Песнь Беллоны

Походную сумку бросили на мягкие подушки, наполненные верблюжьей шерстью. Дрожащее запястье судорожно сжали слабеющие пальцы. Изнемогая от усталости, он пытался выпрямиться, но тело отказывалось держать ровную, статную осанку, и плечи раз за разом грузно опускались. Душно, как же душно в изобилии одежд… Высокий мужчина размашисто скинул капюшон, отцепил черный плащ, и шелковая ткань волнами заструилась на пол. Тут же чувствительная оголенная кожа, ловя слабый ветерок, покрылась мелкими мурашками и они, словно жуки-скакуны, быстро распространялись по телу, оставляя после себя неприятный, раздражающий зуд. Сейчас меньшее, что заботило уставшего мужчину — это порядок. Платиновые волосы, доходящие до плеч, неряшливо торчали в разные стороны, а легкие горели, будто он бежал не один час по безжалостной, сухой пустыне. По мрачному лицу промчался ураган эмоций, а переливающиеся глаза засверкали, будто замельтешили бесчисленные разноцветные огни на темном небе. Он пытался удержать бушующие чувства внутри себя, пытался не дать им взять контроль, но понимал, что не справляется. Еще вчера он спокойно прогуливался по пыльным улочкам Леванта, выбирая финики повкуснее у назойливых продавцов в широких шароварах, а уже сегодня был поставлен перед главным выбором. — Пусть меня сожрет стая шакалов, я не стану пресмыкаться перед ними.! — рукой с длинными острыми когтями он схватил искусно гравированную тарелку, сжал до противного скрежета и с силой замахнулся, запуская посуду в скругленную стену. Сотни острых осколков веером разлетелись в разные стороны, но звонкого звука за этим не последовало. Вокруг обломков запульсировала гудящая энергия, окутала каждый по отдельности золотым сиянием и не дала им коснуться каменного пола, — в один миг они снова полетели друг к дружке, к эпицентру, и соединились в целую посуду. Тарелка медленно поплыла по воздуху обратно в сторону дракона. Он плотно сомкнул губы, глядя на то, как ничтожные остатки уважения к людской культуре утекают, словно зыбучий песок. Но пока последнюю песчинку не унесет сухой ветер, он не хотел уничтожать наследие, которое так полюбилось за долгий век. Поселившись в самом сердце Плодородного Полумесяца в поисках беззаботной жизни, он на долгие годы отдал себя изучению людской натуры. Поэтому его так привлекло поселение возле реки, как наиболее развитое и открытое. Шли годы. Поселение росло. Из необразованного племени выросла небольшая деревня, из деревни — город. Дракон так долго, как только мог, не вмешивался в естественный ход истории. Но чем дольше он наблюдал за людьми, тем отчетливее понимал, что начинает привязываться к этим созданиям. Наконец, он вышел к ним, решаясь подтолкнуть к цивилизации, делясь знаниями, которые могли принести пользу простому народу. Постепенно город окружался высокими стенами, в нем возводились каменные замки, строились квадратные коробки из кирпича, взращивались ремесленники, которые передавали знания по наследству. Он подтолкнул их к изучению медицины, объяснил важность здоровья в их хрупких телах. Люди относились к дракону с почтением, радовались каждой крупице знаний, которыми он делился с ними. Он стал для них своеобразным божеством, спустившимся к ним с небес. Но все изменилось в тот момент, когда люди начали увлекаться холодным оружием. Поколения стремительно сменяли друг друга. Бессмертный дракон перестал поспевать за сменой хода истории, за меняющимся человеческим настроением. Новые люди, пришедшие на землю, упивались силой, которую несла им сталь, они грабили соседние племена, брали в плен женщин, стариков и детей, делая их рабами, а храбрых мужчин бессердечно убивали. Видя людские бесчинства, дракон все больше отказывался от мирского, спешно возводил непроходимые стены и закрывался в себе. Он самолично обвил крылья тугими цепями, не разрешая себе больше возвышаться. Так продолжалось до тех пор, пока однажды ему не поставили ультиматум. Помогать в войне народу, ставшему варварскими захватчиками, или переселиться после стольких лет на новое место, подальше от людской суеты. И дракон честно выбрал второе. Но человеческая суть не давала так просто отпустить того, кто мог еще долгие века приносить пользу, быть козырем в войне с соседними городами. Жители города сначала молили, пытаясь задобрить и взыграть на жалости, но не найдя в душе дракона никаких отголосков, спешно превратили просьбы в яростные приказы не покидать пределов города. Когда дело дошло до угроз, мужчина понял, что впервые по-настоящему оскорбился. Подобно кислому вину, обида сжигала нутро, терпение же, подобно переполненной чаше, грозилось перелиться из краев. После долгих уловок настал переломный момент, когда мужчина не выдержал и дал волю чувствам, предав всепоглощающему пламеню бесчинства и разврат, очищая город от пороков и засевших под кожу грехов. Он уничтожил целый