Песнь Беллоны

«Эй, уйдите прочь от этого мальчика! Он проклят!» «Нет, с ним нельзя играть, дорогая, он опасен.» «Ты разозлил его?! Ты что, не знаешь, что бывает, когда люди его злят?!» «Ты монстр, настоящий монстр!» По коже словно ползли маленькие муравьи, кровь застыла в жилах, а воздух засел в горле, отказываясь выталкиваться из легких. Он не подал вида, что обескуражен протянутым контрактом. Это было непростительной ошибкой — показывать свое отношение к заказу нанимателя. В голове бурлил настоящий водоворот, хаотично перемешивая мысли и переживания, которые крутились в гудящей черепной коробке. Разве ему это по силам? Разве это то, что выдержат его плечи? Прошутто никогда не получал удовольствие от работы, но любое недовольство сполна компенсировал звон золотых монет. Жизнь впроголодь научила юношу не упускать ни единого шанса заработать. Даже при риске для собственной жизни он брался за любую работу, которая подвернется под руку. Будь то кража позолоченных декоративных клинков, которые украшали стены домов патриций, или же подмена трупа птицы, чтобы жрецы предсказали только хорошее по ее внутренностям, — Прошутто не боялся замарать руки и самыми нелепыми заказами. Так что он, как и всегда до этого, согласился подписать контракт на убийство. Его задача была кристально ясна, как чистое зеркало, как студеная вода лесного озера. Фигурирующее на пергаменте имя было незнакомо Прошутто, лишь должность жертвы имела ценность, — он был одним из иссушителей. Слово застыло на сухих губах. Он облизал губы шероховатым языком, беззвучно произнося его вновь. Иссушитель… Те, кто наводил страх на общественность, те, кто держал в руках неконтролируемую мощь и те, кого каждый житель города избегал, как прокаженных. Словно крысы во время чумы, они знаменовали своим появлением смерть, слезы и страдание. Их орден давно заимел паршивую репутацию, но в час нужды богатые патриции смиряли гордость, склоняли головы и звали их на помощь. Прошутто аккуратно сложил пергамент, сунул за пазуху белоснежной рубашки и поднял голову. Темные грязные улочки, опасные своими извилистыми, потаенными ходами, расстилались на много километров вперед. Наемник знал наизусть каждый уголок, скрытый тенью, каждую дыру, в которую можно было протиснуться и погрязнуть в разврате и кутеже. Поежившись от холодного, пронизывающего ветерка, он медленно двинулся вперед, к месту временного убежища. Иссушитель появился в городе много раньше назначенного дня, и сразу же обзавелся незавидной репутацией. Все, кто его видел, отмечали страшные, ни с чем несравнимые глаза, похожие на кровавую луну в ночном небе. Некоторые всерьез шептались, что это дракон в человеческом обличии, что он пришел покарать человечество за прошлые грехи, за гонения и смерть сородичей. Но Прошутто не верил в слухи любителей потрещать за кружкой вина. Если болтовня плебеев окажется правдивой, значит, ему предстоит уничтожить еще одного представителя вымирающего вида. Все просто. Он не испытывал жалости к подобного рода существам. Прошутто просто следовал указаниям, нацеленный на собственное выживание. Кто бы ни просил устранить иссушителя, какие бы цели ни преследовал, наемного убийцу не интересовало ничего из этого. Незримой тенью он следил за высоким, статным мужчиной, изучал его повадки и привычки, запоминал любимые траектории для передвижения по городу и ждал. В его работе важнее всего — ждать наилучшего момента для расчетливого удара, и Прошутто четко придерживался этого правила. Через пару дней с начала слежки он с удивлением отметил, как спелся иссушитель с префектом, как часто заглядывал в замок и о чем-то с ним толковал. Иногда встречи с главой города начинались с первыми лучами солнца и оканчивались с восходом луны. Проникнуть за крепкую дверь белокаменного дворца без риска обнаружения не представлялось возможным, и вскоре Прошутто бросил эти бессмысленные попытки. Даже если они были знакомы, даже если его жертва ходила под покровительством префекта, убийцу это не останавливало от выполнения кровожадного плана. Еще через время Прошутто смог отметить, что иссушитель, несмотря на разные неприглядные слухи об их организации, отличался чистоплотностью и любил посещать общественные бани. Чаще подобной блажи он уделял целое утро, а иногда не ленился зайти два раза за день, смывая