Troubled minds

В субботу Марко пришлось вернуться домой уже к одиннадцати, потому что он обещал мистеру Джойсу — тому самому коллеге отца, который напугал их с Жаном и Энни до усрачки после неудачной попытки купить водку, — что будет ждать его в гости. Они договорились встретиться в обед. Марко ждал его в самых подавленных чувствах, потому что сегодня была суббота, и они уже давно могли пойти гулять с Жаном, но вместо этого он должен был потратить полдня на общение с пожилым мужчиной, которого помнил по большей части по размытым детским воспоминаниям. Не то, чтобы ему не нравился мистер Джойс или он не хотел с ним общаться, просто чувствовал, что сейчас ему явно не до этого. Нытьем в личку Жана об обрушившихся на него обстоятельствах он и скрашивал свое ожидание. Мама запекла индейку, они вчетвером пообедали, а потом продолжили неторопливо болтать в гостиной. Мистер Джойс в основном предавался воспоминаниями о молодости, о том, как они с Вернером Бодтом познакомились в полицейской академии, как весело там проводили время, потом поступили на службу в один участок и так стали друзьями на долгие годы. Из-за смерти родителей мистеру Джойсу пришлось переехать в другой город несколько лет назад, но, видимо, их дружба так и не угасла. Отец сам часто вспоминал его, иногда мистер Джойс приезжал к ним в гости, но все равно у Марко сложилось весьма смутное впечатление о нем. Коренастый весельчак с все более отчетливо проступающей лысиной на макушке, в детстве он привозил Марко игрушки, из более взрослых воспоминаний остались их долгие разговоры с отцом на кухне, на похоронах же он, как и Марко, был в числе тех, кто нес гроб. Джуди сначала смешили его истории, но она по большей части ничего в них не понимала, особенно когда он переходил на темы, отвлеченные от их отца, так что они ей быстро надоели, и она запросилась гулять. — Похоже, я что-то увлекся, — рассмеялся мистер Джойс. — Крис, не говори глупостей. Детям интересно это все узнать. — Перестань, я все понимаю, — он снова добродушно улыбнулся, и складки морщин забегали по его лицу. — На самом деле, мне самому уже пора, но сначала я хотел обсудить кое-что с Марко. — Конечно, оставайся, сколько захочешь! — Марта, я имел в виду наедине. Ну, знаешь, это один из тех кухонных мужских разговоров… — Ах, я понимаю, опять ваши глупости. Только не смей спаивать мне сына! Марко, и без того чувствовавший себя не в своей тарелке, совсем стушевался, потому что ему даже сложно было предположить что это за «один из тех» разговоров. На похоронах они едва успели обменяться парой реплик, может, у мистера Джойса были какие-то отеческие наставления? По крайней мере, это все, что он мог предположить. На маму это, кажется, совсем не произвело впечатления. Она сказала, что ей надо навестить пожилую соседку через два дома отсюда, и пошла собираться. Джуди к этому моменту и след простыл, так что мистеру Джойсу и Марко не обязательно было идти на кухню, но они все-таки пошли. Видимо, там была какая-то особая атмосфера, располагавшая к серьезным разговорам, которую Марко не до конца понимал. Пока мама одевалась в прихожей, он сделал себе и мистеру Джойсу кофе. Они расположились за обеденным столом друг напротив друга. — Да, твой отец был отличным человеком, таких еще поискать надо, — начал мистер Джойс, помешивая свой кофе. Он говорил неторопливо, вдумчиво, и с лица его не сходила отеческая улыбка. Странно, что сам он так и не решился завести семью. — Знаешь, не хочу тут читать официозную поминальную речь, но про него и правда сложно сказать что-то плохое. Добрый, честный, верный. И главное, справедливый и надежный. Я рад, что о его сыне можно сказать то же самое. Марко кивнул и грустно улыбнулся. Он