I
Вернувшись из душа, Стах устроил активную деятельность и решил поменять постельное белье. Тим лежит, сколько может, пока совсем не приходится покинуть нагретое место: из-под него, к сожалению, вытягивают простынь. Тим садится на полу и наблюдает за Стахом. Тот расплывается в улыбке: — Что ты как бедный родственник? Прогнали? Это обычный Стах. В нем нет никаких перемен. Он не стал более закрытым. Открытым — тоже. Он не смотрит на Тима иначе — ни более холодно, ни более заинтересованно. Тим не знает, чего ждет. Может, подвоха. У Тима в последнее время два состояния: «очень хочу» и «очень напряжен». Тим имеет право. Ему как-то не улыбается перспектива потерять Стаха на парочку недель, как в начале лета. Стах, конечно, говорит, что у него все нормально, еще и улыбается. Но он постоянно это говорит и улыбается, даже когда Тим ощущает, как вокруг них рушится мир. Тим ненавидит это в папе. Точно так же, как в Стахе. Стах был таким с первой встречи. Почему Тим думал, что с ним будет как-то по-другому?.. Тим занимается самоутешением. Чуть больше, чем самокопанием. Он думает: в этот раз было лучше. По крайней мере Стах не сбежал. И сам согласился, и даже проявлял какую-то инициативу. Просто близость с ним какая-то… Тим, конечно, не думал, что в постели Стах перестанет быть собой. Но и не подозревал, что «собой» он будет — в этом смысле, с такой стороны… Теперь Тим пытается смириться. Стах у него все время спрашивает: «Как ты представлял? Как ты представляешь?». Тим не то что много представлял. Просто однажды, еще когда учились, пришел к выводу, что Стах… напористый, порывистый и… «увлеченный»? Во всем. Но Стах не увлечен. Не в сексуальном плане. Тим не против быть «активнее даже в пассивной роли». И Стах определенно его хочет, и приятно, что даже не против того, чтобы Тим почувствовал — как сильно… Просто это хотение… ну не то что «никакое», но близко к «никакому». Стах похлопывает ладонью по заправленной постели, призывая Тима обратно в мир. — Ну все, котей, можешь вернуться. Тим залезает и, честно выполняя роль «котея», тянется к Стаху, чтобы приласкал. Тот смеется и щекочет. Тим сжимается и думает, что таких ласк ему, конечно, не надо… и, обреченно полежав, собирается тоже в душ.II
«Ты слишком серьезный… в эти моменты. Я терпеть это не могу в тебе. Хочешь с тобой подурачиться, а ты начинаешь томно вздыхать». Тим забирается в тепло душа, затыкает слив, чтобы набиралась вода, и усаживается под струями. Закрывает глаза. Стах не отказывается от Тима. Хотя у Тима был сегодня момент, когда он сидел за ужином, один, со стояком, ковыряясь в тарелке, и вспоминал, что Стах не хочет к нему прикасаться. Это ощущалось как «отказывается». Тима вообще как-то штормило после разговора в походе. Сам попросил — сам обжегся. Тим даже морально был готов к тому, что его вместе со стояком пошлют куда подальше. Но Стах не отказывается. Понятно, что и не особо тянется, понятно, что не дает даже половину желанного… Но Тим вспоминает сейчас… «С чего ты взял, что — можешь, если даже я к себе не прикасаюсь?!» Стах больше не шарахается. Не ловит панических атак. Не дерется. Разрешает обнимать себя, хотя раньше — ни шагу вперед. Целует. И к тому же он неоднократно говорил, что ему нравится Тим. И точно не в качестве девчонки. Иногда Тиму кажется: будь Стах просто гомофобом, было бы намного проще. Тим осознает, что это о-го-го какой прогресс. Если смотреть в ретроспективе. Это ему, дураку, все время недостаточно и не то. Физически тоже. Сто́ит Тиму закрыть глаза и вспомнить что-то, кроме тупых шуток, тело требует разрядки. У Тима есть парень, а приходится дрочить в душе. И самое ужасное… Он теперь пытается избавиться от заявления Стаха, что делает это у его бабушки под боком. У Тима никогда не было проблем, как у Стаха. Он легко отключался. Это был его способ — не думать. Целая пустая квартира — и море времени. А теперь ему приходится — прикладывать усилия — чтобы расслабиться. Иногда Тим очень злится от бессилия. Чуть больше, чем устает.III
Тим стекает в постель, подминая под себя подушку. Сначала просто лежит вот так, без движения и без мысли. Потом ложится на бок и сворачивается калачиком. Стах обнимает его со спины и накрывает пододеяльником. Тим прижимает к себе его руку, вплетаясь между его пальцев своими. И покрывается мурашками, когда Стах вдыхает его запах… Иногда он делает такие вещи… Это откровеннее, чем просто наброситься. Стах — другой. Тим не может привыкнуть — насколько. Но очень старается. Быть другом больше, чем любовником. Ему страшно признаться, что он бы все-таки хотел наоборот.