Mass Effect. Вампир из корпорации «Аид»

Немного помявшись и поёрзав на стуле, Бабай, видимо, пытался определиться, с чего начать, но сдался под нетерпеливым взглядом Вивьен. Однако сказанное ей вызвало лишь недоумение. — Я фамильяр. — То есть? Насколько я знаю, бесхозных фамильяров не бывает, а ведьм я в эти дни не встречала. Вивьен испытующе смотрела на кота, а тот словно что-то ждал от нее — так и играли в гляделки несколько минут, пока Вив не выдержала. — Моим фамильяром ты точно быть не можешь! Я никогда не создавала магических существ любой степени разумности и договоров ни с кем не заключала. — Вы уверены в этом, Вивьен? — Грустно спросил Бабай. — Позвольте посмотреть на вашу правую руку. Вивьен, теряясь в догадках и предположениях, протянула к нему руку, давая осмотреть ладонь. Александр Бабай коснулся холма Венеры на ладони и провел пальцами по краю: в месте его прикосновения, Вив ощутила легкое покалывание, а на коже появился след от укуса небольшого животного. Всего лишь белесые точки маленьких шрамиков, которые должно было стереть время — и их действительно не было до прикосновения кота. Богиня удивленно рассматривала давний след, а потом непонимающим взглядом посмотрела на этого странного мужчину. — Не понимаю… я не ведьма, мне никогда не нужен был фамильяр, и я не заключала ни с кем договора. Да и тебя я не помню, мы точно не встречались. КАК? КОГДА? — Договор был заключен, но не совсем подтвержден. — Как это? И все же когда? — Шестьсот восемьдесят три года тому назад, — Вив этот срок ни о чем пока не говорил, и она лишь хмыкнула, ожидая следующих подробностей, — Дело было в Испании… История Бабая была грустной. Его семья была довольно состоятельной. Отец занимался картографией и много путешествовал, надолго оставляя семью. Мать увлекалась составлением гербариев и травников, хорошо рисовала, и ее альбомы по травничеству охотно приобретали даже вельможи. Открыто она лечением не занималась, используя знания только в семье и для самых близких. Отец хоть и бывал дома не часто, но троих детей пара произвела на свет. Александр был самым старшим и следом за ним родились еще две девочки. Все дети в семье имели неординарные таланты: самая младшая сестренка видела вещие сны и могла видеть события в воде, вторая сестра пошла по материнским стопам и очень быстро осваивала травничество. А сам Александр пошел в отца и оказался колдуном. Только узнал он об этом, уже став подростком, когда отец вернулся с границы Срединного государства, как он называл земли нынешнего Китая. Отец остался дома, принявшись за обучение сына, но тому эта наука не особенно поддавалась. Зато в скором времени обнаружилось, что он перевертыш, чаще всего принимающий облик черного кота. Вредить эта семья никому и не думала, с соседями не ссорилась, да и умения напоказ не выставляла. Жили как все — даже церковные службы посещали. Отец создавал карты для путешественников и торговцев, и за его авторством даже был опубликован и с успехом распродан целый атлас. Мать же с лечебных трав и гербариев перешла к садовым, так что по совести придраться к семье было не за что. Однако когда по всей Испании стала набирать власть инквизиция, их городок оказался чуть ли не в самых жестких тисках фанатиков католической веры. Что стало с отцом, Бабай так и не узнал. Были слухи об аресте, чему даже свидетели находились, но более ничего. Прошло пара лет, и средняя сестренка расцвела: на красавицу стали поглядывать мужчины, да и младшая уже привлекала к себе взгляды. Просить руки девушек никто не спешил из-за неопределенности с отцом семейства и невеликого преданного, но вот с намеками, что и содержанкам неплохо живется, один богач заглядывал. Кто уж донес на семью инквизиции разобраться было сложно: судя по тому, что главным обвинением была красота девушек — поводом, вероятно, была банальная женская зависть. Сестренок забрали в застенки, и сердце матери не выдержало: еще не зная, что будет с сестрами, Александру пришлось хоронить мать. Причем даже по-человечески похоронить ее церковники не дали, вначале запретив отпевание, и пришлось везти мертвую женщину в соседнюю деревушку, где ее отпели. Но инквизитор остановил похороны, и приказал осмотреть тело, разыскивая какие-то метки. Александру все это казалось сумасшествием: церковники сами оскверняли обряды и тело, приготовленное к погребению, как положено для похорон. Но он понимал шаткость собственного положения и был не в силах возражать, у него еще был последний шанс помочь сестрам избежать костра. В их городке еще не было ни одного оправдательного приговора, и все, кто попадал в руки местных инквизиторов, заканчивал жизнь пытками и казнью через сожжение. Аутодафе стало привычным развлечением для зевак. Вернувшись домой, молодой колдун нашел последний подарок отца, привезенный с северных окраин Срединных земель, и вспоминал, что об этой маленькой статуэтке из белого камня рассказывал глава семейства. В тех краях картограф жил в одном городке, который больше напоминал деревянные города Руси, чем китайские постройки, да и народ там жил белокожий, голубоглазый, да и блондины не были редкостью. Впрочем, в лицах узнавались и черты восточные. И даже сказания в тех местах были самобытные. Как-то прослышал картограф, что есть за городком святилище особенное, где можно оставить местному божеству подношение, и если просьба и подарок понравится, то желание исполнится. Отец Александра к тому святилищу пошел скорее просто из любопытства, и там столкнулся с одним старцем, назвавшимся резчиком. Старик попросил купить ему хлеба и какой-нибудь еды, оправдывался, что, дескать, стар и ноги болят, чтобы лишний раз наведаться в город, когда еще работа не доделана. Колдуна что-то остановило от отказа, и он не поленился, принес из города свежего хлеба, молока, сыра и овощей. За это резчик подарил ему резную статуэтку. Старик лишь попросил, что пусть больше колдун не ищет подарок для сына, а отдаст ему фигурку. И рассказал, что Богиню местные именуют Светлейшей, и она может защитить от колдовства, помочь излечить раны, а еще является божеством справедливой мести, так что придет время, и сын будет благодарен отцу за подарок. Стоило отцу отвернуться и отойти, как обернувшись назад, он не увидел странного резчика, лишь ломоть хлеба и кусок сыра прямо на глазах исчезали на плите святилища. А на земле поблескивала лужица молока, быстро впитываясь у подножия резного постамента. Выходило, что старик принесенную еду разделил и часть пожертвовал божеству от имени добросердечного приезжего. Вот к этой фигурке и обратился тогда Александр. Помня, о каких дарах рассказывал отец, парень запасся самыми свежими хлебом и молоком, а потом, по какому-то наитию, к просьбе и подношению из продуктов, добавил по колечку от сестренок и серьгу отца. А просил он спасти его семью и отомстить за невинных. Вскоре арестовали и Александра. Он не знал, сколько дней прошло после ареста — пытки и допросы слились в единый кошмар. Кто-то донес, что в их доме не держат котов, но вместе с тем черного кота часто видят выпрыгивающим из окон ближе к ночи и бродящим по крышам соседних домов, в которых люди спустя время начинают болеть. Бабая и сестер судили вместе, и было решено сжечь всех троих в один день. В ночь перед казнью их измученных оставили в покое, и Александр с какой-то сумасшедшей надеждой все вспоминал богиню, которая виделась ему в краткие минуты забытья. Надежда — единственное, что еще оставалось в нем. И он дождался. С началом казни Александр благодарил провидение, что его решили казнить первым; должно быть, инквизитор побоялся, что он умрет после прилюдной порки, но когда под ним на дровах стал разгораться огонь, что-то изменилось. Толпа зевак, собравшихся поглазеть на казнь, расступилась, пропуская стройную невысокую девушку с золотистыми завитыми локонами волосами, одетую по итальянской моде — без чопорности и заниженной талии, принятых в Испании. И голову украшал не строгий испанский чепец, а золотая сетка с жемчугом, приколотая к волосам жемчужными же