Дом с привидениями

Эли соскочил с матраса взъерошенный, заспанный, злой. Он каким-то образом всё-таки отключился прямо посреди завываний очередного призрачного ребенка, именно отключился, а не уснул. Как будто его из розетки выдернули, поизмывавшись вдоволь. Сейчас из коридора противно тянуло растворимым кофе. Эли сел на матрас, потянулся за мобильником, глянул время — половина десятого. Не так уж и поздно, а он ведь почти не спал всю ночь… Мелькнула мысль о том, чтобы поваляться еще немного, тем более что в каморке наконец-то стало тепло. Эли вполне ожидал превратиться за ночь в ледышку, но ему было даже жарко. Может, отопление наконец заработало как следует, а может, дело было во втором одеяле. Эли рассеянно оглядел его, припоминая, что вчера одеяло было только одно. Наверное, мама ночью принесла. Ну, не Квентин же! Эли нехотя встал, поплелся в ванную, повторяя себе, что привидений не бывает. А даже если и бывают, то не утром. Всем известно, что привидения боятся солнца. Или это вампиры? Эли сердито фыркнул. Не хватало еще разбираться в сортах несуществующей нечисти. Надо будет позвонить папе, чтобы приехал и спас его, и тогда не придется ночевать здесь снова. Мама успела навести в ванной относительный порядок и положила на мраморный столик возле двери стопку полотенец, и Эли первым делом занавесил ими зеркала — на всякий случай. Но он всё равно нервно оглядывался, стоя перед унитазом: вдруг там опять этот рыжий с мылом во рту? Никакого рыжего не было, и Эли захотел поверить, что ему приснилось. Может, он и к маме не ходил? Просто сон во сне, так ведь тоже бывает. Всё ещё ожидая от ванной подвоха, Эли осторожно повернул старомодный вентиль. Из крана хлынула не кровь, как он опасался, а всего лишь относительно прозрачная и немного вонючая вода. Эли тщательно намылил руки жидким мылом с запахом имбирного печенья, сполоснул их, потом, повинуясь какому-то нелепому импульсу, выдавил на ладонь еще немного мыла, зачерпнул его кончиками пальцев и отправил в рот. По вкусу мыло совершенно не напоминало печенье. Оно щипалось и горчило. Эли скривился, плюнул, но мыло всё ещё ощущалось, и он набрал пригоршню вонючей воды, прополоскал рот, а потом даже сдернул с зеркала полотенце и тщательно вытер им язык. Неудивительно, что тот рыжий мальчишка во сне плакал. Надо же, гадость какая! Эли поспешно отпер дверь, вдруг испугавшись, что призраки вернутся и натолкают ему полный рот мыла. Он вылетел в столовую, прямо под осуждающие взгляды Квентина и мамы. Огляделся, брезгливо скривился, увидев хлипкий раскладной столик и стулья. Тоже от Квентиновых родичей, не иначе. — Хорошо спалось? — спросила мама, и Эли поморщился. Это что, шутка? Он собирался было сказать, что позвонит папе и сбежит из этой дыры, но мама не дала ему и рта раскрыть. — Сегодня нарядим ёлку, — сказала она. — Ешь скорее, у нас куча дел. Эли сердито плюхнулся на стул, почти ожидая, что тот под ним схлопнется, но стул только чуть покачнулся. Сидеть за походным столиком было неуютно. Он был слишком высоким по сравнению со стульями и слишком тесным. Эли слышал, как сопит над ухом противный Квентин, а кислый запах стылого кофе напрочь отбивал аппетит. — Что будешь? — спросила мама. — Тост с сыром и о’бой, — привычно ответил Эли. — Бутербродницу не распаковали, — покачала головой мама. — Ну, тогда ничего не буду. Эли встал было, но мама его удержала: — Можно сделать горячий бутерброд в микроволновке. Очень вкусно, почти как настоящий тост. Бутерброд вышел мягким, мокрым с одного конца, а с другого зато пересохшим и задеревенелым. Сыр стекал с него и обжигал руки. — Гадость, — констатировал Эли, мужественно проглотив почти половину бутерброда. — Принеси лучше молоко, — сказала мама, вынимая из коробки полупустую жестянку о’боя. Эли огляделся, но молока нигде не нашел. — На террасе. Эли потащился в гостиную, краем уха уловив, как занудствует Квентин: — В о’бое слишком много сахара, лучше покупать просто какао для выпечки. Дешевле и полезнее. Дешевле и полезнее было бы оставить Квентина на этой помойке и вернуться домой, в цивилизацию. Эли повоевал немного со скрипучей дверной ручкой, но наконец выбрался на террасу, схватил молоко и поспешил назад, в тепло. Обходя груду мебели, он запнулся, едва не упал, в последний момент ухватился за стену, свободной рукой прижав к груди бело-зеленую картонку, облегченно выдохнул. Поднял глаза, увидел прямо перед собой проступающее из-под пластика овальное зеркало, попятился, но тут же передумал, подошел ближе, сдернул пластик, вгляделся в свое тусклое отражение. Нет, разумеется, никаких привидений в зеркале не было. Только сам Эли: немного взъерошенный, немного бледный, но в целом такой же, как всегда. Темные волосы, золотисто-карие глаза (мама звала этот цвет ореховым, а одноклассники — гнилым), сосредоточенно сведенные брови. Его лицо, его мимика. Ничего потустороннего. За спиной что-то шевельнулось. Эли обернулся, ожидая увидеть что угодно, но за ним было только огромное окно, выходящее на пустую террасу. Наверное, птица пролетела, скользнув тенью. Эли потянулся, чтобы снова накрыть зеркало, и увидел, как из отражения прямо на него бежит щуплый мальчишка. Эли инстинктивно прижал к груди молоко, будто пытаясь спрятаться за двухлитровой картонкой. Привидений не бывает, сейчас утро, по утрам их тем более не бывает. Так не бывает. Этого не может быть. Мальчишка протянул руку и схватил Эли за запястье.