Poisoned Dreams

Краем сознания Дилюк догадывался, что это был сон или точнее кошмар. В основном потому что происходящее уже случилось много лет назад. Но тогда какого черта все ощущалось так правдоподобно? Он схлестнулся мечами с Кэйей, и ничего непривычного – они росли вместе и часто тренировались друг с другом. Однако сейчас он впервые поднял меч против Кэйи, намереваясь причинить тому настоящую боль. Нет, не так. Дилюк не собирался останавливаться только на боли. Он собирался убить приемного брата, потому что все это время… все это время… Кэйя признался ему, что он был шпионом Каэнри'ах, оставленным в Мондштадте ребенком, чтобы расти и в конечном счете предать Мондштадт. И признался он в самый худший для этого день. Немногим ранее этим днем их отец, Крепус Рагнвиндр, погиб, и Дилюк думал, что было уже невозможно чувствовать себя более опустошенным и разбитым, но затем Кэйя раскрыл свой поганый лживый рот. Его брат, его лучший друг, единственный человек, на которого, как он считал, можно было положиться, лгал ему с первого дня их встречи. Гнев и горечь поглотили Дилюка, и теперь он стремился причинить боль Кэйе. Заставить того испытать все то, что чувствовал он сам, а после забрать жизнь этого ублюдка из Каэнри'ах самым что ни на есть жестоким способом. А после он наверное убьет себя, потому что, ну правда, ради чего жить, если вся семья мертва? Их клинки столкнулись с такой силой, что на металле остались вмятины, которые позже придется отшлифовывать. Кэйя отступил. Он даже не пытался атаковать – за стеной гнева осознал Дилюк. Глупо с его стороны, особенно учитывая, кем был его противник. Дилюк всегда был лучше в обращении мечом. Он был сильнее. Пусть Кэйя и быстр, за счет чего мог представлять реальную угрозу, но у Дилюка даже без глаза бога всегда было над ним преимущество. Он призвал свои пиро-способности, обрамляя лезвие меча пламенем, чтобы Кэйя отнесся к бою серьезнее. Он получил настоящее наслаждение от болезненного шипения Кэйи, когда тот заблокировал очередной удар Дилюка, и сила удара отдалась в его руку, а падающие капли дождя, испаряясь, обожгли плоть паром. Он полагал, что Кэйя пойдет в атаку, осознав, что его жизни действительно угрожает опасность, но нет. Он продолжал только защищать себя… и то не слишком хорошо. Дилюк воспользовался этим и нанес удар Кэйе по груди, следующий – поперек живота. Оба раза Кэйя успел отпрыгнуть назад, избегая по-настоящему серьезных ран, отчего оставлись только легкие порезы. Краем сознания Дилюк понимал, что это было неправильно, что это Кэйя, и неважно как много лжи он наговорил, по факту он ничего не сделал, поэтому это не непростительно… Если бы он только признался в любой другой день, то Дилюк обнял бы брата… а затем ударил бы его за то, что в одиночестве нес на себе этот груз. Но сегодня погиб их отец, и Дилюк не чувствовал ничего кроме ярости и горя. Он вновь призвал силу пиро к мечу, накаляя его таким жаром, что лезвие побелело. Когда двуручный меч обрушился на небольшой меч Кэйи, эффект незамедлительно проявился. Тепло передалось по металлу прямиком в руки Кэйи, причем так быстро, что Дилюк услышал шипение плоти прямо перед тем, как Кэйя закричал от боли. Тот попытался выпустить свой меч, но металл сплавился с кожей. Крича и ругаясь, Кэйя отпрыгнул назад, выигрывая немного времени. После он собрался с силами и оторвал одну из рук от рукояти меча, разрывая изуродованную кожу и скуля от боли. Эти шрамы на руках он пронесет через всю оставшуюся жизнь. На этом бой можно было считать оконченным. Кэйя больше не в состоянии защищать себя с растерзанными до мяса ладонями. И Кэйя это знал. Он наблюдал за кровью, стекающей с высвобожденной от меча ладони, с таким видом, словно раньше он никогда не видел собственную кровь. Потом он поднял взгляд на Дилюка – и словно раньше он никогда не видел собственного брата. Теперь он ждал развязки, пока Дилюк с мрачной неспешностью сокращал расстояние между ними. Кэйя ждал развязку - последует ли Дилюк своим первоначальным намерениям, с которыми начинал этот бой. Кэйя ждал, действительно ли брат