивились — не один я показывал свой костюм к балу, консультируясь по некоторым моментам или же просто хвастаясь. Подойдя к ребятам, что ждали меня на диванчике и за столом в нашем закутке, улыбнулся, а в движениях и манерах даже сам для себя ощутил веяние эльфа.       — Ну как вам, леди и джентльмены?       Десять минут меня критично и с интересом осматривали, стараясь найти какое-то несоответствие. В итоге девушки с горящими глазами покивали, мол: «Красавчик, молодец», а парни выглядели задумчивыми, явно в мыслях оценивая свои костюмы.       — И умный, — начала ехидничать Ханна. — И красивый, и крестиком вышивать умеешь. Все девушки твои, когда придёшь на бал.       — Ага… Осталось до него только дожить.             ***       Скука и безделье — страшный бич того, кто использует пауков-разведчиков, получая информацию по ментальной связи. Нет, серьёзно, как говорится, кроме шуток. А дело-то вот в чём.       Суббота, прекрасный зимний день, хорошая погода за окном, блестящий белый снег покрывает всё вокруг, такой поганец, мешает заниматься на улице. Совсем как в прошлые дни — вышел на улицу, проверил погоду, новых тропинок никто не протоптал, а по снегу бегать, проваливаясь, дело неблагодарное. Конечно, эльфийские навыки движений, являющиеся, как мне кажется, самым обширным пластом «знаний» осколка, позволят ходить по поверхности снега, словно водомерка по глади воды, вот только слишком уж это выбивается за рамки компетенции ученика не то что четвёртого курса, а вообще Хогвартса. В общем, вновь развернулся и направился в замок — бегать по лестницам Главной Башни, и заниматься эльфийской «гимнастикой» в неиспользуемом классе.       Но всё это лирика, а зло кроется в деталях. Дело в том, что суббота на поверку оказалась довольно скучным лично для меня днём. Все ученики, мои товарищи, знакомые и даже оппоненты — до врагов не доросли — все были заняты только и сугубо предстоящим балом. Подготовка, шлифовка нюансов, мандраж, разговоры-разговоры-разговоры. Эта смесь энтузиазма, возбуждения, стеснения, волнения и банального страха — слишком круто для меня. Да, я тоже был подвержен точно тем же эмоциями, ведь для меня, Гектора Грейнджера, цельной и живущей именно сейчас личности, подобные мероприятия являются новшеством, а воспоминания осколков на то и воспоминания осколков — сколько ни смотри фильм про различные балы и светские мероприятия, это не сделает тебя полноценно опытным в этом вопросе. Но то, что эти воспоминания так или иначе можно назвать опытом, снижает накал моих личных страстей, из-за чего вся эта движуха вокруг кажется излишне суетливой, громкой, гипертрофированной. Вот и самоустранился я от этого всего, начав бродить по дальним углам замка, да высоким этажам, где в выходной день, да и в учебный, делать ученикам особо-то и нечего.       Бродил, скучал, краем сознания жонглировал имеющимися знаниями местной магии, углубляя понимание, что само по себе выливалось в лучшее представление того, как можно эффективнее или даже вовсе немного иначе применить то или иное заклинание. Остановившись посреди одного из пустых каменных коридоров и глянув в окно, усмехнулся — эти размышления на краю сознания напомнили мне кинематографические эффекты забугорных студий, когда в момент активного мозгового штурма от лица какого-нибудь гениального главного героя, вокруг него начинают бегать цифры, схемы, символы и вычисления.       И вот в таком состоянии я испытывал лёгкую скуку, а увидев в окно, как по снегам к замку пробирается группа девушек и о чём-то активно шепчется, я вспомнил о пауках, что пусть и в малых количествах, но присутствуют во многих важных уголках замка. Прислушавшись к своим ощущениям, уловил сигналы от них, что они, мол, получают звуковую информацию и в любой момент готовы обрушить её на моё сознание. Почему бы и нет?       — …а эта мымра думает, что она лучше…       — …думает, что ему что-то перепадёт…       — …нынче грязнокровки совсем страх потеряли.       — …как думаешь, хороший цвет у этого костюма?       — …а он как пригласит, а я как откажусь…       Самые разные разговоры самых разных учеников полились в моё сознание, но чётко отделялись от моих собственных мыслей, особо-то и мозг не загружая. Но вот общая суть разговоров оказалась не особо-то и интересной, вполне соответствующей школе, и подслушиванием сплетен, разговор и пересудов я и занимался в итоге почти до самого вечера.       Одни девочки обсуждали других девочек или мальчиков, строили какие-то свои списки топ-красавчиков и красавиц, в которых, разумеется, ставили себя выше других. Мальчишки обсуждали девчонок, строя какие-то свои домыслы, доказывали друг другу, мол: «Да она точно это сделала, потому что… Поверь мне, я знаю, о чём говорю».       Совсем редко слышались разговоры о магии и волшебстве, и неудивительно, что эту информацию транслировали мне паучки около башни Рэйвенкло.       Кто-то думал кого-нибудь опоить либо шутки ради, либо ради вполне понятных целей, правда, даже среди старших учеников не заходили разговоры даже иносказательно о чём-то большем, чем поцеловать, тактильно оценить степень женственности объекта страсти или нечто подобное. Конечно же проскальзывали разговоры либо между парнями, либо между девушками, о куда как более интимных вещах, но это были разговоры учеников курса с шестого-седьмого, а «непристойностями» они занимались или планировали заниматься за пределами замка, в Хогсмиде, или переместившись камином в какое-нибудь заранее организованное место.       Почему так? Если верить разговорам, а в преддверии бала все очень сильно были взволнованы пестиками, тычинками и уровнями их взаимодействия, то слова Сьюзен о том, что в замке кроме поцелуйчиков да обжиманий ничего реализовать не получится, отнюдь не пустой звук. Вороны приводили в пример старый, трехлетней давности, эксперимент ныне выпустившейся влюблённой парочки. Они целенаправленно пытались реализовать нечто большее, но каждый Мерлинов раз происходило что-то из ряда вон выходящее, от банального «поскользнулся, упал, очнулся — гипс» или внезапного появления какого-то мешающего фактора, будь то призрак, внезапно упавший шкаф и даже появление преподавателя, который сам не понимал, зачем и почему пришёл именно сюда, до полного исчезновения всякого влечения, проблем со здоровьем или потери сознания.       В общем, не иначе, как Основатели основательно прокляли — в плане механики действия, а не негатива — свою школу, чтобы подростки, живущие почти десять месяцев в закрытой, по сути, школе с полным пансионом, не устроили из оной местный филиал Содома. Хотя, если верить художественной литературе местного магического сообщества, да и различным простеньким анатомическим и физиологическим справочникам с магическим уклоном, то весь этот разврат и непотребство не так уж и страшны для волшебника. Один факт наличия как противозачаточных зелий, так и различных приворотных зелий, апогеем которых является Амортенция, говорят сами за себя.       