Песнь Беллоны

Казалось, даже музыканты остановили выверенные движения пальцев, нежно перебиравших все сорок тонких струн арфы, и подняли головы на Наранчу. Кто-то тихо фыркнул за соседним столом, не скрывая своего пренебрежения. Один из мужчин, сидевший с компанией возле входной двери, повертел пальцем у виска, еще двое, рядом с ним, противно загоготали. Щеки Гирги покрылись стыдливым румянцем, а взгляд потух, превращаясь из полного желания и стремления к новому в невзрачный и пустой. Одна из дам с подносом, проходившая мимо, положила пятерню на темные волосы Наранчи, встопорщив несколько неровных прядок. — Опять ты за старое, а, Наранча! — хлопнув пару раз юношу по голове, она летящей походкой направилась дальше, поочередно переставляя с деревянного подноса кружки на стол. Обхватив донельзя наполненные вином кружки, сидевшие за столом девицы принялись громко перешептываться друг с дружкой, даже не заботясь о скрытности. — Это тот городской сумасшедший? — Бедняга, такой молодой, а уже выжил из ума… Даже Фуго передернуло от всеобщего неодобрения, висевшего в воздухе. Алхимик являлся сторонником науки и рационального взгляда на вещи: юноша точно знал, что люди, рожденные без крыльев, летать не могут. В существование Купидонов он не верил, а в старых книгах не было ни одного задокументированного случая рождения полуптицы у двух представителей Homo sapiens. Даже маги ссылались на то, что на практике ни у одного человека не удавалось удержаться в воздухе больше пары секунд — ресурсов организма попросту не хватало, чтобы восполнять энергию без связи с миром, с землей. Но даже он тактично промолчал на возглас Наранчи. Вместо декларирования собственных взглядов, Панни посмотрел на Буччеллати, ожидая от предводителя прямых указаний. Нахмуренные темные брови и слегка прищуренные глаза выражали суровое недовольство искоренителя. Люди моментально осели на своих местах под его грозным взглядом, а половина перешептывающихся стихла, замолкая на полуслове. Фуго еще раз удивленно подметил, как сторонние люди реагируют на Бруно, будто от его настроения зависело их благополучие. Осунувшееся бледное лицо Наранчи передавало всю гамму эмоций, которые он испытывал в этот момент. Страх быть отвергнутым организацией съедал без остатка, заставлял нервничать и машинально перебирать пальцами обеих рук. Он не хотел, чтобы эти люди, подобно остальным горожанам, посчитали его за сумасшедшего и, посмеявшись, отказали во вступлении в искоренители. — Ты сказал говорить честно, — хрипло дополнил Гирга, пересиливая себя и поднимая взгляд на Буччеллати. Тот кивнул. Лицо Бруно не выражало ни брезгливости, ни удивления. Ни один мускул не дрогнул в разочаровании или непонимании, и это… обнадеживало. — Сказал. И не отказываюсь от своих слов. Так что продолжай. Фуго молчаливо закатил глаза, но тут же поперхнулся воздухом, получив локтем под дых от Буччеллати. — Ну… — Наранча неловко пододвинулся к Бруно, до сих пор поражаясь тому, что его впервые не высмеяли и дали возможность выговорить все, что лежало на душе тяжелым камнем. Он плохо выражал идеи, имел проблему с подачей информации, но постарался устаканить мысли и выдать Буччеллати связную речь: — Я думаю, что в моих силах придумать что-то, что позволит человеку летать, подобно птице. И я имею ввиду… — Гирга нахмурился, схватился за грязные штаны и быстро достал из кармана тонкую палочку с острой иглой на конце. Повертев головой, Гирга расстроенно закусил губу, подавив вырывающийся наружу раздраженный стон: он не взял с собой книгу с зарисовками и чертежами. Дощечки с застывшим воском ему никто не одолжит, а портить стол глубокими царапинами не позволяла совесть. Впав в минутное раздумье, юноша напоминал скорее сонную пташку, чем гениального инженера. Но стоило Бруно протянуть ладонь к плечу Наранчи с целью привлечь его внимание, как чужое лицо внезапно порозовело, а глаза заискрились озарением, напоминая два