Искусство Переговоров

      Траун сидит на маленьком табурете возле мольберта как на иголках. Некоторое время он не смеет смотреть в сторону Асоки, а лишь смущённо размазывает пигменты по палитре. Асока смирно висит в колодках, пытаясь дышать ровно. В помещении холодно, но она чувствует себя как порг на вертеле над костром. Её кожа горит. Лекку сводит. Живот всасывается под рёбра не от голода, как днём раньше, а от стыда и томительного ощущения в паху. Асока сжимает ноги и молит Силу остудить её тело и разум. Но Сила её мольбы не слышит — низ живота тянет всё сильнее с каждой минутой, а грудь напрягается, словно от ласки. Траун начинает водить кистью по холсту, так и не сняв мундира. Линии выходят неточные, кривые, пигмента на кисти то чересчур много, то мало. Его руки немеют и не слушаются его. Асока видит его мучения и предрекает, что, либо его белоснежная форма будет испорчена пигментом, либо картина — кляксой, если ничего не предпринять для разряжения атмосферы. — Митт'рау'нуруодо? Вы собирались рассказать мне что-то, не так ли? — деланно-спокойно спрашивает Асока. Эта реплика взрывает гнетущую тишину, откликаясь уловимой дрожью в руках чисса. Он чуть не роняет кисть, но его тон ровен, а взгляд прямолинеен, когда он отвечает: — Я думал, с чего мне начать… — Траун прерывается, нервно сглатывая, — Вы можете спросить у меня о том, что Вас интересует. Я начну с этого. Асока без промедления спрашивает: — Где сейчас Эзра Бриджер? — Мастер Бриджер на Ренторе. Он тренирует там пилотов-звездоходцев. Прекрасно справляется. Его безмерно уважают и почитают все мои сородичи, — докладывает Траун на одном дыхании. Его взгляд скользит по телу Асоки, а руки продолжают дрожать над холстом. Он не может собраться и нарисовать её узоры — несложные узоры, которые рисуются в один мазок каждый. — Как он попал туда? — продолжает Асока, видя, что Траун заторможен.       Или заворожен..? — По иронии, я бы сказал, но как мы позже выяснили, что это была чистая случайность. Его друзья, пёрргилы, забросили нас в Доминион чиссов, ко внутренней границе туманности. Наш флот засёк вторжение и поспешил расправиться с «врагом». К счастью, видя ситуацию, адмирал чисского флота посчитала, что разумных существ стоит допросить. Так, все, кто был на борту Имперских транспортов, оказались спасены и теперь живут на Ренторе. Большинство применяют свой опыт для развития технологии и науки чиссов. Асока обдумывает услышанное. Чиссы не перестают удивлять её продуманностью стратегий и превосходной тактикой. — Зачем я Вам? — спрашивает Асока, понимая, что у чисса на неё особые планы. — На этот вопрос невозможно ответить парой фраз… Я начну с небольшого отступления, чтобы Вы поняли контекст ситуации. — Это уже звучит так, словно я буду вовлечена в заговор вселенского масштаба… — Не заговор, а грандиозный план. План по восстановлению мира и порядка в Галактике. Но давайте всё по-порядку. — Как скажете, Гранд-адмирал. Я Вас внимательно слушаю. — Знаете, леди Тано, у нас, чиссов, есть одна легенда… Я расскажу её Вам сейчас вкратце, но по прибытии на Ксиллу, Вы сможете прочитать её всю, если захотите. Так вот, мой народ верит, что в где-то в недрах галактики, живёт Светлая Богиня, хранительница Огня, Мира и Света. Всё это как в прямом так и в переносном смысле. У этой Богини есть брат — её главный противник и антагонист. По неким причинам, он не может убить её, однако, может пленить. Когда Злой Бог ловит Богиню, то он запирает её в нерушимой клетке, а сам пускается бушевать по галактике. Однако, у Светлой Богини есть помощники, которые находят темницу, освобождают её, и пленят Злого Бога. Тогда Богиня восстанавливает мир во всём мире. Но как и у неё, у её брата тоже есть приспешники, и они делают то же — освобождают его, свеграют Богиню, и пленной становиться она. И так меняется цикл за циклом. Наша цивилизация образовалась в цикл Злого Бога, который длится вот уже несколько тысяч лет. Но чиссы верят, что однажды, Светлая Богиня выйдет на волю, придёт к ним и принесёт Свет и Мир. Они же в свою очередь присягнут ей в верности, и запрут Злого Бога в клетке навсегда. Асока переваривает услышанное некоторое время. Рассказ Трауна очень напоминает ей легенду о Небожителях: Светлая Богиня — это Крылатая Богиня с Мортиса, Дочь. Злой Бог — это Тёмный Бог, её брат, Сын. Клетка — Мортис. Приспешники — Джедаи и Ситхи. Сопоставляя легенды, Асока замечает очевидные параллели, и думает о себе. Точнее, о своей причастности к истории с Небожителями, которую она сочла бы небылицей, не прими в ней участие лично. Она смутно помнит детали того приключения, но своё воскрешение она никогда не забудет...       