слышал что-то подобное уже не один раз, и такие разговоры ему совсем не нравились, они навевали тоску. Но сейчас было по-другому. Ему казалось, что спустя полгода он должен перестать резко реагировать на любые упоминания об отце, и, видимо, отчасти это было действительно так. И, что важнее, сам мистер Джойс не создавал траурную атмосферу вокруг себя. — Он всегда гордился тобой. И, думаю, сейчас гордится как никогда. Марта рассказывала мне, что ты взял на себя все, что только можно. Что ты сильно изменился и вырос. Ты молодец, что заботишься о них. Я знаю, что никому из вас сейчас нелегко, но, думаю, это правильно, что ты все взвалил на свои плечи. Это достойный поступок. — Да нет, мама преувеличивает, как всегда. Я не делаю ничего особенного. — Марко, я знаю, что у твоей мамы депрессия… — Сейчас ей уже намного лучше, — поспешил заверить он. — Она многое сама делает по дому и недавно вернулась на работу… Она вам много всего рассказала, да? — Достаточно, чтобы я не верил твоей напускной скромности. Марко уставился на свои переплетенные пальцы. Были вещи, о которых он не мог говорить ни семье, ни лучшему другу, а тем более не мог он них сказать практически незнакомому человеку. Но он чувствовал, что его спрашивают именно об этом. О том, как он сам. — Конечно, много всего было, — тихо начал он. — И сейчас происходит. И это не всегда легко. Я не должен был разбираться с налоговыми декларациями, сидеть у юриста с завещанием отца… Не должен был отнимать нож у пытающейся вскрыть вены мамы, не должен был проводить с ней бесконечные бессонные ночи в истериках и пытаться хоть как-то спрятать от этого Джуди. Не должен был прогуливать школу день за днем, не должен был делать вид, что все хорошо, не должен был плакать по ночам, когда никто не видит. — Я ни в чем не виню маму, но я как будто остался один, и… — Послушай, — мистер Джойс положил ладонь на его сжавшиеся в тугой узел пальцы.- Не смей так говорить. Ты должен был, потому что кроме тебя некому было это сделать. Марко поднял взгляд на мрачное лицо мистера Джойса. Его губы практически исчезли в густых усах, а у нахмуренных бровей собрались угловатые морщины. — Я знаю, что тебе нелегко, парень, но ты пойми, что ты теперь глава этой семьи и ты за них отвечаешь. Так что не смей показывать слабость, ты должен быть сильным до конца. Если бы я не знал, справишься ли ты, я бы тебе этого не говорил. Он тяжело выпустил воздух через нос, убрал руку и отвернулся. — У тебя нет другого выхода, потому что ты их любишь. И своего отца тоже. Он бы костьми лег за вас, но его уже нет, так что теперь это твоя обязанность. Не позорь себя такими словами. Ты должен был. Марко снова опустил взгляд на свои руки. Он чувствовал себя глупым ребенком. Ему хотелось расплакаться и забиться в угол. Конечно, мистер Джойс был прав. Он не имел права жаловаться. — Простите, это минутная слабость. Вы правы. Мистер Джойс снова посмотрел на него: снисходительно и хмуро. — И вот еще что, — он вдруг потянулся в карман и, достав из него небольшой предмет, положил его на стол возле рук Марко. Это была белая флешка. — На счет того урода, который убил твоего отца… Марко поднял на него непонимающий взгляд. Мистер Джойс тяжело вздохнул и помял пальцами переносицу: — Я думаю, ты уже понял, что полиция тут бессильна. Я тогда не знал деталей, почему дело не пустили в оборот, но потом покопался во всем, и теперь понимаю. Кто-то сверху спустил приказ его не искать. Но я нашел. Марко бросило в холодный пот. Он впился взглядом в маленький белый прямоугольник возле его рук. Вот оно. Тот, из-за которого это все случилось. — Понимаешь, — голос мистера Джойса доносился как будто из-под воды, — он никогда не будет наказан