населенный город, и хоть мотивы его были ясны, как чистое небо над головой, соседние племена почувствовали в нем угрозу. После нескольких дней бесцельного скитания по пепелищу дракон почувствовал, как его окружают незнакомые люди. И тогда, когда он поднял голову… — Люди воспользовались помощью эльфов, и дракона… запечатали в башне и отправили ее скитаться по миру, делая невозможным в нее проникнуть. — Ну вот, такое интересное начало было, прям как сказка на ночь, а ты так некрасиво конец скомкал, — Наранча огорченно покачал головой, которую он уместил на сложенные за затылком кисти рук. Юный изобретатель ни в чем себе не отказывал: лежал на движущейся телеге и слушал невольного рассказчика. В воздухе пахло пшеницей и пыльцой, а слабый, нежный ветерок доносил соленый аромат моря, шуршал листвой и ерошил ковер из цветов. На ветвях придорожных деревьев пели сладкие песни голосистые птицы, заставляя Наранчу счастливо жмуриться и предаваться думам о чем-то возвышенном. Возле него, покачиваясь в такт езды по кочкам и ухабам, лежал грузный мешочек с чем-то тайным, самым сокровенным, что Наранча охранял, словно зеницу ока. Сидевший рядом с Наранчей Фуго, сложив ноги по-восточному, читал излюбленную книгу «Удивительные факты о смешивании жидкостей». Он раз за разом начинал ее сначала, с самого оглавления, и Бруно даже не удивлялся тому, как загнулись страницы учебника, и в каком состоянии находилась ободранная обложка. Алхимик поднял взгляд на Джорно и кивнул, соглашаясь с предыдущим замечанием. — Да, действительно скомкано. Будто не хватает какого-то важного куска. Его просто схватили после учиненных бедствий? Он даже не оказывал сопротивления? Уверен, при желании дракон мог улететь. — А-а, так ты слушал? Или поддакиваешь мне? — Гирга весело потянулся, моментально усаживаясь лицом к лицу Панни, но прицельным щелбаном от алхимика вновь отправился лежать на ровных досках. — Не паясничай. Я умею делать несколько дел одновременно. Буччеллати, расслабленно облокотившись на деревянные ограждения повозки, смотрел вдаль, где спиралью взвивались в небо пушистые облачка, и не вмешивался в диалог развеселившихся парней. — Я не… историк. И не рассказчик, — Джованна сидел в своей излюбленной манере — поджав ноги, и усердно думал, как еще угодить столь неблагодарным слушателям, — это все, что я запомнил. В учебниках расписаны сухие факты. Мы зовем его Осороши, устрашающий, но настоящего имени никто не знает. — Чем же он заслужил такое прозвище? — спросил Фуго, наклоняя голову вбок. — Своими кровожадными деяниями. Он стер с лица земли целое поселение. По легенде, испив людской крови, он не смог остановиться. Его взор застелила кровожадная пелена, а мысли стали спутанные, полные ненависти ко всему живому. Зверь внутри победил, и Осороши больше не властвовал над своей волей. Его схватили и заточили в башню, использовав сильную руническую магию, — взгляд Джованны зацепился за складку на тунике, и он остановил рассказ, отвлекшись. Бруно воспользовался передышкой, чтобы уложить в голове по полочкам всю полученную информацию, и когда Джорно закончил доводить внешний вид до удовлетворительного совершенства, задал наводящий вопрос: —Можно спросить про техническую часть? Как работает эта руническая магия? Джованна медленно кивнул, указательным пальцем погладив острый подбородок: — Попробую объяснить. С помощью разрывов башня может перемещаться по миру, на небольшой миг то тут, то там появляясь из магических промежутков в небе. Но невозможно магией охватить весь свет. Я уверен, есть четкая последовательность в ее передвижении… Наверное, со временем сила разрывов истощилась, и человеческому глазу все труднее стало увидеть их в небе, поэтому история и превратилась в легенду. —Надеюсь, твой план с озером сработает, Джорно… За повозкой сидел Миста, управляющий тяжеловозной лошадью с помощью упряжки, и когда все замолчали, он спокойно пожал плечами и изрек: — А мне все понятно. Лаконично. — Ой ли, долго вспоминал слово? Говори такое по контексту, пожалуйста, а то звучит не очень, — не отрывая взгляда от книги, беззлобно подтрунил Фуго. Миста нахмурился, но не ответил обидчику. Его сейчас мало что могло вывести из равновесия, — арбалет стрелял, как новенький. Он уже успел оценить старания Наранчи, проведя прицельную стрельбу по яблочному дереву. Стрелы стремительно пронзали сочную мякоть, что вызвало у охотника возгласы одобрения. Когда Наранча ворвался в дом, весь перепачканный сажей и копотью, он невольно перебил говорящего Джованну, и каждый счел правильным и логичным перенести историю на утро следующего дня. Когда Миста вернулся с пустой повозкой, солнце только-только принялось освещать небосвод розоватым сиянием. Вместе с ним сидел Буччеллати, спокойно отвечая на обеспокоенный взгляд Фуго легким кивком — значит, он все уладил, и Миста мог отправиться путешествовать с