Но легенды чиссов, это всего лишь суеверия, никакого отношения ко мне.       Траун не мог узнать, кто я и что я.       Хотя… Он мог выпытать у кого-то…       Нет. Не мог… — Добавлю, что согласно легенде, особенностями Светлой Богини являются золотая кожа и Белый Свет, что она несёт в мир, — чисс многозначительно выгибает бровь смотря на Асоку исподлобья. Асока вскидывает брови. Её сайберы кристально-белые. Её кожу Траун нарисовал с отблеском золота, утверждая, что чиссы видят её так. Она понимает к чему он клонит… И ей становится жутко не по себе, когда мотивы Трауна начинают вырисовываться. — Чиссы верят в Светлую Богиню, как в Галактике верили в Орден Джедаев и Силу. — Неужели… — Вы только представьте, как воспоёт нас мой народ, когда мы появимся на Ксилле! Каждый чисс с детства знает эту легенду. В Доминации Вас посчитают Богиней, а меня — Вашим помощником. У нас с Вами будет полная преданность и вера миллионов. Понимаете, о чём я? Траун смотрит ей в глаза. Асока таращится на него в ответ, пытаясь просчитать как теперь действовать, ведь чисс не шутит и не хитрит. Он на полном серьёзе считает, что Асока подходит на роль Светлой Богини. Возможно, он даже искренне верит, что это так… А учитывая, что у него был шанс прочувствовать её Свет на себе через Силу… Чтобы убедиться в своей догадке, Асока производит простую манипуляцию: — Когда Вы говорите Ваш народ, не исключаете ли Вы себя из общей массы? Во что верите Вы, Митт'рау'нуруодо? Вы верите в Светлую Богиню? Верите в меня? — с чувством говорит Асока, не разрывая зрительного контакта. Траун замирает. Его реакция на эту простую манипуляция превосходит все ожидания: его глаза стекленеют, он теряется и трепещет, словно безоружный перед легионом врага. — Митт'рау'нуруодо? Вы верите? — Повторяет вопрос Асока, всколыхивая его расстроенный фокус. Траун откладывает кисти, палитру и подходит к Асоке. Он глубоко вдыхает, и смотря ей в глаза, говорит: — Я верю в Светлую Богиню. И хочу, чтобы она помогла нам восстановить мир в Галактике. Я в свою очередь обещаю, что сделаю всё, что она пожелает, когда я обрету уверенность, что мир будет восстановлен. Асока мягко улыбается и отвечает: — Я рада, что вера Вашего народа, как и Ваша вера, крепки. Траун шумно выдыхает, продолжая стоять рядом с ней. Его сигнатура пульсирует и мечется, и это становится очевидно даже сквозь защиту амулета. Он преисполнен радости, его распирает чувство достижения. — Скажите, Вы закончили свой шедевр? — тихо спрашивает Асока, чуть наклоняя голову. Её лекку прикрывающие грудь при этом смещаются, оголяя её формы. Траун насилует себя, держа глаза на уровне её лица. — Нет. После полёта сквозь туманность, моё внимание, кажется… истощено. У меня не выходят… детали, — откровенничает чисс и опускает глаза в пол. — Тогда, может, освободите меня? — Хорошо… — шепчет Траун и выключает электромагнитные колодки. Его накрывает огорчение. Асока догадывается почему — картина не закончена. Траун сумел кривенько набросать некоторые орнаменты, но не смог завершить их детально. — Вы переживаете за участь картины? — участливо спрашивает Асока приглаживая оба лека лежать между грудей. Их кончики подвиваются под груди и это придаёт её груди особый шарм. — Если честно, то… Мне будет жаль, если она останется незавершённой. — Не переживайте. Я могу помочь Вам с деталями. Траун колеблется, но соглашается: — Что ж, возможно, Вы лучше предадите стиль Ваших орнаментов. Прошу, — он указывает ей на место возле мольберта. Асока подходит к холсту и осматривает его работу. Последние штрихи выглядят так, словно их делал ребёнок. Асока усмехается про себя, но позволяет лишь скромную улыбку. — Вам подать одежду? — вкрадчиво спрашивает её Траун. — О нет, пока не стоит. Некоторые орнаменты я наносила очень давно и не помню их особенностей досконально. Мне нужно видеть их для точности воспроизведения… — медленно говорит Асока, — Понимаете. Ведь детали важны… Крайне внимательный к деталям Траун не может не согласиться с этим заявлением. Асока знает это. Он беззвучно скрипит зубами в встаёт у неё за спиной. Асока подыскивает себе кисточку и набирает белый пигмент. Траун внимательно