никаким законным путем. Я думаю, что Вернер этого не заслужил. Последняя фраза прозвучала как удар гонга. Конечно, не заслужил. И его семья, его близкие тоже не заслужили ничего из того, что происходит с ними сейчас. — Я бы и сам это сделал, но я подумал, что ты его сын, и ты имеешь куда больше прав на это. Я был просто одним из множества его друзей, и у меня тоже есть причины злиться, но не думаю, что они хоть немного сравнимы с твоими. — Что вы… — Тут вся информация о том деле, которую мне удалось найти. Дальше решай сам. С оглушающе громким скрипом стула о кафель мистер Джойс встал со своего места. — Ладно, я пойду. Можешь не провожать меня. Хорошего дня. Марко мельком взглянул на него, но даже не шевельнулся, ничего не сказал. Все его существо было приковано к флешке на столе. Едва услышав, как хлопнула входная дверь, он сгреб ее в кулак и сжал до белых костяшек. Она обжигала как раскаленная головешка. Вот он какой, мистер Джойс — дал ему крест и отправил на Голгофу. Мысли копошились, струились и путались в голове. Марко залетел в свою комнату и закинул флешку в ящик комода к нижнему белью. Его пробивал озноб, не хватало дыхания. Он упал на кровать и зарылся лицом в подушку. Хотелось отключиться и не думать вообще ни о чем. Но он не мог, этот маленький кусок пластика и микросхем разъедал даже на таком расстоянии. Несколько шагов и ударов пальца по тачпаду отделяло его от лица человека, убившего его отца, сломавшего его и его семью. Неужели Марко сможет лишить его жизни? Если бы он знал, то не валялся бы сейчас без сил в постели, флэшка давно была бы либо в ноутбуке, либо в мусорном ведре. Мистер Джойс не прав, Марко слабак, каких еще поискать. Дрожащие пальцы в бессильной злобе сжимали волосы на макушке. Отец оставил после себя Винчестер и пару пистолетов. Почему он не может взять один из них и пойти всадить пулю в голову уроду, который все разрушил? Почему у него даже не хватает сил взглянуть в его стеклянные глаза (Марко был уверен, что они именно такие, пустые и безжизненные), узнать его имя, где он живет? Он хотел бы знать о нем все, до мельчайших деталей, чтобы методично уничтожить все, чем он дорожит. У него же тоже наверняка есть дорогие ему люди, почему он не может убить их всех? С безумным отчаянием загнанного в угол кролика он искал ответы на эти вопросы, но его разогнавшуюся мысль не останавливало ничего. Даже перспектива попасть за решетку не пугала. Он просто застрелится следом. Да, возможно, он не может бросить маму и Джуди сейчас, нужно какое-то время, пока они обе отойдут от смерти отца, пока Джуди вырастет и станет достаточно взрослой, чтобы понять его поступок. Но он все равно это сделает. Пусть не сейчас, не через год и не через два, но он просто не может дать этому ублюдку спокойно ходить по земле. Он ведь уже давно об этом думал. Он уже давно понял, что полиция никого не найдет. Так почему сейчас, когда он буквально может дотянуться до него рукой, его сковал страх? Почему в нем нет прежней уверенности? Почему он не чувствует себя вправе забрать чью-то жизнь? Время превратилось в пытку. Марко лежал на кровати, раздавленный своей беспомощностью, и не мог сфокусироваться ни на чем. Он беспросветно устал от этих мыслей, от самого себя, от всего происходящего. За окном мельтешили какие-то бессвязные звуки пригорода, но дома было очень тихо. Марко тупым завороженным взглядом смотрел на свои пальцы, перебирающие белую ткань подушки. Он точно это сделает. Просто не может не сделать. Иначе будет винить себя до конца жизни. Нужно перетерпеть. Страх обязательно пройдет, и он решится. Нет, не так. Он уже все решил. Осталось только открыть файлы на флешке, взглянуть ему в глаза, и тогда он точно сможет.