Troubled minds

Дверь в дом Бодтов была не заперта. Жан влетел внутрь, толкнув её плечом. — Марко! Ты здесь? — Не ори так, — буркнул Филипп, вошедший следом. Дом остался точно таким же, каким Жан застал его в последний раз: ухоженный, заполненный вещами, провинциально уютный, почти идеальный. Он заглянул в пустую гостиную, бросил взгляд на лестницу и направился к кухне. Было очень тихо, и, кажется, они не застали никого дома. — Жан, подожди… Филипп не успел сказать то, что собирался, потому что уткнулся в спину замершего в проходе брата. Разбитая кружка посреди пола и расплывшееся под ней коричневое пятно объясняли всё предельно исчерпывающе. — Не успели. Жан резко развернулся к нему: — Ты знаешь, куда они могли поехать? — Надо подумать. — Думай быстрее. Филипп нахмурился и громко вобрал воздух носом: — Тебе надо успокоиться, иначе ты наломаешь дров, — он строго посмотрел на брата. — Ты нашёл просто идеальное время для нотации. — Я серьёзно. Прекращай истерику и возьми себя в руки. Когда они снова сели в машину, Филипп достал телефон и, набрав номер, поднёс трубку к уху, но ему ответил только оператор, сообщавший, что номер недоступен на данный момент. Жан вцепился дрожащими руками в руль. Ему потребовалось собрать в кулак всё своё самообладание, чтобы снова не наорать на брата, и это было видно по тому, как сильно надувались его щёки: — Ты уже десятый раз это делаешь. — Ладно, поехали. Знаешь заброшенную ферму за городом? Жан тут же нажал на педаль и дал задний ход. Машина аккуратно соскользнула с газона на асфальт и, вывернув колёсами, рванула дальше по улице. — Какую именно? — Та, что на севере. За лесом. — Почему там? — Я не уверен, просто прикинул варианты. Они из Чикаго, должны знать местность, и, мне кажется, это самое подходящее, что может быть. — А если их там нет? — Значит, будем думать дальше. И пытаться дозвониться хоть до кого-то в этом сраном городе. Ты сам что думаешь? — Не знаю. Наверное, ты прав. Если бы мысли Жана стали осязаемыми в тот момент, то пространство внутри тесного салона лопнуло бы от переполнившего его давления. Стрелка на спидометре достигла отметки в шестьдесят миль в час — он выдавливал непростительно много для этих узких улочек, но Филипп никак это не комментировал и мёртвой хваткой вцепился в ручку двери, чтобы его не сносило на поворотах. За окном в пелене серой мороси проносились кукольные домики с начищенными фасадами, блестящие от влаги и буднично безлюдные. Всё было как будто в полудрёме. — Кстати, ты знаешь, где сейчас его семья? Этот вопрос был для Жана как обухом по голове. Он отвлёкся, едва не пропустил поворот, быстро крутанул руль, машина заскользила и ушла в занос по мокрой дороге. — Твою мать! Сосредоточься, Жан! Сосредоточься, блядь! — Прости! Прости! — выровнявшись на дороге, Жан почувствовал, как быстро заколотилось сердце и как сильно кожа на руле натёрла вспотевшие ладони. — Чёрт! Прости… Я думаю, что его мама должна быть на работе, а сестра… он говорил, что она обычно остаётся у бабушки до конца лета. — А бабушка? — В Колорадо. — Это вся семья? — Да. Те, о ком я знаю. Чёрт, мы должны были осмотреть дом. — Да, должны были. Если ничего не найдём на ферме, заедем туда на обратном пути. Их городок был маленьким, до фермы было рукой подать, но казалось, что сейчас они ехали до самой мексиканской границы. Лес приближался мучительно долго. Сначала он показался мутной серо-зелёной пеленой на горизонте полей, а потом медленно нарастал и, наконец, закрыл своими верхушками мрачные тучи. Внутри дождь как будто был сильнее, исполосовал пространство, превращая ветки елей на обочине в сплошную фиолетово-бурую муть. Филипп со своим монотонным голосом звучал как диктор на радио, и в какой-то момент Жану даже показалось, что он слегка пришёл в себя. Он не мог перестать думать о худшем, но чувство, что за тобой стоит кто-то, кому ты всецело можешь доверять впервые за много лет, действовало как обезболивающее. Это продолжалось ровно до тех пор, пока они, подъехав к ферме, не увидели возле её ворот припаркованный фургончик, и Филипп сказал: — Это их тачка. Жан тихо