Песнь Беллоны

Перешагнув через высокий порог, Джорно зябко повел плечами. При всех усилиях не выглядеть загнанным в угол зверьком, лицо само собой вытянулось в горьком изумлении. Комната, куда отвели юношу, лаватрина, представляла собой полутемное помещение с цистерной для холодной воды, цистерной для горячей, и специальным отделением, куда из кухонного очага по трубам проходил горячий пар. Это разительно отличалось от родной офуры. Японские деревянные бочки, с установленной внутри печью из стали, мастерили семье Джорно на заказ из самых высококачественных пород древесины. Каменное, а от того неуютное глазу, помещение не выдерживало никаких сравнений с японскими банными традициями. Но несмотря на весь скептицизм, Джорно не хотел быть из числа тех, кто возвышал свою культуру заранее выигрышными сравнениями, не хотел примерять маску эгоцентризма, так полюбившуюся многим его сородичам. Напротив, Джованна решительно шагнул вперед, в момент прогоняя робость и скованность в движениях. Спине вновь стало зябко, стоило холодку пройтись по фарфоровой коже. Джорно в полоборота повернулся к Гвидо, который не спешил покидать лаватрину, закрывать дверь и давать гостю уместное личное пространство. Но возмутится чужому присутствию Джорно не успел, голос Мисты перебил вырывающееся наружу возмущенное нравоучение: — Воспользуюсь отсутствием детей и спрошу у тебя напрямую, — он глубоко вздохнул, поджимая губы, — ты, значит, корнями управляешь, да? Джованна повременил с ответом. Первым делом он зацепился взглядом за деревянную скамью, и ноги тотчас отяжелели, будто в мышцы залили свинец. Не изменяя себе во врожденной грации, он неторопливо уселся на скамью, погладив подушечками пальцев гладкую поверхность. — Управляю? Нет, ты ошибаешься, — перекинув ногу на ногу, Джорно расправил плечи и поднял взгляд на смуглое лицо напротив, — они никому не подчиняются. Я могу только просить их о помощи, а они, в свою очередь, решить, оказывать ее или нет. Гвидо приподнял брови, и, видя неподдельный интерес в чужих глазах, Джованна продолжил: — Дуб мудрое дерево, доброе, оно почти всегда придет на помощь. Ива — мрачная, печальная, ее не убедить, что все окончится хорошо, она всегда будет верить в плохой исход. С ней нужно общаться крайне деликатно. Ваша Олива — жизнерадостное дерево, солнечное, но воспринимает все буквально. Ей стоит формулировать просьбы четче. Наша Сакура — задумчивая, сонная, недосягаемая… — Джованна вдруг вздрогнул, одернул себя и замолчал, решаясь закончить лекцию под названием «я и мои друзья деревья». Миста с заметным облегчением облокотился на косяк двери, грубыми от постоянной работы пальцами оглаживая подбородок. — Ну и хорошо. Я уж думал, ненароком приютил у себя иссушителя. И не то, чтобы я их боялся или ненавидел, но слухи разные ходят, знаешь, а у меня под боком шестеро детей. Джованна навострил уши, как только понял, что смысл диковинного названия ускользает от его разума. Он никогда не слышал этого определения, и не имел ни малейшей догадки о значении, что оно несло. — Кто такие иссушители? — глаза Джорно на миг загорелись нешуточным любопытством, но он с завидным мастерством скрыл эмоции под маской безразличия, в момент становясь холоднее айсберга. — Не знаешь, да?.. — Гвидо хмыкнул, присев на корточки. Он сложил руки на коленках, прислонился затылком к деревянному косяку, и какое-то время не сводил взгляда с потолка. — А как бы правильнее объяснить-то?.. Это такие люди, которые поглощают беллону. Подчиняют, обуздывают, впитывают в себя. Некоторые не справляются, большая часть мучительно умирает, а те кто выживает… — Плечи Мисты дернулись, будто тот за раз проглотил большой комок мерзкой слизи. — Говорят, каждый получает