убьет его. Затем случилось кое-что, чего никто не ожидал. Воздух вокруг них неожиданно начал потрескивать от мороза. Капли дождя обратились в тонкие нити льда. Вырывавшееся из ртов дыхание обратилось в пышные облака, а искалеченные руки Кэйи засветились бледно-голубым светом. И тогда элементальная сила вспыхнула реакцией друг с другом. Поднялся холодный ветер и завыл вокруг братьев, и тогда Дилюк понял, что дуэль на этом закончена. Он не мог убить Кэйю сразу после того, как анемо архонт подарил тому глаз бога. Сделать так было бы тяжким грехом. Пусть Дилюк и не был самым благочестивым последователем Барбатоса, но даже он знал, что эту черту нельзя было пересекать… И с этим морозные ветра сдули пелену гнева и горя, которые помутнили здравый смысл Дилюка. Он сражался с Кэйей. Это Кэйя. Он не мог… он никогда… Кэйя не сделал ничего непростительного. В отличие от Дилюка. То, что он сотворил с руками Кэйи… Он посмотрел на изуродованные руки Кэйи. Его правая рука все еще была сцеплена с мечом и истекала кровью. В левой руке он сжимал крио глаз бога, формой как и все глаза бога Мондштадта – доказательство того, что анемо архонт объявил его одним из них, несмотря на его происхождение и первоначальные намерения. Кэйя разглядывал глаз бога с болью и неверием в лице. Затем он поднял взгляд на Дилюка– –Дилюк взял с пояса свой кинжал и вонзил его прямиком в сердце Кэйи. Задыхаясь, Дилюк проснулся от кошмара и едва не поджег свою кровать от затуманенного паникой сознания. Ему потребовалась лишь секунда, чтобы осознать, что это был сон и ничего из этого не произошло. Точно не последняя часть. Не было никакого кинжала, магическим образом возникшего в его руке, и он не нападал на Кэйю прямо после осознания, что Барбатос чуть ли не приказывал ему не убивать своего брата. Скорее всего, он и без божественного вмешательства не стал бы убивать Кэйю. По крайней мере, он надеялся на это. Дилюк утер рукой глаза и не чтобы избавиться от слез. Он просто устал. Еще одна ночь без полноценного сна. Это была уже восьмая ночь кряду, когда его мучали кошмары. Больше половины из них были про смерть Кэйи. В этом не было никакого смысла. Кэйя в порядке. Он здоров, и даже не был в опасности последние два месяца или около того (из того, о чем Дилюк знал). Сейчас они даже вроде как ладили – значительно лучше, чем за последние несколько лет с той ужасной ночи. Той ночи, когда они оба скорбели о гибели их отца, когда Кэйя получил свой глаз бога, а Дилюк навсегда обезобразил руки своего брата. Той ночи, после которой Кэйя остался жив. Не умер. Ни от руки Дилюка, ни от чьей-либо еще. Для его снов не было никаких причин. Со стоном Дилюк поднялся с кровати. Он уже знал, что лучше так, чем ворочаться и надеяться, что ему удастся еще немного поспать. Пусть сейчас еще и было рано – раньше, чем он обычно вставал – но сейчас его это не особо беспокоило. Он зажег свечи, переоделся в свою повседневную одежду и спустился вниз. Большинство прислуги еще спало. Быть может, только кухня бодрствовала, потому что у них всегда много дел, которые следовало успеть сделать до пробуждения остальных. Дилюк мог попросить их что-нибудь сделать для него наспех, но после кошмара у него пропал аппетит. Он задумался над тем, чтобы занять себя какой-нибудь работой, но одного взгляда на свежую корреспонденцию от мадам Вандер хватило, чтобы Дилюк отказался от этой идеи. Вандер отчаянно пыталась оспорить общую границу ее территорий и владений винокурни «Рассвет», а у Дилюка не хватило бы терпения заниматься такими раздражающими делами так рано. Поэтому вместо этого он пошел к конюшне, оседлал свою любимую лошадь и отправился на прогулку. К рассвету он достиг Мондштадта… и понял, что по привычке держал путь к городу все это время. Это глупо, он знал. Сейчас слишком рано, чтобы наведываться к кому-нибудь. Поэтому Дилюк направился в «Долю ангелов». Пусть сегодня и не день инвентаризации, но по крайней мере там было чем заняться. Но вскоре понял, что явно не в состоянии заниматься такой кропотливой работой, стоило взгляду зацепился за расчеты, только что