шпильками. Светлое платье контрастировало с темными одеждами местных, словно она пришла из другого мира. Стоило толпе открыть вид на разгорающийся костер, как девушка в одно мгновение оказалась перед нагромождением деревянных стволов и ветвей, набросанных на кладку из бревен, которые уже во всю начали шипеть и потрескивать. Лишь взмах руки и язычки огня взметнулись в воздух и закружили в странном танце вокруг женской фигурки, а разогретые и местами раскрасневшиеся от огня ветви разметало порывом ветра. Дерево и щепки летели в толпу зевак, глазеющих на новое развлечение, и люди, ища спасение, отступали, натыкаясь на стоящих позади. Люди падали и топтали уже упавших, но длилось это недолго: как только образовалось достаточно большое свободное пространство, щепки и ветки опустились на брусчатку, их снова лизал огонь, а девушка, тихо что-то напевая, начала танцевать среди этого хаоса. Огонь льнул к ней, ласкал стройные ноги, но не вредил, и она, прервав пение, засмеялась. Смех становился все более звонким, и слышалось в нем нечто зловещее. Зрители были заворожены, поэтому смотрели, не пытаясь бежать, и даже инквизиторы со своими служками и безропотными священниками глядели на это действо, не в силах оторваться. Девушка снова стала напевать мелодию, под которую танцевала, ее точеная ножка поддела уголек, и он полетел на помост священников. Мнимые святоши чуть ли не слюни пускали от вожделения, ведь скромным ее танец не был, и дурные умы будоражило вожделение. Они вновь не заметили, как девушка, взмахнув руками, послала к ним целый рой огненных искр, которые, словно злые шершни, вгрызались в деревянный помост и скамьи. И прошло время, пока, наконец, кто-то на помосте не вскрикнул, получив ожег. Крик слегка оживил мучителей и зевак. Один из палачей пришел в себя с испугом на лице, он молился и неистово крестился, но девушка, танцующая с огнем, и не думала сгинуть от молитв нечестивца, и тогда он опрокинул бочку с жиром в ее сторону. Жир, предназначавшийся для казни младших сестер Александра, лился под ноги танцовщицы. Вспыхнул край ее юбки, но она лишь смеялась и плясала. В толпе раздавались робкие шепотки: «Ведьма». Уже босые ноги невредимыми касались горящего масла, а с горящего корсета разлетелся во все стороны жемчуг. Она сама порвала цепочку в волосах, и перламутровые бусины отделились, на миг закружились дуэтом с огнем, а потом по воле хозяйки полетели к священникам, впиваясь в руки и лица, опаляя и раздирая кожу. Ее волосы рассыпались по плечам и спине, не подверженные горению, тончайшая нижняя рубашка облегала гибкое тело. Девушка остановила танец и осматривала толпу, а потом заговорила негромко и спокойно, но ее было слышно во всех углах площади, а может, и города. — Дома доносчиков и грабителей, которые позарились на чужое добро, отдав людей инквизиции, да поглотит огонь, а самих их настигнет беда, и не найдут они больше приюта. Те, кто предал из зависти, пусть познают людское презрение. Тех, кто руками церковников избавлялся от конкурентов и врагов, пусть настигнет неудача во всем. Вам не отмолить прощение, ибо нет в живых тех, кто мог бы простить вас, но возможно, смерть будет милостива. Отвернувшись от замершей толпы, девушка пританцовывая направилась к священникам. — Вам нет прощения за убийства невинных и нет прощения тем, кто знал и понимал, что творят фанатики, но предпочел молчать. Вы сообщники и такие же убийцы, как те, кто устраивал пытки, насиловал, убивал без суда или выносил смертные приговоры сожженным. Да будет вам известно, что в этом городке не было сожжено ни одного виновного. Все суды были несправедливы, и все святоши на этом помосте грешны. Да будет им приговор по их заслугам, адское пламя с радостью встретит их. Огонь, ласково и безболезненно лизавший ноги девушки, взметнулся снова, кружась в паре с золотоволосой девой, и стоило ей лишь указать направление, как жаркие языки в миг охватили дымящийся помост. Священники проклинали ведьму, подгоняемые живым пламенем, кинулись искать спасения в храме. Палач не добежал и вспыхнул, жирное тело плавилось, как восковое, но он все не умирал, кричал и хрипел, но даже удушливый дым не хотел сжалиться над ним. При виде бегущих священников площадь стали покидать и остатки любопытного до зрелищ люда. Храм не горел, но чем дальше, тем заметнее становилось марево жара, исходящего от его стен. Священники кричали, барабаня в окна и двери, но стекло не думало лопаться под ударами, а деревянные резные врата храма стали прочными, словно металл. Чад от вспыхнувших бочек с жиром, недавно привезенных для следующих казней и оставленных недалеко от стен, теперь черными дымящимися струйками проникал во все щели здания. Александр сразу же, как увидел эту девушку, узнал в ней ту, что виделась в забытьи. Он был уверен, что это сама Светлейшая все-таки откликнулась на его просьбу. Затушив огонь под ним, она даже не взглянула на парня, отдавшись колдовству и танцу. Огонь лизнул веревки на руках связанных сестер, и конопляные волокна распались. Пользуясь тем, что зрители, палачи и священники глаз не сводят с божества, девушки в четыре руки смогли высвободить брата. Александр был слишком покалечен пытками и поркой и сам не мог идти, ему пришлось обратиться в кота, чтобы сестры могли унести его с площади. Вот только идти было некуда — плотное кольцо зевак и охраны окружало площадку, которую для себя обозначила танцовщица. Когда напуганная словами девушки толпа стала расходиться, сестры побоялись смешаться с ней, и видели горящего палача и раскаленный жаром храм. Танцовщица отвлеклась от зрелища бьющихся в окна жрецов, зная, что оттуда у них нет выхода, и вернулась к спасенным. Залечивая раны сестер, она приговаривала, что все будет хорошо, и просила их уехать из города как можно быстрее. Забрав из рук девочек их обратившегося в кота брата, она гладила и ласкала израненное тельце, щедро делилась силой, пытаясь излечить его, но что-то не получалось. “ Во мне сейчас слишком много огня. — Со вздохом пожаловалась она, и прокусив палец, мазнула кота по носику, заставляя этим облизнуться. — Нравится? — Она хитро улыбнулась и подставила палец, чтобы он мог еще лизнуть крови. — Не бойся, моя кровь поможет излечиться». В следующий миг она вскрикнула, почувствовав, как острые зубки резко сжались, прокусывая кожу ладони под большим пальцем. «Ну и что ты делаешь, негодник? Я ведь и так даю тебе, что нужно». А кот, мурлыча, довольно зализывал нанесенные им самим ранки. Александр хотел отблагодарить богиню, спасшую его и сестер, и он хотел служить ей. В какой-то степени это был обман, и договора как такового не было, но Равновесие приняло во внимание желание кота, а сама богиня не придала всему этому значения. С быстро восстанавливающим здоровье котом на руках она пошла к храму. Оттуда больше не доносились крики, и резные двери сами отворились перед божеством. Без тени страха девушка вошла внутрь, туда, где воздух еще дрожал от жара, где жрецы безжалостного бога нашли смерть от пекла, еще не адова, но там им тоже, должно быть, порадовались. Золотоволосая девушка шла по проходу между скамьями, останавливаясь напротив скульптур святых, и каменные лица менялись, разевая в крике рты и выпячивая глаза, а деревянные, потемневшие от жара, начинали кровоточить и плакать самой настоящей кровью. Александр чувствовал запах пока еще свежей крови, но у некоторых изображений кровь уже имела гнилостный приторно сладковатый душок. Подойдя к центральной скульптуре Девы Марии, богиня внимательно всмотрелась в лицо женщины с сидящим на ее бедре малышом. Скульптуру делал искусный резчик, и она была очень красивая, может, поэтому кровь закапала у нее только из глаз. Одной рукой Мария придерживала сына, а во второй за угол держала развернутый пергаментный свиток. Светлейшая провела над свитком рукой и что-то тихо проговорила. Надпись изменилась: в убористых строчках на латыни проявились слова проклятия, произнесенные на площади, и в конце добавлено: «Сей храм лишь тот увидит в его прекрасном виде, кто сердцем и