ними. Тогда же эльф начал расспрашивать людей про их легенды и слухи, в надежде узнать историю Блуждающей Башни в их интерпретации. Именно Наранча дал след на озеро, вспомнив, что лет пять назад был слух о сумасшедшем рыбаке, увидевшем в ночном небе странное сияние. Разыгравшееся сознание старика Джованну зацепило: сверкающий зигзаг не был похож на обычное природное явление. — В любом случае, меня больше интересуют руны, — перелистнув страничку, алхимик разгладил пожелтевшую бумагу и вновь устремил взгляд на черные ровные буквы и большую иллюстрацию с каким-то растением под ними, — чем запечатывали башню? Футарком из двадцати четырех или шестнадцати символов? Там была замешана мощная магия, я бы хотел узнать ее природу, прежде чем мы начнем телодвижения. И как ты планируешь башню «подманить»? Лежавший рядом Наранча удивленно выгнул бровь. Вытаращенные в изумлении глаза были краше любых слов, но он все-таки не удержался и озвучил свое восхищение: — Что-о? Ты и в рунах разбираешься? Да что ты вообще не знаешь?! — Руны — это просто буквы, Наранча, — тон Фуго смягчился, и он позволил себе взглянуть в лицо интересующегося Гирги, — Старейшие, имеющие куда больше смысла, но буквы. Сами по себе, без заклинателя, они не отличаются ничем от обычных слов. Вычерти ты хоть десяток рун подряд, без нужного и правильного подхода они так и останутся обычными закорючками. На бумаге ли, на дереве, не важно. Главное тут — знания о магических потоках. Я не умею многого. Лишь пропускаю через себя энергию, указывая незримому течению нужный путь. И ранее не имел дело с чем-то настолько сильным… — Фуго вдруг странно засмущался, хмуря брови. Наранча с непониманием метнул взгляд в сторону Буччеллати, который прикрыл рот рукой и еле слышно шепнул, маскируя слова кашлем: —…однажды заколдовал мою шпагу… — А? Что Бруно сказал? Фуго больно сжал коленку предводителя отряда, заставляя Бруно выпрямиться и замереть. — Просто. Молчи, — опустив лицо, гневно процедил сквозь зубы Панни, и Буччеллати уступил алхимику, сдерживая улыбку. Джованна потер подбородок с видом глубокого раздумья, наблюдая за воцарившейся шутливой перебранкой с легким оттенком зависти в глазах. Сам того не осознавая, Джорно стал смотреть куда-то вдаль, заметно погружаясь в собственные мысли. Ему было непонятно, каково это — общаться без ухищрений, без натянутых формальностей и только правильных слов. Как естественно выглядели взаимоотношения давних знакомых, и насколько чистой и светлой чувствовалась их дружба. У него никогда не было приятелей. — Использовались эльфийские руны, их больше ста. Паннакотта закусил ноготь большого пальца, меняясь в лице. Он замолчал, начиная усердно думать, как справиться с таким количеством чужеродных знаков. Подул теплый ветер, поочередно всколыхнув волосы всех сидящих в повозке. От освежающего потока воздуха Миста вдруг взбодрился и будто бы очнулся после глубокого сна: почувствовав себя наименее причастным к беседе, он крепко намотал поводья на руку и быстренько развернулся к разговорившейся компании. Лошадь медленно тянула их вперед, и ему не требовалось внимательно следить за животным. К тому же, они с Джованной не общались между собой с того самого момента, как их подобрали искоренители, и Гвидо чувствовал себя обделенным его вниманием. Со всеми ведь что-то обсудил, а про него, проводника в людской мир, будто бы позабыл! — Так вот… — Миста неловко почесал затылок, отчего-то впервые не зная, как поддержать дружественную беседу. Эльф тут же взглянул на него, чутко уловив разлитое в глазах неугасимое желание к вниманию, и Миста от подобного интереса глупо притих. Глаза, переливающиеся морскими волнами, оттенялись теплой, искренней полуулыбкой. При всей внешней отстраненности и невозмутимости, было что-то в его взгляде умиротворяющее, успокаивающее. Сразу захотелось лечь рядом, по примеру Наранчи, воткнуть стебелек в рот и наслаждаться мерным покачиванием того на ветру. В более глубоких мыслях картина вырисовывалась еще занимательнее: Миста мог вообразить, как его голова покоится на эльфийских коленках. Не зря же тот так сидит все время путешествия! А если в этот момент взглянуть наверх, открывалась прекрасная возможность как следует разглядеть озаренное золотистыми лучами фарфоровое лицо. Он подпер щеку скорее машинально, задумавшись о природе этих странных образов. — … Да, Миста? — Наранча стукнул по дереву, привлекая внимание Гвидо: тот вздрогнул и резко повернул голову к Гирге. — А? Что?.. — Ну вот, не слушал! Засмотрелся на Джованну? — Наранча широко улыбнулся, будто прознав какую-то сокровенную тайну, которую Миста пытался спрятать как можно глубже в себе. Фуго и Бруно переглянулись, обменявшись почти насмешливыми взглядами. Миста возмущенно раздул ноздри, собираясь высказать Гирге все, что о нем думает, но мягкое, плавное движение чужой ладони оборвало все