проведенные в учетной книге. Записанные им цифры никак не могли быть точными. Он не имел понятия, как ему удалось так сильно сократить числа, и чем он думал, когда записывал их. С отвращением вырвал страницу, выбросил ее и закрыл таверну. К этому времени снаружи окончательно рассвело, сейчас Кэйа навряд ли подумает, что кто-нибудь умер, когда Дилюк заявится к нему на порог. Поэтому Дилюк постучал в его дверь. Было все еще рано. Достаточно рано, чтобы явка без приглашения показалась грубостью, и если бы Дилюк ясно мыслил, то он мог повернуть назад и побродить какое-то время в другом месте. На стук ответил не Кэйя – с удивлением обнаружил Дилюк. Когда дверь открылась, он даже на секунду растерялся, потому что выглядело так, будто дверь открылась сама по себе. Краем глаза он заметил ярко-красное пятно, и, опустив взгляд, наткнулся на рыцаря-искорку Кли, которая счастливо улыбалась ему. — Доброе утро, господин Дилюк, сэр! Вы помните меня? Я Кли. Я помогала Эмбер и Рейзору охотиться на кабанов на вашей винокурне. Мы держались подальше от виноградных лоз, и за это вы угостили нас соком! Дилюк помнил. То была… интересная встреча. Ему удалось улыбнуться этому крошечному ужасу в ответ. — Да, я помню. Доброе утро, Кли. — Кли, не открывай двери, если не знаешь, кто... — с напряженным выражением лица вошел в прихожую Кэйя, но прервался, заметив стоящего в дверях брата. — Дилюк? Все в порядке? — Да. Все нормально, — успокоил его Дилюк. — Я просто был неподалеку… Жалкое оправдание, Кэйя бы не купился на него даже после полдюжины бокалов вина. Пусть их отношения и стали лучше за последнее время. Намного лучше. Но они далеко не так близки, как раньше, хотя они работают над этим, меньше дерутся и спорят, и технически это можно было назвать дружбой или около того… но они не из тех друзей, которые могут спонтанно явиться в гости. Как бы то ни было, Кэйя притворился, что купился на отговорку. — Заходи, — пригласил он брата внутрь. — Ты как раз к завтраку. Кстати, это Кли. Кли— — Кли знает господина Дилюка, — Кли начала бегать вокруг Дилюка, стоило тому зайти внутрь и закрыть за собой дверь. — Мы встретились во время миссии, на которую ты послал нас с Эмбер, чтобы поймать плохих кабанов и спасти виноград, а после мы устроили пикник. Кэйя улыбнулся на это, а затем поспешил обратно на кухню. Оказалось, он был в процессе готовки блинчиков, когда Дилюк постучал в дверь. Блинчиков в форме кроликов и кошек, если быть точнее. Кэйя перевернул один из «кроличьих» блинов на тарелку Кли, еще один положил Дилюку, а «кошачий» блинчик – для себя на третью тарелку, которую тут же достал из комода. Кли убежала в другую комнату и вскоре возвратилась, таща с собой еще один стул, чтобы все втроем могли собраться за столом, или хотя бы когда Кэйя закончит с готовкой. — Ешь, пока горячие, — сказал он Дилюку. — Угощайся сливками и ягодами. С этим он добавил еще масла на сковородку, чтобы приготовить больше блинов на всех. Их он тоже сделал разной формы. Щенок, птичка и рыба. Кли, которая опять убежала сразу после того, как достала новый стул, снова появилась со стаканом для Дилюка в руках и налила тому до краев молока из кувшина на столе. — Это для вас, господин Дилюк, сэр! — Спасибо, Кли. Это было… неожиданно. Дилюк особо и не знал, чего ожидал увидеть, когда явился без приглашения в дом Кэйи так рано. Разве что неловкость. Однако правда оказалась приятнее. На самом деле, это возможно было как раз то, что ему было нужно. — Кли оставалась сегодня на ночь, — сказал Кэйя, вероятно чувствуя потребность объяснить, почему у него дома был этот странный ребенок так рано утром. — Мы вернулись с миссии только к полуночи, поэтому решили переночевать здесь. — Кэйя делает лучшие завтраки, — заявила Кли. С этими словами она взяла свой «кроличий» блинчик голыми руками и откусила его. Дилюк никогда не был сторонником светских бесед или пустой болтовни, но едва ли он бы стал игнорировать ребенка, который явно дружелюбен к нему. К тому же он с каждой секундой чувствовал себя все лучше и лучше, поэтому ему удалось слегка улыбнуться Кли и