Дом с привидениями

— Эли! Элиас! Эли открыл глаза. Жестоко выпоротый зад ныл и пульсировал. — Что ты вытворяешь? — спросила мама. Эли обнаружил, что полулежит на полу, привалившись боком к зеркалу, и сжимает в руках раздавленную картонку. Хотелось верить, что мокрая прохлада на штанах — это молоко, но Эли быстро отвел взгляд, потому что мало ли. Сознание кувыркнулось, показывая Эли гостиную, в которой он нашел зеркало, и гостиную, в которой его перегнули через стол и… Додумывать Эли отказался. Он встал, отбросил пустую картонку, мельком глянул-таки на молочную лужу и полез в карман за мобильником. — Элиас! — Я хочу домой, — всхлипнул Эли. — К папе. — Да что с тобой? Мама взяла Эли за плечо, и он отпрянул, едва не налетел на зеркало, крикнул: — Не трогай меня! — Успокойся, — сказала мама как-то испуганно и поэтому мягко. — Принеси с террасы новый пакет молока, я сейчас всё вытру, ничего страшного. Эли трясущимися руками пролистал список контактов, нашел папу, нажал на вызов. Мобильник угрюмо пиликнул, высветив на экране: «Вызов не удался». Эли отпихнул маму в сторону, пересек гостиную и побежал по коридору. Влетел в ванную, запер дверь, сорвал полотенце с ближайшего зеркала, дернул вниз штаны с трусами, выгнулся, вытянул шею, пытаясь рассмотреть следы порки. Их не было. Облегчения Эли не почувствовал, только разочарование. Выходило, ему нечего даже предъявить в качестве доказательства. Его избили, ему было больно и стыдно, но ему не оставили ни синяка, ни рубца. Эли понимал, что звонить в полицию и жаловаться на длинного бессмысленно. Что он скажет? Что какой-то мужик из зеркала его выпорол, не оставив следов? Да кто в это поверит? Получается, Торселиус останется безнаказанным. И этот Себастиан… Его Эли ненавидел даже больше. Длинный-то не затаскивал его в зеркало, не подставлял под удары. Эли осторожно ощупал ягодицы, на секунду почувствовав под пальцами рубцы. Он испуганно глянул в зеркало — и увидел в нем Себастиана. Его поза полностью соответствовала позе Эли — взгляд через плечо, руки на ягодицах, — но всё остальное… Слегка взлохмаченные русые кудри, полные слёз грустные серые глаза, белая рубашка, жилет, приспущенные темно-серые брюки. И совершенно пунцовые, перечерканные горизонтальными и диагональными рубцами ягодицы, щедро украшенные синяками и капельками крови. Эли мигнул, и Себастиан исчез. — Элиас, открывай немедленно! — крикнула мама и принялась стучать в дверь. — Что с тобой? Что ты там делаешь? — Отстань! — всхлипнул Эли. Он поспешно натянул штаны, отпер дверь, пихнул маму плечом, вбежал в свою каморку, плюхнулся на матрас, почувствовав, как протестующе ноет зад, и с головой накрылся одеялом. Мама отстала, видимо, решив дать ему время. Эли слышал ее удаляющиеся шаги, слышал невнятное бормотание, доносившееся из столовой. Он снова и снова пытался звонить папе, но вызов срывался. Мама посовещалась с Квентином и всё же пришла, постучала в открытую дверь и спросила: — Что с тобой, Эли? — Я не хочу здесь жить, — всхлипнул Эли, еще глубже зарываясь в одеяло. — Ненавижу этот дом. И Квентина ненавижу. Всё из-за него! Хочу к папе. — Ну, что ты такое говоришь, — сказала мама. — Ты просто устал. Ничего, на каникулах отдохнешь, наберешься сил… — Я всё равно здесь не останусь, — всхлипнул Эли. — Я позвоню папе, он меня заберет. Мама вздохнула, присела на край матраса, погладила Эли по плечу и ничего не сказала. — Он меня заберет, — упрямо повторил Эли. — Откуда ты взял это одеяло? — спросила вдруг мама. — Ты дала, — буркнул Эли. Вечно она меняет тему, стоит ему заговорить о папе. — Я давала только одно, — совсем уже озадаченно сказала мама. — Странно. — Да насрать на одеяло! — воскликнул Эли и горько зарыдал. Мама молча гладила его по плечу, и Эли сдался, уснул, прижимая к себе мобильник.