попытки изобразить грозного взрослого. Джованна прервал надвигающийся ураган от Гвидо, но заговорил не сразу, пытаясь справиться с легким трепетом. Он прикрыл глаза, как всегда непроницаемо-ледяные, и обхватил длинными пальцами челюсть. На белой коже проступили следы от усиленного нажатия. — Я думаю, это недоразумение, Наранча. — А по-моему, все вполне очевидно! — захохотал изобретатель, совершенно бестактно тыкая пальцем в сторону Гвидо. — Ты бы видел, как он пялится на тебя, когда ты отворачиваешься, ха! — Эй, Наранча! — Гвидо был в шаге от того, чтобы спрыгнуть в телегу и зажать чужой рот, пока тот не наговорил лишнего. Но вместо этого он широко развел руками и покачал головой. — Не пялюсь я! Иногда просто смотрю на лицо, так бывает. Оно же правда необычное. Нет, ну не только на лицо, конечно, — он дернул плечами, складывая руки в замок, и начал спешно перебирать пальцами. — В смысле, не то, чтобы я разглядывал его фигуру… Точнее, вообще не разглядываю… Лицо охотника осунулось, огрубело, будто от нервов он тотчас схуднул, и ястребиный взгляд мигом приковал язык Гирги к небу. Прекращая искать оправдания, от которых становилось только хуже, Миста повернулся к компании спиной, сгорбив плечи. Он вновь занял место кучера под веселое хихиканье Наранчи. И только Джованна удивленно вскидывал брови, не понимая этих косых умилительных взглядов, со всех сторон направленных на него одного. Они воспряли духом только тогда, когда деревья начали редеть, и впереди потянулись луга с небольшими и редкими кустами. Совсем скоро замаячила гладь чистого озера. Гвидо потянул за поводья лошади, и она, недовольно фыркнув, послушно остановилась. Фуго оторвал голову от книги, медленно выпрямляясь. — Мы приехали? Наконец-то. Они поочередно выскочили из повозки, разминая затекшие конечности. Джованна вышел вперед, заинтересованно глядя на открывшийся вид. Как ему поведал Наранча, озеро Гранде славилось не столько кристальной питьевой водой, сколько мистическим прошлым, и именно поэтому люди обходили стороной тропинки, ведущие к заросшим камышами берегам. Кажется, не только несчастный рыбак мог стать свидетелем чудесных, необъяснимых явлений, но за столь долгий век люди позабыли, с чего началась подобная мнительность к здешним местам. — Фуго, я могу начертить символы, но мне будет нужна твоя помощь. Как я понял, ты разбираешься в их выстраивании, да?.. Панни покачал головой, выставляя ладонь вперед: — Не торопись. Давай начнем с перечисления рун, а затем подумаем над всем остальным, — он взял с земли сухую палку и передал ее в руки эльфа, — говоришь, их больше ста?.. Значит, у нас много работы. — Наши руны сильнее человеческих, — Джорно сжал ветку, и на мгновение алхимику почудилось, что в ней затеплилась жизнь, и почки набухли, готовые вот-вот расцвести, — и одного знака хватает, чтобы запечатывать опасных тварей. Фуго вновь погладил пальцами острый подбородок. — Хорошо. Сколько рун могло участвовать в сдерживании дракона? Хотя бы приблизительно. Ты можешь нарисовать только важные, отбросив все, которые не могут даже теоретически подойти под интересующий нас смысл? Джованна задумчиво опустил взгляд на землю. Помедлив так, будто принимал окончательное для себя решение, он направил кончик палки в мягкий лесной песок, начиная вычерчивать на рыхлой поверхности четкий рисунок. — Да. Не думаю, что их будет больше десяти, — холодный, безэмоциональный голос эльфа смутил алхимика, но он решил не давить на Джованну ненужными расспросами. — Это заметно облегчит нам жизнь. Буччеллати наблюдал за отделившимися парнями издали, держа в руках сумки с продовольственными припасами. Наливные яблоки выглядывали из льняных сумок, но явно не вызывали у предводителя отряда желание впиться в сладкую нежную мякоть: он посмотрел на фрукты почти ненавистно, будто отобранные у заклятого врага. Когда остальные члены отряда подошли чуть ближе, Бруно вернул самообладание, решаясь взять на себя роль координатора: — Миста, Наранча. Я не знаю, сколько дней мы тут пробудем, — надеюсь, это не займет больше суток, — но нам нужно подумать о будущем заранее. Миста, ты взял свой топор, верно говорю? Наберите хворост и нарубите дров, на случай нашей внезапной ночевки. — Как скажешь, — Миста тоже посчитал такой расклад единственным верным — ему не было в новинку работать руками. Да и крепкий Гирга мог унести за раз много жердей и услужить отличным помощником. Когда указания были розданы, Буччеллати повернул голову к повозке — если пойдет дождь, было бы неплохо иметь навес, чтобы не промокнуть и не простыть. Но роль временного укрытия могли исполнить деревья, коих было в изобилии чуть дальше озера, так что Бруно оставил эту идею. Вместо этого он решил отцепить лошадь от телеги и дать животному заслуженный отдых на зеленом лугу. Фуго искоса проследил за предводителем, который привязывал их скакуна к