драгоценных камня в лучах солнца. Наранча схватил кусок пиццы, перевернул его хрустящей стороной вверх, и, заметив молчаливое удивление собравшихся за столом, поспешил пояснить: — Принцип полета птицы разнится в зависимости от массы и от длины, — тонкая игла проколола тесто, рисуя значок с птичкой, а затем еще два, подальше от центральной, — но ведь и форма крыла помогает… как бы сказать, контролировать толщу воздуха, верно? Воздушная сила, я это назвал так! Но если человек натянет на руки ткань, он не взлетит самостоятельно, стоя на земле, сколько не пытается… Тут все намного-намного сложнее! С появлением новых заковыристых фигурок, которые рисовал Наранча, Фуго все больше округлял глаза, впивая жадный до знаний взгляд в чужое творчество. — Так и к чему ты это?.. — в голосе алхимика прослеживались отчетливые, плохо скрываемые любопытные нотки. Он, сам того не ведая, пододвинулся поближе. — А! Не перебивай, я же не закончил! — возмущенно воскликнул Наранча, выражая неподдельный интерес, настоящую страсть к тому, о чем вещал. — Конечно, человек тяжелее птицы, и руки у него другой формы. Поэтому, решаясь понять принцип воздействия воздуха на крылья, я начал экспериментировать с формой и содержанием! Если понять, как и почему птица летит, если понять, что же ей помогает не только парить, но взлетать и приземляться, разве я не смогу подстроить систему под габариты человека? Конечно же, смогу! И первые мои чертежи были посвящены, — игла продолжала путь по куску теста, вырисовывая неведомый продолговатый аппарат с двумя уходящими из корпуса крыльями и длинным хвостом с опорной пластиной, — этому! Я заставил ее летать, клянусь Юпитером! Бруно и Фуго одновременно опустили взгляд и уставились на картинку. Контур импровизированного чертежа плохо читался на неподходящей поверхности, так что оставить неизгладимое впечатление у Наранчи не вышло. Гирга рассеянно почесал затылок, пытаясь сообразить, как донести информацию максимально кратко и емко: — Но она маленькая и несуразная, наверное… Если бы у меня были материалы… — Ты смастерил искусственную птицу и заставил ее летать, я правильно понял? — деловито поинтересовался Фуго, уже и не скрывая заинтересованности в голосе. — Я это называю… Летательный аппарат! Бруно смотрел на Наранчу, не смея влезать в разговор двух служителей науки. Не разбираясь в идеях и принципах полета, которые активно обсуждались за столом, он предпочел молча наблюдать за присутствующими со стороны. Собственное мнение касательно ситуации у него было не столь категоричным, как у рационального Фуго, который скептически сжимал губы в тонкую линию, силясь не спорить с юным изобретателем слишком энергично. Так что, посмаковав полемику, он медленно, будто толкая что-то перед собой, выставил ладонь и прервал громкие обсуждения. Оба парня машинально вытянули шеи, безотрывно наблюдая за тем, как Буччеллати обводит их взглядом и что-то прикидывает в голове: — Я бы хотел посмотреть на полет твоей птицы, — вдруг проговорил Бруно, смягчая тон, — мне кажется, это поистине захватывает дух. Я не могу это представить и понять, как это может работать, но уверен, ты все мне объяснишь в походе, — и он встал с места, доставая из мешочка ровно столько золота, сколько требовалось от него для оплаты еды и напитков. Видя, что лидер собирается уходить, Фуго потянулся за своей порцией быстро остывающей пиццы, решив не тратить драгоценное время на возмущения по поводу того, что он еще не наелся. Наранча же в это время смотрел на предводителя искоренителей с таким страстным юношеским обожанием, что Бруно против воли почувствовал растерянность: — Так я… я принят? К вам в отряд? — Меньше слов, больше дела, новобранец, — мотнув головой, Буччеллати свел брови к переносице и взглянул на светящееся от радости лицо Гирги нарочито серьезно, — у тебя время собрать свои вещи до рассвета следующего дня. Я не буду ждать тебя, имей ввиду и поторапливайся. Наранча