От прослушивания различных разговоров, в том числе и на тему взаимоотношений, я внезапно для себя заинтересовался этой стороной жизни волшебников. Ну, то есть, насколько сильно она отличается от подобного у обычных людей? А ведь я уже много различной литературы перечитал, и некоторые выводы могу сделать и так. Вот, например, потеря девственности. Осколок эльфа может и не даёт мне масштабных и полноценных знаний, но вот отношение к тем или иным вопросам жизни меняется, как от просмотра познавательного фильма с достоверной информацией. В общем, к той же потере девственности у девушек я отношусь, как к концепции, крайне негативно…       По коридору шли две девушки курса с пятого, стрельнули глазками, улыбнулись и прошли мимо. Не могу отрицать, что подобное совсем немного тешит гордость, да. Но мысли вернулись всё к той же девичей девственности, что является старинной темой для обсуждений. Многие мужчины, да и женщины, в силу разных обстоятельств, начиная общей необразованностью в анатомии и физиологии, до банальных стереотипов или же чувства собственного величия, считают, что первый раз обязательно должен быть… болезненным, и более того, с кровью, разрывами гимена и прочим непотребством. Хотя сугубо фактически, подобное является отнюдь не «правильным» результатом, и более того — это банальная травма внутренних органов, если подходить к вопросу буквально.       Более того, при должном подходе к девушке, уважительном и нежном, да ещё и с подготовкой, можно вообще избежать каких-либо повреждений. Ну, если у партнёра между ног нечто адекватное, а не бревно. А ведь часть этих предрассудков пошли из древних времён, когда помимо того что к женщине было не самое лучшее отношение, так и о сексе знали только: «Вот эту штуку пихать туда, получатся дети», а какое-то понимание тонкостей этого процесса приходило тогда, когда девственность — давным-давно забытый сон. В общем, даже в обществе «продвинутых по всем вопросам» обычных людей царит полная вакханалия в этом вопросе, замешанная на безграмотности, стереотипах, шаблонах и вообще… И вообще!       Сам я не заметил, как в процессе своих шатаний по замку, набрёл на Астрономическую башню. Почему бы и не подняться? Ну, как говорится, подумал — сделал.       Открыв дверь на смотровую площадку Астрономической Башни, я тут же получил прохладный ветерок в лицо и несколько снежинок. Ближе к краю смотровой площадки стояли две девушки в зимних мантиях — Романова и незнакомая слизеринка, судя по шарфу. Они что-то явно обсуждали, попутно любуясь довольно красивым видом заснеженных холмов, гор, леса, и гладью озера, на котором лёд был лишь вдоль берегов. Вот и жертвы моего интереса, ведь вопрос, о котором я думал, меня всё-таки интересует, а лишней скромностью я не страдаю.       Моё появление не осталось незамеченным. Они обернулись ко мне, и если Романова улыбнулась, то слизеринке было всё равно.       — Леди, — кивнул я и подошёл поближе. — Хорошая погодка, не правда ли?       — Действительно, Гектор, — Романова не отягощала себя излишними формальностями в общении, что было с одной стороны непривычно, а с другой, наоборот, более привычно — парадокс из-за разницы реалий разных жизней. — В Шотландии не хватает настоящей зимы.       — Это так. Местная зима похожа на изощрённую шутку, — улыбнулся я, решаясь обратиться к ней по более короткому имени, чем «Екатерина». — Катя, не представишь нас?       — Учитесь в одной школе, и не знакомы? Мария Курагина, — указала Романова на слизеринку. — Гектор Грейнджер.       — Рад знакомству, — кивнул я, ведь ручки жать или целовать никто не собирался. — Несколько удивлён тому, что у нас учится кто-то с русскими корнями.       — Ничего удивительного, — слизеринка вежливо улыбнулась, а лёгкий ветерок чуть сдвинул капюшон её мантии, явив светлые волосы. — Некоторые семьи предпочитают отправлять своих детей на учёбу куда подальше по разным причинам.       — Стесняюсь спросить, но не дружит ли ваша семья с Долоховыми? — а то классика прошлой жизни наводит на некоторые мысли.       — Это так. Удивительно, мистер Грейнджер, что вы вообще наслышаны об этой фамилии.       — Как иначе, мисс Курагина. Нужно знать мир вокруг, а он, как известно, состоит не из вещей, а из людей.       — Мудрое замечание…       — Понесло англичан… — Романова воздела очи к небу, иначе и не скажешь.       — Хочешь, чтобы я говорил, как есть? Без лишних формальностей и такта?       — Было бы неплохо. Вы, англичане, слишком много внимания придаёте формальной стороне общения. Это, конечно, замечательно и красиво, но только по первости. Потом это уже бремя какое-то… — Романова повела плечом, ветерок принёс снежинки, и девушка надела капюшон мантии, спрятав под ним простую причёску тёмных волос от снега.       — Воспринимай это как игру, легче будет.       — Попробую. Меня вот что интересует, — Романова посмотрела на меня, чуть прищурив глаза. — Ты когда поднялся сюда, выглядел крайне задумчивым, а нас увидел, так аж взгляд загорелся, или как там правильно сказать. Расскажешь?       — Ты ведь просила, без лирики, прямо, так?       — Так, — Романова кивнула, а слизеринка, Мария, навострила ушки чуть ли не буквально.       Хм, только сейчас понял, о какой «Мэри» порою слышал разговоры — талантливая чароплётка. Так сказать, «от Бога», хотя в местных реалиях будет правильно сказать, «от Мерлина».       — Так вот, я задался вопросом, как в магическом мире относятся к сексу.       Тишина, а лица девушек начали краснеть, и явно не от лёгкого минуса на улице. Курагина явно хотела возмутиться, а вот Романова решила прятать смущение за игривой улыбкой с нотками ехидства.       — Неужели и ты поддался бальным настроениям? А-а-а, шалунишка, — Романова обвиняюще ткнула меня пальчиком в грудь, но, судя по лицу, столкнулась с неожиданными последствиями. — Хм…       Романова потыкала пальчиком. Ну да, там мышцы и отнюдь не мягкие, ведь я активно тренируюсь, расту, наращиваю массу, как на дрожжах благодаря обильному питанию, тренировочному браслету и энергии жизни. Из-за браслета, кстати, мышцы вообще всегда в повышенном тонусе, потому и не мягкие ни разу.       — …любопытно…       Пусть у меня под мантией всего лишь синяя водолазка, но она отнюдь не толстая, хотя очень-очень мягкая.       — Катя, — Курагина с укором посмотрела на Романову. — Это несколько неприлично.       — Да кто видит-то, — Романова проверила, есть ли у меня пресс, и судя по лицу, результат проверки ей понравился. — Гектор, ты что, вообще не смущаешься?       — Есть желание убрать твою руку, — кивнул я, ничего не предпринимая. — Но это инстинкт. Трогать живот — привилегия очень близких, доверенных людей.       — Ты что, собака?       — Да суть инстинктов та же, — пожал я плечами. — Уязвимое место, как-никак.       — Тю-ю, — смущённая Романова убрала руку, сделав вид, что она птица высокого полёта, и до простых смертных ей дела нет. — Не интересно совсем, ты слишком хорошо себя контролируешь.       — А ты ожидала ответной проверки? И вообще, мы как-то от темы разговора отошли.       Из-за лёгких облаков появилось солнце, но ненадолго, и снег вокруг замка заблестел, слегка ударив по глазам. Скоро уже вечер, а там и до ужина недалеко… И как мысли привели меня к ужину, учитывая тему разговора.       — Почему спрашиваешь у нас? Как вообще пришёл к такому вопросу? Неужели действительно из-за бала?       — Стоит отметить, — важно потянула Мария, сняв капюшон и подставляя лицо почти не греющему солнцу, что по-зимнему низко плыло над горизонтом, — что многие считают этот бал отличной возможностью резко продвинуться в отношениях.       — Честно говоря, на эту тему меня натолкнули разговоры в замке об отношениях, кто с кем целовался, обжимался, где, когда, а среди старших — кто, с кем, когда и где, но уже в горизонтальной плоскости.       Девушки опять начали краснеть, но уже без попытки возмутиться или проверить, а есть ли у меня пресс.       — Да и вообще, я заметил, что отношение ко многим вещам у волшебников очень сильно отличается от такового у обычных людей. Действительно ко многим, от разных мелочей до глобальных вопросов. Но вот о взаимоотношениях полов — ни слова. Или с точки зрения информации о вопросе, тут как в Советском Союзе — секса нет?       