одному из длинных пеньков поваленного дерева, но как только эльф выпрямился, вновь перевел все внимание на него. — Постараюсь кратко и понятно. Это — Аса, Котаэ и Атама, — кончиком палки он обвел три первых знака: похожие на змей, они свивались в странные символы. Первый имел форму двух скрещенных полудуг с точкой посередине, второй форму согнутой ленты с тремя хвостами с одного конца, третий был неполным кругом с осевой линией, пронзающей знак. — По-порядку. Первый — огненный символ, помогающий воинам решимостью. Второй означает большую силу, быстрые, неожиданные перемены. Возможно, можно истолковать, как удачу. Третий — руна порядка. Помогает сохранять и удерживать энергию. — Поразительно… — Фуго приподнял брови, указывая пальцем на землю. — Столько изгибов и линий. Человеческие руны угловатые. Их легко вырезать на деревьях. Ваши же… все имеют круглые формы, почему так? — Мы… выжигаем их с помощью магии. Наверное, в этом весь смысл. При их нанесении нам не мешают особенности поверхности. Алхимик понятливо кивнул, находя данную особенность занятной. Джорно продолжал разъяснять смысл рунических символов, а Фуго внимать и запоминать. Он записывал в походную книжечку все, что считал необходимым, используя странное металлическое перо с налитыми в сердцевину чернилами. Эту конструкцию подарил ему Наранча перед отъездом, но только сейчас у алхимика появилась возможность опробовать изобретение Гирги своими руками. «Неплохо, малец, совсем неплохо… Такая светлая голова, но такая пустая. Нужно будет заняться твоим обучением как следует» — приподняв уголки губ, Фуго еще раз перечитал свои записи, выведенные быстрым и не самым аккуратным почерком. Иру имела форму бесконечности, с пронзающей середину горизонтальной линией, и означала восстановление утраченного равновесия. Канся сулила спокойствие, изображалась треугольником с вписанным в него кругом. Дзиккон рисовалась тремя точками, несла смысл защиты. Мукансин напоминала звезду с четырьмя углами и обозначала самоконтроль. Ку имела форму квадрата, объяснялась одним словом — очищение. — Постараюсь составить из этого… что-то, — наконец, Фуго заговорил, топая носком по твердой земле, — если ваш принцип зачаровывания ничем не отличается от нашего, может, я добьюсь успеха. Ну-ка подскажи, как у вас это происходит? — Чтобы руны нас слушались, чтобы их энергия прошла через нас, мы говорим с ними напрямую. Я думаю, я смогу воззвать к ним так же, как взываю к природе, — ответил Джованна, щелкая пальцами. Тут же слабый магический поток искрами посыпался к следам на песке, подсвечивая знаки зеленоватым сиянием. — Отлично. Пока не стой над душой, я обязательно позову тебя, когда начну. Для начала попробую составить из них нужный порядок. И мне понадобится эльфийская речь, само собой. Вежливо поклонившись алхимику, Джованна послушно отошел от него на середину поляны, решаясь не отвлекать Фуго от чтения рун. Поднявшийся ветер всколыхнул пару светлых прядей. В невидимом потоке пронеслись, кружась, несколько зеленых листочков, и Джованна невольно прикрыл глаза, наслаждаясь секундным единением с природой. — Кажется, остановка займет намного больше времени, чем я рассчитывал, — отряхивая манжеты от песка, который поднялся с ветром, Бруно подошел к Джоване со спины, и друид нутром почувствовал изучающий взгляд синеватых радужек. — Иногда стоит задержаться на месте, чтобы четко понять, зачем идти, правда? — шепнул Джорно, глубоко вздохнув полной грудью. Они вместе устремили взор на чуть тронутую рябью хрустальную гладь озера, замолчав с умиротворенно-просветленными лицами. — Бруно-о, смотри, какое я бревно несу огромное! Сейчас костер быстро сделаем! — раздался за спиной громкий вопль. Вспугнутые птицы вспорхнули с веток высоких деревьев и заметались над озером, вызывая у застигнутых врасплох напарников испуг криками и писком. — Дурак, его еще разрубить нужно, оно же не загорится такое! Ты же кузнец, должен знать! — следом за Наранчей из леса вышел Миста, неся в крепких напряженных руках сразу четыре широких полена. Из срубов некоторых полен сочилась густая янтарная смола, разнося специфический, ни с чем не сравнимый запах по опушке. Бруно похвалил ребят, подзывая Джованну помочь с выкладкой костра. И эльф незамедлительно двинулся следом за предводителем, желая стать причастным к всеобщим приготовлениям в расстановке лагеря. Первым делом он схватил с земли бревно потолще, с заинтересованным лицом прокручивая в руках идеальный сруб. Такое подвластно только опытному леснику, привыкшему работать руками. На родине Джованны марались в грязи только темные эльфы, не имевшие ни имени, ни статуса. Их называли по профессиям, которые те передавали из поколения в поколения, и никак иначе. Низшие сородичи вызывали у наследного принца омерзение, но Гвидо, как ни странно, выработанная годами ненависть не касалась. — Эй, подожди, — Миста