душою чист». Александр снова огляделся по сторонам, но больше не видел крови и искаженных гримас. Лишь на полу и скамьях по-прежнему лежали запеченные тела грешных жрецов, источая сладковатый мясной дух. Перемещаясь странными прыжками или рывками, божество быстро обходило городские улицы. Кое-где разгорались пожары, и их пытались тушить, но скоро поняли, что огонь этот не стремится перебраться на соседние дома, но от воды и песка гаснуть не собирается. В городе нарастала паника, и все чаще слышались крики о том, что город проклят. Уже к вечеру город стали покидать люди. Пока кот путешествовал и поправлялся на руках своей хозяйки, девочки вернулись домой, где их и нашла Светлейшая. Распорядилась, чтобы они собирались в дорогу и брали из имущества все лишь самое ценное и небольшое. А коту дала указание отвести сестер в один из скрытых городков, пообещав, что их там встретят с радостью и помогут. Напоследок сделала подарок — шкатулку с деньгами и украшениями. Украшения, с ее слов, были подарком, взамен подношения. А Александру она вернула серьгу отца, пояснив, что тут она не в силах что-то сделать, — месть состоялась, а спасать уже некого. Пока кот, словно в трансе, смотрел на отцовскую серьгу, блестевшую на столе, божество пропало. Вивьен слушала рассказ с грустью. Теперь она вспомнила то происшествие полностью, а не только магию танца с огнем, который часто вспоминался в снах. А еще она поняла, что за черный кот ей иногда снился. Она на это не обращала внимание прежде — кот, как кот, может, к врагам или неприятностям видится мало ли. В тот день Вивьен готовилась к балу, когда вдруг почувствовала странный зов и не могла понять с чего ее срочно потянуло в дорогу. Преодолев эту тягу, она все же отбыла на торжество — первый день феерий, такое нельзя было пропускать. И ночь у нее тогда удалась: на балу ее нашла Афродита, и она была так нежна и ласкова, что никто и никаким зовом Вивьен бы не вытащил из объятий соскучившейся женской ипостаси Богини Любви. На второй день бала Афродита сама на свой вкус одевала Вив как куклу — та бухтела, но результат ей понравился. Бежево-золотистая узорчатая парча и бархат, белоснежный шелк, лиф, расшитый жемчугом, и волосы, убранные под жемчужную сетку. Смотрела она на себя и удивлялась — все вроде бы идеально, но в таком виде она лишь больше походила на фарфоровую куклу — безупречную, миниатюрную и хрупкую. Афродиту Вивьен в таком образе умиляла и завораживала, а сама Вив лишь поражалась контрасту невинной внешности и хищного естества создания, отраженного в зеркалах. Это было странно, но стоило Ди приблизиться к своей куколке, поцеловать, и отражение обретало эмоции, преображая кукольную невинность образа, и Богиня Любви любовалась этим. А Светлейшая, видя это, в очередной раз прощала подруге такие забавы, принимая игру и мило хлопая ресничками, но в то же время памятливо сверкая золотом глаз: однажды она припомнит этому несносному созданию, что у Светлейшей есть зубки и вредный характер. Бал она покинула в спешке от щемящего чувства тревоги. Зов на нервах играл, словно струны лютни дергал, и откуда-то пришло понимание, что ей срочно надо быть в Испании. Афродита, видя, что происходит, посадила Вив в свой экипаж и, расцеловав, благословила на удачу. Лучшие кони из конюшни Посейдона не знали усталости, а кучер не протестовал, и почти без остановок Вивьен мчалась, иногда ощущая магию скакунов. Эти звери чувствовали направление зова, и богине не приходилось объясняться с кучером. Лишь незадолго до приезда в нужное место они остановились. Вив почувствовала, что есть немного времени, и почему-то ей очень хотелось разжечь костерок, обогреть озябшие руки. У огня Вивьен заметила, как пламя пытается ластиться, тянется к ней. Лизнув ладонь, огонь не причинил боли, но пришло понимание, что он понадобится, и стихия желала помочь. И Вивьен, пока не передумала, надрезала руку, даря этой стихии частицу своей силы и делясь жизнью. Из капель ее крови в огне родилась ящерка-огневушка, юркнула к рукам девушки и, лизнув ее пальцы, исчезла в языках пламени. Дар благосклонно был принят, с этим и пришла Богиня в город. Экипаж остановился у осиротевшего дома, где еще не так давно жила дружная и необычная семья. Именно в этом домовладении был произведен ритуал обращения к ней — такой непутевой Богине. Вив не знала, откуда в этом доме знали о Светлейшей, и не понимала, как без святилища были принесены дары, но Равновесие приняло обращение и решило, что все сделано как надо. А Вивьен промедлила, теряя напрасно время, за что позже пришлось расплачиваться. К площади она пошла сама и, идя по улицам, прислушивалась к просьбе, обращенной к ней, впитывала эмоции людей, живших в каменных домах с массивными деревянными балками и рамами. Видела, как над желтовато-серой черепицей клубится почти осязаемый страх. Чем ближе подходила к площади, тем очевиднее становилось осознание, что это еще один городок, где обосновался очередной фанатичный инквизитор, и много людей уже погибло зря, поэтому Равновесие откликнулось на жертву за Вивьен и привело ее сюда. Уткнувшись в людскую толпу на площади, Вив поняла, что она на месте: впереди те, о ком молил неизвестный, и оттуда уже тянуло дровяным дымом. Светлейшая вздохнула, собираясь с мыслями и силами — наступило время колдовства и настоящей магии, вампиру тут не место, потому что проблему предстоит решать божеству. Магия прошлась по толпе, завораживая, приковывая к Вивьен внимание, и одновременно, на уровне инстинктов, пробуждая страх. Толпа зевак расступилась, и был сделан первый шаг к мести и спасению тех, кого еще возможно вытащить из огня. Вивьен напевала мелодию и слова, творя колдовство, и танцевала с огнем, заклиная все вокруг, подчиняя своей воле окружающее пространство. Божественная магия пошла на проклятие, в ней не было злости, только веселье и понимание правильности. Стихии откликались по мановению рук и взмаху ресниц, даже просто на мысль; огонь, как домашний любимец, вился у ног и слушался, словно Вив и не была никогда магом Воды. Впрочем, магия Крови на удивление хорошо ладила с капризной и вспыльчивой стихией. Вивьен, не теряя головы, упивалась волшебством, творящимся вокруг: все было правильно, и проклятие заслуженное, и жизни взяты по праву. После лечения кота она его почему-то не отпустила, держа на руках, пошла по городским улицам и площадям, и лишь когда наткнулась на здание с каменными мешками подвальных камер, поняла зачем. Она искала отца просителя, серьга которого колола ладонь. Вивьен безнадежно опоздала, мужчина был мертв. Спускаться в подвал она с котом не стала и вернулась в дом этих теперь уже точно сирот. Она чувствовала себя виноватой: хоть формально она и выполнила просьбу, не спасла — так отомстила, но по факту, приди она в этот город раньше, то дала бы хотя бы возможность попрощаться с умирающим родственником. Поэтому серьгу она вернула, и девочкам подарок сделала — всего лишь попытка очистить совесть. Но главное — она отправила их в закрытый город, где такие одаренные люди были в безопасности под покровительством «Аида». Немного позже Вивьен вернулась за телом колдуна и освободила еще нескольких горемык. Тело отца Александра она отвезла не на кладбище, а на древнее капище. Церковники два года над беднягой изгалялись, выпытывая какой-то секрет, который, как они думали, известен мужчине, и за это время свели его с ума. Потому бывший картограф вряд ли бы узнал своих детей, даже если бы Вив смогла дать возможность попрощаться. Инквизиторы и его детей схватили, надеясь, что это повлияет на их отца. Но разум уже покинул колдуна, и вряд ли он в последние дни своей жизни вообще понимал, что происходит. Вивьен на капище просила силы природы и Равновесие дать покой этой душе и подарить счастливое и быстрое перерождение, после чего сожгла тело дотла. Сколько уж времени прошло, а Вив до сих пор чувствовала вину за тот случай. — М-да, мир тесен, — задумчиво рассматривая Бабая, проговорила Вивьен, — мне всегда было интересно, как кто-то в Испании смог вызвать