I
По реке доносятся чужие голоса — уже не детей, но еще не взрослых. Над водой поднимается слабый туман, и хотя солнце еще держится, вечер звучит как ночь. Тим подплывает к Стаху с чуть слышным плеском и, обвив руками, улыбается. Стах хочет пошутить про Тима, что он прижался как пиявка, но тот вдруг отворачивает голову и прислушивается к лесу. Стах напрягается. — Что? — Такой звук… — Какой? — Как будто стучит дятел. Когда шли, тоже было… Но сейчас еще слышней… — Прилетел поближе, чтобы ты все хорошо расслышал… Тим завороженно шепчет: — Еще скрипят сосны. Как старые двери. Я бы ни за что в жизни не подумал… У Тима в этот момент такая простая, трогательная, скромная улыбка… Стах убирает ему с угольной брови отросшую влажную челку, обнажает белый лоб. Тим опускает руку Стаху на грудь, чтобы было удобнее. Взгляд тоже опускает, пока Стах не перестает. Поднимает глаза. Иссиня-стальные. — Фотик наврал про твои глаза, — шепчет Стах. Тим расплывается в улыбке: — В смысле? — Сказал, что фиолетовые. — Фиолетовые? Тиму смешно. Потом он подходит ближе и спрашивает тихо: — Ты не стал выше? — Чего? — Я подумал в Питере… когда стояли рядом… потом решил, что показалось и отвык… — Почему отвык? — Долго не виделись перед отъездом… Видеться, может, и не виделись. Урывками. Но не общались. Весь апрель, потом май — до конца. А до этого на каникулах Стах без Тима болел — и ничего хуже с ним не случалось. У Стаха внутри поселилась волчья тоска — и никуда не девается. До сих пор. Может, это случилось тогда? Но он усмехается и продолжает пустое: — Ты выше только потому, что на два года старше. Еще год — и смогу целовать тебя в лоб. Вот так, — Стах, привстав на носки, Тима целует в лоб. — Снисходительно. Тиму смешно: — Дурак. Потом он сознается тише: — Никогда не хотел расти. — Почему? — В детстве болели ноги… я от этого просыпался. И еще… приходится с папой таскаться по магазинам… Стах насмешливо морщит нос и говорит: — Хуже магазинов только рынок. Честное слово. Тим соглашается. Тянется ближе и целует Стаха в губы ласково, неторопливо и неглубоко. Стах скользит руками по его спине, и Тим льнет ближе, пока Стах не забирает его себе — почти в плен. Тим размыкает губы и неровно выдыхает Стаху в рот. Когда он так реагирует — Стаха пронимает до кончиков пальцев. Тим проводит носом по носу вверх. Потом улыбается и в этот самый нос Стаха целует. Стах расплывается, как дурак, в ответ, но почти сразу серьезнеет — когда Тим повторяет то же, но в губы. Затем касания становятся дольше, почти невыносимо медленными. Тим обхватывает губы Стаха и долго отпускает. Он чуть отстраняется, а затем склоняет голову и повторяет это вновь. Стах встречает его язык своим раньше, чем Тим углубляет поцелуй. Но через мгновенье отклоняется назад. И соображает, что надо было сказать Тиму еще на террасе: — В воде не будем. — Почему?.. — Это река, Тиша… Здесь обитает всякое живое и не очень… паразиты, бактерии, вирусы… Сальмонеллы какие-нибудь, хламидии. . . . — Боже… — у Тима такой вид, как будто Стах — дурак и параноик. Еще и всю романтику испортил. Но Стах не дурак и не параноик, он просто сын Тамары. Он прошел спецкурс по выживанию. Скандально-истеричный. Он знает — и с отличием, что руки с улицы надо мыть; если нет возможности их вымыть — нельзя полностью доставать какое-нибудь мороженое из упаковки; что упало на пол — то пропало, даже если пол зеркально чист; делить с кем-то зубную щетку — смерть и ужас; никогда не надо трогать бездомных животных, даже если очень хочется и жаль. Где-то в длинном своде этих правил, Стах уверен, есть «не трахаться в реке» — вообще, совсем, никак. Тим пытается понять: — А плавать, значит, ничего? Стах ответственно кивает и улыбается лисом. Потом отталкивается и отплывает назад со словами: — Главное — не пей из этой лужи, Тиша, а то котом быть перестанешь. Тим брызгает в Стаха. А потом угрюмо погружается под воду — с очень недовольным видом. Стаху смешно. — Ты уже настроился? Тим закрывает глаза и уходит с головой. От Стаха. Настроился. Расстроился. И, может, превратился бы в морскую пену, но вода пресная.II
