Дом с привидениями

Эли всматривался в тусклое стекло, не находя сил оторвать взгляд. Темнота, слишком кромешная по сравнению с полумраком, царившим на втором этаже до того, как Эли зажег свет, на зеркало почему-то не распространялась. В нем прекрасно виден был сам Эли, обои коридора и кусок комнаты за открытой дверью, будто это и не зеркало вовсе, а телевизор. Комната напоминала библиотеку: высокие книжные шкафы, тяжелая резная мебель, дурацкий усатый бюст, изображающий, наверное, какого-нибудь Стриндберга или Сёдерберга. На столе мигала старомодная керосиновая лампа, заставляя тени танцевать и корчиться, и из-за этого казалось, будто в комнате кто-то есть. Эли как завороженный смотрел в зеркало, не замечая уже ни царапин и пятен на стекле, ни собственного перепуганного лица, ни отражения стены коридора. Казалось, дверной проем расширился, подступил, и от этого сама комната стала ближе. Одна из высоких теней шагнула к столу, и Эли без удивления понял, что это человек. На секунду захотелось всё упростить и объяснить с точки зрения логики. Может, Квентин? Может, поднялся по другой лестнице, мало ли… Но человек ничем не походил на Квентина, кроме своего роста. Совсем другая осанка, какое-то благородное достоинство во всём облике, хотя деталей было и не разглядеть. Квентина Эли не боялся, а вот от этого длинного убежал бы, если бы мог. Но он не в состоянии был даже пошевелиться. Только смотрел, расширив от ужаса глаза. Человек в библиотеке аккуратно снял пиджак, одернул жилет, расстегнул манжеты, сунув что-то в карман, закатал рукава, шагнул в сторону, за пределы видимости, и вернулся с длинной тонкой палкой в руке. Эли интуитивно понял, что сейчас произойдет, и попытался сглотнуть подступивший к горлу комок. Человек поманил кого-то к себе, и Эли весь сжался, решив, что жест адресован ему, что его сейчас затянет в это страшное зеркало. Но человек, разумеется, ждал не его, а появившегося откуда-то из темноты мальчика. Тот сделал пару крошечных шагов к столу, оглянулся, встретился взглядом с Эли — и увидел его, Эли мог поклясться, что увидел! А потом мальчик обреченно опустил голову, расстегнул брюки и позволил им скользнуть вниз. Эли хотел закричать от негодования, но вместо этого молча наблюдал, как мальчик нагибается над столом, как длинный взмахивает своей палкой, как она рассекает воздух. Он даже услышал невнятный вжик, донесшийся как будто из-под толстого одеяла. А крика не услышал, только увидел, как мальчик подается вперед, как сжимает ягодицы — и тут же возвращается в исходное положение. Эли смотрел и смотрел, отрешенно размышляя о том, как невпопад белеет голая задница мальчика посреди солидных книг. Может, и длинный пытался стереть это недоразумение, с каждым ударом перечеркивая белесость, погружая ее в насыщенный бордовый, гармонирующий с обивкой кресла и банкетки? Мальчик наконец не выдержал, вскрикнул — и был тут же ухвачен за ухо. — Если Эмиль думает, что может орать, Эмиль ошибается, — прошипел длинный и рывком привел мальчика в вертикальное положение. Мальчик что-то пробормотал, видимо, извиняясь. Длинный сурово кивнул, мальчик снова лег животом на стол, и экзекуция продолжилась. Удары стали чаще и яростнее, но мальчик не издал ни звука. Наконец длинный положил палку на край стола, расправил закатанные рукава, вынул что-то из кармана — до Эли наконец дошло, что это запонки, — и аккуратно, неторопливо застегнул манжеты. Мальчик всё это время лежал неподвижно и тяжело дышал. — Эмиль может встать, — сказал наконец длинный. Мальчик распрямился, повернулся к длинному, почтительно опустил голову, потом отступил к шкафу, уткнулся носом в пыльные книги, заложил руки за голову, сцепив пальцы на затылке, и замер. — Эли? Элиас, ты наверху? Голос мамы казался скорее раздраженным, чем встревоженным. Наваждение отступило. Почувствовав, что снова может двигаться, Эли сделал шаг назад, обернулся к лестнице, собираясь бежать, но любопытство взяло верх. Он снова посмотрел в зеркало — и увидел только свое лицо да запертую дверь за спиной.