Девушки глянули на меня с лёгким удивлением.       — Не каждый знает эту шутку. Моё почтение, Гектор, — Романова кивнула, улыбаясь. — И это всё?       — Как же! — притворно возмутился я. — Я уже говорил, что хочу стать целителем и к этой цели упорно иду?       — Где-то я это слышала… — протянула Мария, переведя взгляд на окрестности.       — Так вот. Литературу читаю, справочники, много всего. Существует просто куча различных зелий, чар и заклинаний, так или иначе связанных с этой сферой жизни людей. Противозачаточные зелья, приворотные разных мастей и силы, всякие лечебные и не очень. Шутка ли — рябиновый отвар после первой ночи девушки, и она как новенькая…       — Об этом не говорят в приличном обществе, — возмутилась окончательно смутившаяся Курагина, вновь глядя на меня с неодобрением.       — Не говорят, но все всё знают, — улыбнулась Романова.       — Вот-вот, — кивнул я. — И это ещё далеко не всё. Где-то читал, что есть простенькое ментальное заклинание, позволяющее смотреть воспоминания в Омуте Памяти от первого лица…       — О, не продолжай, — остановила меня Романова. — Я поняла, о чём ты.       — Вот все эти средства, так или иначе связанные с взаимоотношениями между мужчиной и женщиной, только клинического идиота не заставят задуматься — а как обстоят дела на самом деле? Я уж молчу об оборотном зелье.       — То есть? — тут обе посмотрели на меня с живым интересом, хоть и всё ещё смущались. Ну или не «ещё», а «снова».       — Ну так оно позволяет провести полноценное превращение из одного человека в другого, включая и особь противоположного пола…       — Особь, хм, — Романова сложила руки под грудью. — Хорошо ты относишься к людям.       — Говорю, как есть. Так вот. Представь на секундочку, что двум подругам понравился один и тот же парень, мужчина, не важно. Похитили у него волосы, кинули в зелье, и по очереди…       — Не надо, стоп-стоп, — Мария вытянула руки в защитном жесте, останавливая меня от продолжения мысли.       — Я сказал что-то не то?       — О, нет, — ухмылка Романовой растянулась чуть ли не до ушей. — Ты ломаешь психику девушке, привыкшей общаться формально, а с мальчиками, да ещё и на такие темы, куртуазно.       — Это просто вообще за гранью приличий, говорить о подобном! Я…       — Уходишь?       — Нет!       — Вот и правильно, — кивнула Романова подруге. — Молодой человек из сугубо познавательных целей интересуется столь щекотливой темой у нас, девушек постарше, которые не убегут в смущении, но и не настучат по лицу.       — Так что там с моим вопросом?       — Как бы сказать, чтобы ёмко, правильно, но не превращать в лекцию? — Романова задумалась, а Курагина выдохнула, словно ныряла в пропасть, ломая стену из воспитания.       — Секс есть, предрассудков почти нет, — Мария начала говорить быстро, а смотрела куда угодно, только не на меня, — девственность давно не ценится, но раньше совершеннолетия это всё — считается неприличным и характеризует тебя, как слабого мага. Фух…       — Неожиданная решимость, — Романова «по-братски» похлопала подругу по плечу, из-за чего та смутилась. — Но в целом, это так. Если узнают, конечно. Оправданием может быть крайне большая любовь или же ранняя помолвка, что большая редкость.       — Помолвка — редкость? — я был удивлён изрядно.       — Раньше — нет, — важно кивнула Романова, а Курагина была явно с ней согласна, хотя я пока не знаю, в чём именно. — Когда-то та же девственность была очень ценной, вокруг неё, первого раза и замужества, когда жена обязана была быть девой, чуть ли не целая религия строилась.       — А сейчас?       — Даже английские традиционалисты махнули на это рукой лет так триста назад, — заговорила Курагина. — Как выяснилось в ходе различных исследований, это просто не имеет смысла. Вообще. А волшебники, да будет тебе известно, способны быть очень практичными, если нам это выгодно.       — Это не всегда заметно, — усомнился я в словах, чем вызвал лёгкое возмущение во взглядах обеих девушек.       — Ну так надо жить в магическом мире, а не просто ездить сюда «на поучиться», — с вызовом бросила Курагина.       — Тише, тише, — Романова в шутливом тоне успокаивала подругу, погладив по голове, чем вызвала ещё более бурную реакцию — Мария чуть ли не хомяком надулась, но вспомнив, что тут ещё и я стою, вернула себе более-менее нейтральное выражение лица.       Солнце вновь спряталось за облака, задул прохладный ветер, срывая волнами снежинки с площадки Астрономической Башни и закидывая ими наши лица.       — Может быть, пройдём внутрь? — предложил я покинуть это место, хоть и вид на заснеженные шотландские просторы был действительно красивым.       — Не стоит, — покачала головой Романова. — Даже у стен есть уши. Тут хотя бы чары от прослушивания нормально работают.       — Я их и не заметил, честно говоря.       — Личная разработка отца, — улыбнулась Романова и посмотрела на Курагину. — Так что там с замужеством и девственностью?       — Ты и сама знаешь.       — Просто продолжаю тему.       — Сейчас, уже лет триста, если замуж выходит дева, то это что-то типа хорошего тона. Но не обязательно. А вот если женщине лет двадцать пять, а она ещё дева — повод задуматься: «А в чем подвох?».       Я не удержался от смешка, да и девушки тоже.       — Не думала никогда, что буду о подобном говорить с парнем, — улыбалась Романова. — Это даже как-то… будоражит. Хоть бы смутился для вида.       — Я перелопатил кучу литературы по анатомии и физиологии, родители — врачи, а в обычном мире всё это не является тайной. Но по-хорошему, я просто хорошо себя контролирую, не позволяя фантазиям о «горизонтальной плоскости» занимать слишком много места в голове.       — Вот поэтому ты и сильный волшебник, — важно кивнула Романова, да и её подруга была с этим согласна. — Сила волшебника — в нашей голове, в нашем сознании. Сильное сознание слабее подвержено инстинктам и природным стремлениям. Конечно, можно целенаправленно заботиться об этом. Но если сильный волшебник осознанно не ищет себе постельных утех, то сами по себе такие фантазии в голове не всплывают.       — Хм… Надо проверить, — кивнул я, оглядел фигурку Романовой под мантией и подключил к этому делу фантазию.       Эта самая фантазия, наряду с высокой активностью мозга и умением прекрасно всё визуализировать, отрисовала поразительно чёткие картины того, что, как и при каких обстоятельствах можно вытворять с этой спортивной и гибкой девушкой с моими-то длинными руками. Даже освещение и цвет постельного белья для наиболее гармоничной атмосферы подобрало моё сознание.       Романова смутилась, видя мой взгляд и вылезшую ухмылку, а Курагина тихо похихикивала в кулачок. Миг, и я согнал краску с собственного лица, полностью вернув самообладание.       — Удивительное дело, — восхитился я выкрутасам собственного сознания.       — Кто-то понял, что он — взрослый мальчик?       — Да, Катя, осознал. Раньше о подобном не задумывался. Так ведь и прожил бы жизнь, не заметив подвоха.       — Вот и отлично. А теперь, — Романова взяла меня за плечи, развернула и подтолкнула к выходу. — Вперёд и с песней, покорять женские сердца. А нам нужно поговорить наедине, ведь ты нас прервал.       — О, прошу прощения, — обернулся я, двигаясь к выходу со смотровой площадки. — А ты идёшь на бал?       — Разумеется! Это же было бы глупо — приехать сюда, а на бал не сходить.       