Стах выбирается на берег и садится на пледе. Он взял с собой плед, чтобы сидеть. Еще два полотенца — и оба больших. В основном чтобы кутать Тима. Хотя бы в одно. Поэтому Стах кутает Тима, словно надевает ему на голову большой платок. Ерошит-высушивает черные волосы. Нахохлившийся Тим хмуро смотрит на Стаха. А тот для пущего эффекта еще вытирает ему лицо — больше в шутку, чем всерьез. Из-за того, что оно такое строгое. Тим вдруг дергается и сгоняет комара со своей щиколотки. Он гнет брови и мяукает: — Ну вот… тут еще комары… Стаху кажется, что: — Лучше комары снаружи, чем микроорганизмы в члене. Тим закрывается рукой, потому что Стах дурак, и говорит: — Отлично, я теперь умру. — Ну не умрешь. Полечишься с годик… Тим смотрит на Стаха. Долго и нехорошо. Потом нападает на него с полотенцем, чтобы ему тоже высушить волосы. Выходит мстительно. Еще и толкается! Стах валится на плед в полотенце и смеется. Тим складывает у него на груди руки, словно на столе. Придавил. Смотрит сверху вниз. А потом с серьезным обиженным видом приглаживает Стаху волосы. Ставит в известность: — Иногда думаю уйти. А потом ты улыбаешься… У Тима раздраженный тон и тяжелый взгляд. Тим очень смешной. Стах подается вперед, хватает его, опрокидывает на спину и, подмяв под себя, целует в губы. Тим замирает, а потом, очнувшись, почти ловит за лицо руками, но Стах уже отстраняется. — Давай тебя спасем от комаров. Оставленный без тепла и внимания — снова — Тим решает: — Лучше бы я пошел в душ… И тут до Стаха доходит, в каком смысле он пошел бы в душ — явно не освежиться. Стах вопросительно изгибает бровь. — Ты собирался дрочить у моей бабушки под боком? Тим цокает. — А теперь я думаю про твоих этих хламидий… Иногда я ненавижу тебя, Арис. Тим садится. Он послушно и с готовностью терпеть закрывает лицо руками, и Стах распыляет на него спрей. Тим смешно чихает, тихо, как котенок. И Стах расплывается в улыбке. Маленькое зло… — Будь здоров, расти большой… Тим бубнит: — Спасибо.III
От реки прохладно. И маленькое зло дрожит, влезая в рубашку. Стаху смешно, что Тим такой нежный, и он двигается ближе, обнимает. Тим образует под боком угловатый клубок и вздыхает. Стах вроде все понимает… Но не может. Он думал еще по дороге на реку. Ему непонятно, что делать с Тимом на суше, а тот решил в воде. — Ну как ты это представлял? Вода замедляет движение. И это негигиенично. Я бы вообще не стал ни в водоеме, ни в бассейне. В ванной еще куда ни шло… — Арис, — расстраивается Тим, — мне все равно где… Я предложил, потому что ты сказал, что жарко… Ну Стаху не все равно. Смысл усложнять то, что сложное и так? От того, что Стах с Тимом кончил пару раз, у него уши гореть не перестали. Он теперь знает, как бывает, но эта информация его стрессует. Еще он знает, что Тиму надо. И не понимает: Тим вообще услышал, что Стах ему сказал?.. Стаху не особо хочется как в палатке. Не потому, что было неприятно, а потому, что… он не мог отреагировать. Когда Тим что-то начинает делать, Стах не уверен, что чувствует к нему, помимо возбуждения: смешно, шокирует, хватит, еще? А как же… милый речной кот… Стах трет ладонь о колено — и не знает, что сказать. Тим спрашивает: — Болит? — Что? Стах замечает и перестает. — Нет. Тим смотрит несколько секунд. Потом касается