шутливо облокотился на чужое плечо, когда Джорно подошел к нему поближе, и указал на полено в бледных руках, — все хотел у тебя спросить, да повода не было. А вы это… Костры же разводите? Ты же у нас природу понимаешь, да? Не слышишь их крики, когда они горят? Джованна медленно перевел взгляд с руки охотника на смуглое веселое лицо. Он приложил ладонь ко рту и вкрадчивым шепотом произнес: — Каждый раз. Каждый раз я слышу мольбу помочь им. Душераздирающий крик, похожий на звон тысячи разбитых хрустальных ваз, пронизывает сердце, заставляя кожу покрыться мурашками. Я не сплю ночами, ощущая дрожь в теле от нескончаемой какофонии призывов о помощи. Миста сглотнул тяжелый комок, и рука его, словно мешок с картошкой, упала с острого плеча. Широко раскрытые глаза на потерявшем всякую краску лице боязливо косились на полено, но Джованна будто этого и ждал: без видимых усилий подхватил еще пару полен и бросил ошалевшему Гвидо через плечо: — Это шутка, Миста. Деревья не кричат. Природа не устроена так, как мы с тобой. Хлопнув пушистыми ресницами, Миста всплеснул руками, с грозным, обиженным тоном тыча указательным пальцем в спину Джорно: — Я беру свои слова обратно, у тебя ужасное чувство юмора! — Прошу прощения, сенсей, я обязательно подтяну свои навыки, — меланхолично протянул Джованна, усаживаясь на землю рядом с Бруно. Тот первым решил подать пример молодым членам отряда, аккуратно укладывая четыре коротких полена в форму колодца. — Сен… Ты сейчас меня оскорбил? — Может вы дадите поработать в тишине?! — издали рявкнул Фуго, заставляя всю четверку в момент стыдливо замолчать. День двинулся своим чередом. Алхимик надолго погрузился в тяжелые раздумья. Он сидел, сосредоточенно сдвинув брови, и взглядом просверливал дыру в земле. Время от времени Фуго проводил пальцами над рунами, и те на короткое мгновение вспыхивали зеленым свечением. Чуть поодаль от места работы Паннакотты разместились остальные члены отряда. Джорно и Миста сидели на повозке, которую охотник заботливо подогнал к еще неразожженному костру. Наранча не жалел коленок, упираясь ими о голую землю, и игрался с кусочком кремня. Из двух камешков он высекал искру за искрой, но каждая выходила очень слабой, недостаточной для того, чтобы хворост разгорелся. Но, скрипя зубами, Гирга не оставлял своих попыток, вновь и вновь пробуя запалить сухие веточки. Бруно разместился на теплых шкурах, с удовольствием наблюдая за усердием изобретателя. — Фуго пытается создать Составную руну, — пояснил Буччеллати, увидев заинтересованные взгляды парней, направленные в сторону алхимика, — Чтобы добиться максимального успеха, чтобы раскрыть весь потенциал знаков, их надо наложить в строгом порядке друг за другом. Это кропотливая работа. Он поочередно раскладывает пары рун и пытается их зачаровать с помощью мела. Выявляет среди них главенствующий, а затем ведомые, — сильные гибкие пальцы поправили короткие волосы, потревоженные ветром, и Бруно вдруг замолчал, вздыхая, — Можете не вникать в подробности моих объяснений. Фуго лучше меня в этом разбирается, если хотите, спросите его, как он закончит. Гирга повернул голову в сторону предводителя, неряшливо потирая кончик носа рукавом: — Но звучит интересно… — Пожалуй, это так. Если тебе будет интересно, я могу о многом рассказать, — Бруно немного помедлил, и, ловко расстегнув пуговицы на поясе, снял портупею. Шпага, спрятанная в ножнах, тут же звякнула, — например, про цветы, растущие в садах Беллоны. Бруно мастерски игрался с тоном беседы: его голос стал тише, и приятные, бархатистые нотки, подобно певчим птичкам, разлетелись по поляне, приковывая все внимание любознательного Гирги к себе. — Та сила, против которой мы выступаем, называется беллоной, в честь сестры Бога Марса, — Буччеллати прищурился, замечая, как вытянулся Джованна, с интересом навострив остроконечные уши, — и раз уж вы все тут новички, давайте я вам расскажу про самые истоки Академии. Не могу сказать, что наш орден молодой, ему пару сотен лет. Но для некоторых тут это не такой большой срок, верно? Именно в то время первые семена проросли в столице людского мира — Риме. Основная теория возникновения этих непонятных, магических ростков — война. Беспощадная, зловещая энергия, струящаяся над полями битвы, не прошла бесследно, посеяв в почву семена смертельной заразы. С тех самых пор беллона появляется то тут, то там вот уже несколько веков, разрастаясь из земли ядовитыми цветами. — А как выглядят эти цветы? — Фиолетовые цветы без стеблей растут из пышных зеленых листьев. Не волнуйся, ты сразу почувствуешь неладное: они светятся, словно керосиновые лампы в ночи. Наранча замычал что-то себе под нос, возвращаясь к попыткам развести костер. — Я бы хотел изучать что-то такое. Звучит необычно. Здорово же. — А у тебя вообще есть образование? — вдруг спросил Гвидо, поджимая одну ногу к груди