I
Стах просыпается от того, что за окном вся улица чирикает, и от того, что Тим прижался сбоку как родной. Словно до этого он был чужим. Тим не спит: перебирает пальцами под ребрами, перекинув через Стаха руку. А Стах никогда — вот так. Чтобы до того, как открыть глаза и осознать себя, прежде всего очнуться от ощущения, что кто-то лезет — и под кожу. Может, в душу. Сбивая пульс. И Стах бы дернулся, как от испуга, но это не испуг… — Тим… Тим застывает, потом снимает со Стаха руку. Это еще хуже — когда снимает. Стах успевает перехватить его ускользающие пальцы. Лежит, сжимая их, пытается привыкнуть к тому, что везде свет. — А сколько времени? — Девять где-то… Стах ощущает девять часов — всем телом. Ему нельзя так поздно просыпаться. Потом голова тяжелая. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Тим — после вчерашнего. Стах, прислушиваясь к себе, усмехается: — Как будто придавили бетонной плитой… И нечаянно переломали. Стах садится, чтобы проверить, как он — целый или по частям? Но Стах — целый. Тянется. Но, потянувшись и вправляя себе кости, падает обратно — и почти на Тима. Тот сразу забирает в плен приятно прохладных рук, целует в висок и спрашивает шепотом: — Будешь завтракать? Я принесу. Стах молчит и думает, что есть не хочется. И вообще как-то мутит: жаворонком быть хреново. И, переспав свои положенные восемь часов, он не выспавшийся, а разбитый. — Ладно…II
Стах спускается чуть позже Тима, належавшись в тишине без дела аж минуты две. Идет в ванную. Усмехается мысли, что Тим вернется, не найдет, расстроится. Собирается его задеть. Своим ненахождением — там, своим появлением — после. Подловить. Но Стах выходит из ванной, а Тим еще в кухне. В кухне он, кажется, один. Стах обходит дом по кругу и заглядывает с другой стороны. Да, правда никого… И Стах спрашивает Тима: — А где все? Тим вздрагивает. Стах усмехается. — Что ты такой пугливый? Тим, наверное, не знает, что ответить. Стах смотрит на него — и с расстояния. Прячет руки в карманы бриджей. Стоит одновременно и повинный, и надменный. Тим грустно тянет уголок губ и поворачивается спиной. Тим свой, домашний. У Стаха в кухне. Ну почти у Стаха. И готовит ему завтрак. Стах может Тима захватить. Сделать с ним что-нибудь. Сейчас. Прижать к себе. Пока они совсем одни. А он стоит — и как дурак. Не может — со спины, не вспоминая, почему нельзя набрасываться на Тима, когда тот не ждет. Стах падает на стул — как гость. Но разваливается, конечно, как хозяин. Следит за Тимом. С какой-то мыслью… которая не вяжется со Стахом — внешне. «Я не разлюбил тебя». Он повторяет про себя: «Не разлюбил». И еще хочет добавить: «Все как раньше», но вот этого, этого не получается. Он пытается восстановить — разбитую иллюзию. Мальчика Тима, сидящего в библиотеке, улыбчивого — с конфетой, в опилках от скворечника и в газетах. Влюбленного в книги. Смущенного. Осторожного. Потом пытается — в постели, но не может. Не может вдруг. Сейчас. Когда Тим — дом. Когда Тим делает завтрак, ставит на стол и, улыбаясь — дерзкой позе, приглаживает взъерошенного со сна Стаха, уменьшает — до робости. И Стах сдувается под ласковой рукой, садится приличным приструненным человеком. Говорит спокойное, не вызывающее: — Спасибо. Тим кивает и садится рядом. И Стах смотрит на него, чтобы узнать, вернуть его себе. Кладет руку на стол ладонью вверх — в знак примирения и дружбы. Тим теряется и поднимает взгляд — уточняя. Стах отвечает Тиму бровями, изгибая их со значением. Тиму смешно. Он улыбается и опускает голову. Укладывает свою руку. Пальцы сжимаются в неуклюжий замок — с двух сторон. Царапучие Тимовы ногти — почти вонзаются в самое основание первых фаланг. — Тиша, что ты ногти не стрижешь? — А… я забыл. — А я думал: ты отращиваешь, как девчонка. — Нет. — Уверен? Тим молчит и смотрит на него как-то задумчиво. — Вредничаешь? Тим ранит Стаха, хотя собирался Тима — Стах. Вчера Стах дал ему признание — оружием. Или щитом. Теперь Тим знает, что Стаху хочется язвить. И, ожидая, отбивается. Выходит у него как-то по-пацифистски. Стах первым разъединяет замок рук, пожимает плечами — уличенный. Отводит взгляд. А за окном в самом разгаре — лето. Стах почти не выходил на улицу все это время. Выпал из жизни. Он не удивлен, просто… время пробежало мимо, а он даже не заметил. — Ты погулять не хочешь? — спрашивает он у Тима. — Можно.III
