(не) про отношения

Он останавливается напротив витрины магазинчика и как последний кретин палятся на экраны новомодных телевизоров за стеклом. Там, на множестве экранов, крутят сюжет прямиком из Токио. Там на экранах крупным планом показывают Старателя. Даби, кажется забывает про все на свете. Как дышать, как говорить, как двигаться. Он замирает и мир замирает вместе с ним. Вакуум. Абсолютная тишина и экраны напротив собственного лица. Все внимание сосредотачивается на некогда родном лице. На лице человека, которого он считал Богом. Сильным, непобедимым. Единственным в своем роде… — Эй? Штопаный, чего завис? — голос Накахары пробивается, как сквозь толщу воды. — Даби? Даби устало прикрывает глаза, всего на пару секунд, и наконец выдыхает. С губ срывается облачко пара, сюжет на экранах меняется, а реальность обрушивается на голову волной городского шума. Там справа ругается парочка студентов, за спиной звенит колокольчик при входе в магазин, недалеко слышен рев мотора чьего-то старого автомобиля… Жизнь не останавливается, а несется мимо. Мимо парня с ожогами и рыжей девочки в легкой зеленой курточке. Чуя хмурит тонкие рыжие брови и поправляет капюшон. — Не стоит… — «Не стоит», что? — Даби прячет руки в карманы пальто, мысленно считает до десяти и пытается переварить и запихнуть внутреннюю драму куда подальше. Потом. Он разберется со всем потом, когда свалит из Йокогамы. — Просто не стоит, — Накахара плавно разворачивается на пятках в сторону набережной. — Просто… Такие как он там. Наверху. А мы выползли из Чаши. А глубже нее только Марианская впадина. У Чуи иногда проскальзывают до боли здравые и логические мысли. Даби думает, что будь у королевы Овец образование, бабло на кармане и чуть меньше сентиментальности и привязанности к толпе тупых детишек, ей бы цены не было как… как кому угодно. (Как герою. Из нее бы вышел хороший герой…) Но у Чуи душа, сердце и любовь к своим людям на первом месте, а потом уже здравый смысл и мозги. Зачем воевать когда можно обороняться, позиция хуже некуда, но разве кто-то будет слушать Даби? И тем более, он в Овцах не заинтересован… Парень ухмыляется и легонько толкает подругу локтем в бок. — Может ты и права, пастушка. *** Марианские впадины, синие горечавки, ложные боги и акт самосожжения. Даби ненавидит копаться в собственном прошлом, но сегодняшний день и тот тупой репортаж никак не идут из головы. А еще он зачем-то затеял этот тупой разговор про слив из Овец. Чуя хороша, как союзник. Ее не хочется терять и вообще, все это общество бродяжек желающих воевать, никак не ее уровень. Надо уйти и ее за собой утащить. Так будет лучше… — И куда ты пойдешь? К кому? Думаешь одному на улице легко? Или что СБГ примут тебя к себе? — Накахара заводится с пол-оборота. — Быть в банде вариант, мы поможем. Все что нужно! Еда, кров, защита… Слабое красное свечение вокруг миниатюрной фигурки королевы Овец буквально показывает, в какой Даби грани от драки, а ему… Словно бы и надо. Ему интересно где пролегает драная граница между «куда ты пойдешь?» и "катись ты нахуй, штопанный». Плохая, наверное идея, Даби вроде как других не держит. Это неосознанное желание выбесить Чую, неосознанное желание битвы. Зачем? Нахрена? Надо остановиться… Даби же символично подливает масла в огонь: — Думаешь ты им сильно нужна? Думаешь они будут за тебя горой? — ему почти смешно. Недовольство в совете тринадцати зреет который месяц, только все бояться рот раскрыть и сказать все прямо. — Думаешь они будут за тебя держаться если найдут кого-то посильнее? Думаешь при первой же возможности не воткнут нож тебе в печень, м? Они слишком сильно от тебя зависят и многим это не нравится! Очнись! Твои милые детки пустят тебя на фарш быстрее, чем… У Чуи охрененная растяжка. Дать в челюсть с ноги у нее вообще за коронный номер. Все что происходит дальше больше напоминает гребаный ад. *** — В следующий раз, когда тебе будет херово… Купи алкашку и напейся где-нибудь, — Накахара касается рукой ожога на плече. — Что на тебя вообще нашло? В голове восхитительно пусто. Говорить не хочется. Вокруг только пустынный пляж. Только морозный воздух и привкус крови во рту. Кажется у него рука из сустава вывернута. Что на тебя нашло, Тойя? Ты вообще умеешь останавливаться?! Ты больной! Ты себя сожжешь. Тойя! Ты слышишь меня? — Слышу. Слышу… — Даби прячет улыбку в ладонях. Часть скоб на руках и лице выдрана, спасибо, что не вместе с нарощенной кожей. И спасибо, что челюсть пережила удары повелительницы гравитации. — Господи, да у тебя совсем шарики за ролики заехали, — Чуя останавливается от него расстоянии вытягутой руки. Куртка в хлам, только выкинуть, майка в крови, нос разбит и руки… в ссадинах и ожогах. Он сжег перчатки? Или она стянула их в пылу драки? Она не заслужила этого. Надо было остановиться… — Я мудак, — такое себе извинение. — Это я уже поняла, — Накахара садится напротив Даби на корточки. — Хочешь поговорить? Ты сгоришь… Он и сгорел. Было скучно. — Нет, — Даби сплевывает кровь на мелкую прибрежную гальку. Голова кружится… — Ну и славно, — Чуя ложится на холодную землю и закрывает глаза. — Потому что я тоже. *** Он понятия не имеет сколько они проводят так в тишине на безлюдном пляже. Он не помнит в какой момент сокровенная правда срывается с его губ. — Старатель мой отец. Чуя тяжело вздыхает, приподнимается на локтях и язвительно произносит: — Окей, тогда Всемогущий мой дядя, — девушка поднимается с земли и отряхивается. Она собирается сказать что-то еще. Ровно такое же язвительное, может что-то более едкой, но… Даби ловит взгляд синих глаз и они с Накахарой с секунд тридцать смотрят друг другу в глаза. Пока в глазах рыжей не зажигается огонек понимания. — Господи, блять, боже… — тихо выдыхает королева Овец. Вновь повисшую тишину на пляже нарушает только выкрики проснувшихся чаек. Где-то там вдалеке рождаются первые лучи рассвета.