свою, уникальную способность. Но за такую мощь и платить приходиться сполна. Кажется, со временем у них мозги разжижаются, или что-то в этом роде. Ну, разум медленно их покидает, проще говоря, они сходят с ума. Жуткие ребята. Не удивительно, что в их ряды вступают самые отчаявшиеся. С минуту они сидели молча, напряженно думая о своем. Гвидо — об устрашающих явлениях мироздания, Джорно — о необузданной энергии и нераскрытом потенциале. В общем, об одном и том же, но с разных сторон интереса. Наконец, когда холод пробрал до костей, а желание согреться перекрыло прочие ухищрения, Джованна прервал нависшую тишину, дабы сдвинуть их диалог с мертвой точки: — А что такое беллона? Гвидо протянул задумчивое «э», даже не скрывая улыбку человека, который уже давно догадался о некоторых нестыковках в личности юноши, но вежливо о них молчал. — Отец итальянец, а ты не знаешь супругу Марса, значит?.. — Никогда его не видел, — в ту же секунду ответил Джорно, не моргая, — не изучал историю и культуру Италии. Неужели меня можно в этом винить? Если бы Миста умел стрелять глазами, то Джованна был бы уже мертв — настолько пристальным и пугающе ровным был этот взгляд. По спине Джорно пробежали мурашки, точно лапки насекомых защекотали кожу, но в этот раз холод не был виной: никогда еще эльф не чувствовал себя добычей беспощадного охотника. — В любом случае, беллона — это сила, которая появляется то тут, то там по всей земле. И если одни стремятся ее поглотить, чтобы стать сильнее, то другие тратят все силы на ее искоренение, — Миста отвел взгляд от собеседника, поднялся на ноги и хлопнул себя по штанам, — ладно, курс истории оставим на потом. Сейчас тебе тепла напущу, не спеши, помойся, как следует. Когда с банными процедурами было закончено, Джованна еще какое-то время добросовестно сидел в лаватрине, ожидая хозяина дома. Но Миста не появился ни через пять минут, ни через пятнадцать, будто сквозь землю провалившись. Не оповестив гостя ни куда идти, ни что делать, он оставил Джованну в растерянности таращиться на закрытую дверь, пока воздух вокруг медленно, но верно остывал. Иностранцы совсем не заботились о чувствах тех, кого сами впустили в дом, предоставили кров и приютили, или это ему так повезло с подвернувшимся простаком? Когда температура упала настолько, что осевшая на кожу вместе с паром вода перестала греть и вызывала вместо приятного покалывания озноб, Джованна поспешно встал с места, отказываясь терпеть такое пренебрежение к собственной персоне. Босые пятки соприкоснулись со шлифованным камнем, и зубы тотчас застучали друг об дружку, заставляя Джорно поторопиться. Бодрым шагом он направился прочь из лаватрины, ладонью толкая и отворяя дверь. Главный проход с теплым очагом посередине комнаты, угли в котором все еще мерно тлели и трещали, подобно диковинным птицам с далеких земель, приветливо встретил юношу, обдав теплом оголенное тело. Какой-то лихорадочный шум прервал приятное мгновение, заставляя все мышцы разом напрячься и вывести Джованну из минутного наслаждения. Периферическое зрение зацепилось за шебутное движение сбоку, но Джорно не растерялся, моментально закрывая ладонями торчащие уши. В ту же секунду его перехватили сразу несколько маленьких ладошек: кто-то передал мягкое сухое полотенце, кто-то широкую голубую тунику. Большинство детей из чистого любопытства ошивались рядом, в тесном кругу продолжая разглядывать иностранца. Ткань, тонкая и нежная на ощупь, переливалась шелковистым блеском, но сама одежда едва ли подходила по фигуре эльфа. Однако ни единого слова возмущения не вырвалось из плотно сомкнутых уст Джорно. Он кое-как сместил пару мокрых прядей на острые уши, закрывая их от любопытных глаз, и принял заботу юных хозяев