грязь и пот еще и вечером. Именно тогда в голове Прошутто начала проглядываться четкая тактика выполнения контракта. Чем были хороши общественные бани? Своей общественностью. Множество людей, нескончаемый поток сменяющих друг друга лиц. Каждый из них — находился в атмосфере наиболее беззащитной. На голом теле не спрятать арбалет или острый нож, от нагого человека меньше всего ожидаешь подобных уловок. Такое место создавало иллюзию равного положения. Без одежд почти каждый незнакомец на одно лицо. Прошутто не запомнят, если он будет действовать крайне осторожно. В середине недели наемный убийца отправился в баню, одетый в обычную, ничем не примечательную белую тогу, в какую был облачен каждый второй житель города. Белая тога имела важный сакральный смысл — наделяла обладателя почетным званием гражданина Рима, но тем самым обезличивала. Прошутто без труда прошел в купальню, цепким взглядом моментально выуживая платиновые волосы из разношерстной толпы. Прошутто не первый раз проникал сюда, издали наблюдая за иссушителем, и уже знал излюбленное место мужчины. Только он выглядел так странно, только его плечи поражали шириной, а рост заставлял изумленно вскинуть голову. А может, и правда дракон?.. Кажется, его звали Ризотто Неро… Прошутто не привык запоминать имена своих жертв, но это, одно единственное, назойливо вертелось на губах, заставляя каждый раз непроизвольно проводить по ним языком, будто в попытках стереть. Он покрутил золотой браслет, обвивший запястье, еще раз убедился в готовности и вошел в тепидариум. Его тут же окутало жаром и сухим паром, расслабляя тело, останавливая бег лихорадочных мыслей. Но Прошутто не пользовался бы таким спросом, если бы в кратчайший срок был не в состоянии брать себя в руки, не отвлекаясь на мирские радости. В нужный час, с завидной пунктуальностью, Неро уселся на мраморную скамью, усеянную мелкой бирюзовой мозаикой, и облокотился на влажную стену. Его глаза были плотно закрыты, а спокойное, холодное лицо выражало крайнюю степень умиротворения. Сидящий рядом Прошутто не первый раз отметил крепкое телосложение, видный пресс, каменые мышцы, перекатывающиеся при каждом движении. Седые волосы в столь молодом возрасте были такой же диковинкой, как и вызвавшие в народе шум звериные глаза. Хотя в последние Прошутто ни разу не заглянул. Он задержал взгляд на теле Ризотто дольше, чем требовалось от его маскировки, и когда почувствовал, как его в ответ разглядывают, не смутился. Смутился он тогда, когда услышал голос иссушителя. — Не часто посещаешь общественные бани? — басистый, с легкой хрипотцой, он отозвался вибрациями по всему телу, и Прошутто невольно отметил, что испытывает странное удовольствие от того, как звучит этот низкий тембр. Как бы ни пытался наемный убийца состроить дружелюбие, он не мог пересилить себя и ответить на внимательный взгляд Неро. Прошутто был не в силах заставить себя проверить правдивость красных, демонических глаз. Он никогда не рассматривал лица своих жертв. Зачем запоминать те черты, которые навсегда исчезнут, пропадут в забвении после окончания работы?.. — Не часто, — вполголоса ответил Прошутто, наклонив тело и подставляя спину под теплые клубы пара. Как ни странно, такое неловкое начало диалога больше смутило самого Неро, чем неподготовленного к светским беседам убийцу. Иссушитель выпрямился, отчего-то тихо вздыхая, и продолжил разговор так, будто только и ждал обтекаемого ответа от собеседника. — Я часто хожу сюда, и тебя не замечал. Это… — Он стрельнул острым взглядом, заставляя Прошутто поежиться. — Просто мои наблюдения. — Может, я хорошо прячусь? — приобняв собственные плечи, проговорил наемник. — Я тут не в первый раз. На протяжении нескольких секунд Ризотто пристально смотрел на понурое лицо напротив, о чем-то размышляя. Потом медленно кивнул. Погладив пальцами квадратный подбородок, он свел диалог на нет, замолчав в глубокой задумчивости. Прошутто одернул себя от резкой, пугающей в своей новизне мысли продолжить беседу, и еще раз окинул взглядом просторный тепидариум. Людей было немного, зал наполовину опустел. Каждый из посетителей занимался своим делом и старательно игнорировал нахождение рядом советника префекта. Никто не хотел накликать на себя беду: суеверный народ Рима, к большой удаче убийцы, боялся связываться со