выматерился, резко вдавил тормоза и, со всей силы толкнув дверь, подскочил со своего места. Филипп в последнюю секунду успел схватить его за руку и усадить обратно: — Даже не думай! — зашипел он. — Немедленно приди в себя! Жан ощетинился всеми складками лица, показал стиснутые зубы, но послушался. Он зажмурился и дал себе несколько секунд подышать, сосчитать до десяти и обратно. Снова посмотрев на брата, он спросил: — Какой план? — Просто пойдём туда и объясним им ситуацию. Проблем не будет, если твой парень всё ещё жив. — Не говори так. — Хорошо. Прости. В первую очередь, ты должен не поддаваться панике и не вестись на эмоции. Это критически важно. Понял меня? — Да. — Отлично. Мы разделимся, так будет проще и быстрее. Загляни в каждый угол, там могут быть какие-нибудь двери в подвал или типа того. — Я знаю. — Когда встретишь ребят, просто спокойно объясни им ситуацию. Они в любом случае должны проверить твои слова и позвонить мне. Только никакой агрессии, понял? — Да, блядь, я понял. — Ты нихрена не понял, Жан! Засунь своё самодовольство себе в жопу и сосредоточься на деле! — Хорошо! — Отлично! На этой ноте братья, наконец, вышли из машины. Тихо переругиваясь, они заковыляли по размытой грязи к воротам. Их тонкие кроссовки немедленно запачкались, одежда сразу же намокла; они выглядели неуместно тут, посреди голого ничего, и представляли собой довольно жалкое зрелище. Старая ферма пялилась на них выбитыми глазницами окон. На когда-то идеально ровное поле наступал лес, поглощая его непролазными зарослями. Он уже пробрался во двор фермы, перелез через её упавший забор и облюбовал ещё не провалившиеся крыши. Во дворе было не так много всего: небольшой и крепкий на вид деревянный дом, рядом с которым торчали голые ржавые опоры, бывшие когда-то водонапорной башней, немного дальше возвышался большой амбар с двухскатной крышей и ещё какие-то хозяйственные постройки поменьше. Серое само по себе, от времени, всё это из-за хмари дождя нагоняло почти хтоническую тоску. Братья разошлись у крыльца дома. Филипп указал Жану в сторону амбара, а сам по скрипучим ступенькам направился внутрь. От площадки у дома к амбару вела узкая, едва заметная в траве тропинка, извивающаяся между зарослями. Жану стало интересно, кто и зачем вытоптал её; он хотел бы думать, что сюда часто заглядывали ребята, колесившие по округе на великах, но что-то ему подсказывало, что причина не в этом. Марко наверняка сейчас до чёртиков напуган. Жану и самому было страшно, но он даже и примерно не представлял, что чувствуешь, когда тебя связанного привозят в подобное место какие-то головорезы. Видимо, сразу прощаешься с жизнью. Мысли об этом не помогали сосредоточиться. Он чутко вслушивался, но слышал только шелест травы под ногами и скрип ломающихся веток. Главная дверь амбара была закрыта снаружи огромной перекладиной, Жан обошёл здание и нашёл ещё одну сбоку, в человеческий рост. Она поддалась с тихим деревянным скрипом, и, нырнув в тёмное помещение, он снова прислушался. Пахло заброшенной затхлостью, где-то в углу недовольно пропищала крыса. Чуть привыкнув к освещению, Жан увидел, что стоит в совсем крошечной каморке, у стен которой громоздились железные стеллажи. В зазоре между ними он нащупал ещё одну дверь, которая тоже поддалась. Это было уже помещение побольше. Где-то в его глубине виднелся тусклый свет. Пульс в груди стал рваным. Жану хотелось броситься туда немедленно, но первые пару секунд его придержал страх. Казалось, что где-то там в потёмках таится какой-нибудь вендиго, ни больше ни меньше. Уже после этой мысли он сообразил, что ему надо быть спокойнее. Мысленно уговаривая себя держаться, он медленно пошёл на свет, от которого его отделяло ещё несколько стеллажей и перегородок. Миновав их и подойдя к углу, за которым пряталась лампочка, он услышал голоса. Сердце пропустило удар. Он тысячу раз пожалел, что с ним сейчас нет Филиппа, проклял это ужасное место и все свои бесчисленные ошибки, которые привели его сюда — настолько беспомощным и напуганным он себя почувствовал. Но всё его существо требовало продолжать идти и, едва