I
Хотя уже вечер, все еще очень жарко. К реке ведет холмистая дорога: и сначала длинный спуск, а потом довольно крутой подъем. На подъеме Тиму совсем не нравится, и он говорит: — У меня ощущение, что мы идем уже сто лет… — И десять дней. — Что? — Сто лет и десять дней. — Почему?.. Стах умоляет Тима взглядом. — Это просто забавно звучит. Тиму не забавно. Он уже устал. — Возле реки прохладней, — обещает Стах. И добавляет хитрее: — А лучше всего — в воде. — Ни за что. Стах вздыхает. С реки доносится слабый ветерок. Тим ловит его лицом и, зажмурившись, говорит: — Было хорошо, когда летала штора… Стах говорит: — Я так ее и не повесил. — Но она висит… Значит, ей не плохо. Я бы тоже повисел где-нибудь… Стах смеется над Тимом. Как-то он очень быстро выдохся и размяк. Они доходят до берега, Стах стелет неподалеку покрывало. Жаль, поблизости совсем нет деревьев. — Это городские! — доносится с реки. Стах заранее вздыхает. Кивком здоровается с Андреем, который стоит на другом берегу, откуда мальчишки с разбегу прыгают в воду. Потом до Стаха доносится какое-то глухое: «Разложились» — и еще что-то там. На покрывале, кроме Тима, отдыхают недалеко девчонки где-то их возраста или постарше. Больше никого. Не то чтобы Стаха это смущает. Не сидеть же Тиму на траве. Тиму — не сидеть вообще. Он сразу ложится — без сил и придавленный солнцем. Стах усмехается: — Солнышко сморило кота. Тим утомленно и глухо произносит: — Мяу… И Стах хохочет. — Будешь валяться? — Да… — Тиша, зачем я тебя вывел из дома? — Ты? — Ну ладно-ладно. Зачем ты меня вывел из дома? Ты так валяться мог бы и в комнате. Тим улыбается, приоткрывает глаз и говорит: — Зато ты поплаваешь… — А ты? Тим слабо морщится. И перестает, когда Стах начинает раздеваться. — Не пялься. Тим закрывает себе глаза белой рукой, потому что иначе, наверное, слишком сложно — не пялиться. Он бы еще взял рупор и сказал: «Я пытаюсь не смотреть на Стаха». Тим говорит другое: — Это одна из твоих лучших черт… — Какая? — Не отвести глаз. Кошмар, кранты. — Тиша… Стах осматривается: никто ли не услышал? Как Тим тут всякое мяукает. Даже если шепотом. Стаху не нравится. К тому же: — Это даже не черта. — Ну все равно… Стах в Тима собирается кинуть футболку, чтобы перестал. Но потом думает, что это будет как-то подозрительно. Кидает рядом. Она хлопается возле Тима. Белые пальцы размыкаются — и раскрывают очень наглый синий глаз. Стаху неловко и смешно. Он хотел бы разозлиться или стукнуть Тима за то, что он такое вытворяет. Но вместо этого, наклоняясь, чтобы снять шорты, Тиму шепчет: — Хватит нас палить. — Дома нельзя… На реке нельзя… — Размяукался. Тим на Стаха лениво шипит. И еще прогоняет: — Уходи в свою воду. — «Никогда не возвращайся». — Нет, возвращайся… Кто будет есть за меня рыбу? Тим — обнаглел. — Бабушка для кого готовила, старалась? Тим улыбается: — Я ее выложу тебе… — Это мы еще посмотрим. Тим такой вредина. И Стах отчего-то не может перестать улыбаться этому факту, даже когда ныряет.II