сверхъестественным. Палец свободной руки сам собой оказался на небольшой кнопке, встроенной в браслет — нажать на нее, и механизм сдвинет защелку, скрывающую грозное оружие. Прошутто провел подушечкой пальца по гладкой, едва заметной бусинке на золотом металле и бегло посмотрел на Неро. Чувствуя взгляд со стороны, направленный на его скулы, иссушитель медленно встал с места и потянулся за деревянным ведром с водой, чтобы освежиться. Маленькая ядовитая игла выскочила из щели, предназначенной специально для скрытого оружия, и Прошутто бесшумно заскользил по мозаике, стараясь не привлекать лишнего внимания. Его поступь была тихой и незаметной, подобно шагам дикого волка на охоте, а рука напряжена и готова к молниеносному расчетливому скрытому удару. Неро облился водой, застыв на короткое мгновение после, и Прошутто показалось — вот он, идеальный момент. Даже свет падал так, чтобы его тень была незрима чужому глазу. Он все просчитал. Яд убьет Ризотто не сразу, пройдет немало времени, когда его пульс навсегда остановится, и наемный убийца успеет улизнуть с места преступления. Он занес ладонь над лопаткой человека, не издавая ни единого звука. Стук сердца замедлился, Прошутто навострил глаза и уши, улавливая малейшие колебания воздуха. Он знал это чувство как свои пять пальцев, не в первый раз ощущая несгибаемое хладнокровие, которое разливалось по всему телу в момент отнятия чужой жизни. Но почему-то сейчас, именно с этим человеком, пульс все еще стучал в висках, а дыхание отказывалось задерживаться настолько, насколько было необходимо. Кровь, бегущая по венам, закипала огнем, разливая невыносимый жар в каждой клеточке. Его мышцы отказывались двигаться. Горло сдавило железной цепью, как только его ладонь мягко перехватили и сжали. Ресницы Прошутто мелко подрагивали от осознания, что он задержался. Всего на секунду — и его поймали за руку. Но как? Как Неро догадался о планах, как учуял его приближение? Как узнал о механизме, которого в обиходе никто не видел? Который сделали по специальному заказу далеко за пределами Италии? И почему, черт возьми, тело отказывалось слушаться хозяина?! Он не хотел сдаваться легко, гордость не позволяла беспрекословно принять поражение. Пусть убьют, изобьют до полусмерти или сдадут властям, он до последнего будет бороться. Даже ценой жизни. Прошутто рьяно потянул чужую ладонь на себя, стремительно ставя иссушителю подножку. Ризотто не противился. Глаза его блеснули победоносной вспышкой, и Неро расслабился. Поддавшись ситуации, иссушитель сделал ход конем, перевернув игру в свою пользу. Он сместил центр тяжести в противоположную от траектории падения сторону: просто нагнулся вперед, позволяя гравитации одержать победу. Не ожидавший от Неро ничего подобного, Прошутто упал под натиском массивной груди первым, словно тряпичная кукла. Осознание, что саднящей боли не последовало, дошло моментально, как и ответ на последующий вопрос о причинах этого — широкая ладонь бережно придерживала его затылок. Неро не дал убийце стукнуться о твердую мозаику. Из него выбило остатки воздуха, и легкие сжались, словно сухие листья. По телу прошел судорожный озноб, а зубы до скрипа сомкнулись, угрожая рассыпаться в мелкое крошево. Прошутто выгнулся почти до хруста, делая последнее усилие в борьбе за жизнь, и невольно перевел взгляд на свою жертву. Глаза в глаза. Как не делал еще никогда и ни с кем. Нечеловеческие, жуткие глазные яблоки, напоминающую пустынную непроглядную ночь. Глубокую пещеру. Бездонный колодец. И кровавые радужки, как маячки, указывающие путь, светились в центре мрака. Они глядели в самую душу, в самую суть. От столь пристального разглядывания хотелось убежать, спрятаться, превратиться в маленькую блошку и ускакать прочь. Но Прошутто не мог отвести взор, как зачарованный неустанно глядя в красные, яркие кружки. Грозный, испытывающий взгляд напротив, однако, не выражал эмоций злобы и злорадства. Ризотто смотрел внимательно и строго, но в глазах не искрились мстивые огоньки, не бушевало яркое пламя праведного гнева. Почему? В этом взгляде легко утонуть, раствориться. Он обволакивал, в нем можно было, — нет, он хотел этого, — исчезнуть и забыться. Как же необычайно красиво. Как же… — Красиво, — сипло вырвалось из груди, пронизывая чужую кожу до дрожи, до липкого озноба. Ризотто вздрогнул, и