I
Сначала Стах бежал вперед весь из себя и раздраженный. Потом запыхался несчастный и тихий Тим. Стах замедляет шаг. Прячет руки в карманы, вжимает голову в плечи. Идет. Нахохленный. Думает про себя — какой. Смешно. Стах криво тянет улыбку. Выходит так себе. Смотрит под ноги. Сначала под свои, потом — под чужие. Тиму говорит: — Сними. Выходит хрипло и глухо. Тим рассеянно уставляется. Стах прочищает горло. — Сними кеды. Босиком походим. Тим сначала сникает. Потом что-то долго упрямится. О том, что Тим упрямится, Стах знает по ожиданию. Время идет, и Тим идет, и Тим идет — в кедах. Стах вздыхает. Первый шаг опять должен делать он, даже босиком. Снимает сандалии, делает шаг. Разводит руки в стороны. — Смотри. Не страшно. Язвит. Тим стоит грустный и бледный, как мим. Солнце ложится на его щеку, как на снег, разве что не слепит Стаха. Тим соглашается: — Ладно. Как будто ему сказали: «Садись на электрический стул. Лучше уже не будет». Тим садится. На корточки. Развязывает шнурки. Поразительно, они белее его рук. Такие почти стерильные. Шнурков тут всего ничего. На три креста. Тим справляется, распустив их почти совсем. Вытаскивает свою тоненькую ногу, сжимает пальцы. Под его пальцами сжимаются травинки. У Стаха сжимается сердце. У Тима задумчивый вид, и глаза бликуют, как магический опал. Это кранты. Стах ловит в фокус упрямые, как Тим, натянутые жилки на его щиколотке, и ловит дурацкую мысль, что было бы здорово снять второй Тимов кед, как будто Тим — Золушка. Или вроде того. И цапнуть его котофейскую лапочку. Тупые уменьшительно-ласкательные суффиксы быстро отрезвляют. Да и Тим уже справляется сам. Стах усмехается про себя. «Лапочка». «Лапочка Тима». «Лапочка Тим». Стах прыскает. — Ну Арис… — канючит Тим. Стах собирается тянуть Маришкино отстойное «Тимми» из вредности, но Тим поднимает свои бездонные глаза, сидя на корточках, и спрашивает тихо: — Что ты смеешься? Маленький мальчик Тим смотрит на Стаха снизу, рассеянно разомкнув губы. С грустными котячими глазами влюбленно-расстроенного Пьеро. Стах расплывается еще больше. И выдает вслух: — Лапочка Тим. Почти свысока, почти обидное. Но Тим вдруг сминает губы и опускает голову. И еще мурчит Стаху: — Дурак. Раз такое дело, Стах уходит. А то все загорелось. Везде. Вот бы нырнуть. И не всплывать. Тим догоняет, и толкает плечом, и прижимается. Стах смотрит на Тима с прищуром. Кожа к коже — пожар. Пожар. Стах убавляется. Бубнит: — Не липни. Жарко. Тим шутливо дует ему на щеку. Прохладный воздух спускается с щеки на распаленную шею. Стах чувствует, как пронимает. Не дрожью. Неровным нервным возбуждением. Стах закрывается рукой. Резко. И отшатывается. Тим не понимает: — Щекотно?.. Стах снова ускоряет шаг, избавляясь от Тима.II
Стах доходит по пыльной дороге среди полей, стрекотания и жары — до реки. Сельские мальчишки побросали велики, ныряют. Тим подходит. И говорит, что они: — Сумасшедшие… Стах усмехается. — Озяб, Тиша-северянин? Может, северянин Тиша не понимает, как вообще можно купаться где-то не на море, даже если красная полоска на градуснике приближается к плюс тридцати. Неженка-лапочка. Никак не проходит. Желание его задеть, обидеть, укусить. Толкнуть. От-толкнуть. Стах никогда раньше не задирал Тима за то, какой он. А теперь все время хочет. И не знает, в чем причина. Почему он отрицает Тима? После всего… Вылезают из воды мальчишки. И тот, что помладше, спрашивает: — Эй там, с берега, в воду не лезете? Центральное отопление разбаловало? Стаху надо отвлечься. На них. От Тима и от себя. И он принимает вызов, как будто ему лет пять — и его стукнули по голове лопаткой. Все-таки надо нырнуть. Он стягивает футболку. Тим просит: — Арис… Стах отдает ему футболку. Тим берет на автомате. Когда Стах наклоняется, чтобы стянуть бриджи, Тим наклоняется за ним. — Что ты как маленький? Видел бы Тим свое смешное грустно-удивленное лицо. Стах спрашивает, нападая: — А ты? Потом он оставляет Тима. Разбегается, отталкивается, вытягивается, летит. Тишина ударяет по перепонкам, и Стах погружается вниз. Вода раскрывается навстречу, обнимает, обволакивает, принимает. Остывают уши. И ментальный ожог на шее.III
Где-то на поверхности присвистывает старший из мальчишек: — Чисто вошел. Тим говорит: — Пловец… — А. Так он уделать нас решил! Ну-ну. Стаха нет. Тим сжимает его футболку, всматриваясь в воду напряженно. — Там глубоко? — Метра два всего. Очень тихо. И вода такая темная, что ничего не видно. Нет даже намека на рыжую макушку. Тиму нервно. Тим застывает, вцепившись в ткань, как в спасательный круг. И так проводит полминуты. Стрекочут кузнечики, не попадая в секунды, обгоняя, опережая, наращивая жаром шум и ожидание. Младший не понимает: — Он нас на слабо берет? Вода удивительно гладкая. Только летают над поверхностью стрекозы. Стах появляется в метрах десяти от места, куда нырнул. Отфыркивается, забирает волосы назад руками, вытирает лицо. Тим закрывает — свое.IV