и обхватывая ее руками. Гирга замялся, качая головой почти что стыдливо. Но в свое оправдание он не успел ничего сказать, Гвидо его перебил: — Ну, вообще, у меня тоже нет, так что тут нечего стесняться, — пожал плечами Миста, пожалев о поспешно заданном вопросе, — просто интересуюсь. Тебе повезло, что тебя приютил кузнец, это здорово. Сколько младенцев, кинутых на улице, погибает… Наранча замер, прекращая монотонное скобление кремня, и опустил взгляд на руки. — Ну, вообще-то я с ним всего около трех лет… Он не растил меня с рождения. Повисло неловкое молчание. Миста закусил губу, глядя на Джорно, словно тот мог сгладить все острые углы в беседе, которая явно свернула не туда. Но эльф так же растерянно пожал плечами, не умея поддерживать людей. — Твои родители погибли? — тоном, полным искреннего сочувствия, но достаточно твердо, осведомился Буччеллати, но на эти слова Наранча лишь почесал затылок и неловко отвернулся. — Мама умерла от болезни, а на счет отца ничего не знаю, что с ним сейчас и где живет… Моя мать была необычной женщиной, она, — изобретатель поджал губы, собираясь с силами для признания, — в общем… Полурослик. Ее терпели дома только из-за меня, а когда ее сразила болезнь, и она быстро зачахла из-за нее, ну… Отец подумал, что это что-то наследственное, и выгнал меня, — он замолчал, под конец рассказа пряча ото всех лицо, отвернувшись к густому лесу. Все уважительно замолчали, боясь проронить пустые, ненужные слова. Джованна глядел вперед себя, на медленно заходящее солнце. Косые закатные лучи окрашивали фарфоровые щеки золотым сиянием, а блеск глаз на холодном, безэмоциональном лице превращали в теплый и живой. Он явно о чем-то задумался, и Гвидо невольно задался вопросом: о чем? О своей семье? О том, что тут забыл? О безобразной тунике на прекрасном теле?.. — Так что, деревья правда ничего не чувствуют? — хрустнув шеей, спросил Гвидо, переводя взгляд в сторону от эльфа. Ему чертовски хотелось вернуть разговор в беззаботное русло. — Чувствуют. Только не так, как мы. Природа, Миста, бесконечна в своей жизни, — Джованна пару раз стукнул пальцем о плечо охотника, и, дождавшись, когда тот посмотрит вперед, указал на дрова, собранные по принципу колодца, — Вот что стало с деревьями после твоей срубки? Они все пошли на создание очага. Что станет с ними после этой ночи? — Они… сгорят? От них останется лишь пепел. — Верно, Миста, деревья превратятся в золу. В удобрение для почвы. Разлетевшись по поляне, она осядет и придаст растениям на этой земле свойства цветения и плодоношения. Она не умрет, продолжая жить в другом виде, в другом месте. Когда волк охотится на зайца — это необходимость, когда человек срубает дерево — это тоже естественное выживание. — И на нас все эти… духи природы не обижаются? А когда мы заселяем какие-то куски земли и все там подстраиваем под себя? — Миста заинтересованно подался вперед, и Джованна улыбнулся, подперев щеку ладонью. — Природа глубже и сложнее. Даже если человек находит земли, в которых не может жить, это не значит, что там все мертво. Природа не подстраивается под нас, это мы адаптируемся под ее условия. Ищем места для жизни, где сможем чувствовать себя комфортно. Мы пытаемся сосуществовать вместе, и главное это помнить. Когда мы вырубаем весь лес поблизости, не давая прорасти новому, мы делаем хуже только себе. Природа не умирает до конца, она находится в вечном преобразовании и движении. Гвидо в задумчивости замолчал, пытаясь не перебивать мерное стрекотание кузнечиков в траве. Однако, не имея в голове мудрых мыслей для ответа, он решил не позориться и перевести тему, но на то, что все-таки его волновало: — По дороге в Рим надо бы купить тебе нормальную одежду. Думаю, Бруно проставится, раз уж он у нас тут главный, — Миста схватил двумя пальцами голубую ткань и оттянул ее в сторону. Джованна повернулся к охотнику с оттенком легкого удивления на лице. Он кинул взгляд на чужую ладонь, крепко стиснувшую тунику, и вздохнул: — Если это никого не затруднит. Мне и правда стоило бы переодеться, — Джованна зябко приобнял собственные плечи, защищая оголенную кожу от поднявшегося вечернего ветра. Заметив, как дрожит Джованна, как посинели его губы и сгорбилась спина, Миста решил не ждать до первых соплей товарища и потянулся к собранным в узелок вещам. Именно там должна была лежать накидка из шкуры, которую он предусмотрительно взял с собой. Но он не успел справиться с узелком из льняной веревки: кремень сверкнул яркой искрой, и та упала на хворост и смолу. Появились первые тонкие струйки дыма, на которые тут же принялся дуть Наранча. Так что когда Миста уже занес было шкуру над острыми плечами Джованны, тот, не заметив жеста доброй воли, спрыгнул с повозки поближе к костру с простым желанием согреться. Гвидо чуть губу не прикусил от досады. Ему не хватило каких-то пары секунд, чтобы сделать