Прошутто увидел в чужом взгляде… Что-то, что еще не видел, что-то неуловимое, что-то… — Вставай, вставай, соня, так всю жизнь проспать можно. И чего ты так резко впал в спячку? — с изрядной долей ехидства поинтересовались у него, пробуждая ото сна. Значит, он проспал весь оставшийся день?.. Почувствовав тяжесть на бедрах, иссушитель протяжно замычал, пытаясь разлепить отекшие, тяжелые веки. Кажется, Прошутто перенервничал больше, чем думал, и свалился по прибытии на виллу в глубокий, беспробудный сон. Расфокусированный взгляд пробежался по белесой макушке, что маячила перед глазами, по пшеничным прядям, которые спадали на его ключицы, щекоча и раздражая кожу. Мелоне поочередно слегка шлепал щеки лежащего, пытаясь привести того в чувства, но когда чужая ладонь впечаталась в лицо и заставила отстраниться, не противился. Наоборот, согнув руки в локтях, он прижал кисти к своей груди, и послушно пересел на край кровати. Прошутто схватился за челюсть и макушку. Раздался звучный щелчок, разлившийся облегчением по задеревеневшей шее. — Не выводи меня, — вырвалось у него из груди совершенно беззлобно, на что Мелоне только улыбнулся. — Иначе состарюсь в мгновение ока? Он рассмеялся, а Прошутто невольно подумал, что не зря за спиной Мелоне прозвали «бесноватым иссушителем». Любил он нарушать личное пространство и выбешивать своим вызывающим поведением. Руки задрожали, стоило вспомнить сюжет из сна, и бывший наемник в раздражающем волнении перекрестил их, сжимая длинными пальцами локти. Тут же Мелоне успокоил звонкий хохот, сводя на нет излюбленную издевку. Он схватил ничего не подозревающего Прошутто за затылок, заставив удивленно вскинуть брови, и резко притянул к себе, стукнувшись лбом о лоб. Мелоне впился острым взглядом в бледное лицо, не давая отстраниться. — Сам-то не старей раньше времени. Не хмурься так часто. Прошутто снова почувствовал, как затылок наливается тяжестью, как в горле застревает противный комок. Образ искоренителей застрял в мыслях и отказывался выветриваться из тяжелой головы. Эти сторонники справедливости ничего не понимали в жизни, ничего не знали о той праведности, которую старательно декларировали. И это раздражало. Они не понимали, не хотели принять тот факт, что иссушители глубже раскрывали возможности воздействия беллоны на человека, что их фракция не столько губительно влияла на человечество, сколько помогала. Да, среди их последователей больше жертв, да, некоторые из них не оправданы, но их идеи — не пустой звук, их действия — луч света для людей, способ быть на равных с другими расами, кого боги подобной силой наделили. Если бы не Ризотто, Прошутто всю жизнь жил в неведении. Думал о том, что его прокляли при рождении, и даже не подозревал бы, что вина в его силе лежит на случайно поглощенной в детстве беллоне. Когда способности начали проявлять себя, ему было не больше семи. Возраст, когда сложнее всего контролировать эмоции, когда любопытство бьет фонтаном, а поведение еще не сформировано, стал для него роковым — Прошутто не мог справиться со свалившейся на хрупкие плечи силой. Родители, сначала честно пытавшиеся помочь своему чаду, быстро сдались, пустив на самотек все воспитание Прошутто. Они не пытались отдать его в руки иссушителей, не зная и не понимая причин внезапных смертей вокруг их сына, вместо этого они открестились от маленького мальчика, позабыв, как страшный сон. Он спал и ел в доме больше не замечающих его людей. Он не выходил на улицу под страхом смерти. Прошутто не помнил, как получил безграничную силу, ту способность, ради которой многие рискуют жизнями. Но пережитый из-за нее ужас он уже никогда не позабудет. У него не было ни понимающих друзей, ни любящей семьи. В возрасте тринадцати лет Прошутто окончательно пошел по наклонной. Он ушел из давящих стен, давая жизни вести его за ручку по темному, грязному пути, наполненному смертями и безнадегой. Стало ли что-то лучше сейчас?.. По окончании утренних процедур он накинул на тело белый костюм, обрамленный золотыми узорами по кайме, и завязал плащ с капюшоном за спину. Стуча по каменному полу жесткими каблуками высоких сапог с железными наколенными вставками, он спустился со второго этажа на первый. От лестницы в противоположные стороны вело сразу несколько мраморных коридоров. Красное ковровое покрытие оттеняло