вскочил с места так стремительно, что ножки табурета противно заскрипели об пол. Буччеллати успел только крикнуть вслед убегающему о месте встречи на главной площади и удивленно приподнял брови. — Ну и дела. И как бы он меня искал? Даже не задался вопросом, — хмыкнул Бруно, скрещивая руки на груди. Он взглянул на алхимика, который спешно прожевывал остатки пиццы и всем своим видом выражал напускное безразличие. — Он хорошо следил за нами весь день, может и нашел бы без особых проблем… В любом случае, это твое окончательное решение, Бруно? Взять его под свою опеку? Я рад, потому что вижу, что у него есть пот… — Ах, да, на счет этого, — Буччеллати поправил шпагу, еще раз оглядел стол на наличие оставленных вещей, и, как ни в чем не бывало, произнес: — раз ты его нашел, привел и порекомендовал, ответственность за него и за его действия падает на твои плечи, — он взглянул на ошалевшее лицо Паннакотты и кивнул в сторону выхода, — Ну что, пойдем? Мраморный дворец производил величественное впечатление своими размерами, высокими пилонами и расписными балконами. На одном из них, нависшем над широкими шлифованными колоннами, раскинула свои ветви огромным зеленым шатром плакучая ива. Наружные стены дворца слепили белизной, а перед самым входом высились флагштоки с развевающимися знаменами знатной семьи, выходцем которой был префект Доппио. На розовом фоне изображалась белоснежная маска с пугающей гримасой из смеси злобы и боли. Глядя на знамя, нередко люди вполголоса признавались, что испытывают смешанные эмоции. Весь спектр чувств делился на благоговение перед Императором и страх, табуном мурашек проходящий по позвоночнику. С какой стороны ни посмотреть, казалось, что гипсовое лицо неотрывно следило своими полыми глазами за каждым, кто осмелится рассматривать полотно. Бруно не был исключением — герб семьи Дьяволо производил впечатление и на него, только в отличие от многих искоренитель не страшился задержать взгляд на штандарте. Бруно погрузился в глубокие размышления, недвижный, будто статуя из горного хрусталя. Фуго терпеливо ждал указаний, не перебивая мыслительный процесс, но когда молчание затянулось, он бережно положил ладонь на чужое плечо и одернул. — Не переживай. Я уверен, что слухи преувеличены. Никто не видел драконов столько лет, с чего бы ему в открытую объявляться? Зачем примазываться к власти, будучи при этом в команде иссушителей? Я думаю, что люди просто напутали что-то и испугались. Я уверен, у него обычные глаза, a он большой лжец. Буччеллати осторожно кивнул, но с места так и не двинулся. Фуго мог понять его переживания: люди наговорили множество фантастических вещей, в правдивость которых верилось с трудом. Слух о том, что новый советник префекта дракон, появился не с пустого места: кто видел его вблизи, говорили об ужасающих глазах с черным глазным яблоком и красными, словно кровь, радужками. Некоторые верили, что загадочный мужчина может проклясть одним косым взглядом, поэтому без надобности к нему не подходили, не разглядывали лицо и не могли привести в пример другие особые приметы. Все, что Бруно знал про внешность, помимо волшебных глаз, это то, что мужчина имел седые волосы и высокий рост. Некоторые, с развязанным от чрезмерного употребления вина языком, поведали, что он не один, и у него есть своя команда. Другие дополнили, что мужчина носит знак волка, Марса, Бога Войны, и принадлежит к иссушителям. И только один вопрос заставлял Бруно ломать голову, не отпускал и навязчиво стучал по черепной коробке, — он не мог понять, что иссушители забыли в Неаполе одновременно с его заданием. Пересекались они редко и только в крайнем случае, когда Академия не могла справиться с беллоной. Когда та выходила из-под контроля. Две фракции работали на разных фронтах, выполняли разные задачи и, сказать по правде, не особо ладили между собой, так как представляли две противоположные стороны идей и взглядов по поводу