Дом с привидениями

Эли шумно задышал, чувствуя, что невидимый хомут наконец исчез. Разумеется, в каморке никого не было. Ни девочки с косой, ни злобной тетки — никого. Ни голосов, ни движения воздуха, ни какого-либо присутствия вообще. Уже не было так адски холодно, и изо рта Эли не шел пар. Причудившаяся сцена порки начинала казаться нереальной, но Эли всё равно было страшно. Ночью не спасает понимание, что это всего лишь сон. Нужен солнечный свет, нужна атмосфера утра, чтобы всё снова стало хорошо. А ночью есть только один выход. Эли выпутался из одеяла, соскользнул с упругого матраса и ступил на пол. Доски протяжно скрипнули, и Эли, собиравшийся прокрасться незаметно, передумал и кинулся в комнату мамы и Квентина бегом. По пути его ничто не сожрало, ничто даже не привиделось в зеркалах и прозрачных колпаках настенных ламп, но Эли всё равно испытал огромное облегчение, оказавшись возле мамы. Он опустился на пол у ее стороны матраса, осторожно потянул за кончик одеяла: — Мам? Мама сонно застонала, приоткрыла глаза и прошептала: — Что такое? Эли смутился, потом признал: — Мне страшно. Мама шикнула на него, обернулась к Квентину, убедилась, что голос Эли его не разбудил, потом приподнялась на локте, жмурясь спросонья, и вздохнула. Эли услышал досаду в этом ее вздохе и совсем расстроился. — Плохой сон? — спросила мама, и Эли нехотя кивнул. Он отчаянно хотел забраться в мамину постель, подоткнуть со всех сторон одеяло, прижаться к теплому боку, почувствовать себя защищенным, как в раннем детстве, но мама хмурилась, в ее теплый бок уткнулся своей костлявой задницей Квентин, а на матрасе не было места троим. — Потому что смотришь всякие ужастики, — с упреком сказала мама. — Я вообще ничего не смотрел! — возмутился Эли. — Интернета же нет. — Ты их годами смотришь, накопилось, — не сдавалась мама. — Что бы тебе ни приснилось, это не по-настоящему, помнишь? — Угу, — буркнул Эли. Он еще раз посмотрел на Квентина, надеясь, что тому хватит совести свалить и освободить место. Но Квентин продолжал дрыхнуть — или притворяться? Точно, притворяется. Наверняка ведь проснулся, но лежит и храпит, чтобы не участвовать в разговоре, чтобы не почувствовать себя обязанным уступить ребенку. — Пойдем, — вздохнула мама. Она встала, и Эли последовал ее примеру. Может, мама хоть посидит с ним, пока он не уснет, а потом настанет утро. Мама зябко куталась в плед, и Эли стало стыдно, что он ее разбудил. Он послушно проследовал за ней по коридору, уже на самом пороге сообразил, что жутко хочет в туалет, и завернул в ванную, бросив на маму виноватый взгляд. Выключатель глухо щелкнул, но в ванной было по-прежнему темно. Эли уже собрался позвать маму, когда лампа дрогнула и стала оживать. У нее был самый мерзкий холодный свет, какой только бывает у энергосберегающих лампочек, и Эли мысленно проклял Квентина за такой выбор. Он подошел к унитазу и с грохотом поднял тяжелую крышку, удивляясь фантазии людей, разместивших прямо под навесным бачком унитаза зеркало. На что там смотреть? Темные разводы и трещины в самом унитазе Эли не удивили. Он приспустил штаны и поднял взгляд на зеркало, решив, что туда смотреть всё-таки приятнее. Может, для того оно и висит? Эли нахмурился, разглядывая в отражении три раковины у противоположной стены. Над ними тоже висели зеркала. Эли мельком глянул на свое отражение в них, на характерную позу и наклон головы, смутился, отвел было взгляд, прищурился и замер. У центральной раковины стоял какой-то другой мальчик, не Эли. Даже в тусклом освещении это было совершенно ясно: волосы у мальчика были огненно-рыжие, а не темные. Да и мальчик стоял именно у раковины, а не отражался в висящем над ней зеркале. Эли пригляделся, пытаясь убедиться в обратном, и почувствовал легкое головокружение, будто он вот-вот провалится в зеркальную бесконечность. Он поспешно натянул штаны, дернул за цепочку, заставляя унитаз рыгнуть мутной водой, и обернулся. Рыжий мальчик, стоявший у раковины, обернулся тоже. Он грустно посмотрел на Эли, и по щеке его сбежала одинокая слезинка. Во рту у мальчика торчал толстый брусок желтовато-серого мыла. Эли выскочил из ванной, забыв погасить свет. — Руки помыл? — спросила мама. — Там… мыла нет, — пробормотал Эли. Мама даже не стала ругаться. Она включила лампу в каморке, расправила скомканное одеяло, отдернула его, и Эли послушно лег. — Мам, там кто-то есть, — сказал он, поняв, что больше так не может. — В ванной. Какой-то мальчик. — Кто? — Я видел его отражение в зеркале, — продолжал Эли, уже и сам понимая, как это звучит. — Но это был не я, мам, там кто-то другой, правда! — Ты устал, тебе показалось, — сказала мама. — В зеркалах чего только не увидишь. Спи. — Мам! — Спокойной ночи, Эли. Мама подоткнула одеяло, поцеловала Эли в лоб и вышла, оставив свет включенным. Лампа погасла через минуту после ее ухода. Эли весь сжался, чувствуя, как подступает неподвижность. — Не нужно, фрекен! Пожалуйста! — Стефан знает, что ему делать. — Раз! Простите, фрекен, я больше не буду. Два! Простите, фрекен…