помня себя от страха, он свернул за угол. За углом были две громоздкие человеческие тени. Над ними висела лампа, между ними был ещё один человек, сидевший на стуле. Всё как в классических боевиках. Жан почувствовал, как по всему телу прошла мелкая дрожь. Конечно, он сразу догадался, кто привязан к стулу. Это прошибло его насквозь. Он сделал несколько решительных шагов вперёд, тени повернулись на звук, и одна из них вскинула пистолет: — А ну стоять! Ты ещё кто такой?! Зная, что на него направлено дуло пистолета, Жан всё равно не мог оторвать взгляд от Марко. Они смотрели друг на друга, и в его глазах было так много всего. Он был напуган, но всё равно свёл брови над переносицей, выдавая своё недоумение и, может быть, злость? Конечно, он не был рад видеть Жана, на что можно было надеяться? И его били, это точно: скула опухла, по губам сочилась кровь. — Я от Филиппа, — не своим голосом выдавил Жан, — не стреляйте. Тень, постепенно вырисовывавшаяся в силуэт грузного мужчины, опустила пистолет. — А сам ты кто? — Я его брат. — У него есть брат? — подал голос второй. — Откуда я знаю? Жан сделал ещё несколько быстрых шагов вперёд, и на него снова навели пистолет: — Даже не думай! Он замер и закинул руки за голову. Теперь их разделяла пара метров, не больше. — Отпустите его. Это приказ Филиппа. — Приказ Филиппа был выбить из него всю дурь. Последний раз спрашиваю: кто ты такой и откуда знаешь босса? — Я же сказал тебе, придурок, что я его брат. Убери пушку. — Слышь, ты явно не в том положении, чтобы командовать. — Чёрт, как же ты бесишь! — Жан чувствовал, что закипает. Он готов был задушить этого урода голыми руками. — Вам обоим крышка, поняли? — Не ори на меня, щенок! Над головой Жана просвистела пуля и врезалась куда-то в потолок. Ему показалось, что она прошла в миллиметре от его макушки, и он инстинктивно вжал голову в плечи и зажмурился. Затылком он чувствовал, как дрожат пальцы на руках. — Эй, ты его знаешь? Один из бугаев схватил Марко за волосы и приподнял его голову, вытягивая дрожащие на шее мышцы. Марко стиснул зубы и молчал. Он смотрел на Жана в упор и чего-то ждал. Как-будто ему что-то было нужно от него. Жан не понимал. — Твою мать… Какие же вы, блядь, тупые, всё вам надо разжёвывать… Я его родной брат, это понятно? Мы приехали сюда вдвоём, чтобы не дать вам натворить дел. Парня надо отпустить, это приказ! Тот второй, который до этого молчал, подошёл к Жану и, схватив его за шкирку, резко повалил на пол, поставил на колени. Он наклонился над ним и зашипел на самое ухо: — Мне надоели твои кривляния, мелкий ты засранец. Если ты прямо сейчас не расскажешь, что тут делаешь, я тебе голову снесу, понял? — Да вашу ж мать, ну стреляйте в меня, если вам так, хочется, пожалуйста! Флаг в руки! Полный вперёд! Знаете, что потом мой ебанутый папаша с вами сделает?! Он вас до смерти затрахает, я гарантирую! Он сдерёт с вас кожу и заставит её сожрать! Вы сдохните! Долго и мучительно! Вы вообще понимаете, что делаете?! — Жан… Он вдруг услышал тихий голос Марко, его звук как будто разрезал пространство. Он взглянул на него, и мелкие мурашки пробежали по всему телу. — Перестань, пожалуйста. Марко одними глазами указал на пистолет. Он крупно дрожал в руках мужчины, лицо которого стало багровым от ярости. — Ты всё сказал, сопляк? — противно проскрипело над самым ухом. Жан очень чётко осознал, что сейчас будет. Вдруг стало холодно. Он на секунду задумался, попытался всё прикинуть. Ничего внятного в голову не лезло, только злость и страх. — Н-нет… я не всё сказал. Хотелось бы ещё добавить, что я таких непроходимых тупиц в жизни не встречал. Вам пихают очевидное прямо в лицо, а вы вообще не состоянии осознать. Мы могли бы спокойно поболтать и разойтись мирно, но нет, вам надо устраивать чёртову драму! Если вы мне не верите, чего вы меня вообще слушаете? Чего ты не стреляешь, а?! Зассал?! Вместо ответа Жан услышал, как что-то грохнуло прямо у него в голове, а затем последовал тихий однотонный писк, как от свето-шумовой гранаты. Он поймал взгляд Марко, прежде чем перед глазами всё застелило туманом, и, почувствовав, как