внимание Светлейшей, а оно вот значит как — резная фигурка неизвестного автора. Хотелось бы взглянуть на нее, обычный резчик такое сделать не сможет — это же, в сущности, портативное святилище и жертвенник. Александр улыбнулся и достал из кармана совсем уж небольшую шкатулку, а внутри на бархатной мягкой подложке лежала фигурка девушки, выполненная из белого опала в стиле нэцкэ. Богиня сидела на плоской подушке в позе сэйдза, традиционной в Японии. Взгляд, направленный вперед, длинные распущенные волосы струятся по прямой спине, одна рука лежит, как и положено, на бедре, а ладонью второй руки девушка гладила голову большой змеи, которая свернулась у ее ног, положив голову на колено хозяйки. Искусная работа со множеством деталей: тут были видны и складочки на одежде, и каждый пальчик, и даже чешуйки на теле змеи. Взяв фигурку в руки, Вив невольно улыбнулась: конечно же, это была дедулина работа. А еще говорят, что Аид на поверхность не выбирается, наивные люди. Тем резчиком и был Дит. Неизвестно, чем уж ему приглянулся тогда колдун, но вот вылилось это в появление сидящего перед ней недофамильяра. А еще дедушка, оказывается, ненавязчиво и уже давно занимается развитием культа своей внучки. Стало понятно, почему культ Светлейшей до сих пор еще жив. Стало даже интересно, сколько еще таких вот поделок гуляет по свету, хотя, может, это и эксклюзивная работа. Вивьен провела пальцами по фигурке, благословляя ее: одно дело, когда камень полежал несколько лет у алтаря и отчасти привязан к ней кровью деда, что видно по темному пятнышку снизу, а другое — признание собственного изображения самим божеством. Коснулась на камне следа крови деда и убедилась, что фигурка не единственная — их был сделан целый набор. И ни одной повторяющейся позы, и к тому же все вырезаны из одного большого камня, так что кто знает, какие еще сюрпризы эта дедова забота преподнесет. Вернув фигурку на подложку шкатулки, Вив отдала ее владельцу. — Знаком мне этот резчик, — проговорила она, — и теперь на этой штучке сила двух божеств. Если что, можешь и к мастеру воззвать, — насладившись недоумением кота, Вивьен пояснила, — мой дедушка очень искусен в магии Земли. В храме Плутона в Афинах все скульптуры — его работы. А теперь оказалось, что он и миниатюрами увлекается. — Вот не думал, что у бога Аида есть хобби, — улыбнулся Александр, рассматривая фигурку уже немного иначе. — Ну а почему бы и нет? Богам ничто человеческое не чуждо. Александр, я понимаю, что договор был несколько нечестным и инициирован тобой, но мир принял эту сделку, правда меня не уведомив. Как же ты жил вдали от хозяина? Ведь фамильяр — это, в сущности, магический симбионт, и вдали от хозяина он погибает, а ты жив, здоров и даже уже значительно свой естественный возраст пережил. — Наверное, потому, что сделка не была подтверждена второй стороной, и благодаря вот этой самой резной статуэтке. А вообще, выполнив ваш приказ, я отвез сестер в названное убежище и принялся искать хозяйку. Только вот моей прекрасной Богине на месте не сиделось, — Бабай тепло улыбнулся, смело заглянув в лицо девушки, — и пришлось побегать по свету в попытках поймать свою неуловимую хозяйку. В ту пору Вивьен и правда приходилось мотаться по всей Европе. Дела Корпорации и личная жизнь кипели, как бурный поток, но уже лет через шестьдесят настала апатия, и она удалилась от дел, забралась в убежище и уснула почти на полвека. А Александр все это время получал подпитку от фигурки, но когда Вив стала засыпать, с энергией стало гораздо хуже, и фамильяр чуть не погиб. Однако котика пожалела добрая душа, и это была колдунья — рядом с ней Александру было лучше, и он остался у нее, отчасти став ее фамильяром. Так его поиски своей Богини перемежались с поисками вот таких заместительниц, поддерживавших его жизнь, а он, набираясь опыта и знаний, в том числе и у Вив через ее изображение, помогал своим ведьмочкам и колдунам. — Фамильяр ведь не может служить двум хозяевам, его можно передать по наследству или подарить, но вот так… Это что-то уникальное. — Я тоже долго думал над этой магической странностью, пока не провел один ритуал. — Бабай полез в карман куртки и достал бархатный сверточек, который тут же передал Вивьен. — Это то, что я оставил на память о каждом моем опекуне, и лишь собрав несколько, понял, что в этих людях было нечто общее. Развернув ткань, Вив увидела несколько прядей человеческих волос, бережно связанных, чтобы не рассыпались и закрепленных маленькими металлическими зажимами. Разного цвета и жесткости, волнистые и прямые. Рассматривая смоляную прядь, она провела ею по своей ладони и увидела статную красивую цыганку, повеяло сандалом и гвоздикой, родом эта женщина была из Индии. Коричневая кудрявая прядь принадлежала мужчине с примесью арабской крови. Две пряди, очень похожие по цвету и энергии — мать и дочь, и запах чудился такой знакомый, жили женщины на Руси. И еще одна прядка русая, и принадлежала она совсем молодой девушке, единственной, которая умерла насильственно — большую жатву собрала русская революция. Семь очень разных людей, и пока Вив не улавливала между ними общее. Собрав пряди в одну пышную кисть, пыталась ощутить общность, и уже предполагая, что именно найдет, по наитию поднесла волосы к лицу, вдыхая запах. — Мои потомки, пусть и разбавленная, но родная кровь, — прошептала она и аккуратно уложила прядки на ткань, — теперь понятно. Да еще и Дит приложился. У меня ощущение, что имеет место какой-то сговор, но это я уже буду выяснять у дедули. И кстати, как ты в «Аиде» оказался? — Я долго метался по вашим следам, пока однажды в начале восемнадцатого века меня вежливо, но под охраной не доставили в Афины. Тогда я первый раз встретился с Аидом. И он мне доходчиво объяснил, что не стоит терять время, и если судьба пути разводит, значит, еще не время для встречи. Сказал, чтобы я пользовался тем, что есть, и не мыкался с поисками. Его слова звучали как приказ, я не мог ослушаться Верховного Бога Царства Теней — это мучило, но с другой стороны как-то легче стало. Я уехал в Российскую империю, где бывал и прежде, зная, что вам те земли тоже нравятся, — там и жил. Там же и прозвище получил, которое теперь стало фамилией. Бабай помолчал, наблюдая за задумчивой Вивьен, которая слушала внимательно, но в то же время казалось, что-то еще крутилось в этой светлой голове. Тонкие пальцы неосознанно исследовали рисунок скатерти и иногда сбивались, выводя странные знаки. Стоило ему сделать паузу, как золотистый взгляд обратился к рассказчику. — Бабай, я уже очень устала, — слегка раздраженно высказала Вивиана, — понимаю, что трудно вспоминать прошлое, но если уж начали этот экскурс в историю, то давай обойдемся без эффектных пауз? — Да, конечно. Мой последний подопечный погиб вскоре после того, как вы последний раз уснули. — Фамильный фамильяр указал на пряди и продолжил, — он был единственный, чью прядь мне не удалось получить, потому что погиб он внезапно во время лесного пожара. Официально тело не нашли, но я сумел отыскать останки и похоронил. Это была странная смерть, потому что маги Огня в пламени не погибают. Как бы то ни было, но я остался без опеки и со спящей хозяйкой, поэтому быстро терял силы. А еще я ощущал, что что-то происходит с вашими потомками: пытаясь найти внуков и правнуков прежних хозяев, столкнулся с тем, что целая череда несчастных случаев и убийств выкашивала их целыми семьями. Было понятно, что все это неспроста, но у меня не оставалось времени на расследование. Пришлось ехать в Афины в храм Плутона, там уже Аид помог, поговорив с Гекатой. Так что на время вашего сна она стала опекуном беспризорного фамильяра. — Геката? Должно быть, с ней было тяжело? Её фамильяры дрессированные настолько, что выполнят все, не задумываясь, а ты весь такой самостоятельный и оригинальный, — Вивьен подшучивала, но все сказанное было правдой. — Ну, характерами мы с ней точно не сошлись. Зато знания о магии жестов я довел до совершенства. Почти, — в ответ на шутку ощерился острозубой улыбкой