I
Тим бежит за Стахом босиком по ледяной мокрой траве. Ловит его почти на ощупь, падает с ним — в росу. Стах пытается отпихнуть и борется с ним, как с чужим, обороняется — как Тим, когда Стах ворвался в кладовку — отпереть, обнять, утешить. И Тим шепчет: — Ну все, все, все… Пока Стах не застывает у него в руках, всхлипывая громко и надсадно. Тим обнимает его, прижимает ближе, положив руку ему на затылок. И честно пытается не расплакаться тоже. И исступленно извиняется: — Прости меня. Прости, пожалуйста. Прости.II
Успокоившись, Стах садится на земле. Весь сырой. Пристыженный. Взъерошенный. Бестолковый. Хмуро пялится в темноту. Где-то на ухо ему стрекочет целый оркестр сверчков. Стах Тиму строго говорит: — Дурак. Тим сидит поникший по-турецки рядом. И мяукает, протянув Стаху какой-то некузявый комок: — Бумажка намокла… С пальца… Стах усмехается. Потом, не удержавшись, на остатках минувшей истерики смеется. Тим снова тянется и обнимает. Прижимается носом, потом хочет губами — но опускает вниз голову. Стах тянется — закрыв глаза. С ужасным стуком в ушах. И находит — губами. Солеными — соленое, горчащее, горячее. Поцелуй тоже получается мокрый. Сверчки больше не над ухом. Весь мир — тишина. Мир — молчание.III
Стах собирает розу, разглаживает лепестки, долго держит в руках. Тим находит катушку, а Стах, обернувшись, застывает, глядя на его порезанный палец. Поднимает пластырь со ступени, пытается отряхнуть — одной рукой. — Там чистый внутри, — говорит, словно пытается оправдаться. Тим кивает, вытирает ладонь о маленький участок одежды, который остался сухим, и забирает у Стаха розу. На время. — Ничего… Стах снимает защитную пленку с клейкой части и обнимает пластырем Тимов палец. Приглаживает. — Повесим, хочешь? — спрашивает Тим про леску для самолетов. — С ними лучше. Уютнее… Везде висели, а здесь пусто… Стах отбивается усмешкой: — Прикипел? Тим опускает голову и соглашается. Поднимает взгляд, смотрит снизу вверх. Стах выше на ступень. Теперь он говорит, примирительно, почти высокомерно, вредничая, Тима целуя в лоб: — Вот так должно быть. Это потому, что я младше. А так был бы выше. Тим тянет уголок губ и спрашивает осторожно, тихо: — Арис, ты комплексуешь? Стах зависает с какой-то нехорошей усмешкой. — Как там было написано в туалете питерского «Чердака»? Когда у меня плохое настроение, я вспоминаю, что у меня большой член, и мне сразу становится лучше. Тим долго молчит. Потом грустно тянет уголок губ: — Это почти низко, Арис… Стах молчит. Потом серьезнеет. Потом сознается: — Хочу сделать тебе больно. — Может, поделом… «Я иногда думаю, что не заслужил и размечтался…» Стах усмехается — с надрывом. Качает головой — отрицательно. И поднимается. Тим остается с мыслью, что они стояли со Стахом на лестнице — и никто об этом не вспомнил. Даже на подсознательном уровне.IV
Стах спускается с чердака, как только поднимается Тим. Это простреливает Тима. А потом Стах приносит коробку. И складывает в нее, освобождая постель, бумажных Тимовых птиц, самолеты. Розу. Последней. Уже не калеча. Сотня выстрелов — и все в упор. Тим смотрит на это молча, пытаясь сглотнуть ком, вставший в горле. Но ком застрял, разорвался, впился осколками. Стах не поднимает взгляд на Тима, но берет в руки маленького журавля. Прокалывает ему спинку, продевает леску и, протащив с грохотом стол по полу, подвешивает под потолком. Потом отодвигает стол обратно. Кладет на него коробку. Выкладывает свою розу — рядом с птицей. И долго стоит без движения. Тим боится его потревожить и просто ждет. Чего-нибудь. Напряженно, застывши. Стах сходит с места — и молча слезает вниз.V
Когда он возвращается к Тиму в постель, горят в полумраке рыжие окна. Стах переодетый и умытый, забирается на матрац — к Тиму, который тоже теперь теплый и сухой. Стах сворачивается возле него клубком, хватается за него, присваивая в пространстве. Тим обнимает в ответ, укрывает одеялом, устраивает удобней. Гладит Стаха по голове. Стах долго лежит в тишине. Потом просит: — Потерпи меня, Тиша. Это первый и последний раз. У Стаха под щекой запинается глупое воробьиное сердце, как будто сбивчиво тряхнув крылом. Тим прижимает Стаха ближе и мурчит: — Я не терплю. Я по тебе очень скучал и хочу о тебе позаботиться. Чтобы стало немного полегче… Тим целует Стаха в макушку. Стах усмехается и говорит: — Заразная плакса. — Дурак. Стах сжимает Тима и выдыхает. Вдыхает север. Приятный, пряный север, пропахший летом и росой.