блеск шлифованного минерала, а увешанные картинами стены добавляли интерьеру характерную для подобного стиля вычурность. Недолго думая, Прошутто повернул в сторону столовой, попутно поправляя длинные защитные перчатки. Иссушителей поселили в летнюю резиденцию префекта. В их распоряжении находилась библиотека, несколько спален и собственная банная комната под открытым небом в центре дворца. Фитильные лампы, развешанные на холодных стенах, тускло освещали путь, придавали лицу таинственности играющих теней, усиливая и без того мистическую атмосферу. Солнце давно зашло за горизонт, удручая и без того понурого иссушителя: он не любил попусту тратить время, а ничто так его не отнимало, как послеобеденный сон. Когда до столовой оставалось жалких пару метров, из арочного прохода послышались голоса, заставляя бывшего убийцу остановиться и напрячь слух: он был новичком в их отряде, но уже отлично различал интонацию каждого члена команды. — Так что же это, они решили устроить с нами гонку? — звонкий, раскатистый голос принадлежал, несомненно, Формаджо. — Риз, нам разве нужно волноваться? Что же они нам сделают? Найдут дракона и улетят на нем? — насмешливый, язвительный тон выдавал в говорящем Иллюзо, саркастичного темного эльфа. Двое парней, сидящих на мягком диване, задорно расхохотались, поддерживая юмор друг дружки. В отличие от обычных, официальных столовых, это место было несоразмерно меньше, имело продолговатый стол, удобные софы для комфортного отдыха и книжные полки по бокам. Стены, под европейский манер, были выкрашены красной краской и декоративно выделяли рельефы золотом и серебром. — Придурки, вы никогда не воспринимаете информацию серьезно! Хоть раз подумайте своими куриными мозгами на несколько шагов вперед! Прошутто зашел в столовую в тот самый момент, когда возмущением взорвался Гьяччо — молодой маг, окутанный плотной, леденящей кровь дьявольской аурой. При знакомстве с колоритным, хмурым юношей, Прошутто сразу дали понять, что подобная аналогия была не ради красного словца, поэтический речевой оборот не был ни чарующей метафорой, ни приятным дополнением к образу загадочного мага. Зачастую рядом с Гьяччо горячие напитки действительно застывали в лед, а беспощадная стужа пробирала до костей. Около него… Прошутто чувствовал себя увереннее всего. Гьяччо гневной тирадой обращался к остальным в комнате, под молчаливое согласие командира иссушителей, — Ризотто неотрывно записывал что-то на пергамент, окуная острое перо в баночку со свежими чернилами. Под широким капюшоном пряталось безэмоциональное лицо, бледная кожа которого подсвечивалась неровными бликами горящей свечи. — Если они придут туда первыми, не важно, каким способом, они запечатают беллону! Огромную, невиданную раньше, аномальную силу! Соберитесь! Вы представляете, что мы сможем с ней сделать, если изучим ее свойства?! Со спины к Гьяччо пронырливо потянулись бледные тонкие руки: они схватили плечи говорившего, стиснув их до скрипа. Синяя ткань мантии, украшенная белыми вертикальными полосами, смялась. Язык ледяного мага моментально прилип к горлу, а невысказанная тирада так и замерла на приоткрытых устах. — Ты не помогаешь командному духу, разговаривая таким тоном, Гьяччо, — голос Мелоне ядовитыми каплями полился в чужие уши, — уверенность в своих силах — не всегда плохо. И когда разъяренный Гьяччо развернулся, чтобы отморозить приставучему иссушителю все, что только можно, в дело, наконец, вмешался Ризотто. До этого сохраняя хладнокровие, он оторвал взгляд от листа пергамента. Многозначительный блеск, затаившийся глубоко в черных зрачках, не предвещал ничего хорошего. — Довольно, — он устало потер переносицу суставом указательного пальца и только тогда, когда все собравшиеся угомонились, устремив внимание к предводителю, продолжил: — у нас был план, которого мы строго придерживались. Но синьор Буччеллати своим высказыванием заставил меня пересмотреть расписание привалов. Я вам напомню, что подготовкой сосудов искоренители не занимаются. В текущей ситуации, весь наш путь смещается на пару-тройку дней. Выдвигаемся завтра с утра. Команда переглянулась, кто-то недовольно зашептался, — никому не хотелось торопиться, — но не проскользнуло ни единого намека на неповиновение. Ребята были преданы командиру, и пока что решения, которые принимал