Они идут обратно. Младший кудрявый сначала укатил вперед на велике, бросив под нос пренебрежительное «Пешеходы», а затем сбавил темп, чтобы катиться рядом. Старший свой велик ведет за руль. И между делом решает тут со Стахом завести какую-то беседу. Светскую. — Друг твой сказал: ты пловец. — Был. Тим добавляет: — В олимпийском резерве… — В олимпийском резерве? Стах морщится: — Ерунда — и уже неправда. — «Ерунда»! — хмыкает младший в небо. — А ушел почему? — спрашивает старший. — Имя не спросил, но в жизнь полез? — отвечает Стах — с усмешкой. — Интересные вы люди, — дразнит младший. — Хитросложенные. Уже простой вопрос — и «лезешь в жизнь». Старший отвечает ровно про себя: — Андрей. Стах спокойно отдает обратно: — Аристарх. Потом они смолкают. У них знакомство состоялось. Правда, остальные остались не при делах. — Вы все такие в Питере? — спрашивает младший. И Стаха бесит, что он спрашивает — так. — Какие? — Такие. Напыщенные что звездец. И с именами, которые хрен лягут на язык. — А че не лягут? Может, тебе к логопеду? — Может, тебе по ушам? — Ну хватит, — говорит Андрей. — Счастливо оставаться, — отвечает младший. — Смотрю, тебе нормально с городскими. Андрей смотрит вслед мальчишке непроницаемо. Но в целом так: уехал и уехал. Потом он спрашивает Тима: — А ты? Возникает долгая пауза. В ней рождается взгляд — затравленный, снизу вверх. — Тимофей. Лучше Тим. — У меня так кота зовут, — Андрей это просто говорит, по факту, без иронии. Но выражение Тима вместо тысячи вопросов: «Ты дурак?». Андрей не замечает, потому что назад не смотрит, и показывает Стаху с десяток маленьких царапин на руке. Стах хмыкает. — Похож. Андрей вдруг усмехается и оборачивается назад. — Дерешься? — Что?.. Тим переводит взгляд на Стаха. И тот осознает, что посмеялся — и над Тимом. Отворачивается — какой-то виноватый. А самое хреновое: не получается на Тима разозлиться. Только какое-то поганое чувство вины. Все время. Стах не остывает. У него внутри все дымит, все тлеет. И он ждет взрыв. Не как вчера. Или что, вчера был? А дальше?.. Когда все это кончится? Стах хочет убежать от этих чувств, которых вдруг стало так много и они такие — необъятные, просит Андрея: — Дашь велик погонять? Андрей передает. — Только там тормоз… — Залипает? — Не критично. Это с сегодня… — Ты колодки проверял? — Дома посмотрю. Стах окидывает велик взглядом — озадаченно, но потом уводит чуть вперед. Запрыгивает он уже в движении.V
Когда Стах резко тормозит, Тим болезненно морщится. Андрей замечает — и вдруг улыбается. — Травма какая-то? — Колено… — Сломал? Тим не отвечает. Тут еще Стах делает перед ним какой-то круг почета. Это почти навязчивая демонстрация. Андрей, понаблюдав за ним, говорит тише: — Мне приходится за Павликом приглядывать. Как будто младший брат. Не то чтобы я против. Просто он маленький еще… — Арис не маленький. — Да? — Андрею смешно. — Он просто… ну… Может, хочет, как все… — В этом много науки не надо — как все. Тим тянет уголок губ. Андрей не понимает: — Что? Тим вздыхает. Опускает взгляд, настраивается на мысль. — Ну… много науки в том, чтобы собой не быть, когда ты слишком не такой, как все. — А он прям слишком? Тим теряется — вопросу. Это все-таки личный ответ, не про Стаха, а в целом. Тим смотрит на Стаха. Пытаясь примерить. Цепляет пальцами запястье, ковыряет бинт. — Павлик выдал: ты какой-то суицидник. — Боже… — Тим морщится. — Нет? — Я часами натер… — Так, чтобы пришлось перевязать? — Долго объяснять… — «Не лезть в жизнь»? — Нет, — Тим чуть улыбается, — «долго объяснять» — вариант приличней… Андрей хмыкает. — Ну да. Забыл. Он «слишком не такой, как все». Приличия для слабаков? Тим поднимает взгляд — на Стаха. Разглядывает, ощупывает его тщательно — больше на состояние сейчас, чем на что-либо еще. Отвечает между делом: — Он честней других. Андрей теперь тоже смотрит на Стаха, затормозившего в очередной раз, чтобы проверить чужой велик — на поломку. — Это не плохое качество? Для жизни… — Честность?.. — Да. Не умеешь ни вилять, ни налаживать контакт. — Ну… природа компенсировала Арису прямолинейность. — Чем? Тим опускает голову и вдруг смущается. Не знает, как сказать. Какой он — Стах. Чтобы не выдать — какой сам. Почти нейтрально говорит: — Ему прощаешь… А тон все равно подводит. Слишком мягко, слишком — про него. Стах катится назад — и тормозит в заносе. Одним колесом замирая перед Тимом, а другим — перед Андреем. Спрыгивает со словом: — Колодки. Андрей уставляется смешливо. Стах выдерживает взгляд. Потом сдувается и велик отдает. Прячет в карманы руки. Идет. С сырой задницей. И красными ушами. Красные уши можно списать на солнце. Сгорел.