ощущения покидают его, попытался сосредоточиться хоть на чём-то. Последним было то, что ему показалось, как будто он горит изнутри, и центр пожара где-то в районе живота. Мучительные всполохи подымались и пронзали всё тело шипами. Он провалился в пустоту. — И зачем ты это сделал? — поинтересовался один из бандитов, опуская на пол обмякшее в его руках тело. — Ты же мог попасть в меня. — Не знаю. Бесит, — от злости у него подрагивала нижняя губа. — Добей его. Тело у его ног мелко дрожало и с тихими всхлипами выплёвывало кровь через рот. — Ну уж нет, сам сдохнет. Пусть мучается. — Ты, придурок, дай сюда, — он выхватил у напарника пистолет. — Надо было действительно сначала всё проверить… Эй, ты только глянь на этого. Он указал напарнику на Марко. Тот был как будто в анабиозе, его руки, связанные за спиной, беспорядочно извивались, он дрожал всем телом, по щекам беззвучно текли слёзы. Он смотрел на Жана не мигая. — Что, это был твой школьный приятель? — тот, что стоял ближе, снова больно дёрнул Марко за волосы. — Ну ты смотри, не будешь говорить, мы так со всеми твоими близкими можем сделать. Прямо сегодня вечером можем начать с твоей мамки. Мужчина с пистолетом пинком ноги перевернул Жана на спину. Тот зашёлся кашлем, его глаза встретились со смотрящим в них дулом и бешено забегали. — Ладно, пора заканчивать этот цирк. — Не делайте этого, прошу… Вместо ответа Марко получил очередной удар по лицу. Целившийся взвёл курок, но какой-то отдалённый шум привлёк его внимание. Он повернул дуло пистолета в сторону коридора. Там вдруг мелькнула какая-то тень и тут же выскочила на свет. В тут секунду Марко готов был поклясться, что это был Жан с отросшими волосами. Он замер, и его взгляд был точно такой же, как у Жана, когда он злится и удивляется одновременно. Одни и те же глаза и тот же изгиб бровей.  — Босс?.. — мужчина опустил пистолет. Филипп со звериным рёвом резко набросился на него и откинул в сторону. Пистолет улетел куда-то в тёмный угол, его владелец ударился об железный шкаф и, тихо простонав, сполз на пол. — Что вы наделали?! Уроды! Он наклонился к брату и задрал его рубашку, обнажая кровавое месиво на месте живота. Тот что-то почувствовал или увидел своим замыленным взглядом и сдавленно застонал: — Блядь… Филипп… как больно… Жан зажмуривался так сильно, как будто хотел выдавить белки из глазниц. Кровь отлила от лица, оно исказилось рваными складками морщин, под глазами проступили болезненные тёмные синяки, нижняя челюсть дрожала. — На что вы, блядь, уставились?! — взвыл Филипп; два громадных головореза остолбенели, как будто перед ними был какой-нибудь монстр, а не человек из плоти и крови. — Звоните в скорую! Быстро! Один из них подпрыгнул на месте, полез в карман за телефоном, выронил его, наклонился, чтобы поднять и, наконец, начал набирать номер. Второй, держась за голову, встал с пола: — Эй, босс, мы… — Богом клянусь, я убью тебя, если ты не заткнёшься! У кого-нибудь из вас есть спирт?! Он растерянно помотал головой. Тот, что держал телефон и пытался дозвониться до скорой, выудил из другого кармана фляжку и протянул её Филиппу. — Хоть какой-то от вас толк, — шипел он, стаскивая с себя рубашку. — Дайте нож! Один из парней снова протянул Филиппу требуемое, и тот стал резать свою рубашку, превращая её в куча длинных лоскутков. Они смотрели на него в тупом исступлении, вжав головы в плечи и превратившись в жалкие тени. — Босс, скорая едет. — Отлично. Теперь выметайтесь отсюда нахрен. У вас форы двадцать четыре часа, потом пеняйте на себя. Он вылил немного содержимого фляжки на края раны, и Жан заорал и дёрнулся всем телом. — Но мы же… Фил, что ты скажешь врачам? Филипп посмотрел на их испуганные лица, потом на парня, привязанного к стулу — он отчаянно крутил верёвки за спиной в попытках выбраться. — Так. Ладно. Развяжите его. Заберите с собой верёвки и стул тоже, выкиньте их где-нибудь подальше. Подберите все свои вещи и тоже увезите. Вообще всё, что могло бы выдать ваше присутствие. Скажем, что пацаны случайно столкнулись на заброшке с кем-то… я не знаю, с беглыми заключёнными, грабителями… Это