мистической силы. И если префект Доппио назначил своим советником одного из иссушителей, пусть даже самого дракона, это значило, что успешность миссии Буччеллати попадала под угрозу. Это влекло за собой последующие санкции и штрафы. Вплоть до понижения… В отчет нельзя было написать, что их сместила враждебная организация, в Академии такого не примут. Посмеются и признают никудышным командиром. — Все хорошо, — в попытках успокоить самого себя, выдохнул Бруно и сделал первый шаг в арочный проход. Губы Фуго сомкнулись в тонкую линию. Он несколько раз медленно кивнул, будто Буччеллати имел третий глаз на затылке и мог видеть согласие алхимика. А затем, поправив нависшие на глаза светлые пряди, Панни двинулся следом за предводителем отряда. Охрана не выказала никакого удивления или подозрения: яркие знаки Юпитера были красноречивее любых слов. За первым же поворотом их встретили двое слуг в белых робах, молча кланяясь долгожданным гостям. После формального приветствия их повели дальше, сквозь большие арочные проемы, а после дали краткие указания по оставшемуся пути и удалились, оставляя путников одиноко взирать на их спины. По мере продвижения по ярко освещенным залам Буччеллати становился все мрачнее, жестче, и все двадцать лет его жизни проступили на лице в виде глубокой усталости и смирения с ней. Фуго успел прочувствовать тяжесть, свалившуюся на чужие плечи, стоило заметить, как сгорбился Бруно, как впал в глубокие размышления о сохранении статуса команды в глазах у префекта Доппио. И даже признанный в народе дракон не помешает Бруно успешно завершить миссию. Пусть Панни не показывал напрямую всех своих мыслей и чувств, но он верил, нутром чуял, что лидер справи… Завернув за угол, Буччеллати совершенно неожиданно врезался носом во что-то твердое, жесткое и пахнущее дубленой кожей. В один миг рой внутренних размышлений рассеялся, и Фуго, вздрогнув, в два широких шага поравнялся с Буччеллати, придерживая товарища за плечи. Отшатнувшись, Бруно схватился за переносицу, потирая пораженный хрящ со стойким молчанием. Силясь не жмуриться, он медленно заскользил взглядом по виновнику временного замешательства. На уровне глаз красовалась широкая оголенная грудь, обтянутая черными, словно сажа, кожаными ремнями: она грузно вздымалась тяжелыми, редкими вдохами. Помимо лямок, крестообразно пересекающих торс, на незнакомце было накинуто черное пальто без лацканов. Взгляд Бруно пополз по крепкой шее, цепляясь за вздувшуюся венку, и, наконец, остановился на лице. По спине поползли мурашки, стоило приметить алые, пронзающие леденящим спокойствием радужки, оттеняемые черным глазным яблоком. Массивная нижняя челюсть, прямой нос, тонкие губы, — все во внешности кричало о строгости, чрезмерной чинности человека, прозванного в народе мифическим существом. Бруно не сразу отвел взгляд от чужого лица, продолжая неприлично разглядывать кровожадные, словно принадлежащие дикому хищнику, глаза. Он ни разу за всю жизнь не видел ничего подобного, и это новое, ранее невиданное чувство разносило по телу одновременно сковывающий страх и любопытный трепет. В свою очередь, незнакомец внимательно глядел на подвернувшихся по дороге путешественников в ответ, быстро подмечая на обоих яркие знаки Юпитера. Но в раздумьях молчал, не размениваясь ненужными словами. Фуго напрягся, всерьез готовясь к язвительной перепалке. Панни представлял сторонников иссушителей более… страшными и безумными ребятами. С уродливыми наростами на лице, потрескавшимися губами и немытыми волосами. Но этот человек производил впечатление хоть и пугающее, но в большей мере благоразумное. В нем чувствовались непоколебимость и некое подобие уважительной гордости, которое волей неволей выливалось в почтение к его фигуре. Обманутые ожидания заставили выдохнуть с облегчением: значит, будет конструктивный диалог с примечанием всех огрехов сторон, а затем они найдут примирительный компромисс, как итог