сказать: — Я тоже так думаю. — Кровать в его гостевой такая удобная, а одеяла такие мягкие и пушистые! А когда я просыпаюсь, всегда есть вкусняшки поесть. Поэтому я люблю ночевать у Кэйи, — рассказала Кли после того, как ей удалось проглотить полный рот блинов. — Иногда он делает тосты, я их так обожаю, что он разрешает мне взять с собой оставшиеся после завтрака. Они так вкусно сочетаются с жареной рыбой, которую я не взрывала в воде, потому что это плохо, и Кли знает, что так лучше не делать. Дилюк бросил взгляд на Кэйю, который стоял к ним спиной и продолжал готовить, а затем вновь перевел свой взгляд на Кли. — Конечно. — Кли, — с неодобрением в голосе сказал Кэйя, — что я тебе говорил насчет вранья? Кли заметно поникла. — Не поднимать разговор о вещах, о которых мне придется врать, если мне этого не нужно, или если я ничего не получу. — Тебе нужно было вспоминать про бомбежку рыбы? — Нет. — Ты что-нибудь получила с этого? — Нет. Прости меня, Кэйя. В следующий раз я справлюсь лучше, — пообещала Кли. — Расслабься, Кли. Я не сержусь. Уж точно не я. Просто помни, чему я тебя учил, так ты сможешь держаться подальше от проблем с другими людьми и не попадать в одиночное заключение. — Да, хорошо! — сказала Кли, смотря на Кэйю полным обожания взглядом. — Хорошая девочка. Дилюк попытался спрятать улыбку, раскладывая салфетку на коленях и беря в руки нож с вилкой, и принялся разрезать на кусочки свой блинчик. Завтрак проходил в приятной обстановке. Кэйя продолжал подкидывать им блины, чтобы все они объелись до отвала, а Кли болтала всякий удобный момент, когда ее рот не был набит едой, благодаря чему в комнате не повисало неловкого молчания. Дилюк чувствовал себя немного виноватым за то, что Кэйя ел свою порцию блинов стоя, продолжая при этом готовить. Если бы он незвано не пришел к нему домой, Кэйя бы приготовил все быстрее и смог спокойно позавтракать со своей гостьей, которую он действительно пригласил… но Кэйя никак не показывал, что имел что-то против. Если Дилюк все еще понимал его, то сказал бы, что Кэйя на самом деле даже рад приходу Дилюка. Возможно, немного взволнован, потому что не знал причины внезапного появления Дилюка на его пороге. Но, кажется, решил, что все должно быть не так уж плохо, поскольку он и сам, вероятно, ещё не до конца забыл повадки Дилюка и подметил улучшение в его состоянии. Как только Кэйя закончил с приготовлением блинов, он, наконец, сел к ним за стол. Кли уже разобралась с блинами и молоком и теперь не знала чем себя занять. И не только она, но Дилюк полагал, что у него получалось лучше прятать неловкость – переключившись на ягоды, он высыпал несколько на тарелку и не торопясь отправлял их в рот. — Не хотите немного сливок к ягодам, господин Дилюк? — Кли передвинула ему через весь стол горшочек сливок. — Кэйя замачивает в них цветы, и сливки становятся сладкими-сладкими, а затем замораживает их с помощью крио. Это так вкусно! — Уверен, что так и есть, но нет, спасибо, — ответил ей Дилюк. Кли слегка надулась и начала отодвигать горшочек со сливками обратно, но ей приходилось слишком далеко тянуться, и она умудрилась потерять равновесие. Размахивая руками в попытках восстановить его, она сбила почти полный стакан с молоком, опрокидывая его. Дилюк поспешил поставить стакан на место, в то время как Кэйя схватил Кли, чтобы та окончательно не свалилась. — Простите! — пропищала Кли. Она вертелась и усложняла задачу Кэйе, который тянулся за ней через весь стол. В итоге его рука угодила в довольно большую лужу молока. — Ничего страшного. Никто не пострадал, — сказал ей Кэйя. — Не упади только. Восстановив равновесие, Кли кивнула и схватила свою салфетку, чтобы вытереть разлитое молоко. Дилюк принялся помогать ей и через некоторое время стол был снова чист, как будто ничего и не произошло. Кроме перчатки Кэйи, которая промокла от молока, он снял ее. — Простите, господин Дилюк, — извинилась Кли. — Я не хотела пролить ваше молоко. — Все… хорошо, — ответил ей Дилюк, но едва ли обращал внимание на маленькую девочку… …до этого он никогда не видел шрамов, что оставил