следит за её движениями. Асока начинает вырисовывать свои узоры, начиная с лица, медленно продвигаясь вниз. Рисовать свои орнаменты в миниатюре оказывается намного легче чем на себе в момент нанесения. Асоке нравится процесс. Она даже подумывает о нанесении новых узоров на живот, там, где есть место… Внезапно, ей на ум приходит озорная идея: — Знаете, я на минутку представила, как подобные орнаменты смотрелись бы на Вашей лазурной коже… — нараспев рассуждает Асока, выводя витые линии на холсте. — Простите? — Глазурь на лазури… Думаю, будет превосходно смотреться. Хотите убедиться в этом? — и Асока разворачивается к чиссу лицом. — Я… Не уверен. — Я могу нарисовать на Вас небольшой орнамент. В знак признания за откровенность, если хотите. — Я не считаю, что удостоился такой чести. Но… Асока делает шаг в его сторону. — Какой орнамент на мне Вам больше всего нравится? Я нарисую Вам такой же. Траун в замешательстве. Его схемы сбиваются, а здравый смысл больше не с ним. Вместо того чтобы отказаться, настоятельно попросив тогруту одеться и перестать играться с ним, он мямлит: — Они все прекрасны… Но те что вот тут, — Траун указывает на ключицы Асоки, — Особенно утончённые и они напоминают мне кое-что… Асока немного удивляется — на ключицах и груди у неё символы посвящённые свободе. Её личной свободе. Свободе от Ордена, от чего или кого-либо. То, что Трауну понравились именно эти узоры, говорит о нём кое-что. Но она не комментирует, а просто кивает, соглашаясь. — Снимайте мундир и всё, что под ним. Траун понимает к чему это ведёт и медлит. Но он не может заставить себя отказаться от такого опыта и расстёгивает форму. Затем, снимает водолазку. На его гладкой груди остаётся висеть амулет. Траун мешкает… — Амулет тоже, — подсказывает Асока. Траун не повинуется. Он знает что Асока не одобрит, но всё равно делает по-свеому — переворачивает украшение на шее так, что кулон оказывается за его спиной. Асока неодобрительно покачивает головой. Она подходит к Трауну, осторожно тянется к его шее и расстёгивает застёжку амулета. Траун не останавливает её. Когда Асока откладывает кулон в сторону, он судорожно вздыхает и прикрывает глаза. Пробудившаяся Сила неумолимо терзает его существо и рвётся наружу. Его выворачивает изнутри. Дыхание спирает. Трудно не только дышать, но и думать тоже. Он прилагает все усилия, чтобы не застонать в голос от нахлынувших чувств, сжимает челюсти до боли, кулаки — до дрожи в руках. Асока чувствует его душевные перевороты, но ничего не предпринимает на этот раз. Чисс должен научиться справляться с собой. Она считает, что он достаточно силён, чтобы совладать со своими всплесками. Траун понимает, что помощи со стороны Асоки не будет, и начинает паниковать. Он дышит глубоко, неровно, и уходит в себя на пару мгновений. Асока терпеливо ждёт. Через пару выдохов ему удаётся успокоить тело и разум, найти свою точку опоры, и даже суметь спросить: — Ваши орнаменты… Они что-то обозначают? — Конечно. Каждый их них имеет особое значение. Все вместе они описывают мою сущность, мою историю, меня… — Тот, что выбрал я, что он означает? — Свободу. Свободу тела и духа, — поясняет Асока. Чисс замолкает, осмысливая свой выбор. — Думаете, он подходит мне? — интересуется он. — В некоторой степени. Однако, я не уверена, что наши понятия свободы совпадают. — А что для Вас свобода? — Я затрудняюсь ответить, ведь, по-сути, я никогда не была свободна, — откровенничает Асока, — Присядьте, и я начну, если Вы готовы. — Про себя я могу сказать тоже самое, — с грустью говорит чисс, но старается не проявлять эмоций слишком очевидно, — И я готов. Асока берёт тонкую белую кисть и подходит к Трауну. Тот сидит ровно, как со стержнем в спине, и держит колени сомкнутыми впереди себя. Его длинные ноги не дают Асоке встать к нему вплотную, так, как было бы удобнее всего… Так, как ей хочется. Напряжение, что веет от Трауна, можно пощупать пальцами. Его глаза блестят, взгляд начинает метаться, а щёки темнеют, становясь почти сиреневыми. Его грудь вздымается по мере размеренных вдохов, которые он форсированно контролирует, а сердце колотится так, что Асока слышит его биение набатом в своих монтралах. Он инстинктивно отклоняется от тогруты. Асока игнорирует его реакцию и приближается. Она кладёт одну руку ему на колено и отводит его ногу в сторону, при этом проталкивая свою коленку чиссу между ног. Небольшое сопротивление