Стах сидит на крыльце и смотрит, как Тим расшнуровывает кеды. — Тебе не будет жарко? — Ну… может. А мы надолго? У меня другого нет… — Померяй что-нибудь мое. Тим слабо морщится, как будто Стах ему предлагает все лето зубрить физику. — Нет, Арис, мне не подойдет… — С чего ты взял? — У меня такая нога. Сложно покупать открытое и чтобы не болталось… — А если на липучках? — Ну… Не на всех. Стах снимает свои сандалии, но Тим начинает заранее сопротивляться и канючить. — Просто померь. Тим, поломавшись еще для проформы, все-таки соглашается, но с таким видом, словно идея провальная. Примеряет. У Тима узкая ступня: и пальцы тоже вытянутые и узкие. Половиной повисают в воздухе. Тим недоволен. — Ну? Стаху смешно. — Тиша, что ты такой длинный? Тим бубнит, что: — Не везде… Стах хохочет. Тим почти кидает в него сандалей. Но Стах успевает поймать. — Может, на рынок? — Боже… — Так а что ты будешь париться? — Что, сейчас? — А в чем проблема? Мы же хотели погулять. Тим тяжело вздыхает. — Вот Арис, я дойду, у меня вспотеют ноги, а тут придется что-то мерять… — Ну и что? Тим ничего не отвечает. — Ну, можем дедушку попросить, чтобы довез. — Еще кого-то напрягать… — Я предлагаю тебе варианты, а ты нос воротишь. Тим многозначительно смотрит на Стаха, потом воротит нос — и в сторону. Хорошо так в профиль сел. Стах чуть не забыл, какой у Тима классный нос. И что этот нос еще немного его, Стаха. И теперь улыбается. Тим опускает голову — и не знает, что делать, если варианты Стаха ему не по душе. Стах хочет пошутить: «Ну погнали босиком?». А потом думает, что тут такие дороги… Можно и босиком. — Ладно, — решает, — пойдем так. — Куда?.. — В поля. — Чего? Стах прыскает. И тяжело вздыхает на Тима. Тот сникает и надевает свои кеды. Стах, спустившись с лестницы, вдруг собирается Тиму руку подавать, как барышне. А Тим даже соглашается — и Стах его вот так спускает. С очень хитрой мордой. Тим замечает, что с хитрой. — Ну Арис… — Я пошутил… — Насчет?.. Это слишком долго объяснять, и Стах не отвечает. — Ну Арис… — Тиша, «ты комплексуешь»? — Что? — Ну. Что ты длинный не везде. Тим закрывается рукой — от Стаха. Потом поднимает взгляд — и пытается серьезно, но Стах опять выдал такую формулировку, пусть даже и процитировал… Стах патетичным жестом пропускает Тима через калитку. Тот выходит. Нет, с какой-то точки зрения Стах даже понимает. Если бы у него был маленький член, он бы, наверное, даже стеснялся. Но просто Тим… он такой Тим. Стах вот ему руку подал, а он даже не понял. К тому же… — Ты ведь не собирался с девушкой встречаться. Какая тебе разница? — Ну… — Тим теряется и зависает. Потом, задумавшись, пытается Стаху что-то негромко объяснить: — Это не такой вопрос «Какая разница?»… Скорее… это вопрос ожидания, что ли? В смысле, я хочу сказать… — Тим снова зависает. — Я не столько комплексую, сколько знаю, что редко вписываюсь в чужие ожидания… Это не связано с тем, девушка или парень. — Ты просто так преподнес в «Чердаке»… Тим смущается и улыбается. Потом долго думает, как объяснить. Потом почти обжигает ухо полушепотом: — Ну… шутка, кажется, уместнее, чем «Арис, к слову говоря, у меня маленький член». Стах начинает хохотать. — Тиша… Это что, было предупреждение?.. Тим опускает голову. И добавляет: — Мне Мари сказала, что ей не важно по длине, потому что она все равно так глубоко не чувствует… В смысле, чувствует только в начале, потом ничего… Стах хотел подначить Тима. А теперь идет с красными ушами. — Посвятила тебя в тайны женской физиологии? Тим затихает. Это не ревность. Это что-то от нее в сухом остатке. Но Тим чувствует все равно и, как может, старается нейтрализовать: — Арис, тебе станет легче, если я скажу, что девяносто процентов времени я говорил только о тебе? Стах усмехается. — И что ты говорил? Что я гомофоб и не даю? Тим замолкает. Он идет со Стахом — вдоль сельской дороги, чтобы просто куда-нибудь выйти. Стах проверяет, по какой причине он молчит. А Тим поглядывает — вопросительно, почти обеспокоенно. Как будто Стах болеет — и его надо лечить. Стаха лечить не надо. Он отворачивается. — Что ты так смотришь? — спрашивает он. — Я не при смерти. — Нет, я не… — А что? Тим долго идет тихо, сдирает нитки с бинта. «Бережет» Стаха от какой-то страшной информации, похоже. Стах усмехается. Тим долго грузит информацию. Видимо, сразу все словари — толковые, синонимов, антонимов… — Арис, слушай… Сзади раздается громкое звяканье, перебивает Тима. — Эй, пешеходы! Дорогу! Едет на велике блондинистый загорелый мальчишка постарше. А за ним еще один, помладше, с шапкой пружинистых пшеничных кудряшек, торопится, аж весь взмок. Стах с Тимом отшатываются в разные стороны. Один проезжает между ними — разрезает жаркий воздух, второй за ним — стрелой. И они оборачиваются самодовольно несколько раз. Младший кричит: — Городские! — и как будто недовольно, свысока. — Еще и питерцы, небось? — А вы сельские, походу? Потому что грамотно, вообще-то, «петербуржцы». Стах получает палец — средний. И тяжело вздыхает. — Арис… — просит Тим. Но Стаху с Тимом больше говорить не хочется — и он ускоряет шаг.