I
Тим сидит рядом. Он нарисовал Стаху крылья в движении, голые, без перьев, с мышцами наружу. Потом вместе попытались сделать макет крыла — из бумаги. Макет выглядит аккуратно и хорошо. Стаху захотелось целое крыло, почти от основания. Крыло, которое, как марионетка, если потянуть, сложится — или разложится. У него на столе стоит каркас птицы — из проволоки. Тим трогает этот каркас, сравнивая с кучей набросков. Он спрашивает: — Это по памяти?.. Потому что о птицах у Стаха книг нет, а нарисовано прилично. Стах занят: пытается понять, как присоединить к телу крыло. Тим приблизительно понимает, что он хочет: если, например, нет половины крыла — нужно как-то добавить эту часть, которой не хватает, и чтобы она держалась. Стах спрашивает: — Может, закрепить ремнями? — Арис, это же птица… Ей такое не понравится. — Только операция? На штифты? Тим смотрит на Стаха грустно. Как на человека, который не может починить себе крыло.II
К вечеру Тим чувствует, что из него никудышный помощник — и он все портит. Потому что Стаху нужно зачем-то именно протез, тогда как крыло у птицы с рисунка сломано… А если сломано — только время и правильный уход. Тим выяснил, чем занимается Стах, смог даже лучше понять — что у Стаха, а не с его проектом. Легче не стало. Может быть, наоборот.III
Зато еще Тим впервые увидел, что Стах — хороший художник. Правда, сам Стах говорит, что это геометрия и все такое… Но если бы Тим умел так ровно и верно проводить линии… он бы не скромничал. Из Тима вот не очень хороший художник, без особого мастерства. Он, конечно, умеет делать всякие милые рисунки или схематично изображать крылья с мышцами, но вот так подробно и графично, как Стах, — нет. Тим листает страницы в блокноте и спрашивает тихо: — А можешь мне нарисовать?.. Стах усмехается: — Возьми, что нравится. — Нет, не на листе… Стах отвлекается. Тим говорит тише и глуше что-то почти непоправимое: — На мне… Но Стах подвоха не усматривает. Он вдруг прыскает, обводит взглядом лицо Тима и говорит: — У меня красок с собой нет… — Ты можешь ручкой… — Оно потом не смоется. — Я хочу птицу. Маленькую. Вот здесь. Тим поднимает руку, показывая пальцем, что ему нужно — под ладонью, на переплетении вен. Стах улыбается и говорит: — Я хотел на лице… — Почему? — Ты же котофей. Черный нос и усы… — А…IV
У Стаха линеры. Смываются они не очень хорошо, но раз Тим хочет… Стах снимает колпачок. Тим подставляет белую щеку. Стах долго устраивается удобней, пока не понимает… глядя на Тима и его беспокойные черные ресницы, под которыми тот никак не может пристроить взгляд… Они никогда не смогут больше чем-то заниматься как друзья. Но даже если бы… если бы это было где-то после побега из гимназии, у него бы все равно появилось это чувство — саднящего волнения. Тим смотрит на замершего Стаха. Тот усмехается — и выводит пару кривых линий на бледной щеке. Так на Тиме рождаются птицы.V
У Стаха остается внутри жжение — из-за секрета между ними. Тим сидит рядом — сам по себе и с птицами. Он ходил в ванную посмотреться в зеркало — и теперь очень довольный и смущенный. Смешит Стаха собой. Не просит. Ничего сверх птиц. Помогает разобраться. Делает что-то, за что Стах полюбил к нему «эмигрировать». А еще держит дистанцию. Стах замечает, потому что контролирует себя. И потому что ждет — не дожидаясь.VI
Потом заглядывает бабушка, зовет на ужин. Тим закрывает рукой щеку, хотя со входа ее никому не видно. Словно птицы правда — их секрет. Что-то, что осталось от их вспуганной раненой близости. Стах хватается — за эту близость — и решает, что потом. Пока Тим не говорит, что: — Жаль смывать… Потому что собирается идти за ужином. Стах соглашается принести тарелки только затем, чтобы Тим остался — и птицы тоже.VII
Тим смывает их перед сном. Включает свой ночник — и в комнате загораются рыжие окна — на потолке и стенах. Тим укладывается один, долго шебуршит в постели, пока не затихает. Стах отвлекается на тишину. Похожую на Тишу. Когда он возвращается из ванной и ложится рядом — Тим не просыпается. Стах укрывает, укутывает его в одеяло. Нависнув над Тимом, долго наблюдает заученные наизусть черты. Затем ложится, замирает рядом, уткнувшись носом в север, обнимает со спины. Теплые окна под веками превращаются в тлеющие угли. И Стах наконец-то разбирает, что заставило подняться вслед за Тимом. Это его, Стаха, чувство утраты.