Paganini

С этого случая прошел месяц. Огава уже не стесняясь ходил к Тэкехико домой, но драму они больше не смотрели. Как оказалось, в фильме сбили человека, напомнив Кацуки о травме, именно поэтому случилась истерика. Всё шло своим чередом, наступал День весеннего равноденствия. В Токио он праздновался особенно ярко. Салют, концерты, многочисленные гуляния. Кио начал думать, что подарить своему лучшему другу, к которому он на протяжении некоторого времени испытывает симпатию. Что бы выпытать хоть грамм информации, ему приходилось ежедневно расспрашивать его маму, от которой он добился понимания сразу же, после первого звонка. Остановившись на ресторане, он продумал всё до мелочей, вплоть до того, что будет говорить. И вот, настал тот самый день. Огава как обычно ехал забирать Тэкехико из университета. Знакомая дорога, приятное здание, окруженное парком. Заходя в калитку, он видит странную картину: Кацуки громко матерят два парня, после начиная избивать. Тот пытался отмахиваться, но их удары были слишком сильные. Быстрым шагом подходя к ним, Кио не церемонясь, ударяет первого в живот, а второго в челюсть. — Ты в порядке? Они ничего тебе не сделали? — Нет, — очень тихо проговорил блондин. — За что они так? — Мои виски. На этом разговор был окончен. Они молча сели в машину, впервые за такое количество времени. — Я сегодня заеду, в семь, — пытался скрасить тишину Кио. — Хорошо, — холодно, серцце брюнета пропустило несколько ударов. Внезапно стало слишком больно от осознавания того, что этот человек никогда не будет рядом. Настолько близко, что можно поцеловать, не боясь быть отвергнутым. Это слишком сложно, что бы описывать словами. Почему так больно? Ему же просто ответили. Эту травму оставляли слишком много раз, больше его сердце не выдержит. Огава впервые по настоящему влюбился, вот серьезно, он не накрутил себе эти чувства. Впервые за всю свою никчемную жизнь он испытывает такое. — Все в порядке? — Нет, ничего не в порядке. Ему хочется спрыгнуть с моста, но приходиться отвечать лишь мягкое: — Да, всё отлично, — лучше всех, саркастично подсказывает внутренний голос. На счет сегодняшнего дня у бариста было плохое предчувствие. Ещё и брюнет в плохом настроении. Он никогда не злился на него, что же случилось, почему всё так? Попрощались они неоднозначно. Зайдя в квартиру, он сполз по двери вниз, содрогаясь в громких рыданиях. Такие приступы находили на него достаточно редко. Всё слишком запутано, что же происходит. Всё по сценарию, трубку не берет, на сообщения не отвечает. Ожидание семи часов вечера мучительно долгое. Вот и спасительный звонок. Сейчас он опять увидит его, опять он будет сходить с ума от невозможности дотронуться. Опять. Но встреча прошла не так плохо. Никто не кидался оскорблениями, всё было как обычно. Тэкехико оделся слишком красиво, слишком вызывающе, слишком идеально. Слишком много слишком. Привычно убранные в хвост волосы были распущены. — Так куда мы, Огава? — снова этот чудесный голос. — В ресторан, я оплачу. — Но ты не мо. — его прервали. — Тэкехико-кун, — отчеканил Кио. До заведения они доехали в относительном спокойствии. Привычно открыв блондину дверь машины, сам поспешил за ним. В самом помещении было очень красиво, преобладал офисный стиль. Их столик находился в приватной зоне. Сама комната содержала диван и стол, отличаясь от основного зала только помещением. — Здесь миленько, но почему приват? — Хотел перед тобой повыпендриваться, — с румянцом на щеках сказал Огава. Подошедший официант сразу узнал известного музыканта. Он много советовал, в итоге они остановились на горячем и салате. — В этом месте прекрасные блюда, — расхваливао ресторан Кацуки. Да, там действительно очень вкусно готовили. Несмотря на теплую атмосферу, оба чувствовали некую недосказанность между ними. — Слушай, — первым начал блондин, — тогда в машине я повел себя грубо, а ведь ты переживал за меня, прости. — Тебе не за что извиняться, — но произошедшее дальше, хоть и не много, но выбило из колеи. Тэкехико медленно потянулся к его выбритой щеке и оставил влажный поцелуй. Вроде жест дружеский, но Огаве было настолько приятно, что он был готов продлить этот момент навечно. — Это, что бы точно простил, — и кинулся в его раскрытые руки.