всего дискуса. — А? Это те самые искоренители-каратели-душители? Какие-то они… не такие, — чужая рука обвила широкую грудь в черных ремнях и остановилась, поглаживая длинными пальцами участок в районе сердца. Со спины того, чьи глаза стали причиной стольких сплетен, показалась белесая макушка. Прямые светлые пряди качнулись в воздухе в такт озорному смешку, но обладатель пшеничных волос так и не выходил на всеобщее обозрение, довольствуясь тем, что светит лицом с яркими глазами и ехидной усмешкой. — А где же сияние света, нимбы над головой? Огромные мечи и тяжелые доспехи? — постукивая пальцем свободной руки по острому подбородку, юноша принялся кидаться риторическими вопросами, даже не стесняясь своего вызывающего поведения. — Поверь мне, оружие у нас есть, — не терпя нападок, ядовито пробубнил Панни. Длинная челка заслонила половину лица иссушителя, делая дерзкого юношу самую малость безумным. Хищный взгляд с бирюзовым отливом прошелся по алхимику, заставляя того почувствовать себя неуютно, а когда незнакомец медленно обвел кончиком языка пухлые губы, Фуго почувствовал, как на лбу выступила испарина. — Полагаю, у тебя огромный меч в комплекте, да? Покажешь на досуге? — юноша прислонился щекой к плечу высокого дракона и потерся ей о жесткую кожу, интонацией и жаждущим выражением лица недвусмысленно намекая на серьезность предложения. — Хватит, — прервал препирания молчаливый мужчина, мягко выставляя руку напротив своего протеже, — довольно, Мелоне. Мы здесь не для ссор. Низкий голос с бархатной хрипотцой разлетелся по высокому залу, отскакивая от стен и невольно приковывая все внимание собравшихся. Буччеллати машинально выпрямился, мягко кивая мужчине. — И то верно. Оставим разногласия до выяснения всех обстоятельств. Я полагаю, у вас была причина, по которой мы оказались в этом городе в одно и то же время? Возможно, мы преследуем разные цели, и это поразительное совпадение — просто недоразумение? Иссушитель развернулся боком, указывая ладонью на уходящий вглубь дворца коридор, и плавно двинулся вперед. Бруно последовал за ним, оставляя бедного Фуго наедине с Мелоне. Последний сразу воспользовался моментом и поравнялся с алхимиком. Он пристально, совершенно не задумываясь над правилами приличия, разглядывал разнообразные колбочки на поясе, длинную мантию и небольшую сумку со всевозможными травами и ингредиентами, которая имела специфическую, ни с чем не сравнимую форму. — Так ты алхимик! Должно быть, очень хорош в медицине, я прав? — иссушитель приподнял брови. Фуго не ответил, но тоже моментом воспользовался: он скользнул взглядом по лицу Мелоне и повел ниже, разглядывая одежду вызывающего парня. Короткая тога темно-фиолетового цвета почти ничего не скрывала: руки были оголены, глубокий вырез выставлял напоказ ключицы; легкая ткань драпировалась вокруг плеча только с одной стороны и едва прикрывала бедра, вызывая у Фуго возмущение с примесью… чего-то еще туманного. — Я был бы благодарен за помощь в одном деле… очень деликатного характера. Проблема серьезная, и я рассчитываю на помощь ученого человека, — Мелоне тесно прижался к Панни, обхватил предплечье обеими руками и заглянул в чужие глаза. В лазурном блеске читалась небывалая озабоченность, и Фуго волей-неволей заинтересовался проблемой иссушителя. Алхимик выгнул бровь и повернулся к парню с любопытством, какое бывало у светлых умов во время работы с интересующей темой. Приняв этот взгляд за согласие, Мелоне радостно потянул Фуго за руку, вынуждая остановиться, и развернул юношу лицом к лицу. Томное, манящее дыхание коснулось щеки, заставляя алхимика остолбенеть в негодовании. Ладони Мелоне играюще-плавно опустились к подолу легкой тоги. Взгляд Фуго скользнул следом, рассматривая на темной ткани вышивку в виде золотистых кружков. Длинные пальцы, ловко подцепив край одежды, медленно потянули ее вверх, вызывая у Панни трепет и жар, поднимающийся от низа живота и доходящий