перевертыш, — ведь последние дни показали, что у ученицы знания в этой области обширнее, чем у ее учительницы. Так что нет предела совершенству. — Льстец! — Вив тихо рассмеялась и приготовилась дослушать рассказ. — Не разрывая временный контракт, Геката просто передала меня для работы в «Аид». Меня это устраивало, так что впервые я работал на организацию. Аид быстро оценил мои умения и сделал агентом, так что энергия теперь капала и с Корпорации, и все было хорошо. А как только стало известно, что вы проснулись, Геката разорвала контракт. Знаете, а мы ведь встречались в «Аиде», вот только день тогда выдался трудным, и одна Богиня, гневаясь, разнесла в труху кабинет начальства, и ей точно было не до фамильяра. — Было дело, кабинет разнесла, — согласилась Вив, — тогда я никого не замечала кроме деда и трех стерв, которых очень хотелось убить. — Да, а уволившись, вы снова мастерски скрылись в неизвестном направлении, оставив неудачливого сиротинку-фамильяра, — Вивиана пожала плечами и отвела взгляд, а неудачливый фамильяр вздохнул и продолжил рассказ, — зато моя коллекция контрактов пополнилась самим Аидом. Ваш дед взял с меня обещание не искать с вами встреч, пока не будет разорван контракт с ним. Странное было требование, но Аид очень умный Бог, да и я уже научился доверять чутью, и мне казалось, что разрыв будет сделан в самый подходящий момент. Только вот я не сдержал обещание и боялся, что этим что-то нарушил. Вивьен с любопытством осматривала этого испанского колдуна-перевертыша. А потом что-то щелкнуло в памяти: она не встречала его в виде человеческом, но когда она осела в США на границе с Канадой, к ней приблудился красивый черный кот. Она его раз покормила, и иногда он стал появляться у ее порога. В течение пары месяцев кот заглядывал в гости, а потом пропал. Ластится он не пытался, но любил посидеть рядом, громко урча, словно напевая песенку. — Уж не ты ли меня навещал в Штатах? — Я. Совершенно случайно увидел вашу фотографию в журнале, так и нашел. И был рад, что моя хозяйка не пытается кормить кошачьим кормом, а рыбку покупает, мясо, — Бабай посмеивался над Вивьен, — какое-то время я присматривал за вами, но, помня договор с вашим дедом, пришлось оставить все как есть. Лишь две недели назад перед поездкой в Японию, Аид разорвал договор, объяснив это тем, что японцы не должны найти раньше времени мою связь с Корпорацией. Я думал, это временно. Когда Аид вызвал меня на связь по поводу работы на Цитадели, я сначала был в шоке, а он сказал, что пришло время фамильяру встретиться с хозяйкой. Вот и все — это вся моя история. — Интересная жизнь самого странного в мире фамильяра. Вот только я не приложу ума, что с тобой делать. Дополнительный резервуар для энергии мне не нужен. Как охотник, я одиночка. Использовать как хранилище знаний — такое себе, мне таких хранилищ понадобится… о-очень много, как и любому божеству. Как хранитель артефактов — те, кто способен у меня что-то забрать, тебя и вовсе препятствием не посчитают. Как телохранитель? — Вив скептически осмотрела Бабая и поддела. — Ну, если выстоишь против меня секунд тридцать, то, может быть, и то чисто для солидности. В общем, не знаю я, как быть. Давай, отпущу? Живи в свое удовольствие, мне вот агенты нужны, а боец ты хороший. — Я уже прожил свой человеческий век и продолжаю существовать теперь только из-за контракта, — тихо заметил Бабай, — и мне нравится жить. Мне жалеть не о чем, я был вынужден искать хозяев среди ваших потомков, но был верным слугой, хорошим учителем и охраной. Ваши правнуки из одаренных, с кем я был связан, стали хорошими людьми и правильными колдунами. Я не был паразитом с вашими потомками и всех по-своему уважал и любил. Возможно, эти чувства накладывались благодаря вам, но я рад, что эти люди были в моей жизни. Если вы решите, что мне пришло время умереть, то так тому и быть, но все же… — Ладно-ладно, Александр, я поняла, что предложение отпустить было глупым, я в магию, связанную с фамильярами, подробно не вникала и не подумала о последствиях разрыва контракта. Насколько понимаю, мою кровь ты для заключения контракта пил, и осталось закрепить это с моей стороны? — Вивьен встала из-за стола и подошла к Бабаю. Чуть замешкавшись, она все же села ему на колени и почти промурлыкала на ухо. — Ты очень высокий для меня, чтобы просить встать, и ты сделал достаточно для моей семьи, чтобы заслужить вот такую поблажку. Кокетство — штука неистребимая: если оно женщине присуще, то вылезет везде, где только можно. Вот и теперь Вивьен дразнила мужчину, толком не зная, что хочет от него. Может, проверка на прочность, а может, и что посерьезней. Александр Бабай все же был вполне красивым мужчиной, а уж верность Богине семи сотен лет выдержки и вовсе пьянила. А может, уже сказывалось капитальное недосыпание. Она сдвинула с крепкого плеча куртку, сильнее расстегнула ворот рубашки и потянула ее вниз, легким поцелуем коснулась шеи, ощутила его запах, разогретый бьющейся в вене кровью, и Вив он нравился: помимо запаха тела ощущались ароматы моря и южного солнца, а еще тянуло степью и осенним ветром. Ведь родился Бабай в Испании и почти половину жизни прожил на Руси, видимо, где-то на юге, вот и смешались на каком-то уровне две родины. Вивьен аккуратно прокусила яремную вену, и эта кровь пьянила и спешила всем с ней поделиться. Бабай внешне не показывал, насколько рад, наконец, что отверженность фамильяра Светлейшей закончилась, ему нравились те часы, что он уже провел с ней рядом. Мужчина не претендовал на женское внимание Богини, а просто искренне считал, что создан служить ей. Без раболепия, но из уважения по чувству долга, осознавая правильность выбора. Вив не знала, как реагировать на появление такого преданного слуги: такого опыта в ее жизни еще не случалось, и она поняла, что возможно, эта преданность поколеблется, если кое-что не договорить. А пока она отпила еще глоток, просматривая его жизнь рядом со своими потомками, и дивилась его самоотверженности. Этот колдун вовсе не был обычным фамильяром. Кому-то он стал опекуном, другому — учителем, был и преданным слугой, и защитником, и лишь для черноволосой индианки стал любовником, и она была с ним счастлива. Вивьен прервалась и тихо зашептала: — Александр, я тебе не все сказала, и не хочу, чтобы недосказанность когда-нибудь испортила отношения. Так вышло, что я не сразу откликнулась на твой зов — просто не понимала, что происходит, и не знала, что есть эти фигурки. Я опоздала на день и этим лишила вас возможности попрощаться с отцом. Он был в темнице и уже потерял рассудок настолько, что я не смогла бы его вернуть, но еще ночью перед казнью он был жив. Александр Бабай сглотнул подступивший ком, помолчал и также тихо ответил: — Я знаю. В тот город я вернулся лет через шестьдесят с табором моей первой подопечной. Они были артистами и Эля очень красиво умела танцевать, чем напоминала тебя, и даже по углям ходила. Пока они давали представление, я пробрался в церковное хранилище и нашел копии записей инквизиторов. Они два года пытали отца, думая, что он что-то знает о философском камне, а он даже алхимией никогда не увлекался. Там была и запись о его смерти, и наш приговор, и целая летопись о твоём появлении в городе, и много интересного о последствиях. Только тогда я понял, почему ты вернула серьгу, хотя все было выполнено. Но я никогда не винил мою Светлейшую Богиню за это — скорее всего, это было к лучшему. Мы — а сестры особенно — не видели отца помешанным, и нас ничто не задерживало в городе. Мы помнили его живым, здоровым и веселым, иногда строгим, но любящим нас. — Что ж, может, так и правда было лучше. Я его нашла и похоронила — не по-христиански, а так, как делалось это предками, и он обрел покой. Бабай лишь кивнул, показывая, что все понял, и от него исходила благодарность и облегчение. Все же тяготило его то, что отца не нашли и не похоронили. Он попросил продолжить начатое, и Вивьен завершила маленький ритуал. Она признала договор, но внесла много изменений, считая, что этот человек заслужил