Ризотто, вели их к уверенным победам. Предводитель иссушителей довольно кивнул, поворачиваясь в сторону кипы бумаги. Он вновь обмакнул кончик пера в чернила и продолжил что-то старательно выписывать на пергаменте. Прошутто увидел и услышал достаточно, чтобы удалиться, никому не мешая. Бывший наемник бесшумно развернулся спиной к компании принявших его людей. И только он сделал шаг в тень, только собрался раствориться в сумеречном коридоре, как голос предводителя вновь громоподобно разлетелся по залу: — Не прячься в тени, Прошутто, ты тоже часть нашей группы. Бывший наемник несвойственно его характеру замешкался на пороге. Он не страдал антропофобией, умел поддерживать диалог, спорить и выбирать лучшее решение для наибольшей выгоды, но в неформальной обстановке никогда этого не делал. Прошло не так много времени, как он присоединился к иссушителям, и привыкнуть к дружной, уже сформировавшейся компании Прошутто так и не сумел, оставаясь в большинстве своем молчаливым наблюдателем. Его поселили с Мелоне и представили юношу как наставника на ближайшие полгода. Бесноватый иссушитель имел отвратительную привычку влезать в личное пространство человека без спроса, но в остальном относился к поставленной задаче довольно серьезно, действительно обучая Прошутто азам их философии. Помогал, поддерживал и направлял в нужное русло. Как… и все в этом зале. Формаджо чуть не поперхнулся оливкой, подкинутой в воздух, когда новичок решил выйти из тени. — Да как?! — откашлявшись, воскликнул он. — Как ты его чуешь всегда?! Даже у меня не получается! — А казался таким хорошим разбойником, — сардонически хмыкнул Иллюзо, приглаживая ладонью множество завязанных хвостиков. — Я. И. Есть, — сквозь зубы отчеканил по слогам сидящий рядом с эльфом Формаджо, с аккуратными выбритыми полосками на висках, — хороший разбойник! Хорош в картах, хорош в погонях, хорош в посиделках с дамами в кабаке. Что там еще делает жизнь разбойника… хорошей? — Маленький член? Мелоне прикрыл рот ладонью и еле сдержал вырывающийся наружу смех. Формаджо метнул испепеляющий взгляд в сторону Иллюзо и сощурился. — Это где он маленький? — Ну, ну, не видел ни одной довольной дамы, выходящей из твоей комнаты. Одни крики и громкие хлопки дверью! Видимо, ты не так хорош, как хвастаешься? — Может, потому что в моей комнате живет кто-то, кто отпугивает любую матрону, которая решится взглянуть на себя в зеркало?! — Формаджо ткнул пальцем в чужую грудь. — «Нет, милая, тебе показалось, в комнате никого, кроме нас. Нет, никто не заносил нож над твоей головой, о чем же ты!» — передразнил себя же разбойник, скривив лицо. — Эй, нам было сказано усердно тренироваться. Я виноват, что мои тренировки совпали с твоими загулами? Прошутто хмуро оглядел присутствующих. Ризотто и бровью не повел на провокационный диалог. Мелоне с интересом жадно впитывал каждое слово, навострив уши, пока Гьяччо раздраженно пытался от него отлипнуть. — Нужно собирать вещи, а не страдать бездельем, — важно изрек Гьяччо, наконец выпутываясь из объятий Мелоне, — Так что лучше бы вы все поторопились! Бесноватый заулыбался, огибая Гьяччо с другой стороны. — «Вы»? Не «мы»? Маг угрожающе сжал кулак, намекая тем самым, что при любом неосторожном слове может вмазать по чужому лицу, и кивнул. — Я уже все собрал. И ты не поленись постараться не опоздать с утра. Как обычно бывает. — Не так уж и част… — Всегда, — моментально перебили Мелоне трое самых разговорчивых в комнате, и твердо прекратили споры. Вскоре команда иссушителей начала расходиться по своим комнатам, попутно что-то бурно обсуждая. Как бы не язвили они друг другу, как бы не пытались задеть, было видно, что связь их крепче морского узла, а подтрунивания и шутки не воспринимались как что-то обидное и непростительное. Они доверяли друг другу, пережив множество странных и опасных приключений. И в минуты опасности не боялись поставить на кон жизни, если потребуется. Прошутто вздохнул. И зачем было выходить на свет, если он так и не проронил ни слова?.. Решаясь последовать примеру остальных, он предпринял очередную попытку скрыться с глаз предводителя, но тихий низкий голос вновь заставил его застыть, словно каменную статую: — Подожди, — Ризотто отложил в сторону перо и пергамент, вскинув взгляд на новичка, — хотел узнать, как ты себя чувствуешь? — А как