до самой макушки. Мелоне отказывался довольствоваться малым: свободной рукой он схватил Фуго за кисть и, бледную, дрожащую, подвел ладонь к коже бедра. Фуго дернуло, будто в подушечки пальцев ударил разряд молнии, и он шарахнулся назад, с широко раскрытыми глазами отталкивая от себя юношу. Тот залился громким смехом, утягивая тогу дальше: под ней оказались короткие шорты. Весь красный от злости и смущения, Фуго прибавил шага, ведомый желанием поскорее догнать Бруно. Его предводитель ушел не намного вперед и продолжал диалог с высоким иссушителем, даже не заметив отсутствия напарника: — Я думал об этом, — кивнул мужчина с красными нечеловеческим глазами и на несколько секунд задумался, что позволило Фуго вспомнить начало разговора: — Но тогда нас вряд ли бы пригласили в одно время. Моя команда ждет приема уже третьи сутки, без вас ничего не начинают. Звонкий стук каблуков эхом отражался в высоких потолках, лепнине, мраморных статуях известных мифических героев. Буччеллати обдумывал свои слова тщательно, прекрасно понимая тот факт, что каким бы галантным и учтивым человеком не казался на первый взгляд мужчина, он все еще оставался самой темной лошадкой этого собрания: — Ваша команда. А вы? Мне говорили, что вас назначили советником? Как так вышло, что иссушители вмешались в политику? И как префект согласился на это столь скоро? — Нужно иметь козыри в рукаве для… убедительности, — вкрадчиво шепнул собеседник, и Бруно на мгновение почудилось, что в нечеловеческих глазах заиграли довольные огоньки, хотя лицо человека оставалось непроницаемым, словно каменным, — Мое имя — Ризотто Неро. Он не выставил руку вперед, и Буччеллати немного растерянно покосился на ладонь Ризотто, ожидая от того вежливого рукопожатия. Немного погодя, Неро неловко повел плечом и медленно, будто с опозданием вспоминая про манеры, протянул руку Бруно. — Бруно Буччеллати, — крепко сжав чужую ладонь, в ответ представился искоренитель. Вместе разрозненная компания дошла до широкой двери арочной формы, и одновременно прекратила шагать, будто подчиняясь неслышному ритму. Бруно невольно заскользил взглядом по предмету роскоши. Металл с чистым изумрудным отливом, украшенный гравировкой в виде трех причудливо изломанных золотистых полос, не создавал тем не менее впечатления чего-то тяжелого и несуразного, скорее наоборот, подобная цветовая гамма подчеркивала хороший вкус хозяина дворца. Подойдя к двери на расстояние одного шага, Ризотто развернулся полубоком к спутникам: — Прошу вас подождать. Это не займет много времени. Когда Неро исчез за массивной дверью, ростом превышающей самого дракона на две головы, Бруно позволил себе немного расслабиться и посмотрел за спину. Его взгляду открылась удивительная в своей нелепости картина: Фуго всеми силами старался игнорировать то, как Мелоне невзначай дотрагивался до его плеч, спины и рук, не стесняясь своего поведения и не боясь наказания от искоренителя. Напротив, он выводил алхимика на эмоции целенаправленно, не понимая всех последствий вызывающих поступков. Плотно сжав губы, Буччеллати двинулся вперед. Он знал о секрете Фуго, и знал, что дальнейшая провокация лишь послужит поводом, чтобы разбудить сидящего внутри дикого зверя. Он был осведомлен, что в порыве неконтролируемой ярости Фуго становился неуправляемым, и что после минутного гнева имел привычку корить себя троекратно, ненавидеть и заниматься любого рода самобичеванием. Так что, когда Мелоне замахнулся ладонью, чтобы шлепнуть очевидно понравившегося парня по ягодице, Буччеллатти сиюсекундно перехватил чужую руку и одернул в сторону от напарника. Оба задействованных в немой постыдной сцене повернули к Бруно головы, но никто из них ни словом не обмолвился. Мелоне хмыкнул, Панни тихо, с заметным облегчением, выдохнул. Улучив момент, алхимик отошел на приличное расстояние от иссушителя и, внезапно заинтересовавшись сложными, многослойными композициями золотистой