с легким поклоном. — Миста сказал передать это тебе, — пробормотал самый старший из компании ребят, потирая переносицу острого носа. Только сейчас, облепленный детьми, Джованна мог как следует рассмотреть братьев Гвидо, шестерых сорванцов с одинаковыми темными, как чернильные омуты, глазами. Казалось, один неверный шаг, и эти бездонные колодцы поглотят без остатка, хотя в остальном черты лица у мальчишек выглядели миловидно. Глядя на кучку похожих детей, глаз зацепился за пару идентичных лиц, сразу же распознавая в мальчиках близнецов. Мальчишка с разбитой бутылкой молока прятался за спиной того, что его толкнул на землю. Различия были лишь в цвете туники — Куинто носил нежно-оливковую, когда как Сесто голубую. Остальные, судя по росту и некоторым отличительным признакам, были погодками. Братья глядели на путешественника по-разному: кто-то широко улыбался, открывая Джованне прекрасные виды на отсутствующие молочные зубы, кто-то с опаской осматривал высокого юношу, кто-то втихую любопытствовал, а кто-то хмурил густые брови, даже не скрывая своего пренебрежения. Джорно не испытывал никакого раздражения к внезапной компании, лишь неловкость из-за редких контактов с маленькими созданиями до этого. Эльфы не часто взращивали потомство, с их долголетием, если кто и задумывался о продолжении рода — делал это в сознательном возрасте. Джованне до тех цифр было еще далеко. Во время прогулок по Золотому городу молодому принцу попадались фигуры исключительно взрослые, и только сейчас в голове поселился резонный вопрос — а он вообще видел эльфийских детей?.. Джорно мотнул головой, спешно семеня в сторону от толпы ребят с целью облачиться в предложенное одеяние. Вся мелкая ватага направилась следом, шаг в шаг, завороженно наблюдая за белоснежной кожей, за неземными глазами. То неотрывно смотрели на гостя, то отворачивались, начиная о чем-то тихо шептаться за спинами стоящих впереди ребят. В чем-то Джованна мог их понять — наверное, его лицо тоже временами выражало крайнюю степень любопытства к малоизученным людям, но в отличие от этих мальчуганов, он привык скрывать в себе массу разнообразных эмоций. — Эй, это что такое? Я же велел вам передать полотенце, одежду, и не приставать к гостю, м? — в комнату, прогоняя атмосферу всеобщего неловкого перешептывания, ворвался самый старший из братьев, поправляя кожаный ремень на штанах с тигровым окрасом. Джорно приподнял брови в легком удивлении. Неужели, настоящая кожа дикой кошки?.. Впрочем, другие детали гардероба также приковывали взгляд: за спиной висел прицепленный арбалет с колчаном, полным железных болтов, синяя рубашка, завязанная узлом, не скрывала ни оголенного живота с крепким прессом, ни сильных рук, а длинные кожаные сапоги, явно иностранного происхождения, блестели, как что-то новое и не ношенное. Джованна уставился на чужие бедра так внимательно, что повернувшийся к нему Гвидо, ведомый желанием увидеть на чужом лице неловкую улыбку, на мгновение оторопел, насупился, и совершенно смущенно уставился в потолок. — Джорно, ты поднимайся наверх. Я их сейчас проучу, — уперев ладони в бока, грозно произнес Миста, отчего дети весело вскинули руки, наперегонки выбегая из дома. Джованна не двинулся с места, ощущая, как по телу стекают капли влаги, образовывая небольшую лужицу под ним. Он продолжал буравить спину Гвидо внимательным, заинтересованным взглядом, пока тот старательно игнорировал наличие полуголого мужчины посреди коридора. Гвидо поежился от колющего ощущения в затылке, хорошо чувствуя постороннее внимание, прикованное к собственной персоне. Издержки охотничьего чутья еще никогда так не волновали его. Он развернулся лицом к Джорно, приподнимая густые брови в искреннем непонимании: — Эй? Я же сказал подниматься. Чего ты резко застеснялся? Мне нужно спешить, а я тут с седьмым ребенком вожусь. Джованна грубость проигнорировал, решаясь вместо этого донести корень проблемы, растягивая тунику в руках. Та с весомым остатком перекрыла тело Джорно, переливаясь в тусклом свете керосиновой лампы приятным голубым оттенком. — Ваше платье мне велико. Я не уверен, что оно не свалится, — сухо констатировал факт Джованна, прижимая ткань к груди, как нечто ценное и важное. — Это не платье! — возмутился Гвидо, но шуму не поднял, задумчиво потирая подбородок. — А, придумал. Сейчас мы твою проблему решим, — одним широким шагом он поравнялся с гостем, мягко развернул его спиной к себе и подтолкнул к скрипучей старой лесенке на второй этаж. Джорно проглотил ком неодобрения, застрявший в горле, вместо этого отмечая про себя, какие же твердые, шершавые от усердной работы руки у этого человека. Интересно, сколько ему лет? Как долго он трудился, зарабатывая непроходящие мозоли? И как при таких огрубевших пальцах он сохраняет столь мягкое, теплое сердце? Джованна не работал ни единого дня в своей долгой жизни, не представлял труда сложнее продолжительной пешей прогулки, но при всем при этом усердно шевелил мозгами на собраниях: в политических игрищах ему не было равных. Не принижая своих затраченных сил, он все же признавал, что судьба обошлась с Гвидо строже. Может, виной тому прошлая жизнь? Будда учил, что каждый живущий получает то, что заслужил. В том числе и окружение, которое послано высшими силами, чтобы учиться у них. Все живые существа, что встречаются на пути, являются отражением настоящего, прошлого и будущего. Брови Джованны сами собой поползли вверх. Пожалуй, он хотел всерьез задуматься над этим. Как следует поразмыслить над предназначением судьбы. Джорно неотрывно смотрел на то, как затягивают кожаный пояс на его тонкой талии. Туника все еще комично смотрелась на теле Джованны широким мешком, но, по крайней мере, не спадала с его тела. Отражение в зеркале его не радовало, глазу не за что было зацепиться — ни интересных деталей, ни гармоничной формы. Но с чем было крайне трудно спорить — удобство просторной одежды оказалось несравнимо велико. Его родные кимоно из таммоно, с тугими оби, завязывались по-особенному каждый новый раз. Цвет, форма бантов и поясов, стиль, все имело сакральное значение в зависимости от места и окружения, в котором планировалась встреча. Тут же к внешности относились куда проще, не строя вокруг нее целое искусство, основанное на многовековых традициях. По крайней мере, вдалеке от центра города, дела обстояли именно так. И не сказать, что Джованна чувствовал себя в своей тарелке, избавившись от тяжелой ноши, но… Не стягивая грудь плотным куском шелка, дышать становилось проще. — Ну, как-то так, больше ничего не могу предложить, — закончив оценку проделанной работы, наконец, прервал молчание Гвидо, — в общем-то, тебе, наверное, уже по… — Вы сказали, что торопитесь, и, судя по вашей одежде, куда-то далеко. Можно узнать, куда? — перебил Мисту Джованна, расчесывая волосы гребешком — его любезно вытащил Гвидо из порванных одежек, передав в руки гостя заранее. Охотник плотно сомкнул губы, усаживаясь на одну из семи имеющихся в длинной комнате кроватей, и повернул лицо в сторону юноши. Джорно ответил на этот взгляд своим, спокойным и терпеливым, сжимая в руках гребень. Лучи света проникали в спальню через небольшие вытянутые окна, и тускло освещали собеседника напротив. Каждый вновь задумался, не показывая ни единым дрогнувшим мускулом своей заинтересованности в необычном знакомстве. В этой темной, холодной комнате Джованна светился золотом, перетягивая взгляд от потрескавшейся мебели, от скудного