могу? — невольно огрызнулся Прошутто, даже не понимая, как правильно реагировать на вопросы о себе. — Надеюсь, не плохо, в окружении новых людей. Не стесняйся появляться, хотя бы изредка. Тебе все рады, — на последних словах Ризотто как-то странно стих, складывая ладони в замок. В комнате воцарилось тяжелое, неловкое молчание. Напряженные плечи Неро замерли, будто тот больше не дышал, и бывший наемник почувствовал, как виски покрылись холодной испариной. Прошутто зажевал губы, делая безбоязненный шаг в сторону иссушителя, чтобы убедить не столько командира, сколько себя, что он не маленький стеснительный мальчик и не испытывает никакого… волнения. — Я просто не знаю, о чем с ними общаться, — беспардонно усевшись на чужой стол, Прошутто вскинул голову к потолку, решаясь не думать о том, что слова его похожи на постыдные оправдания, — поэтому и молчу. — Понятно, — бывший наемник нутром почувствовал, как у Ризотто приподнялись уголки губ, но он все так же не глядел на его лицо, чтобы в этом убедиться, — ну, хорошо, я поверю тебе. Но если тебя будет что-то беспокоить — не стесняйся говорить. Не передашь мне чистый лист? Среди нависшей тишины звуки с улицы особенно резко врезались в сознание, перемешиваясь в одну раздражающую какофонию: плач детей, шумные споры случайных прохожих, смех компании подружек… Кузница находилась не так далеко от главной площади города, и через нее всегда проходила уйма народу. — Что ты сказал? — Гвидо убрал глупую улыбку с лица в тот момент, когда до него дошла вся суть сказанного. Он не так давно знал Джованну, чтобы делать выводы о его характере, привычках и личностных качествах, но был уверен, что шутил друид редко. С абсолютно непроницаемым лицом тот глядел на охотника, выжидая реакцию на свои слова. — Вы считаете блуждающую башню легендой. Она существует. Вот, что я сказал, — повторил Джованна. — Да, я слышал. Просто думал, первая шутка из твоих уст будет намного… остроумнее. Под непонимающий взгляд Джорно Гвидо криво улыбнулся, до последнего ожидая, что друид признается в отсутствии чувства юмора. Миста не злой, Миста был не против научить колким остротам. — Что вы имеете в виду, синьор… — Фуго замолчал на полуслове. Он неловко потер подбородок, понимая, что за время их недолгого знакомства даже не удосужился спросить имя у человека. Джорно вежливо поклонился, не пытаясь задеть Фуго отсутствием манер. — Синьор Джорно Джованна. — Тезка писателя-историка? Случайно, не родственник? — широко раскрыв глаза, Панни заинтересованно шагнул вперед. Проигнорировав чужое изумление, Джорно повернулся к Бруно, в осанке и поведении которого с первой минуты заметил замашки предводителя. Буччеллати ответил на чужое внимание, встретившись взглядом с Джованной. Искоренитель сложил ладони лодочкой, шумно выдыхая: — Не хотелось бы себя зазря обнадеживать, но твои слова вселяют уверенность и оптимизм. Прошу, выскажись, откуда такие познания? Я не хотел поднимать тему легенд, скорее иронично говоря про поиски дракона. Если бы ты не развил эту мысль, я бы, конечно, дополнил, что нам нужны доказательства против советника префекта. Что драконов не видели несколько веков, и что-то тут не чисто. Джованна наклонил голову вбок. — В том, что дракон в открытую появляется среди людей, действительно есть сомнения. Они не любят низшие расы, считая их недостойными внимания. Я не верю, что после стольких веков скитания он мог объявиться и легко взять на себя человеческую роль. Видимо, люди действительно забыли, с чего все началось, если так легко дали себя обдурить. Миста выставил руку вперед, перебивая разговорившегося Джованну. Ему было приятно как следует расслышать голос недавнего знакомого, посмаковать нотки и интонацию, с которой тот делился информацией, но сама подача его смущала, заставляла хмурить брови и качать головой. — Почему ты говоришь так, будто знаешь, как ведут себя настоящие драконы? — Потому, что мой народ косвенно виноват в их исчезновении, — было видно, что Джованне тяжело давался этот разговор: он будто пересиливал себя, пытаясь сохранить лицо, — равно как и ваш, конечно. Разница лишь в том, что память об этих печальных событиях не дошла до вас в первоначальном виде. А наши библиотеки полны фактов встречи с этими существами и жизни бок о бок с ними. Бруно и Фуго догадливо переглянулись. Миста