быть не магической сущностью, послушной воле хозяина, а человеком-колдуном, обладающим полной свободой воли. По меньшей мере такой, какую можно дать при заключении подобного договора. И тут же запечатала своей кровью личный контракт и найм боевика на службу в свое подразделение. Личный договор выглядел странно: от шеи и по всему левому плечу протянулись строки рун, магические знаки и узоры, составившие странный несимметричный орнамент. На ее ладони шрамы от укуса преобразовались в строчку витиеватых маленьких знаков, похожих на каллиграфическое письмо, и эта строчка переползла на большой палец и опоясала фалангу, словно татуированное кольцо. Такое же появилось и у Бабая, только он даже внимание не обратил на новое украшение, потому что во все глаза смотрел, как на руках и шее Вивьен проявляется множество рисунков и надписей на разных языках, не все из которых известны ныне. Вздохнув, Вив встала с колен мужчины и вернулась на свое место за столом. Эти знаки и надписи были частью ее собственной магии, и требовалось выждать немного времени, пока они проснуться, чтобы потом все вновь можно было спрятать. — Что это, госпожа Кораки? — Тихо, чтобы не привлечь внимания со стороны, спросил он. Вивьен пожала плечами, забавно улыбнулась и ответила: — Это магия, мои ограничения и обязательства. Можно сказать, что это мои цепи и в то же время заклинания защиты. Много чего. И Бабай, раз уж мы почти породнились, то хорошо бы обойтись без особых формальностей в общении. — Но кто так с вами… с тобой поступил? — Никто, это моя магия. Я ведь бракованная Богиня, к которой прилагается хищница, так что осторожность лишней не бывает. — Как-то это слишком, — с сомнением протянул Бабай. — Это ты Гекату не видел, вот там писанка такая, что цвет кожи не разберешь, — усмехнулась Вивьен, — буквально на все случаи жизни. Вот когда понимаешь, что такое паранойя мага. — М-м… ты Гекату рассматривала в таких подробностях? — шутливо поддел ее кот. — О! Ничего интимного, котик. Она ведь моя учительница и родственница. Было бы странно, моясь в одной бане, стесняться наготы. Да и накладывать подобные заклятия меня она учила, и не без того, чтобы на себе продемонстрировать. К тому же я не в ее вкусе и не в обиде на это, так что фантазию умерь. — А что не так со вкусом? — Полюбопытствовал Бабай. Губы Вивьен скривила усмешка, а в глазах заиграло озорство, но с ответом она медлила, уделив внимание своим нательным украшениям. На запястьях мигнули знаки, и все изображения словно впитались в кожу, не осталось линий и на пальцах. Кожа Светлейшей снова была чиста и безупречна, и заметив интерес в глазах кота, она произнесла. — Ты тоже можешь спрятать метку договора и принадлежности. Пусть это останется между нами. Для остальных ты наемник — колдун-перевертыш, или оборотень, если тебе так лучше. Бабай попробовал, и у него получилось. Так действительно было лучше и безопасней для обоих. Он прекрасно понимал, что пользы от него Богине не так и много, а вот ее слабым местом он мог стать запросто. — А по поводу Гекаты… не даром говорят, что любопытство кошку сгубило, — подшучивала над колдуном Вивьен, но понизив тон, добавила, — Геката властная и суровая женщина, а я не склонна к подчинению, так что, делая выбор между веревкой и плеткой, мы обе предпочтем второе — удовольствия не будет, а драка обеспечена. Поэтому между нами взаимное уважение на приличном расстоянии. — О! Как у Богов все сложно. — Всякое бывает, — Вивьен вспомнила кое-что и, поколдовав немного, театрально щелкнула пальцами, и раскрыв ладонь, протянула Бабаю кусочек кости с темными прожилками, — это твоё, Александр. Я не понимала, зачем вообще тогда прихватила ее, но вот, пригодилось. Это единственное, что осталось после сожжения тела твоего отца. Кость необычная, да и в любом случае, кость предка колдуна — это наследственная связь с силой семьи. Так что советую вставить кость в оправу кольца или браслета, получится мощный амулет. Я лишь чувствую силу колдуна в ней, а тебе должно открыться больше. И лучше найди подход к Гермесу — он любит делать штучные вещи из необычных редких материалов. Если договоришься, то может выйти великолепный артефакт. Договаривая это, она вложила в ладонь мужчины костяной кусочек и направилась к выходу, решив, что если ее кто-то еще остановит, то искусает смельчака насмерть. Проговорили они с Бабаем часа три, если не больше. О коротком сне можно было забыть и надеяться на то, что ужин с дядюшкой не затянется. Зато было время нормально осмотреться в этом домике. Откуда-то тихо возникла Сара и напомнила, что дом, возможно, надо приготовить к тому, чтобы в нем жить. Автоматическая уборка — это замечательно, но могли найтись проблемы в необжитом помещении. Вив ее пустила, и нага закружила по дому, на ходу выясняя, какое постельное она любит, надо ли заменить шторы на новые и, может быть, другого цвета, и жалюзи, и посуда, вазочки тоже нужны. А какие шампуни, гели, маски, мыло предпочитает хозяйка? Приготовить ли джакузи? Сменить ли воду в бассейне? И какую из спален для себя она предпочла? Вивиана даже не ожидала, что столько мелочей придется решать сразу, зато Сара не дала уснуть, выдергивая ее из попыток где-нибудь устроиться поудобней и забыть про ужин. На некоторые вопросы Вив даже отвечала, а Сара тут же делала пометки в своем уни-инструменте. Немного побродив по дому, Вивьен сбилась со счета, сколько здесь комнат и спален, планировка была разноуровневая и в уставшем разуме план дома не желал складываться в нечто цельное. Однако спальню она себе нашла на втором этаже. Самая большая, уютная, и в сущности, это были трехкомнатные апартаменты вдали от остальных условно-жилых комнат. Туда вела отдельная лестница, и сначала Вив попала в комнату, напоминавшую небольшую гостиную, но тут же была небольшая кабинетная зона и вход в просторную и удобно обустроенную гардеробную. Изящная лестница, устроенная так, что и в глаза не бросалась, теряясь в линиях интерьера, вела на второй уровень, где нашлась довольно большая и уютная спальня и не сильно уступающая ей в размерах великолепная ванная комната. Глядя на ванну, Вивьен не могла определиться, к чему ее причислить: для бассейна маловата, но человека два, а то и три вполне комфортно могли разместиться. Для джакузи как-то глубоковато, но всякие клапаны, кнопки и краники говорили о том, что эту функцию сия купальня очень даже неплохо может выполнять. Тут были и выступы для сидения, да и бортик вокруг этого чуда был устроен широкий, на нем и присесть, и прилечь можно, и кого-нибудь положить… Мысли потекли не в то русло. С одной стороны, вспомнилось рыжеволосое и воинственное, но такое чувственное чудо, которое хотелось обязательно затащить в воду и там ласкать, но сначала на широком бортике усадить и зацеловать, стаскивая одежду… И тут же хотелось видеть Ди и вздыхать под его ласками, вскрикивать от его проникновения… Чувствуя, что добром такие фантазии не закончатся, Вивиана в срочном порядке перешла к дальнейшему осмотру этого приюта телесной чистоты и отдохновения. Душ был тоже шедевром технической мысли и навел на сходные с купальней мысли. Обозвав себя извращенкой, все же порадовалась, что фантазии осуществимы, и компанию надо лишь дождаться, а она ведь всего полдня как улетела со станции кого-то спасать. Стало грустно. В общем, ей, как магу Воды, можно было смело поставить здесь кровать и считать, что полный комфорт достигнут. Но тут вспомнился еще бассейн внизу — не сильно большой, но для слияния со стихией достаточно. В общем, кровать так и осталась в уютной спальне, так как душа не смогла определиться между бассейном и ванной, а кровать уж точно была как раз между ними. Да, мысли больного разума обратились к тавтологии, что рассмешило. Вообще, в этом удаленном хозяйском уголке дома ей нравилось. Впрочем, Вивьен все же поймала себя на мысли, что настрой на аскетичность жилья пропал, а раз уж в последнее время ей часто стали припоминаться времена модерна, то почему бы личным спальне и гостиной не придать лоска и шика той