интерьера к своей персоне, и Гвидо не мог оторвать глаз. — Как сказать… — Миста сам удивился легкой хрипотце в голосе, и поспешил прокашляться. — Совсем скоро приедут мои родители, которые смогут присмотреть за молодняком. А мне пора работать, собирать телегу в город и выдвигаться торговать. Так что… может, тебя подбросить? Джованна на мгновение замер, удивленный столь приятной проницательностью, и осторожно кивнул, лелея надежду как можно больше узнать о интересующей его личности. — Если вам не слож… — А, пустяки, все равно по пути, — махнул рукой Миста, улыбаясь во весь рот, — я тебя даже поэксплуатирую, поможешь мне с погрузкой. Фуго позволил Наранче зайти первым, с нажимом открывая толстую дубовую дверь в трактир. Первым делом защекотало в носу, едва рецепторы уловили запах жареного мяса, свежей выпечки и только откупоренного вина. Затем ударило по барабанным перепонкам — какофония звуков, смешавшихся в один нескончаемый гул, заставила лицо алхимика непроизвольно скривиться. — Это что, мясные рулетики?.. — дрожащим голосом протянул Наранча, указательным пальцем тыча на ближайшую тарелку в руках у разносившей еду дамы. Кажется, они одновременно с Паннакоттой схватились за животы, которые громко свело от голода. — Не отвлекайся, нужно просто найти Бруно среди этого балагана… Посередине просторного зала, тесно заставленного деревянными столиками, собралась целая толпа, что-то с попеременной громкостью обсуждая. Фуго завертел головой в поисках Бруно, — толпа беснующихся крестьян его не особо интересовала, — но Гирга приметил лидера искоренителей первым, потянув алхимика за плотную ткань мантии: —Вот же он! — Наранча тыкал прямо в центр шумного столпотворения, заставляя Фуго недовольно насупиться: вот куда он планировал пойти в последнюю очередь. Так что алхимик лишь повел плечом, с недоверием начиная разворачиваться к дальней стороне зала. — Что ты такое говоришь, я уверен, он ест где-то в отдаленном месте, тихом и… — У тебя что, со зрением проблемы? Посмотри внимательней! — Наранча вытянул руки к щекам Фуго, насильно поворачивая чужую голову к толпе собравшихся. Раздраженный Панни хотел огрызнуться на бескультурье юнца, однако замер прежде, чем успел что-то возразить. Гирга не врал: темная макушка Буччеллати выделялась на фоне всех остальных прямыми волосами, аккуратно собранными в небольшой хвост на затылке. Только сейчас алхимику открывалась истинная картина происходящего. Уютная домашняя атмосфера заведения как нельзя лучше располагала к откровенной беседе: яркие лампы подсвечивали каменные стены, обвитые плющом; рядом со снующими туда-сюда девушками в передниках музыканты играли задорные мелодии и наслаждались аплодисментами, а кружки посетителей никогда не пустовали — в них оперативно подливалось вино. В голове Паннакотты невольно проскользнула мысль, что уж слишком вовремя шустрые девушки подходили с новой порцией сладкого напитка. Неужели, Бруно смог повлиять и на это?.. Фуго сдвинул тонкие брови к переносице, вместе с новым компаньоном продвигаясь к Буччеллати. Осторожно распихивая подвыпивших мужчин, он все громче звал лидера их небольшого отряда, но перебить беседующую толпу не получилось даже тогда, когда Панни вышел в передние ряды. За круглым столом, в самом центре шумного сборища, сидел Бруно, крутя золотую монетку между пальцев. Слегка прищуренный взгляд не выражал никаких эмоций, но зрачки выдавали заинтересованность в каждой услышанной крупице информации: они перебегали от одного человека к другому, смотря кто из временных собеседников подавал голос. Панни на мгновение глупо застыл, словно выброшенная на берег рыба открывая и закрывая рот. Он никак не ожидал увидеть в этом несерьезном, на первый взгляд, человеке