поначалу поистине символично. Асока встаёт почти вплотную к нему, настолько близко, насколько возможно для рисования. И ей… Хорошо. Уютно стоять рядом с чиссом. Осознание этого не даёт ей покоя, но на этот раз она не давит свои чувства, а даёт им волю, пытаясь определить, что же с ней творится. Асока заносит кисть над широкой грудью и делает первый мазок. Затем второй, третий… четвёртый… Она наносит Трауну узор на левой стороне груди. Грудь у чисса широкая, на ней можно было бы нарисовать куда более замысловатый орнамент, но Асока не в состоянии импровизировать в данный момент — дыхание чисса обжигает её грудь, а взгляд прожигает до нутра. Асока старается держать дежурное выражение лица, но ощущения чужого тела рядом нагоняют краску, заставляют поджимать и покусывать губы, а брови сходиться над переносицей. Раньше, она бывала так близко к врагу только во время поединков или в гуще резни, в доспехах и с сайберами. Сейчас она голая и безоружная. Да и в враг уже не кажется врагом… Асока тянется за белым пигментом и задевает грудью предплечье чисса. Невесомое касание вызывает весомую реакцию. Её окатывает волной то ли озноба, то ли жара, и она начинает терять контроль. Затеянная ею манипуляция затягивает их в пучину, дна которой не видно. Мир чисса сходится на прекрасном теле тогруты обнажённом прямо перед ним, «ради искусства», для него. Мир Асоки сходится клином на груди чисса, на его пульсе, на его сигнатуре, что сияет, как разгорающаяся супернова. Асока пытается понять привлекает ли её так Свет иноземца или… Она обрывает свои мысли на этом и заговаривает: — У чиссов есть традиции боди-арта? Росписи, татуировки? — Нет. В моей культуре тело считается храмом духа и не подлежит никаким модификациям. Даже носить украшения — это… не совсем традиционно. — Но Вы носите. И боди-арт разрешили Вам сделать. Вы не консервативны, как я понимаю? — Именно. Как и Вы. Асока смеряет чисса удивлённым взглядом, но соглашается. Она не приемлела стандартов, правил и законов. Она нарушала их в прошлом, и не собирается прекращать грешить в будущем. Закончив узор на левой груди, Асока берётся рисовать такой же на правой. Обстановка понемногу разряжается. Траун дышит легче, его пульс выравнивается. Он успокаивается и наслаждается процессом. Асока наслаждается уютом и Светом, что он излучает. Она немного медлит, оттягивая завершение узора. Но момент гармонии между ними неожиданно прерывает звонок на комлинк Трауна. Асока убирает руку от его груди и притягивает его мундир с помощью Силы. Траун достаёт из кармана пикающий девайс. — *Гранд-адмирал, мы подлетаем к Рентору. Какие будут указания?* Траун сжимает губы, укоряя себя за то, что увлёкся искусством и проворонил момент прибытия в систему назначения. Он быстро диктует указ: — Экипажу собраться в зале для брифингов. Я буду там через пару минут. Пилоту идти ровно по курсу и послать мою кодировку на Рентор. — *Есть, сэр!* Траун сжимает в руке комлинк и смотрит на Асоку. Асоке всё понятно без лишних слов. Она откладывает кисть и смотрит на свою работу… И на его тело. На руки. Торс. Чисс хорошо сложен. Объёмные бицепсы и пресс из восьми кубиков говорят о том, что он много тренируется. — Нравится Ваша работа? — ехидно спрашивает Траун, видя что Асока откровенно пялится не только на неё. Асока одёргивает себя и быстро отводит взгляд. — Да. Получилось красиво. Вам идёт… — говорит она, отходя от него. От жара, что мучил её вблизи чисса, не остаётся и следа, когда она делает пару шагов назад. По её спине пробегает дрожь. Она притягивает к себе одежду, поспешно влезает в тунику и топчется на месте, гадая, что будет дальше. Траун подходит к проектору и делает снимок самого себя в фас. Асоке забавно смотреть на его самолюбование. — Я подожду Вас за дверью. Вам не помешает присутствовать на брифинге, — выдаёт Траун, запечатлив себя для своих архивов. — В качестве кого? — В качестве нашей гостьи и стратегического союзника, — серьёзно говорит Траун. Затем он быстро одевается и выходит из офиса. Асока тоже одевается и спешит за ним. Перед выходом она замечает, что Траун не надел амулет. Она задаётся вопросом, связано ли это с прибытием в его культурную среду или же есть другие причины для такого решения… о которых Асоке не хочется думать.       Не заморачиваться.       Не вникать. Но Траун пылает в Силе в паре метров от неё, и она просто не может не думать об этом.       Не думать о нём.