на ладонях Кэйи, а теперь он увидел их. Отталкивающие и уродливые, как он и предполагал; такими могли быть только шрамы от ожогов. И они не только покрывали его ладонь, но и частично выходили к тыльной ее стороне. — Все в порядке, — Кэйа взял собственную салфетку, чтобы вытереть остатки молока с руки, и оставил ее таким образом, что шрамы в большинстве своем были спрятаны от взгляда. Он забрал вымокшие в молоке салфетки Кли и Дилюка. — Я отнесу их в стирку. Скоро вернусь. Кли откинулась на сиденье и виновато ерзала. Дилюк изо всех сил старался не делать того же. Когда через полминуты Кэйя вернулся, на нем уже была новая перчатка, идентичная той, которую он только что снял. Внимательным взглядом он осмотрел своих гостей и их виноватое и мрачное настроение, а затем попытался его развеять: — Итак, я разговаривал с Паймон на днях, и… Кли довольно быстро взбодрилась. И вскоре она покинула их, как только пообещала вновь встретиться с Кэйей в штаб-квартире перед ужином. Когда она ушла, Дилюк и Кэйя остались наедине, и это было еще более неловко, чем предполагал Дилюк, когда только решал наведаться к Кэйе. — Спасибо, — неожиданно произнес Кэйя. — Что? — За то, что не дал Кли подумать, что она сделала что-то ужасное. Другими словами – за то, что немедленно не сбежал, скрывая свое мрачное настроение сразу после того, как увидел напоминание о том, что он изуродовал своего брата. Некоторое время Дилюк задумчиво смотрел в стол, а когда поднял глаза на Кэйю, то встретился с его взглядом. — Прости. — Ты прощен. Дилюк вздрогнул. Это не могло быть так легко. — Приятно, когда вещи проще, чем кажется, не так ли? — Перестань читать мои мысли, — по привычке ответил Дилюк, как он всегда говорил, когда ему казалось, что Кэйя отвечал на его мысли, что он никогда не озвучивал. Кэйя рассмеялся. Каким-то образом это развеяло бóльшую часть напряжения. — Мне действительно жаль, Кэйя, — снова попытался извиниться Дилюк. Кэйя кивнул и вернул ему мягкую улыбку. Точнее, улыбку, которая была специально задумана выглядеть таковой. Но стоило ему раскрыть свой рот, как его расчетливая натура проявилась во всей красе: — Тогда расскажешь мне, что тебя на самом деле привело сюда? У него могло вполне получиться сменить тему, если бы причина, по которой Дилюк явился сюда, не была связана с ожогами Кэйи. Дилюк разочаровано мотнул головой. Кэйя принял это за отказ. — Тогда не буду настаивать. Думаю, ты и без моих напоминаний знаешь, но все равно скажу: если тебе понадобится моя помощь, то я всегда рад помочь. — Я знаю… и спасибо. За все. За то, что простил меня. Дилюк не чувствовал, что заслужил прощения Кэйи так легко… но раньше, в старые-добрые деньки с Кэей все было чертовски легко. Его брат всегда был рядом, чтобы прикрыть спину или поддержать. Дилюк знал, что Кэйя проделывал изрядную долю работы в тени, чтобы облегчить все, что мог, для Дилюка. Благодаря Кэйе, его повышение до капитана кавалерии досталось ему намного проще, чем это должно было быть. Все его конкуренты, казалось, были где-то далеко. Он должен был знать в ту ночь, когда Кэйя рассказал ему, как и почему он оказался в Мондштадте, что Кэйя уже выбрал свое место задолго до того, как вручил Дилюку силу разрушить всю его жизнь одним лишь словом, если бы он захотел. Теперь он сожалел, что не смог увидеть это прежде, чем сжег руки своего брата и пытался его убить. Они никогда не разговаривали о той ночи. Возможно, им следовало бы, но Дилюк думал, что они никогда не станут этого делать. Никто из них не хотел этого разговора, а они между тем продолжали двигаться вперед, не поднимая эту тему. До инцидента с разлитым молоком утро проходило замечательно и счастливо, и Дилюк не хотел, чтобы на этом все заканчивалось. Он ждал с нетерпением мгновений, как этот завтрак, и он знал, что они не за горами. Он надеялся, что этого визита было достаточно, чтобы убедить свое подсознание в том, что Кэйя в порядке, что все хорошо. Он надеялся, что ему еще долго не будет сниться, как его брат умирает, а лучше вообще никогда. Дилюку следовало бы знать, что надежды для дураков.