пальцами шрама. Целует в губы, обнимает колено рукой, а затем уводит пальцы под него, спускается ниже, к бедру. И спрашивает, как на террасе: — Не хочешь? Стах усмехается — это нервное. — Я думал: хочешь ты. — Хочу. Стах может Тима… ну… целовать, как тому нравится. В шею. И еще… обнять. Он думает об этом — и не решается что-то сделать… Тим с собой хорошо справляется сам, Стах бы просто… «помог». Он уже видел, как Тим это делает, в Питере. Положение, конечно, было так себе… и напряжно впутываться еще раз, но если так сидеть рядом, возможно, и ничего. Стах не против, но без Тимовых приступов бездумия с беспорядочным «Я так хочу тебя». И еще когда Тим вот так, а не лежит снизу или забирается сверху, он более-менее адекватный. А когда рука Тима опускается по влажной после реки коже, уже не кажется, что было плохо в ванной… Но Тим прерывает касание, и Стах поднимает на него глаза. — Что?.. — Ты так застыл… — Как? Тим грустно тянет уголок губ: — В общем и целом… наверное, как обычно… Стах криво усмехается. Когда Тим подобным занимается, он иногда даже не дышит. У него мозг временно перестает работать. — Мне кажется, я от тебя впадаю в ступор… — В плохом смысле?.. — Да во всех… Стах отводит взгляд. — Еще, не обижайся, это больше про тебя, чем про меня… Ну. Принимать и таять. — Я бы с удовольствием и принимал, и таял, но ты не хочешь меня трогать… А. Так Тим услышал. Ну и что же тогда ему нужно от Стаха? — Я ведь спросил… Как ты себе это представляешь? — Не знаю… — шепчет Тим. — Просто тебя хочу. Не могу ни о чем думать больше. Ну в том и разница. Тиму нормально по наитию, а Стах лучше бы сначала разобрался, что к чему. Тим убирает ему волосы за ухо, поворачивает к себе легким касанием, подхватывает пальцами подбородок и мягко обхватывает его губы своими. Роняет руку на плечо, подается ближе. Его касания блуждают по плечам и шее, спускаются на грудь и живот. Потом теплая ладонь накрывает пах. Тим спрашивает, разомкнув поцелуй: — Не сыро так сидеть?.. … — Тактичнее, чем «Арис, снимай плавки», — одобряет Стах. Тим закрывается рукой. Как будто смущается. И улыбка у него такая же — простая и немного грустная, как когда он делился, как стучит дятел или скрипят сосны. Стаха честно это сбивает с толку — что Тим такой же, как обычно. В первые разы он не особо замечал. Было не до того. А теперь это просто Тим… Его Тим. И Стах уже куплен и продан. С потрохами. Как там Тим сказал ему? «Иногда хочу уйти, а потом ты улыбаешься»? Стах бы хотел спасовать. А потом Тим вглядывается ему в глаза самым трогательным способом — и от него щемит, и как-то… все остальное становится уже не настолько важно. Стах вздыхает. Обводит взглядом пустую реку и зеленое пространство — безмятежно-сумеречное. Он никогда так на природе не раздевался. Еще придется перед Тимом… Стах стягивает плавки. Но даже не успевает понять, как ему — неловко или можно жить — потому что Тим сразу обхватывает рукой. Не построив в голове никаких диаграмм и графиков. Стах изгибает брови. — Оперативно. Смущает Тима шутками. Тогда как Тим бесстыже гладит его член. Стах вглядывается в его лицо, чтобы убедиться: точно смущен или мерещится? Тим поднимает взгляд и сминает губы. Смеется. — Какой довольный, надо же… — Ну Арис… Очень неловко. — Интересно, через сколько ты пойдешь за вазелином… Тим опускает голову. — Ты до конца жизни будешь вспоминать мне? — Да. Но с вазелином было прикольнее. Этого Стах не говорит. — А ты брал? Тим мотает головой: — Я думал, будем в воде… — Не будем. — Я уже понял… Тим усаживается удобнее, прижимается сбоку. У него даже не очень поплывший взгляд, а скорее… увлеченный. Ласковая рука гладит Стаха поочередно то пальцами, то