I
Тим лежит очень тихий. Сначала он рассеянно наблюдал за Стахом. Пока тот суетился, что надо снять линзы, и мыл руки, таскаясь в полотенце из палатки и обратно. Потом Стаху пришла в голову идея, что надо надеть шорты… Тим решил лечь набок и больше ничего не видеть. Возможно, никогда. И, наверное, это приободрило Стаха: он решил не выходить, а переодеться здесь. А Тим решил, что было бы неплохо исчезнуть. Тим с детства мечтает заполучить сверхспособность — исчезать. Не становиться невидимкой, не проходить сквозь стены, а просто — исчезать. Раз — и не стало. Ни Тима, ни мысли, ни эмоций. Ничего. Стах устраивается под боком. Накрывает Тима пледом. Потом укладывается с ним рядом — и застывает. В Стахе хорошо то, что он почти сразу перестает ворочаться. Задевать Тима электричеством. Тиму и так хватило… Когда Стах его сегодня опрокинул на спину, Тим почти весь заискрился. Как если бы рассыпался на много колючих светящихся иголочек. Тим честно старается не думать. О том, как было. Пока Стах не ушел. Когда ушел, Тим вспомнил каждый день его отсутствия. Навыдумывал худшего. Тим по-прежнему считает, что ничего ужасней между ними не случалось. Если бы это пришлось повторить, Тим бы предпочел вообще утонуть, а не исчезнуть. Стах спрашивает: — А ты не?.. — но что-то идет не так. Тим отзывается хриплым мурчанием на его голос: — М-м? Но Стах молчит. И долго. Тим поворачивает к нему голову. Стах спрашивает: — Все нормально? Тим не понимает: у Стаха — нет? Слабо кивает. Стах всматривается в него какое-то время. А потом забирает Тима себе — всего. И Тим оказывается в тепле и тесноте. Стах зарывается носом ему в волосы, глубоко вдыхает — и Тим чувствует волну мурашек до самых пяток. Словно он весь — оголенный нерв. Тим подтягивает колени повыше и сворачивается в клубок. Он очень любит Стаха. Больше, чем хочет. И Тим пришел в себя. Более-менее. Это похоже на неприятное похмелье, только алкоголь здесь ни при чем. Тиму неловко за себя после того, что́ Стах сказал о нем сегодня. Тим Стаха не заводит. Настолько, чтобы забыться. Скорее, наоборот. А Тим не бесстыжий. Ему не нравится думать, что он не сексуальный, а отталкивающий. Тем более в момент, когда он не специально и ему просто хорошо. Со Стахом. Стаха очень хочется и очень мало… и Тим сходит с ума с ним рядом, и все на свете бы отдал, чтобы нормально с ним переспать. Может, тогда отпустит… Тима не отпускает уже много месяцев. Он все время в напряжении, и он очень устал. Хотеть — чуть больше, чем переживать о Стахе. Тим обнимает его горячие руки на себе и думает, что это можно пережить. Как и все остальное. И утром станет легче. Наверное. Тим не уверен.II
Проснувшись, Стах какое-то время наблюдает маленький угловатый клубок рядом. Гладит его по волосам, обнажая белый лоб. У Тима хорошие послушные волосы. Мягкие. И волнистые после воды. Стах смотрит на его спокойное лицо и белую расслабленную руку. Удерживает эту руку какое-то время. Потом отпускает и вылезает из палатки. Он тянется, стоя на берегу. На горизонте по небу разлился цветочный розовый цвет. Солнечные лучи, еще очень робкие, подсветили снизу тонкие перьевые облака. Стах ныряет в воду. Долго плавает, прислушиваясь к ноге. Она молчит. Периодически ныла после Питера. Но ныла привычно, без сильной боли. Стаху кажется: чем дальше от Сакевичей и матери, тем тише… Он вылезает на поверхность. Забирается в палатку за полотенцем. Какое-то время проверяет, как спит Тим. Потом оставляет его одного. Вытирается. Стелет полотенце на земле, чтобы сесть. Затем впервые в жизни всерьез наблюдает, как солнце поднимается и начинает слепить. Закрывает глаза. Откидывается назад без сил. Головой в траву. Вечером Тим проехался по нему катком со всеми своими разговорами. Стах не знает, что чувствует по этому поводу. Глухо как в танке. О близости он вспоминает меньше. Там еще глуше…III
Тим вылезает, когда уже тепло. Зовет сонным голосом по имени. Потом находит и, видимо, преисполненный чувств от того, что нашел, обвивает руками. Сразу зацеловывает Стаху висок. Склоняет голову. Всматривается. Стах усмехается: — И тебе доброе утро. Тим усаживается рядом, прилипает. Говорит: — Непривычно пахнешь… — Чем? — Костром… Стах усмехается: — Думал, тобой. — Мной?.. Стах все ждет, что это как-то можно будет отгадать, учуять, увидеть. То, что у него с Тимом. — Твоя бабушка сказала: ты любишь сандал. Так и не понял, что́ это за запах… — Дома есть ароматические палочки. Ну не мои. Я покажу, когда приедем в Питер. Тим соглашается. И как-то очень тихо — про себя. — Ты пропустил рассвет. Тим теряется. Осматривается. Потом спрашивает: — Хочешь, как-нибудь встретим? Разбудишь меня рано… — Ты будешь шипеть… Тим слабо улыбается. — Я постараюсь вести себя хорошо, — обещает шепотом. — Ты завтракал? — Еще нет. — Нет?.. — Ленюсь. — А… Я придумаю что-нибудь, будешь со мной? — Да. Тим отлипает, и Стах провожает его взглядом. С каким-то странным чувством. Между тоской, виной и голодом. Голод к завтраку не относится. Стах падает обратно головой в траву — и закрывает глаза от солнца запястьем. Ложится, как Тим вчера, когда Стах вернулся в палатку.IV
Они идут домой той же дорогой. Стах следит за Тимом: он молчаливый и держит дистанцию. Стах ловит его пальцы, и Тим берет за руку. Прижимается. Все хорошо. — Устал? Тим тянет уголок губ. И опускает голову. Стах гладит худенькие пальцы с мыслью, что обещал бабушке с дедушкой рассказать, как все прошло, а у него нет сил. Он так «отдохнул» в «походе», что еще бы отдыхал неделю.V
Побросав вещи на чердаке, Тим валится в постель и обнимает подушку. Может, он того же мнения. А может, ему было плохо без подушки. Стах усмехается и спускается вниз. И почти сразу слышит голос бабушки… — Сташа, вернулись? Иногда Стах думает, что было бы неплохо исчезнуть. И у него почти есть такая суперспособность. Он улыбается и выходит бабушке навстречу, оставив себя где-то на чердаке. Или на траве, под первыми лучами солнца.