красивый, галантный поступок, коих раньше он никогда и ни для кого не делал. — А? Миста, шкуру достал? Можешь передать мне, а то я немного замерз! — с улыбкой протянул ладонь Наранча, и в то же мгновение теплая накидка упала на его голову. Он возмущенно замычал сквозь плотный мех, но Миста сделал вид, что ничего не слышал, обиженно выпячивая губу. Охотник недолго просидел в сторонке и вскоре присоединился ко всем, занимая свое место возле медленно разгорающегося костра. — Думаю, пора перекусить, — наконец подал голос Бруно, переставая глядеть за спину: позади компании то и дело появлялось серебряное свечение, которое вызывали манипуляции Фуго со знаками, — я хотел дождаться Панни, но раз это заняло столько времени… — Подожди, Бруно, не доканчивай фразу! Кажется, он сейчас к нам присоединится! — Наранча пару раз возбужденно потыкал указательным пальцем в воздух, широко раскрывая глаза. На его плечах покоилась теплая меховая накидка, и судя по лицу, Миста давно был прощен. Алхимик устало волочил ноги к компании возле костра, и шумно, прерывисто дышал. Когда он подошел, его тень запрыгала рядом с беспокойным пламенем, похожая на летучих мышей, а изнуренное лицо озарилось теплым светом. — Джорно, кажется, все готово. Идем, мне нужна твоя помощь, — с придыханием, сипло отозвался он, поторапливая эльфа жестами рук. Джованна тут же вскочил на ноги, полный решимости помочь искоренителю завершить ритуал. Медлить было нельзя, раз руны были заряжены и готовы к чтению заклинателя. Но Миста, не сведущий в тонкостях работы со знаками, несогласно вздернул руку. — Может, сначала передохнуть и подкрепиться? Перед вашей магией. Видок-то у тебя не ахти, Фуго. — Нет, нельзя, — почти через силу выпалил алхимик, раздраженно сжимая кулаки, — я соединил руны и не знаю, сколько смогу сам удерживать эту энергию, — голос Панни непривычно дрожал от волнения и усердия, — Джорно, пошли! Эльф твердо кивнул, подхватывая потерявшего равновесие Фуго. Он обвил рукой талию Паннакотты, тихо извинившись за вторжение в личное пространство. Коленки алхимика дрожали, так что он с благодарностью оперся на плечо Джованны, и вместе они поплелись к месту зачарования. Гвидо и Наранча также приподнялись с земли с желанием чем-то помочь, но Буччеллати остановил их, предупреждая, что, скорее всего, те просто станут временной обузой и будут мешать. Когда двое заклинателей дошли до сверкающих в темноте рун, эльф моментально пропустил сквозь себя пульсирующую, зловеще вибрирующую энергию. Напряженный, тяжелый воздух с трудом попадал в легкие, застывая плотным комом где-то в горле. В голове гудело от усиливающегося давления, кости будто ломало и корежило, каждую клеточку мышц сводило в судороге, а все внутренности скручивало в нестерпимом спазме. Эльф занес руку над рунами, начертанными мелом на земле, и тут же через кончики пальцев в его тело хлынул поток невероятно сильной магии, словно сотни иголок одновременно решили разорвать его изнутри. Поток необъятной энергии медленно двинулся вверх, словно по речному течению, вздувая вены на посиневшей, мертвенно-бледной коже. — Джорно! — В-все хорошо… — зашипел друид, резким движением опуская вторую руку на землю. Пальцы коснулись мела, и Джорно начал говорить. Мелодичный эльфийский язык пробирал до мурашек, эхом многократно звуча сквозь мощные потоки. Бирюзовые радужки засияли, сливаясь с белоснежным белком, а руны, словно живые, изгибающимися светящимися линиями оторвались от земли. Фуго закрыл лицо от усиливающегося ураганного ветра: пара веток и мелких камешков ударились о рукава. Одна за другой светящиеся руны закружились вокруг Джованны, волнами разнося пульсацию, доходящую до других членов отряда. С каждой секундой темп вращения усиливался, пока они не слились в единый поток чистой энергии. Эльф медленно, преодолевая сопротивление всей магической силы, встал на трясущихся коленках с холодной земли. Дрожащей ладонью он указал в чистое небо, и тут же мерцающий блеск окутал каждый палец по отдельности, кольцами сжимая кожу. В вышине не виднелось ни облачка, и горизонт давно покрылся мириадами звезд, которые, как по команде, исчезли из вида в тот момент, когда Джованна завел руку над головой. Синее сияние последовало за кончиками пальцев, оставляя видимый шлейф. Костер дрожал от сильного ветра, грозясь потухнуть в любой момент, а сидящие возле него в ужасе глядели на то, как небо раскалывается надвое, как на небосводе появляются трещины и разрастаются в паутину. Миста вскочил на ноги, еле удержав равновесие в мощных потоках энергии, которые нещадно хлестали по лицу и ногам. Все лицо Джованны покраснело, а вены на висках вздулись от напряжения. Он еле дышал, и когда оглушительный гром раздался над большой спокойной поляной, свалился без сил, полностью опустошенный. Гладь озера зарябила, завертелась в бушующем водовороте, и вспышка ослепила всех.