По какой-то непонятной причине Стах с Тимом не дают покоя Павлику. Мало того, что городские, так еще и на покрывале. А Тим просто валяется без дела. Не плавает, привлекает внимание. Павлик громко заявляет, что на покрывалах только девочки и он. И мешает Стаху спокойно плавать. Потому что после этого борзеет и подходит к Тиму с вопросом: — Ждешь, когда принесут ванну? Потом что-то происходит — может, Тим слишком демонстративно игнорирует. Стаху не слышно в реке. Но Павлик собирается его закинуть в воду. И хватает. Почти незнакомого Тима. Который никого не трогал и просто лежал. Даже если кто-то и может Тима не закинуть, а уговорить — в воду, этот кто-то — Стах. Так что в итоге, будучи единственным и неповторимым, он подплывает к берегу, хватает Павлика за ноги и утягивает за собой. Павлик падает топориком, поднимая вокруг себя маленький водяной взрыв. Очевидцам очень весело. Какое-то время Павлик со Стахом лупят воду и забрасывают друг друга брызгами. Пока Стаху это не надоедает: он ныряет и скрывается под слепящим опадающим веером капель. Сначала Стаху кажется, что в шутку схватить гада исподтишка под водой и чуть-чуть утопить — очень смешно, но гады — они земноводные, их особо даже не утопишь. Поэтому Стах отправляется к суше. Весь сырой он опускается рядом с Тимом. — Хочешь, уйдем? Тим пожимает плечами и закрывает лицо полотенцем от солнца. — Если в тенек… Стах полотенце забирает, чтобы обтереться. Потом кто-то из мальчишек спрашивает громко с другого берега: — Эй, рыжий, а ты правда состоял в олимпийском резерве? Стах опускает голову и закрывается рукой. Утомленно проводит ей по лицу, забирает назад волосы. Тим улыбается. И Стах не понимает: — Что? — Они какие-то дикие… — В плане? Тим пожимает плечами. И не может объяснить то, что Стах понимает и так: они с Тимом чужие здесь, про них и с ними интересно. Но напрямую так не скажешь. Поэтому приходится какими-то окольными путями. Интереснее всего, наверное, Тим: он неземной, и с ним не подружиться. — Можешь еще поплавать… Я поищу себе тенек. — Здесь есть пологий спуск. Помочишь ноги. Будет получше… — Это не спасет от солнца… Солнце уже не так сильно жжется, как в полдень, но все равно печет. А у Тима волосы — черные: свет на них так и липнет. Он еще какой-то порозовевший, особенно щеками. — Не схватишь солнечный удар? Тим отрицательно мотает головой. Позади Стаха снова начинает болтать Павлик. Тиму забавно. Тим прогоняет Стаха — коснувшись рукой.III
Тим перебрался в тень. Стах замечает, когда снова выбирается на берег. Долго ищет взглядом. Потом отвлекается на мальчишек. Стах без Тима нечаянно вливается в коллектив: с ним любопытно нырять и плавать. Стаху не особо интересно возвращаться в прошлое, обсуждать или шутить. Стили и техники остались где-то там. А он здесь. К тому же он все время думает, что Тим совсем один — и мучается от солнца.IV
Иногда Стах приходит с проверкой. Как Тим поживает в тени. В тени получше. Еще потихоньку спускается солнце, полегче дышать. Но у Тима теперь румянец. Тим морщится и трогает пальцем свой милый ровный нос, мяучит: — Будет шелушиться все лицо… — Это у тебя такой загар? — усмехается Стах. — Розовый? — Красный… — Ты же на солнце-то пробыл совсем ничего… Еще и вечер. Тим вздыхает. У Стаха загар тоже красноватый. Кожа темнеет уже потом. Но темнеет не слишком сильно. В основном не из-за тона, а из-за мириад веснушек. Когда Стах был сильно помладше, он думал, что именно так должна выглядеть аллергия. Но сейчас Стах думает, что аллергия — это как у Тима. Даже уши сверху покраснели. Нельзя Тима на море… — Пойдем домой, Котофей. Я намажу тебе сметаной лицо. Тим начинает улыбаться. Мурчит: — Дурак.V