того, кто со знанием дела выуживал сплетни и слухи у заведенной толпы, пляшущей под его дудку, подкупленной вином, мясом и золотом. Повышать голос в людных местах для алхимика считалось дурным тоном — Фуго натурально брезговал брать на себя роль того, кто брызгал слюной во все стороны в попытках перекричать пьяных мужчин. Он обдумывал наиболее разумный выход из ситуации: сесть рядом с товарищем и ждать развязки. Нужно просто… — Бруно, Бруно! — внезапно под самым ухом раздался оглушительный выкрик Наранчи, заставляя Фуго вздрогнуть всем телом. Мальчишка замахал руками, с завидным мастерством привлекая внимание всех собравшихся. Бруно быстро перевел взгляд в сторону окликнувшего, и, заметив рядом Фуго, вдруг выпрямился, перестал сидеть вразвалку, и щелчком пальца подозвал девушку в белой тоге. — Прошу, повторите мою порцию, — взгляд заскользил по руке Паннакотты, который сжал чужое плечо и одернул, так что, немного поразмыслив, Бруно показал указательный и средний пальцы, намекая тем самым, что повару придется повторить все дважды. Толпа, раздосадованная переключившимся вниманием Бруно, начала медленно рассасываться, понимая, что довольствоваться бесплатной выпивкой больше не получится. Сразу стало непривычно пусто — половина забрали свои стулья и табуреты, оставляя Бруно в гордом одиночестве сидеть, стуча ногтем по шлифованной поверхности стола и переваривать накопившуюся информацию. Предводитель искоренителей смотрел прямо на Фуго, неотрывно разглядывая его хмурое лицо, пока алхимик семенил к его столу. — Буччеллати!.. — Бруно! — одновременно подали голоса Панни и рядом стоявший мальчишка. Незнакомец глядел на сидевшего мужчину с уважительным обожанием, Фуго же с плохо скрываемым раздражением. Буччеллати кивнул алхимику, разрешая ему первым начать рассказ: тот сразу выпрямил плечи, отодвигая один из оставшихся стульев, чтобы присесть. — Так ты, наконец, нашел нашего преследователя, хорошая работа, — кивнул Буччеллати, заставляя Фуго поперхнуться и вмиг забыть все, что хотелось сказать. Он пару раз хлопнул ресницами, вновь напоминая больше немую рыбу, нежели ученого, и, прокашлявшись, поделился недоумением: — Прости, что? Ты все это время знал, что за нами следят?.. —Конечно. И я очень рад, что мы плодотворно разделили время на… —Нет, постой! — Фуго нахмурился, хлопнув ладонью по столу. — Ты так уверенно сказал, что я привел нашего преследователя, будто ты знал не просто сам факт слежки, а того, кто непосредственно следил за нами! Губы Буччеллати дрогнули в слабом подобии улыбки. Он сцепил руки между собой и положил на них острый подбородок. Наранча медлить не стал, понимая, что вот-вот тема разговора коснется его напрямую: он метнулся в мгновение ока к другому столику, забирая свободную табуретку. Искоренители терпеливо подождали, будто мальчишка был званым гостем на их закрытом ужине, и только когда Гирга подсел, продолжили разговор: — Скажем так, это просто логически составленная причинно-следственная связь. Ты заметил неладное, ушел один, привел компанию. Я думаю, это очевидно? — Панни пораженно поднял руки над головой, выдыхая с примирительной усталостью, и Бруно продолжил: — Раз уж мы разобрались, прошу, представь этого молодого человека. —Бруно, это Наранча Гирга. Все, что я хотел попросить у тебя — накормить его и,.. — глаза Наранчи округлились, заставляя Фуго сделать небольшую запинку. Он отвел взгляд, бурча под нос последние слова: — И выслушать его. Буччеллати важно, со всем пониманием проблемы, кивнул, медленно поворачивая голову в сторону ссутулившегося парнишки. При всей наращенной упорным трудом мускулатуре, сам Наранча выглядел слабым и истощенным. Это было видно по глубоким синякам под глазами, по