ладонью, то сжимается вокруг. Стах чувствует его по всей длине — слишком много и слишком свободно… Тим прикусывает нижнюю губу. Периодически приподнимаются и опускаются его белые коленки. Задевают. Стах пялится на них и думает, что Тиму хочется и что, вообще-то, все из-за него… Ладно. Стах просто надеется, что не пожалеет… Он снимает с себя руку Тима. Ладно. — Ладно. Иди сюда. И перехватывает его поперек живота. Усаживает к себе спиной больше, чем боком. Склоняет к нему голову и следит: как Тим отреагирует? Тот растерян и напряжен. От него пахнет спреем от комаров. Но кое-где… за ухом… запах Тима, его волос. Стах вдыхает — потому что тащится — совершенно физически, на уровне биологии и с первой встречи. Стах долго планировал… Тима в шею поцеловать. И за этим нежным белым ухом прижимается губами. Потом ниже. Тим подается назад. — Так? Тим обнимает руки Стаха на себе. — Я без понятия, как тебе надо. Будет не так — хочу знать. — Арис… — Что? — Ну… просто… Тим пытается ухватить его рукой за голову и притянуть обратно ближе. Ладно. Тим покрывается мурашками на касание губ. Он не подставляет шею — он сжимается. Это «приятно» или что? Тим шумно выдыхает и пытается повернуться. Тянется навстречу. Стах не понимает: — Чего? Тим цепляет его рукой, целует в губы. Влажно и тягуче. Потом отпускает. Медленно поднимает ресницы, открывая темные, глубокие глаза. «Спасибо» или «продолжай»?.. Тим усаживается обратно, отклоняет голову, подставляя шею. Но сжимается, если целуешь. Правда, еще он обмякает в руках… Становится хрупким и нуждающимся. Это совсем другое дело. Это как-то правильно… Тим весь такой… притихший, настороженно-принимающий и беспокойно-отзывчивый. Стаху забавно. — Что ты так реагируешь? — Хорошо… Мне очень с тобой хорошо. Ц. «…чтобы меня любили». «…просто быть желанным. Просто близость с кем-то». Стах обнимает Тима крепче, прижимаясь щекой к его щеке. Он любит. Никого никогда так не любил. Тим задевает его рукой, обнимает за ухо ладонью и шепотом просит: — Арис… Стаху смешно. Тим тянется у него в руках, шумно выдыхая. Приходится еще его поцеловать. Стах знает, что если губы влажные, остается прохладный след. Тим снова весь покроется мурашками… Но, облизав губы, Стах усмехается ему в шею. Тима передергивает от его усмешки. Стаху смешно, и он хотел сказать: — Горчишь… Из-за спрея. Тим рассеянно улыбается. Потом немного приходит в себя. Он пытается снять белье. Стах наблюдает, как из-под серой ткани показывается небольшой член с открытой блестящей головкой. Член у Тима тоже какой-то грустный, немного изогнутый вниз, хотя вроде бодро пытается вверх. Стаха веселит этот факт. А Тима напрягает его усмешка, и он говорит: — Мне мокро так сидеть… — Да че уж. — Арис… — Ладно-ладно. Всех раздел. Тим подтягивает ноги ближе и, коснувшись планки на рубашке, говорит: — Не раздел… Стаху смешно. — Самое важное прикрыл? Тим направляет член вниз и закрывает его рукой. Совсем. — Лучше? Стах вздыхает. — Нет. Не лучше. Не занимайся фигней. Тим возвращает обратно. Приглаживает. Получается очень заботливо. От этого тоже смешно. — Ну Арис… Ты меня не хочешь, а мне что делать? «Не хочешь»… — Занимайся-занимайся. Все идет по плану. Тим закрывается от Стаха свободной рукой, а тот тянет на себя, чтобы он прочувствовал — насколько: — Кстати… Очень тебя не хочу. Тим заинтересованно оборачивается. Стах говорит: — Не отвлекайся. — Нет, погоди… Тим тянет руку. Стах перехватывает и говорит: — Ты меня холодными руками не хватай. Тим сжимает пальцы Стаха, шепчет: — Можешь меня согреть… Ты горячий такой… Горит. — Арис… — М-м? — У меня очень тепло во рту… . . . — Нет. — Почему? — Я потом целую тебя в эти губы. — Это же твой