не важно, я что-нибудь придумаю. Пошевеливайтесь. Они тут же сорвались со своих мест и кинулись выполнять. Жан стонал и с тихим шипением изнывал от боли. Сквозь длинную трёхэтажную ругань пробивались какие-то внятные слова, смысл которых сводился к той же ругани. Филипп тоже шипел маты себе под нос. Он с силой прижал проспиртованную тряпку к ране, и Жан тут же взвыл не своим голосом. — А ну заткнись нахер! — рявкнул Филипп. — Твою мать, да у меня кишки наружу лезут! — Заткнись и терпи! — Ну как же, терпи… Блядь! Сам попробуй! Рядом с ними на колени опустился Марко. Он абсолютно ошарашенным взглядом смотрел на Жана, в уголках его глаз были слёзы. Филипп взглянул на него и почувствовал, как по загривку пробежались мурашки. — Эй, ты тут? — он слегка толкнул Марко в плечо. — Отвлеки его чем-нибудь. Марко кивнул, но ни одна мышца не дрогнула на его лице, он продолжал в упор смотреть на Жана. Его глаза были широко распахнуты, он сжал челюсть так, что губы побелели, и запрокинул голову, обнажая острый кадык и резко выступающие на бледной коже мышцы. — Какое ещё нахрен отвлеки? — шипел Жан, тяжело надувая щёки. — Я же здесь, я всё слышу. Марко вздрогнул, нащупал болтавшуюся на полу руку, сжал мягкие пальцы, двинулся ближе к голове Жана и наклонился над ним: — Эй, посмотри на меня. Тот открыл глаза и сквозь застилавшую их пелену тумана и цветных бликов поймал взгляд Марко: — Блядь, я сейчас сдохну… — хриплым голосом простонал он. — Потерпи немного. Всё будет хорошо. Извергнув из себя очередной крик, Жан зажмурился и застонал, почти плача: — Блядский боже… дева Мария… ты знаешь какую-нибудь молитву? — Что?.. Нет… — Ты же, сука, католик! — Я не… Жан… Марко тоже зажмурился и глубоко вдохнул. Он знал, какого рода ответ от него требуется, но не мог выжать из себя ничего, в сознании дрожала мысль о подступающей смерти. Она делала его бессильным. — Ничего, ничего… всё равно в рай не попаду… Жан хотел сказать что-то ещё, но снова сорвался на короткий крик, а потом замолчал. Он со свистом выдыхал воздух, его грудь тяжело и болезненно опускалась на каждом выдохе. Со стороны казалось, что у него просто закончились силы кричать. Из уголку губ сочилась кровь, но она не стекала вниз, а размазывалась по щеке. На висках набухли и вытянулись сеткой синеватые артерии, кожа нехорошо посерела. Филипп накладывал повязку на рану, плотно прижимая её к животу и обвязывая, но Жан больше не кричал. Когда Марко снова взглянул на его лицо, он увидел, что тот неотрывно смотрит на него полуприкрытыми, подёрнутыми пеленой глазами. — Марко, — он произнёс его имя одними губами, на рваном выдохе. — Я здесь. Держись, хорошо? Скорая вот-вот будет здесь. — Я люблю тебя, — вдруг совершенно картонным голосом выдавил Жан, и по челюсти пробежала струйка крови. — Я бы всё отдал, чтобы… я… — Я знаю. Я тоже тебя люблю. Марко крепче сжал его ладонь, поднёс её к своей щеке и почувствовал, что снова задыхается от слёз. Жан не говорил, а хрипел из последних сил: — Я счастлив, что ты будешь последним, что я увижу. — Не говори так, — болезненно выдохнул Марко и припал лбом к его плечу. — Я не хочу, чтобы ты умирал, я никогда не хотел на самом деле, ты… пожалуйста, Жан, не умирай! Марко чувствовал, как подрагивает под его ладонью ладонь Жана, как он едва ощутимо проводит по виску кончиками пальцев, как будто хочет его погладить. Когда его пальцы замерли и обмякли, Марко понял, что что-то не так. Он поднял голову и увидел, что Жан закрыл глаза. Складки морщин разгладились, он выглядел так спокойно, как не выглядел, наверное, никогда в жизни, даже во сне. Слова захлебнулись в тихом протяжном стоне. Марко сполз на пол, спрятал лицо в складках его окровавленной рубашке и горько завыл. Сложив ноги по-турецки, рядом сидел Филипп. Он был по локоть в крови, под ним растекалось красное месиво, сочившееся из его брата. Ему не хотелось курить или сбежать и даже убить никого не хотелось. Он смотрел на как будто бы заснувшего Жана и чувствовал себя выжатым до нитки. Всё вокруг затихло, он чутко вслушивался в тишину, он практически утонул в ней и весь обратился в слух.