незаживающим кровоподтекам на голых плечах, и по желтым, нездоровым белкам. Сам Фуго не смел ставить диагноз лишь по внешнему виду, но мог предположить, что Наранча страдал серьезными системными заболеваниями. Мысли о чужих недугах отошли на второй план, как только им принесли горячую, только испеченную в дровяной печи пиццу. Запах выпечки с тянущимся сыром и мелко нарезанной начинкой мгновенно попал в легкие, ударяя по обонянию и вызывая неконтролируемое слюноотделение. Наранча сжался на стуле, стискивая пальцами деревянную поверхность, и Бруно пододвинул круглый поднос к мальчишке, позволяя тому первым взять дымящийся кусок. Долго уговаривать Наранчу не пришлось, он быстро схватил кусочек за хрустящий край и, страхуя себя ладонью от текущей начинки, откусил. Глаза юноши моментально загорелись, и он начал уплетать поочередно горячие куски один за другим, даже не прожевывая, как следует. — Эй, нельзя так, да еще и всухомятку, — осторожно возразил Фуго, приподнимая бровь в нешуточном волнении. Его собственный голод отошел на второй план: такое налегание на еду было вредно для нерастянувшегося желудка. Буччеллати кивнул, задумчиво крутя в руках чашу с красным вином. Но когда он собрался передать напиток Наранче, Фуго тут же положил ладонь на пальцы Бруно, останавливая его порыв напоить мальчишку. — Он же совсем молодой еще, думаешь, стоит? Может, закажем воды? Но Гирга возмущенно закачал головой, нечленораздельно мыча из-за набитого рта. Сделав усилие над собой, он смирил эмоции, проглотил вставший в горле ком, и хмуро, будто обиженно, произнес: — Вообще-то мне семнадцать. Я могу выпить вина! Бруно сдержал прорывавшийся наружу смешок, стоило увидеть вытянутое лицо Паннакотты, которому недавно стукнуло шестнадцать. Он расслабил ладонь, убрал руку с чужой чаши вина, и с видом глубокого уныния позволил Буччеллати напоить того, кто оказался старше. Внешность обманчива, не так ли? И почему он никак не мог усвоить этот урок, обжигаясь сначала с предводителем отряда, который производил ошибочное впечатление поверхностного человека, а теперь еще и с юнцом, которого легко можно было спутать с четырнадцатилетним мальчишкой. Фуго смиренно вздохнул, потянувшись за своей порцией свежеиспеченной пиццы, но не еда интересовала амбициозного ученого в первую очередь: он все еще смотрел на Бруно, как хищный кот смотрит на загнанную в угол добычу, желая узнать все новые подробности приоткрывшейся тайны. Буччеллати же молчал, недвусмысленно кивая в сторону Гирги, который, выпив глоток освежающего вина, наконец лениво осел на стуле, расслабленный от долгожданного сытного перекуса. — Наранча, пожалуйста, скажи, зачем ты за нами следил? — тактичность Бруно не знала границ: он задал свой вопрос, переключая внимание на важные дела, только после того, как убедился, что Гирга готов к диалогу, не будет отвлекаться на урчащий желудок. Тут же юноша вытянул шею, застыженный вниманием к его беспардонной слежке, но отмалчиваться не стал: он скрестил руки на груди, начиная тихие пояснения: — Ну… Я работаю на окраине города, в небольшой кузнице у синьора Песко. Работаю помощником мастера, уже очень давно, — после этих слов Гирга прокашлялся, смущенно потирая нос, — ну, если что, я не сын мастера, как думают жители. На самом деле, он меня приютил, — и, полагая, что рассказ должен касаться только настоящего, Наранча вовремя прервал начинающиеся слова о трудном детстве, переходя сразу к сути: — В общем, я о вас слышал уже однажды, но не особо вдавался в подробности. Вы же путешественники? Наверное, много где ходите, да? Я слышал, что вы тут по делу, но вас всего двое и я подумал… М-может смог бы вам чем-нибудь помочь. Глаза необычно-фиалкового цвета загорелись огнем, переливаясь