росписи, принялся рассматривать стены мраморного замка. — Ну и ну, оставить меня с этой святой компанией наедине, — закатив глаза, нарочито неопределенно бросил Мелоне, накрутил на палец светлый локон и со скучающим видом растер волосинки, — и даже ты молчишь. Бруно недоверчиво выгнул бровь, на всякий случай оглядевшись по сторонам просторного коридора. Но никого постороннего, кроме увлекшегося алхимика, так и не приметил. Справедливо посудив, что обращение направлено к нему, он устало набрал в грудь побольше воздуха, чтобы поясненить юноше свою твердую позицию касаемо его манер. Басистый голос, раздавшийся в стенах дворца внезапно, словно гром, перебил Буччеллати: — Мне нечего сказать. Меня раздражает твое непристойное поведение так же, — вместе с Бруно на незнакомый голос машинально развернулся и Фуго, напряженно вглядываясь в темноту. Там, в тени от статуи, прятался человек. Ткань его белоснежного плаща, удлиненного на спине, не колыхалась, застыла в воздухе, будто фигура стояла неподвижно с начала времен. Клепаный жакет с большой фигурной пряжкой в форме буквы Р выделялся на светлом фоне особенно сильно. Поза хмурого человека выражала крайнюю степень отрешенности и незаинтересованности в происходящем: он опирался на стену, скрестив руки на груди, закинув одну на другую ноги в мощных сапогах с железными вставками, и смотрел вбок от собравшихся. Буччеллати с трудом подавил желание протереть глаза — он был уверен, что секунду назад там никого не стояло. — Нельзя же так разговаривать со старшим по рангу, Прошутто, — беззлобно ответил Мелоне на претензию. Даже среди людей, смотревших на него с заметной брезгливостью, он брал от жизни все, лишь позабавившись с реакции окружающих. — Мой наставник — Риз, пусть он мне и приказывает, как, что и с кем мне говорить, — человек в тени провел ладонью по затылку, задевая тугой хвост. — О, только не жалуйся, если после моих жалоб тебя прикрепят ко мне в качестве постоянного напарника, — Мелоне заулыбался во весь рот, видя, как нервно дернулась бровь Прошутто. Бруно, ставший невольным свидетелем перипетии, для себя вдруг отметил, что эти люди, коих было принято сторониться, словно прокаженных, имели вполне человеческие лица. Они не истекали слюной, словно бешеные псы, не имели рогов и клыков, и даже взаимоотношения между командой скорее смущали, нежели пугали. Даже если Мелоне с неприкрытой издевкой шутил на счет нимба над головами искоренителей, Буччеллати вдруг задумался, а что если они абсолютно так же со своей стороны не оправдали ожиданий иссушителей?.. Совсем скоро голоса затихли: абсолютно каждый в этом помещении ждал Ризотто с вестями и не хотел размениваться лишними словами в неуютной обстановке. Команда иссушителей выглядела несколько измотанной, наверное, действительно утомившись ждать, а искоренители, напротив, держали ухо востро, только разведывая обстановку. И когда дверь с нажимом отворилась с внутренней стороны, каждый в просторном коридоре вздрогнул с трепетом от развеявшегося ожидания. Ризотто жестом приглашал гостей зайти. — Пожалуйста, пройдемте в комнату переговоров. Наранча бежал со всех ног, минуя узкие улочки. Стараясь не сбить высокопоставленных граждан и знатных матрон, не перевернуть тележки, набитые свежими фруктами, и не попасть под копыта коней, он безошибочно и в два счета просчитывал в голове траекторию бега. Не получив никакого образования, Гирга обладал удивительным свойством: без элементарного знания теорем и формул, он догадывался обо всем самостоятельно, называя и объясняя вещи более простым и понятным языком. Когда солнце достигало зенита, город в одно мгновение менял образ жизни с размеренного и ленивого на пестрящий яркими красками и благоуханиями. В каждом дуновении ветерка чувствовалось ласковое прикосновение Юпитера, в каждом звуке пение Каметы. Если бы не спешка, Наранча обязательно заглянул бы к синьору Сатьяго за спелым яблоком, послушал уличных