Дом с привидениями

Через некоторое время Эли снова выбрался в столовую, включил чайник, открыл упаковку лапши, бросил сухой брикет в миску, сердито потеребил пакетик с приправами. Тот не желал открываться, а ножниц поблизости не было. Наконец Эли сдался, впился в пластик зубами. Высыпал приправу на кудрявую лапшу, поднял голову и поймал на себе брезгливый взгляд Квентина. — Что?! Квентин, разумеется, не ответил, только отвернулся, делая вид, что его нет. Эли сердито засопел, сдернул с подставки закипающий чайник, плеснул на лапшу кипятка, накрыл сверху блюдцем. Теперь еще ждать минут пять, вот радость-то… Он осторожно опустился на раскладной стул, готовясь почувствовать боль, но сидеть оказалось вполне терпимо — может, как раз потому, что он был готов. Конечно, выпоротый со всей жестокостью зад ныл, но не настолько, чтобы Квентин что-то заподозрил. Эли поиграл с мыслью о том, чтобы снять побои. Если сфотографировать всё сейчас, можно будет пожаловаться маме, будто бы это Квентин его так отделал. До выходных же следы не исчезнут? Поблекнут, да, но вместе с фотографиями составят вполне хорошее основание для заявления куда надо, и Квентина отвезут в тюрьму. Представлять себе скорбное лицо Квентина, вцепившегося в зарешеченное окошко машины, на которой он отбудет из их с мамой жизни, было приятно, и Эли улыбнулся. В конце концов, это будет почти правда: если бы Квентин их сюда не притащил, Эли бы не получил по заднице, так что это Квентин виноват, даже если он сам и не держал в руке ни трость, ни розгу. И всё же Эли вынужден был отказаться от своего плана — потому что рассказать маме о порке никак не мог. Он поднялся, прихватил с собой миску лапши и вилку и удалился в каморку. Квентин за его спиной неодобрительно шуршал кроссвордами. Эли устроился на одеяле, предусмотрительно подложив еще и подушку, и стал наматывать лапшу на вилку. Капнул на колено, сердито поскреб пятно ногтем и услышал смешок. — Хедвиг? Она отлепилась от стены, и Эли удивился гармоничности ее появления. Она будто всегда там стояла, но он только сейчас ее заметил. А может, так и было? — Любишь лапшу? — спросил Эли, пытаясь скрыть смущение. Хедвиг пожала плечами и опустила глаза. — Хочешь? Эли протянул ей вилку, чувствуя себя полнейшим кретином. Конечно, она ни разу не пробовала лапшу, у них там, наверное, едят одну картошку. — Я не могу, — вздохнула Хедвиг. — А если запрыгнешь в меня? Эли до сих пор не понимал до конца, как это работает. Он сам из Стефана и Себастиана вываливался через потерю сознания, а Хедвиг в тот раз просто проявилась, едва Эли закрыл за собой дверь каморки, и аккуратно вышагнула из него, как из комбинезона какого-нибудь. Выходило, что ее тело пропало из зазеркалья, раз она вся была в каморке, и что на это сказал старый хрыч? Спрашивать Эли не решался. Хедвиг тем временем одарила его озорной улыбкой и сказала: — Второй этаж, третья дверь направо. — А? — переспросил Эли, но Хедвиг уже исчезла. После некоторых колебаний Эли решился, поставил тарелку на пол и прокрался к лестнице, стараясь не привлекать внимания Квентина. Мимо зеркал прошмыгнул быстро, не задерживаясь и не вглядываясь, толкнул указанную дверь и оказался в комнате, уставленной мятыми и ржавыми железными кроватями. Огляделся, нашел зеркало на стене у самой двери. Комната в нем выглядела такой же мрачной. Да, исчезли пятна сырости с потолка и обоев, паркет не топорщился тут и там, кровати тускло блестели и стояли ровными рядами, а не как попало, но всё же… Одеяла на них были комковатыми, подушки — тонюсенькими, а еще возле каждой кровати высилось узкое деревянное ведерко с прутьями. — Извини, задержалась, — прошептала Хедвиг, влетая в комнату. — Фрекен Ларссон меня чуть не поймала. Она протянула руку к зеркалу, и Эли повторил ее жест, чувствуя, как теряет собственное отражение и растворяется. — Сопротивляйся, — подсказала Хедвиг, и Эли мысленно вцепился в свое тело, уперся ногами в пол, не поддаваясь. И отошел от зеркала, попятился, сел на ближайшую кровать. — Получилось? — Получилось, — подтвердила Хедвиг в его голове. Хедвиг из зеркала так и стояла с прижатой к стеклу ладонью. — Пойдем? Эли встряхнулся, привыкая к ее присутствию у себя в голове, и кивнул: — Пойдем. Спускаясь с лестницы, он специально вел рукой по перилам, перебирал все завитки и шишечки. — Чувствуешь? — Да. И фарфоровую супницу тронул: — Чувствуешь? — Холодная. Прокравшись по коридору к каморке, Эли пододвинул к себе лапшу и стал есть. — Вкусно? — Очень, — засмеялась Хедвиг. И Эли тоже засмеялся — исключительно мысленно, радуясь удобству этого общения. Можно болтать и есть одновременно, можно хохотать, не боясь, что Квентин прибежит на шум. — Хедвиг, а если ты выйдешь из меня, ты пропадешь оттуда? — спросил Эли и мысленно нарисовал картинку мрачной спальни. Хедвиг в ответ нарисовала, как она растворяется, стоя у зеркала, и одновременно проявляется рядом с Эли. — То есть ты можешь быть здесь в своем теле тоже, но ничего не чувствуешь, — заключил Эли, и Хедвиг кивнула. — Слушай, это же здорово! Ну, не то, что ты ничего не чувствуешь, а что ты можешь запрыгнуть в меня. Мы с тобой сейчас сделаем о’бой, хочешь? Он сопроводил предложение иллюстрацией, и Хедвиг радостно воскликнула: — Горячий шоколад! — Ну, можно и горячий, — кивнул Эли. — В микроволновке разогреем.