еще усерднее нахмурился. — Твой народ? — Гвидо вскочил со скамьи словно ужаленный. — Не могу что-то сообразить, куда ты клонишь. Даже не так, я просто… Не хочу. Ты не выглядишь, как полурослик, ну конечно нет, а значит… Он замолчал, и на смуглом лице застыла гримаса боли, заставляя сердце Джованны в один миг сжаться. Друид положил ладонь на золотые локоны и заправил пару прядей за заостренное ухо. — Обманщик пригрелся в моем доме, значит, — губы Гвидо задрожали от обиды, а кулаки крепко сжались, — а я глупец, раз ничего не заметил. Буччеллати не вмешивался в спор и взглядом остановил Фуго, готового влезть. Эльфов не жаловали в людских селениях. Темные эльфы были жертвами своих же собратьев, но они также расплачивались недоверием и пренебрежением за действия ближайших родственников. Их выгоняли из своих селений собственные друзья, собственная семья за отличительные черты и абсолютное отсутствие магического дара. Высшие эльфы обладали отличительными золотистыми волосами, которые, как многие утверждали, были не просто украшением и внешней гордостью, они отражали бушующие магические потоки, которые меняли внешность действием волшебных сил. Диодзин развязал столетнюю войну, лишь закрепив в людских сердцах ненависть к своему народу. Диодзина сокращенно называли Дио, богом, непреднамеренно обращаясь с почестями к тирану. И отцу Джованны это льстило. Пренебрежение, читающееся на лице Мисты, можно было беспрекословно понять. Джорно даже не спорил с тем, что его народ являлся корнем многих бед. Почти в каждой людской семье они оставили свой след в виде жертв и смертей, в виде отголосков войны, в виде мук голода, больных шрамов и горьких слез. — Это имя, Джорно Джованна, оно ведь не твое, да? — после недолгого молчания, Миста заговорил, примирившись с горьким привкусом обиды. — Нет, — с завидным спокойствием честно ответил эльф, глядя сквозь Гвидо, — но свое настоящее имя я не могу сказать, прошу прощения. Предвижу ваши вопросы и скажу, что не питаю ненависти к людям, в отличие от моих сородичей. Я вас совсем не знаю, чтобы делать выводы. И вы, пожалуйста, не судите меня по действию других. — А не можешь ли ты быть шпионом? — Фуго приподнял брови, с недоверием дернув ладонью в такт словам. — Глупо разведывать что-то с такой потерянной мордашкой, — хмыкнул Гвидо, прикидывая в голове, как долго блуждал бы Джорно без его помощи, — Он выглядел бесцельно бродящим при нашей первой встрече. Я уверен, он не шпион. Таких очаровательно несведущих там не держат. — Сочту за комплимент. Со странным осадком, — кивнул Джованна, дернув уголками губ. — Что, не считаешь себя миловидным? — Гвидо нагнулся, почти нагло заглядывая в чужое лицо. — Отнюдь, я просто удивляюсь, что меня таким считают представители человеческой расы. — А что, у себя на родине твои черты лица не типичны эльфу? Не нравятся другим? — Конечно нет, обычно мы двухметровые мускулистые юноши, с густой бородой, почти лысые, и выбираем партнеров себе под стать. Я был обречен на вечное одиночество. После минутного молчания, повисшего в тесном помещении, Гвидо вдруг шлепнул себя по бедру и звонко, раскатисто рассмеялся. — Хах! А я был не прав! У тебя точно есть чувство юмора! — он хлопнул Джорно по плечу, ткнул пальцем в чужую грудь, и на этот раз друид не возражал телесным прикосновениям. Эти двое так бесстыдно стреляли взглядами друг в друга, так неприкрыто флиртовали, что даже Бруно невольно смутился от нависшего в воздухе напряжения. Прокашлявшись больше для того, чтобы вновь привлечь внимание к интересующей теме, он продолжил: — Я не буду предвзято к тебе относится, Джованна. Так же, как ты не знаешь нас, мы не знаем тебя. Твоих мотивов и планов. Но ты действительно не выглядишь злодеем. — Пошел не в отца, — на очередную фразу Миста вновь весело гоготнул, и на сердце затеплилось приятное, согревающее чувство. Джованна никогда до этого не шутил с посторонними, и ему это начинало нравиться. Даже Буччеллати хмыкнул, однако лицо искоренителя выражало столь искреннее любопытство, что тон беседы пришлось уважительно сместить в серьезное русло. — Ваши легенды входят в наш курс истории, как события, действительно имевшие место быть. Не все, конечно, тут я оговорюсь. Но в событиях с блуждающей башней принимал участие мой отец непосредственно… Несколько веков назад.