прекрасной эпохи. Кровать побольше с деревянным резным изголовьем да и вообще гарнитур в одном стиле. Отделку стен с репликой, светильники — красиво будет, уютно и очень далеко от современного минимализма и угловатостей. Приняв решение по поводу переделки своего пристанища, она вернулась в гардеробную. Вот тут никаких изменений не требовалось, и было все, что нужно — все, чего тряпичная душа пожелает. Пришлось приложить усилия, чтобы призвать с корабля кейс с украшениями и коробочный подарок Ди, из-за чего усталость стала ощутимее, и чтобы долго не возиться, Вив распаковала коробки магией. Вещи огромной горой вывернулись посреди гардеробной, заявляя во всю, что тут им будет очень тесно. Пришлось звать на выручку Сару, которая и на помощь пришла, и хозяйку выставила из комнаты, чтобы не мешалась, а лучше чайку попила. У наги в ход шла и магия, и опыт, — если бы Вивьен знала, что за Бог — Отец змеев послал ей этих нагов, то обязательно бы принесла дары. Сара была настоящей кудесницей и за полчаса сделала то, что сама Вив делала бы несколько дней, при этом большую часть гардероба затолкав обратно в коробки. А Ди, зная Вивьен, позаботился еще и об артефакте, расширяющем пространство, который Сара нашла в куче одежды и использовала по назначению. Сара не стала трогать только украшения, и Вив с удивлением нашла еще несколько футляров и шкатулок: бархатных, обтянутых шелком и даже со старинной бисерной вышивкой, какие делали в начале двадцатого века. Наборы, колье, кольца и браслеты, очень красивые, в том числе и винтаж. У Вив даже сердце защемило от нежности к Ди, и пусть она точно знала, что некоторые украшения были куплены в качестве извинений, в том числе и за измены — так она и сама не оставалась в долгу. Вивьен уже давно прекратила пытаться отдариваться, во-первых, угодить этой капризуле было сложно, а во-вторых, часто и искать подарки было некогда. За одежду Ди вообще обижался, ворча, что для него/ее сам процесс подбора для Вивен чего-нибудь красивого и подходящего — уже блаженство, а видеть, как она дуется на роль куклы, но в душе одобряет выбор — это вообще что-то неописуемое. Как бы Вивьен напоказ не капризничала, но все заканчивалось благодарностью в постели или где-нибудь в укромном уголке на балах. А еще можно было затащить куда-нибудь Ди на прогулке, и конечно, были просто примечательные места, вроде Эйфелевой башни, да и просто в экипаже было интересно пошалить, нарушая порядок прически и платья. Хорошо, что есть магия, а то после некоторых таких развлечений было в пору ехать домой и переодеваться. Ну а еще Вивьен, благодаря тонкому обонянию, лучше подруги выбирала парфюмерию, и даже учитывала, насколько удачно естественный аромат тела Ди будет сочетаться с парфюмерными нотами. И тут уже Ди никогда от приношения не отворачивалась. Вив пришло в голову, что повод прогуляться по магазинам Цитадели все же есть, можно поискать новые масла и ароматы, и возможно, все же получится удивить его единственным в своем роде парфюмом, сделанным лично для него. Было жаль, что пока Вивьен была не в состоянии дать Ди то, чего он действительно желал от нее, и что было когда-то обещано. Не пришло еще время, и когда оно наступит, Вивиана Кораки понятия не имела, а Ди лишь терпеливо ждал и утешался вот такими дарами. Надо было это его пристрастие придушить на корню еще три тысячи лет назад, а теперь, что тут греха таить, она сама радовалась такому вниманию именно от этого божественного создания. Ни от кого больше таких выходок не потерпела бы, а вот с ним она может позволить себе быть куклой, трогательной, ласковой, милой игрушкой с томным взглядом и строптивым характером. Давняя игра, ставшая привычной и особенной только для них двоих. Теперь это самое божество обеспечило любимой куколке все для того, чтобы она могла выглядеть роскошно, не позоря учительницу. И в то же время — все для привычного образа жизни. Вивьен с удивлением нашла кое-что из оружия, что можно было спрятать даже под тончайшими шелками, или как заколки — воткнуть в волосы, и артефактные ножи, очень близкие к тому, что предпочитала Вивиана, причем гораздо лучше ее нынешних, которые, вроде как, Гефест делал. Богиня их внимательно изучила и не смогла понять, чья все же работа, но ощущение было, что сделаны они именно под ее руку. Вив решила, что за это оружие придется благодарить щедро и с фантазией. Разглядывание всех этих красивостей и полезностей пришлось отложить: время приближалось к ужину, и пора было привести себя в порядок. Перед дядюшкой можно было выглядеть и попроще — его она этим не удивила бы, сам не любит формальностей в маленьких компаниях. Да и сколько раз в прошлом она заставала его в залатанной и заляпанной мантии, накинутой поверх нательного белья, ибо гению магической мысли было недосуг одеться для гостьи поприличней. Но тут и время прошло, и последнее время Гермеса она видела только изысканно и со вкусом одетым, да еще был намек на гостя — такого, который явно беспокоил чем-то дядюшку, а значит, не помешало бы и ей выглядеть прилично. В спальне изменился запах, стало свежее, постель застелена новым выглаженным бельем, и даже покрывало было новым, а возможно что и матрац. Откуда-то взялись свежие цветы на тумбочке и на столе гостиной. В ванной на полочках разместились баночки и с любимыми ароматами и кое-что новенькое, но все земного производства — видимо, пока нага не сориентировалась в том, что предлагают другие расы, но смело предложила новинки по своему выбору в довесок к привычному для Вивьен. Из любопытства Вив выборочно открывала крышечки и вдыхала запахи Индии: тонкие, восточные ноты специй и сандала, цветов и молока с медом, фруктов и трав, все было очень изысканно, хоть и непривычно, но Вивьен нравилось. Вместо любимой шампуни в душ взяла предложенную Сарой и осталась довольна. Релакс и блаженство обоняние получило полное, и запах цветов с тонкими нотками сандала и молока надолго окружил Вивьен. Она понимала, что ее бодрость держится уже только на напитках Филмора и старалась особо нигде не засиживаться, не застаиваться и уж тем более не стоило ложиться даже на секунду. Как уж она выбирала что надеть — осталось тайной даже для нее самой. Темно-синее коктейльное платье казалось простеньким только на первый взгляд, юбка оказалась коротковатой, спина открытой до талии, а впереди все было почти скучным. Заглянула Сара и умело взяла в оборот хозяйку: усадив перед зеркалом, очень быстро соорудила прическу, окончательно открывая на обзор спину, где вовсю красовалась змейка. С помощью накопившейся магии Вив призвала набор украшений. Ей хотелось нечто подходящее по цвету к платью и в то же время скромное. Ну и получила ожерелье, браслет и серьги с небольшими сапфирами — скромные только на первый взгляд, а ценитель этот винтаж оценил бы неприлично дорого, тем более полный набор, даже колечко нашлось. Внутренне Вив грызла себя потому, что чуть ли не мгновенно приняла услуги служанки от Сары как должное. Эта нага все делала умело и очень ненавязчиво: после прически она помогла подкрасить лицо, надеть колье и браслет, и все было так, словно она полжизни уже у Вив работает. И Вивьен ведь чувствовала, что Саре очень нравится ухаживать за хозяйкой — она хотела, чтобы ее Богиня была самой неотразимой, и при этом никакого раболепия. Чудеса да и только. — Сара, я вам обещала выкупить драгоценности, может, сейчас и посмотрим? — Не стоит, госпожа Кораки, это потерпит до завтра. — Приятная добрая улыбка осветила спокойное лицо наги. — На сегодня у нас уже все есть, а завтра отдохнете и посмотрите. Там есть интересные вещи. — Если завтра закручусь, то не бойся напомнить об этом. Хорошо? — Конечно, госпожа Вивиана. Новая улыбка Сары, а в эмоциях — желание, чтобы Вивьен позволила себя так называть. И Вив мысленно позволила. Позже, может, и «госпожа» не понадобится, но Вивиана уже поняла, что наги были несколько старомодно воспитаны, а возможно, церемонность им просто присуща, так что Сара и без того шла на уступки, чувствуя, что ей не нравится даже обращение «госпожа Кораки». — Да, Сара, я совсем не против обращения по имени. По-индийски уважительно поклонившись, нага тихо исчезла из комнаты, а Вивьен, подобрав туфельки, отправилась вниз. Едва спустившись и заглянув в гостиную, где уже был приготовлен обеденный стол, Вивьен была вырвана из раздумий сигналом коммуникатора уника. Ответив, она услышала встревоженный голос Филмора: — Госпожа Кораки, тут господин Ктарос и еще один гость прибыли, и кажется, намечаются неприятности. Они в вестибюле. Когда Вивьен, поспешив на зов, оказалась в общем холле, то застала там дядюшку Гермеса, буквально загоняющего в угол Сирина и Сару. Его спутник, сложив руки на груди, наблюдал за дядюшкой с изрядной иронией на лице. Хозяйку жилища пока никто не заметил, и та с любопытством наблюдала нападки Бога на нагов. Сирин и Сара и не думали показывать агрессию, боясь спровоцировать гостя, а божество изволило гневаться на то, что беспризорные наги шатаются где не надо, и пытался давить на них, чтобы те приняли печать собственности. Сара ее заметила и в ее взгляде было столько надежды, что тянуть дальше этот цирк Вив не стала. Телепортом она переместилась за спину дядюшки и от раздражения чуть ли не зашипела ему в спину: — Дядюш-ш-шка, я бы хотела з-знать, что происходит, и почему вы пугаете моих слуг? Недовольный Гермес обернулся на голос и тут же стал так, чтобы хоть краем глаза видеть нагов. — Вивиана, о чем ты думаешь, совсем ничего не замечаешь вокруг? — Вспылил он. — Это же наги! И без печатей… — Дядюшка, это МОИ наги! Находятся на моей территории и с моего на то дозволения! Вивьен при этом нетерпеливо топнула ногой, и неожиданно все в доме дрогнуло, стекло тренькнуло, дерево поскрипывало, и в целом ее недовольство словно волной прошлось по недавно обретенным владениям. — Ого! Быстро осваиваешься, малышка, — брови дядюшки удивленно изогнулись, — в доме еще даже не ночевала, а уже признана хозяйкой! Удивлен. Но девочка моя, это же наги… — Это мои наги, — повторила уже спокойно Вив, — и как бы я не любила своих дядюшек, а покушение на мою собственность и моих слуг не потерплю. — Они же без меток… — Технически мы сейчас не на Земле, и тут никто договор об ограничении свободы нагов не заключал. По факту, чисто ради их безопасности печать будет установлена, но только после того, как я отдохну. А отдых мне пришлось отложить по вашей, дядюшка, настоятельной просьбе. Вы только что, находясь на моей территории, претендовали на мою собственность. И я очень надеюсь, что это происшествие не разрастется в конфликт между нами. Верно, дядя? Эрмий Ктарос замер, обдумывая сказанное, а Вивьен с удивлением ощутила, насколько же ему хотелось заполучить пока еще бесхозных нагов. В принципе, его можно было понять — Вив уже оценила, насколько эти существа могут быть полезны, и это она еще не видела их в боевой ипостаси. Постепенно после той войны с нагами владение боевыми змеями-оборотнями стало показателем престижа божественного владельца, а тут у по сути девчонки завелась откуда-то такая редкость. Вив знала, что Гермес довольно отходчив и незлоблив, но вот слегка напакостить может под настроение из легкой зависти, а потом успокоится, ну а уступать она в любом случае не стала бы. Гермес, рассматривая племянницу, успокоился и повел головой в сторону, словно прислушиваясь, а может и принюхиваясь к воздуху. — Здесь есть еще два змея. — Есть, и это дети. Семья. — И откуда они? — Дядюшка, вообще-то я не обязана отчитываться, но все же ваше любопытство такое яркое, что так и быть — это подарок. — Может, скажешь от кого? — Эрмий хитро щурился, но уже было видно, что оттаял и понял, что повел себя не лучшим образом. Портить отношения он не собирался, но интерес к происхождению подарка покоя не дает. — Не скажу, — Вив усмехнулась и, разведя руки, пожала плечами, тут же изменив жест на приглашающий пройти ко входу в ее жилище, — и вообще, насколько я понимаю, ужин готов, и затягивать его я бы не хотела. Если инцидент исчерпан, то приглашаю пройти в мой милый уголок на этой дивной станции. Второй гость за всей сценой просто тихо наблюдал, не проявляя желания вмешаться, и эмоции у него были необычные. Появлению Вив он обрадовался и испытывал странное предвкушение и любопытство. При этом этот Бог был весьма скрытным и очень хорошо владел собой, так что от него удавалось уловить только отголоски самых ярких чувств. Разговор с Гермесом этого мужчину повеселил, и в нем проскользнула доля злорадства по отношению к своему спутнику. Что-то подсказывало Вивиане, что отношения между этими гостями весьма и весьма непростые, и это только подогрело ее интерес. Дядюшка все же нашел в себе силы обозначить некоторое раскаяние за свое поведение, но это было так формально, что Вив ни на миг не поверила в его искренность, и так же формально с легкой усмешкой приняла. Сара и Сирин за спиной почти хозяйки испытали облегчение, когда Бог плутов оставил их в покое, и чуть позже нага присоединилась к хлопотам кулинара-кудесника, обслуживая ужин. В общем-то особого участия и не требовалось: стол уже был накрыт и оставалось лишь подать кушанья. А пока кушанья перемещались на стол, Вивьен с гостями осматривали гостиную и знакомились. — Эрмий, дядюшка, не томите меня ожиданием, — чуть церемонно поддела она Гермеса, — представьте спутника и объясните причину спешки. Днем вы меня озадачили настойчивым желанием отужинать именно сегодня и обязательно у меня. Вивьен впервые увидела на лице Бога плутов тень смущения, но тень быстро скрылась, и он озадаченно взглянул на спутника. — Вив, да собственно… — Гермес странным жестом что-то попытался изобразить и что-то добавить, а потом отмахнулся от своих же мыслей и улыбнувшись уже спокойно представил, — Феникс Аден — мой внук. Вивьен перевела удивленный взгляд с Эрмия на его внука, попутно соображая, что ее знакомят, собственно, с племянником. Только этому племяшке уже хорошо за сто веков перевалило, так что несколько поздновато для представления, а значит… А что это значит, Вив не понимала, да и имя этого Бога — Феникс Аден — ей ни о чем не говорило. Уж о тысячелетнем внуке Гермеса она должна была хотя бы слышать. — Вот, Феникс, — слегка раздраженно усмехнулся дядя, — перед тобой та самая Вивьен Кораки, доволен? Вивьен не знала, как реагировать на такое представление, а вот на лице Адена появилось вполне довольное выражение и некоторая снисходительность к грубости дедушки. — Вивьен, мне очень приятно наконец познакомиться с вами, и извините дедулю за раздражительность, — Гермес, вечно юный Бог, чуть не задохнулся от тона и слов своего внука, — по правде, я тут сам виноват. На Цитадель явился незваным и нежданным, выдернул деда с деловой встречи, — Эрмия даже передернуло от слова «дед», и внучок это прекрасно видел и знал, но на нервах «дедули» продолжал поигрывать, — ему пришлось встретить непутевого внука и только потом вернуться к своим обязательствам. Если бы я знал, что всем этим нарушаю планы моей очаровательной тетушки. О, поверьте, зная это, я бы подождал, пока будут решены ваши дела. Феникс похоже решил подергать еще одного тигра за усы, пытаясь сыграть еще и на тщеславии «тетушки», которая выглядела внешне лет на пятнадцать моложе его самого. Вивьен удовлетворило его удивление, когда «тетушка» озорно оскалилась острыми зубками, а глазки блеснули золотом. Правда, она безуспешно попыталась спрятать улыбку, по привычке прикусив нижнюю губу, и это выглядело бы даже мило, если бы не клыки. В общем, Адену стало понятно, что про хищную натуру тетушки и довольно непредсказуемый характер рассказы не врали. Такая может спустить с рук нахальство, а потом однажды припомнить самым неожиданным образом, и он просто улыбнулся ей открыто и без подвохов, показывая, что это была просто шутка. Вив чувствовала, что произвела на него впечатление, но оно лишь добавилось к каким-то более ранним суждениям. Что-то колкое в ответ она сказать не успела. — «Раздражительность»? Да для меня твоё появление сродни природному бедствию, — пробурчал Гермес, — впрочем, как всегда.