музыкантов и повеселился на залитой солнцем поляне за городом. Но дела не ждали. Вывернув на главную площадь, набитую зеваками, Гирга резковато затормозил. Он пропрыгал еще пару раз по чистой инерции, пытаясь сохранить равновесие с помощью рук. Утром люди только начинали обживать рынок, расставлять палатки и выкладывать товар для торговли, однако в полдень площадь штурмовала толпа жаждущих и интересующихся. Шикнув, Наранча посмотрел на яркое солнце, прикрывшись ладонью. В обход — слишком долго, его дом находился сразу в конце всеобщего балагана. Кратчайший путь — напролом. Он сбавил скорость, начиная пробираться сквозь громкую толпу людей. Одни задорно смеялись над представлением акробата, другие громко спорили о неразумных ценах на далеко не самые свежие овощи. В центре столпотворения кто-то в шуточной манере рекламировал товар, и народу это явно нравилось. В суматохе Гиргу толкнули в плечо, заставляя отшатнуться. Он чуть было не влетел в матрону напротив, но сумел удержаться и не упасть вперед. — Эй! — рявкнул Наранча, моментально выпрямляясь и разворачиваясь к обидчику, не забыв грозно выставить кулак. — Смотри, куда прешь! Незнакомец повернулся бледным лицом, хлопнул большими глазами, напоминающими морские волны по цвету и сиянию, и внезапно низко наклонился. — Прошу про… — А, Джорно! — вынырнувший из плотной толпы парень схватил этого странного человека за плечо, прерывая извинения, и взглянул на Гиргу с легким кивком головы. — Прости, пацан, он не местный. Ходит, витая в облаках, не смотрит по сторонам. Я же просил, пока не отходи от меня, а! Большеглазый взглянул вниз, на свои золотисто-белые шелковые балетки, будто решаясь, сразу или потом отомстить перебившему его. После минутного размышления он смирил гордость, вздохнул и медленно кивнул, соглашаясь со словами. Наранча даже фыркнуть не успел, когда незнакомца с бирюзовыми глазами поволокли в сторону ближайшей лавки. Он уже не слышал, о чем бранится парочка, однако сразу же приметил свежие овощи и фрукты, которые лежали в деревянных ящичках. Может, купить синьору Песко сочных апельсинов? Кузнец их очень любил… Вокруг заботливо выгруженного товара быстро образовалось настоящее столпотворение заинтересовавшихся людей. — А, Миста! Уже занес оружие? Тебя успели потерять! — спросил кто-то из толпы, на что продавец, — тот самый, который схватил толкнувшего Наранчу, — лишь отмахнулся. — Еще не успел. Я решил закончить со скоропортящимся, так что прошу, не скупитесь. Чем быстрее продам, тем быстрее легион получит свой заказ. Наранча, который был готов покинуть шумное скопление народа, вдруг остановился, зацепившись слухом за фамилию человека. Семья Мисты производила высококачественные мечи и доспехи для легиона, а еще имела в народе неоспоримый, заложенный ни одним поколением, знак качества. Гирга потупил взгляд, стиснув зубы в приступе неконтролируемого смущения. В голове проплыла картинка его изобретения, летательного аппарата. Как бы ни расхвалил свою разработку Наранча, правда была в том, что без центра тяжести его металлическое детище никогда не взлетит. Не воспарит на крыльях из твердого сплава, покоряя все новые и новые вершины. Для завершения изобретения ему требовалось немного времени и небольшой кусочек высококачественного материала, которого своими силами Наранча раздобыть никак не мог. Зато он смог соврать Бруно, ведь так?! Заинтриговать, посеять надежду, заставить поверить. И теперь тот, что ожидаемо, жаждал получить от изобретателя доказательства его невероятного таланта, и со смехом прогонит бессовестного обманщика, как только вранье раскроется… Наранча вдруг выпрямился и задержал дыхание. Нет, он не может так легко отказаться от своих целей. Бруно единственный, кто не обсмеял, кто поверил в его безумные идеи и согласился посмотреть на проделанную Наранчей работу. И Гирга не мог подвести своего вдохновителя. Значит, ему ничего не оставалось, кроме одного.