член… — От того, что он мой, я не горю желанием узнавать, какой он на вкус. Не отвлекайся. Тим отвлекается, садится боком и, уже немного согрев пальцы, задевает капельку текущей смазки у Стаха на члене и размазывает по головке. Шепчет: — Мы бы подружились… — Ну понятно, да. Сначала «Друга не хочется целовать», потом все друзья — целованные. Тим расплывается в улыбке. — Ну ты с ним не дружишь… Хоть кто-то… — Тиша, это член. У нас с ним чисто деловые отношения, по бытовым вопросам. — Самый грустный член на свете… — Самый грустный — твой. Тим вздыхает и устраивается обратно. — Не поспоришь…III
Над рекой поднялся ветер — и все шумит. Тим лежит спустивший и полуживой. Он так притих, что Стаху кажется: отключился. — Ты ушел в нирвану? Тим выдыхает: — Угу… Потом немного оживает. Заторможенно вытирается полотенцем. Обернувшись, проверяет, как там поживает член Стаха. Чуть отклоняется в сторону и ловит рукой. Водит по нему вверх-вниз какое-то время, а затем садится перед Стахом по-турецки с очень деловитым видом. Чуть наклоняется вперед и обхватывает уже двумя руками, придержав одной у основания. Тим оглаживает головку ладонью, спустив крайнюю плоть, а потом плотно обхватывает рукой и прикрывает ее обратно. Ровно до того момента, как не опускает снова вниз. И задумчиво портит момент: — Неудобно, когда не скользит… Стах бы вышел. Куда-нибудь в астрал. Эти Тимовы «не скользит» он бы вычеркнул из своей памяти как досадное недоразумение. Тим спрашивает: — Можно хотя бы слюной? — Тиша… — Ну я не буду брать в рот. — Ты хочешь плюнуть на мой член? Тим опускает голову. Потом набирает темп, уставляется Стаху в глаза и серьезно объявляет: — Дурак. И Стах — дурак — сначала замирает перед ним, а потом вдыхает через рот, просто потому что через нос внезапно не получается… И вообще как-то все перехватывает, не только дыхание. Тим снижает темп… — Тиша… Тим медленно приближается носом к носу. Целует Стаха и спрашивает шепотом: — Что?.. У него внезапно в руках оказывается весь Стах. И тот осознает, но ничего не может сделать, даже возмутиться. Тим продолжает целовать. Стах закрывает глаза — и… всерьез впадает в ступор. Нет, в этом явно что-то есть…IV
Стах опускает бутылку с водой перед собой на плед и смотрит на совсем потемневшую реку. Каким-то бессмысленным взглядом. В этот раз не захотелось послать Тима. И тот долго водил рукой, продлевая ощущение… Стах закручивает бутылку. Ложится с полотенцем на коленях. Уставляется в небо. Небо — темное и переливается мелкими точками. Тим ложится рядом на живот. — Получше или все еще отстой? Стах закрывает глаза и говорит: — Лениво. Отвечать тоже. Тим улыбается, опустив взгляд. И произносит тише про член Стаха: — Может, мы все-таки подружимся… Стах слабо морщит нос в насмешке… Тим лезет обниматься и мяукает: — Замерз. Можно еще минутку звезд — и домой? Стах показывает две минуты — пальцами, и Тим, уронив голову и расплывшись, тычется ледяным носом ему в щеку.V
Стах первым делом закидывает в стирку полотенца. Чтобы скрыть следы преступления. Плед не помещается, приходится его уносить. Стах включает машинку, выходит на кухню. Заглядывать в холодильник. — Ты не голодный? Тим садится за стол и пожимает плечами. Значит, голодный. Иначе бы помотал головой в отрицании. — Окрошку будешь? Или что-то другое? — Можно… Стах наливает Тиму тарелку, ставит перед ним. Ставит чайник себе. Какое-то время стоит, облокотившись о кухонную тумбу, наблюдает. Тим ест. В ложку всматривается, конечно, но ест. И даже, кажется, с аппетитом. Убедившись, что все в порядке, Стах отлипает от тумбы, проводит рукой по Тимовой макушке и говорит: — Я в душ. Тим кивает и отправляет еще одну ложку в рот.