в лучах фитильного светильника под потолком. Буччеллати помедлил с ответом, размышляя, кроется ли за подростковыми фантазиями нечто большее, чем возможное желание выйти за пределы обыденной, не особо богатой жизни. Таких людей он не брал по простой причине — во-первых, их глаза застилала пелена мечтаний о лучшей жизни, но они совершенно не понимали опасностей, связанных с участью Искоренителей, а во-вторых после разбитых образов из розового мира восстановиться было крайне трудно. Они не были обычными путешественниками, видели то, что обычные умы не часто переживали без последствий. — Мы странствуем в опасных землях, и все наши похождения, так или иначе, тесно переплетены с риском для жизни, — обычно, после этих слов половина искателей приключений отсеивалась, — а денег за риски мы получаем ровно столько, сколько заложено контрактом. Не особо много, — на этом моменте уходила и вторая половина, интересующаяся лишь собственной финансовой выгодой, — не будь во власти фантазий, не строй иллюзий. Но Наранча остался, как зачарованный глядя на Бруно в упор, да с такой преданностью, что тому становилось неловко прогонять юношу, не выслушав его полностью. Подогревал интерес к новому знакомому еще и тот факт, что именно сейчас Буччеллати был заинтересован в увеличении группы — ему был необходим отряд настоящих самородков, готовых на все ради победы. И если этот запал не иссякнет к третьему дню их странствий… Фуго тоже напрягся, глядя на Бруно так, словно лидер заранее наотрез отказался от Гирги в качестве спутника, и Панни готовился к жаркому спору с приведением всех возможных аргументов в защиту протеже. — У каждого из нас мотивация, связанная с собственной выгодой, — вдруг вставил алхимик, немного поразмыслив над словами, — это глупо отрицать. И глупо винить человека, даже если это его единственная причина для вступления к нам. — Тебе так полюбился первый встречный преследователь? Или есть точная причина, по которой именно его я должен выслушать? — без злости, но достаточно холодно вымолвил Бруно, с желанием подтрунить над Фуго, и тем самым заставить ученого привести больше доводов в сторону принятия нового члена в отряд. Фуго заметно осел от непривычно-серьезного тона командира, но, прокашлявшись, не отступил, наклоняясь к центру стола. — Интуиция? Может, сама Фортуна улыбнулась нам, посылая того, кто крепок телосложением, кто умеет работать руками, судя по профессии, и кто не побоялся огрызнуться на искоренителя с колбочкой яда в руках, а ты не хочешь дать ему шанса? — Фортуна? Ох, Юпитер, Фуго, когда ты стал свято веровать в высшие силы? — Я — не стал. Но ты в них веришь, и кому же, кому, как не мне, потянуть за лишнюю ниточку в споре с приверженцем божьего вмешательства? — Паннакотта ухмыльнулся. Бруно ответил на его ухмылку своей, повержено наклоняя голову, хотя ни единожды не думал прогонять бесстрашного юношу так скоро. Но своим спором он лишь закрепил в Фуго мысль о важности нового члена отряда, а Наранче показал того, на кого стоит равняться, того, кого нужно уважать и благодарить за помощь. Посеяв семена крепкой дружбы в чужие головы, он вновь повернулся к Наранче, который неотрывно, с замиранием сердца, следил за дискуссией. — Я… Не хочу денег. Точнее, нет, хочу, но не для своей жизни. Ну, точнее… — Не волнуйся, — Бруно сменил тон на более учтивый, чувствуя незримую тревогу сидевшего рядом, — не бойся выражать мысли. Скажи честно, ради чего нами заинтересовался, так будет проще и тебе, и мне. — Работая тут, в этом городе, среди этих людей, я… — Наранча зажмурился, сжимая кулаки до хруста суставов, до побеления костяшек. А затем, набрав в грудь больше воздуха, громко вымолвил: — Я никогда не смогу научиться летать!