Кивнув, покинул площадку и направился в гостиную. Разговор с девушками избавил меня от скуки, и желание тратить время попусту как рукой сняло.             ***       Две девушки в мантиях с капюшонами дождались, пока Грейнджер покинет смотровую площадку. Как только за ним закрылась дверь, а чары от подслушивания дали понять Курагиной — ведь она их установила — что никто ничего не услышит, девушка отбросила всякую сдержанность, заговорив на своём родном языке:       — Вот же наглец! — она взмахнула рукой, отправив в стену несформировавшийся полностью сгусток Воздушного Кулака.       Раздался глухой звук, словно что-то вязкое лопнуло, а от места столкновения сгустка со стеной разметало весь снег.       — Паршивец! Обормот! Сволочь! — каждое слово сопровождалось броском Воздушного Кулака в стену. — Какой же…       — Красавчик?       — Да! Нет! — Мария повернулась к ухмыляющейся подруге, выдохнула, остыла. — Извини. Просто это… Нет, ну так из равновесия выбить? И хоть бы постеснялся. Подойти и так нагло спросить в свои-то четырнадцать нас, приличных девушек, да о сексе? Если бы не было так очевидно, что вопрос не имеет иного подтекста — прокляла бы…       — Не вышло бы, — покачала головой Романова. — Я с ним дуэлировала, когда мы приехали. Он сдерживался, как и я, вышла ничья. Но можешь попробовать.       — Правда? Я думала, что нагло врут. А если бы не сдерживалась?       — То не сдерживался бы и он. Возможно, победил бы. Дело в другом. До меня дошла информация, что после нескольких наших дуэлей, он разузнал о парочке заклинаний, об идее того, как вообще нужно давить быстро, мощно и эффективно. Месяц, и его Сту́пефай стал мгновенным, хотя в клубе он показал лишь просто быстренькое заклинание.       — Ого… А ещё говорят, что он вместе с одногруппниками своими разучил Патро́нус в прошлом году, и их заставил.       — Хотелось бы сказать, что верится с трудом, но верится, зараза.       Игривость во взгляде Романовой пропала, уступив место лёгкой печали и грусти.       — Что-то случилось, Кать?       — Да как тебе сказать, — Романова укуталась в мантию, переведя взгляд на белые от снега вершины гор. — Нас же заранее оповестили о Турнире. В августе думала, приеду сюда… В Турнире поучаствовать не дадут…       — Каркаров?       — Ага. Говна кусок. Не его бы связи, его бы к посту директора на пушечный выстрел не подпустили. Так он ещё и продавил идею о выдвижении единственного кандидата. Форсит Крама, как может. Думает, что на его горбу далеко уедет, директор мол, наставник, все дела. Все знают, что он Пожиратель, предатель и трусливая крыса. Удивлюсь, если кто-то из свободных и верных местному Тёмному Лорду не прирежет его под конец мероприятия.       — А я-то думала, как ты чемпионкой не стала? Ты-то уж посильнее вашего кривоносого косолапика будешь, — слова Курагиной так и сочились ехидством и ядом по отношению к Краму.       Многим интересующимся уровнем тех или иных волшебников известно, что Крам — болгарская версия Поттера, только с куда более жесткой муштрой и дисциплиной. Десяток заклинаний уровня «выше среднего», спортивная подготовка, навыки прирождённого летуна и море рекламы.       — Ты не закончила мысль.       — Да? Действительно, — кивнула Романова, продолжая глядеть в горы. — Раз в Турнире поучаствовать всё равно не дадут, думала, хоть в самой лучшей библиотеке Европы покопаюсь, да интрижку с красавчиком каким замучу.       — Ой, интрижку, — ухмылялась Мария. — Интриганка, блин. Ты-то точно не из тех, кто думает, прошу прощения, пи…       — Не опошляй, — прервала её Романова, улыбаясь. — Осознанно же, выбирая, с чувством, толком, расстановкой. А тут красавчиков — раз-два и обчёлся. А адекватным красавчиком, да ещё и сильным, оказался вообще мелкий парнишка.       — Не такой уж и мелкий, — Курагина встала рядом с подругой, так же глядя на горы.       — Я про возраст. Ну вот не мог он быть совершеннолетним, а?       — А другие парни? Подходящего возраста?       — Приятные снаружи, страшные внутри.       — М-да?       — Ой, Машка, как будто ты иного мнения, — покривилась Романова. — Слизеринцы ваши — мерзкие националисты и шовинисты, которым все должны, а девушки так и вовсе — обязаны. Не все, конечно, но многие. Таких даже подпускать к себе противно. Львы ваши — просто придурки. Детский сад, штаны на лямках. Вороны — там вообще клиника. Барсуки — сами не знают, чего хотят, и это я не только про отношения.       — Ты преувеличиваешь, Кать, но в целом — верно. А Гектор, магглорождённый, кстати, тебе приглянулся?       — Покажи ту, которой он не приглянулся, — ухмыльнулась Романова, повернувшись к подруге. — Сама-то что думаешь?       — Думаю… Тут, в Англии, если бы он был чистокровным, то… Знаешь анекдоты про Ржевского?       — Кто их не знает, — пожала плечами Романова.       — Так вот. Будь Гектор чистокровным, то по лицу бы он никогда не получал, а только впендюривал.       — Пф-ф-ф, — попыталась сдержаться Романова, но решила этого не делать, ведь рядом не абы кто, а подруга. — Ха-ха-ха… А ведь и вправду.       — Вот и я об этом. И поверь, со мной согласятся очень и очень многие чистокровные девушки.       — Сказать ему, как думаешь?       — А вдруг расстроится?       — Да точно расстроится, — ухмылялась Романова. — Интересно, а эта вейла французская тоже так думает? Может быть, обработает его на балу?       — А сможет?       — Почему бы и нет? Сама посуди. Вейлы — природные селекционеры. От отца забирают только лучшее, рождая только и исключительно хорошее потомство с большим потенциалом. Гектор — очень сильный волшебник и это в его-то возрасте.       — Учитывай, что по известной информации, он сознательно живёт только полтора года. Был болен. Не телом.       — О как, — удивилась Романова. — Ну вот и представь, насколько он может оказаться ценен для вейлы, как отец потомства. Такой потенциал развития мозга, который без вариантов будет передан детям вейлы — можно плюнуть на мнение общественности, мораль и принципы, затащить в постель на постоянной основе, и всё.       — И не боязно, что он, как говорят, строит отношения с Гринграсс?       — Давай, расскажи мне про перспективы брака магглорождённого и чистокровной из местной привилегированной касты, — пренебрежением сочились её слова, как зубы кобры — ядом. — Вырастут, да будут любовниками — максимум. А брак у Гринграсс будет с тем, с кем выгодно, а не по любви. Или маг-Англия уверовала в христианские ценности?       — Ага, два раза. А о Гринграсс ходят слухи, что старшую уже планируют, куда пристроить. В перспективе — Нотты. Так они смогут получить часть их производства, наладить контакты и прочее. И да, раз понравился, зачем интрижка-то? Хомутай на постоянной основе. Он магглорождённый — какая разница, куда ехать? Везде хреново будет, но тут — почти что хуже всех. Ещё хуже, пожалуй, только в Африке и Японии. Да и в странах МАКУСА только лишь ширма демократическая.       — Я интрижку хочу, а не замуж. Романтика другой страны, тайные встречи, мимолётные взгляды…       — А я-то уж испугалась, что ты отупела и начала думать вовсе не головой.       — Давно по помосту не катали? А? — Романова шутливо наехала на подругу.       — Всё-всё, осознала, виновата! — Мария подняла руки вверх. — Пойдём уже, интриганка, ужин скоро.       — Пошли…       Девушки развернулись и направились к выходу со смотровой площадки.       — А на балу надо будет за Гектором присмотреть, — важно кивнула Романова. — Если что — ощипать курицу.       — Хм. Сам не гам, и другим не дам?       — Смысл у фразы немного другой, но да, близко.