Санкт-Петербург от А до Я

— Что ты вертишься? Алекс оторвал голову от подушки, перевернулся на другой бок. Глаза слипались, было что-то около двух ночи. Аркадий, лежавший, по обыкновению, с краю, ворочался. Сильнее, чем обычно. Нервничал. — Переживаю, — бросил он, ложась с Алексом лицом к лицу. — Всё будет в порядке, — уверенно сказал Тарасов. — Я делал это сто раз. — Нельзя, чтобы постоянно везло. В какой-то момент удача отвернётся. И я знаю, что это будет завтра. Алекс вздохнул, закинул крепкую руку на бок Аркадию. Даже так чувствовалось его частое сердцебиение. Значит, в самом деле переживал. Конечно, было из-за чего, Алексей и сам немного волновался. Хоть и бравировал тем, что давно был опытным лётчиком, всё равно стрессовал. В испытаниях ведь каждый раз, как в первый, даже страшнее, потому что знаешь, на что идёшь. Но Алекс с самого начала это знал, ещё когда поступал в университет гражданской авиации. И страстно желал стать лётчиком-испытателем. И вот, его мечта сбылась, он закончил вуз, отлетал положенные часы и теперь за все новинки российской воздушной техники садился одним из первых. — Аркаш, — мягко сказал Алекс, придвигаясь вплотную, так, что их носы соприкасались, — ты же знаешь, что всё будет в порядке. Не нагнетай, расслабься. — Почему тебе просто не перейти к нам в бюро? — шептал Аркадий, будто не слыша Алекса. — Мы бы работали вместе, ты бы не подвергал себя такой опасности. — Ты же знаешь, — стоял на своём Алекс, — я так не могу. И не смогу. Столько летал, а потом в бюро бумажки перебирать? Ничего не имею против этого, но мне больше небо по душе. Аркадий знал это. И понимал, на что подписывается, когда предлагал Лёшке Тарасову, который пёрся по всему, что связано с авиатехникой, встречаться. Подписывался на то, что в их отношениях всегда будет кто-то третий, но не человек, даже не вещь, а что-то куда более высокое и бесконечное. И, к счастью или сожалению, это нечто всегда будет для Алексея на первом месте. И Аркадий гордился, что знает такого человека, понимал, что именно на таких, горящих идеей, готовых принести ей в жертву самого себя, именно за счёт этих людей и двигается прогресс. Только цена порой была слишком высокой. Алекс виртуозно обманывал смерть. Он катапультировался из горящего самолёта, которому при взлёте разорвало топливный бак; он посадил машину, у которой отказали шасси, и огненные брызги вылетали из-под железного брюха фонтаном; остался цел и невредим даже тогда, когда приборную панель закоротило, слава богу, что до старта. Тогда Алексу обожгло руки, но, в общем, он отделался очень легко. Тарасову везло каждый раз. И Аркадий боялся, что однажды лимит удачи исчерпает себя. — Ты даже в первый раз не так сильно переживал, — усмехнулся Алекс, поглаживая Аркадия по дугам рёбер. — Завтра всё будет хорошо, вот увидишь. Он мягко поцеловал его в лоб, улыбаясь от лёгкой щекотки, усы Аркадия пощекотали шею. Алекс заснул достаточно быстро, а Трубецкой всё смотрел на его умиротворённое лицо, на глубокий шрам над верхней губой, на брови, которые даже сейчас были вздёрнуты вверх так, будто Алекс и во сне ставил что-то под сомнение. Аркадий смог уснуть только под утро, видя образ Лёши на внутренних сторонах век. Следующим утром вели себя, как обычно. Алекс милостиво не вспоминал ночную слабость Аркадия, то старался быть тихим и взять, наконец, себя в руки. Завтракали, как обычно, не плотно, по традиции пили ромашковый чай. Алекс ободряюще улыбался Трубецкому, даже пару раз подмигнул. Тот вернул слабую улыбку. Ехали на ведомственной машине, что тоже было своеобразной традицией. Вёл Аркадий, Алекс не любил управлять автомобилем. Привык к штурвалу самолёта, а на машине разве взлетишь? Нет, теоретически, можно, но на практике лучше не проверять. Включили радио не на полную громкость, крутили ненавязчивый русский рок. Алекс рассеянно глядел за окно, считая проносящиеся мимо деревья, наблюдая за проводами, которые были похожи на растянутые улыбки. Смотрел на серебристую точку, которая оставляла за собой белый след, кто-то торопился на отдых, или наоборот, возвращался домой. Уже возле кпп Алекс попросил: — Приходи посмотреть на меня, пожалуйста. Хотя Аркадий и так не пропускал ни одного его полёта, всегда пробивался в ту группу конструкторов, которые следили за испытанием. Однажды его не хотели пускать, так сама начальница отдела, красивая женщина с пронзительными голубыми глазами, сказала «Трубецкого пустите, не то работа вся встанет. И всегда пускайте, лучше он сам всё увидит и будет спокоен, чем мучается в неведении и тормозит процесс». И все всё поняли, почему Аркадий так рвётся смотреть именно на полёты Тарасова, но возмущаться никто не стал, потому что начальство было всегда право. — Конечно, я приду, — Аркадий подкосился на Алекса. — А ты потом приходи ко мне в чертёжную. Так уж и быть, покажу кое-что новенькое. Трубецкой припарковал машину на стоянке. Теперь им надо было выйти и разойтись: Аркадию идти в бюро, Алексу — на лётное поле. Немного посидели, как будто на дорожку. Поглядели друг на друга в последний раз. И разошлись.