Вернувшись, они сидят на крыльце. Стах рисует Тиму сметанные усы. Облизывает перепачканные пальцы с хитрой мордой. В этот момент выходит бабушка с чашкой чая — посидеть на террасе. Стах оборачивается. — Ба, докажи: Тиму идет. Она улыбается. Но беспокоится: — Сильно обгорел? Тим отрицательно мотает головой. — Теперь Тим нарядный. Как на елку. Сметанный кот. Тим с досадой шепчет: — Вот бы новый год… Стах усмехается: — Чтобы холодно? — Ну еще чтобы как в прошлый раз… только с подарками. — Хочешь подарок? — Нет, просто… — Мы, кстати, — вспоминает Стах, — не отмечали новоселье. — Вы или мы? Или мы — все вместе? — бабушка улыбается. Стах почти театрально хватается за сердце, опомнившись в последний момент — что рука в сметане. — Вы отмечали — и без нас? Пили вино — и не позвали любимого внука? Бабушка — невозмутима. Ставит чашку на стол, говорит: — Любимый внук был очень занят. — Я бы отвлекся. Ну, — тут он опять становится очень хитрым, — ради вина. — Дедушка бы тебе отвлекся. И так тебя по «кабакам» водил. Стах смеется. Продолжая разрисовывать Тима сметаной. Тим протестует шепотом: — Ну Арис, что ты делаешь? — Если еще тебя намазать, можно макать блины… — Дурак.VI
Тим лежит в сметане на чердаке. Стах, подперев голову рукой, нависает над ним. Довольный, что Тим в таком беспомощно-нелепом виде. — Арис, а ты бы согласился со мной выпить? Стах уже забыл, что шутил про вино, и искренне не понимает: — Зачем? — Просто… Стах вспоминает пьяного разговорчивого Тима… Он, конечно, уютный и ласковый, но это и так… — Я думал, ты не понял прикола. Тим слабо пожимает плечами, насколько получается — лежа. — Потом оказалось, что без тебя не так… Стах усмехается. — А со мной — так? Тим молчаливо кивает. В сметане. Веселит Стаха собой. Стах журит: — На вечеринки поводил. Девственности лишил. Теперь хочешь споить. Что дальше, Тиша? Тим, конечно, не может пропустить середину. Поэтому серьезнеет, спрашивает про «лишение девственности» шепотом: — Тебе хотя бы полегчало ненадолго?.. Или сразу стало плохо? Стах тоже перестает улыбаться. Смотрит на Тима, не понимая, к чему он спрашивает и какой хочет услышать ответ. — Мне не стало плохо. Мне стало никак. Настолько, что отпустило. Даже чувство к Тиму. — Это хуже или лучше?.. Стах отваливает, раз такое дело, и ложится на спину. Планирует: — Надо отправиться в разведку. Найти хорошее место у реки. Взять палатку. Спрей от комаров. Маринованное мясо. В сметане. Так и быть — вино. Потому что на трезвую голову говорить об этом я не готов. Тим почти сразу отвечает: — Я согласен. — Я буду учить тебя плавать, — предупреждает Стах. — И хорошо… А то «на трезвую голову я не готов»… Стах усмехается. Потом ложится поближе, пользуясь случаем, что Тим пока может только на спине. Шепчет: — Тиша в сметане… — Ну что ты смеешься? — Ты смешной… — Я несчастный… — Это очень плохие новости, — решает Стах. К сожалению, он даже знает, как несчастного Тима лечить, так что, подумав хорошо (или не очень), целует в губы и серьезно спрашивает: — Получше? Тим ответственно (насколько может человек в сметане) заверяет: — Да. — Сразу как будто десятая жизнь прибавилась? Тиму на ухо, как белая слеза, стекает поплывшая сметана. Становится еще смешнее. — Ну Арис… — Ладно, принесу тебе салфетку. Так уж и быть. — Спасибо. И только Тим благодарно растекается, Стах решает: — И ужин захвачу. Буду с ложки кормить, как маленького. Рыбу он хотел выкладывать.